Он целует запястья. И говорит, что не любит.
Девушка прятала свои воспоминания за семью замками. Просто закрывала их в комнате без окон, даже воды не оставляла. Она поворачивала по нескольку раз ключ в замочной скважине, чтобы воспоминания не смогли выбраться. Её воспоминания — звери. Кровожадные, с огромными когтистыми лапами, которыми они раздирали диваны и стены, с пеной у рта, что пузырилась безостановочно. Когда девушка оставалась в одиночестве, забывая проверить замки, они лизали ей шею, подбираясь острыми клыками все ближе с сонной артерии, чтобы в один момент сомкнуть челюсти и растрепать хрупкое тело хозяйки на клочки. Но она все еще запирала их на семь замков, не оставляла воды в надежде, что они умрут от истощения. Волшебница села на кровати, отбросив одеяло, которое казалось слишком тяжелым. Ее тело пробирала дрожь, но она и не думала шевелиться. Девушка вытянула руку к окну и поймала своей ладошкой тонкий лунный лучик, пробившийся через плотную ткань штор. Молочная кожа уже казалась просто белой, будто бы через секунду девушка осыплется и исчезнет. Она вздохнула, подняла голову наверх, прикрыв глаза, чтобы набежавшие слёзы не катились по щекам. Ей надоело постоянно утирать их и понимать, что это не в последний раз. Гермиона знала, что будет плакать до тех пор, пока бешеные воспоминания не умрут. Или не сожрут её. С каждой дождевой каплей, что стучала в запотевшее стекло, девушка моргала, выдыхая теплый воздух, который превращался в паровое облачко. В её комнате было до безумия холодно, но желания двигаться, чтобы спастись от обморожения, не появлялось. И она сидела, закрыв глаза, думая о том какой замок повесить на запретную дверь с воспоминаниями в следующий раз, наслаждаясь прохладой на своей коже. Гермиона могла сидеть на кровати, обняв свои колени, больше четырех часов. Гермиона сильно похудела. Было видно каждую косточку через тонкий слой кожи, когда девушка поворачивалась или просто шевелилась. Её лицо не изменилось, только чуть вытянулось из-за потери веса. Волосы потеряли былую пышность, стали жидкими и неприятными наощупь, поэтому Гермиона убирала их в низкий хвост. Белая оболочка глаза всегда была покрыта паутинкой воспаленных сосудов, лопавшихся при любом удобном случае. Грудь почти не вздымалась, когда Гермиона делала вдох. Девушка снова легла на кровать, поджимая колени к груди. Она давно чувствовала одиночество, оно топталось на пороге комнаты, но все еще не решалось войти. Гермиона почти свыклась с мыслью о том, что она была обречена быть одной как минимум на всю жизнь. Если бы Гермиона вышла из дома и снова встретилась с людьми из прошлого, это вытряхнуло бы её назад. Любой контакт с внешним миром мог выпустить все воспоминания, которые заново начали бы грызть её кости. Незаметно для себя, девушка провалилась в сон, моля Мерлина о том, чтобы истощение забрало у нее жизнь во сне. Она этого точно хотела. Она нахмурилась сквозь сон. На улице стояла плохая погода и ветер колыхал дерево, что росло около окна, в разные стороны, заставляя его сбрасывать листья и шуметь своими ветками. Просыпаться каждую ночь в страхе что это все — реальность, а потом осознавать, что это так и есть ― было самым страшным испытанием для девушки. Стрелки часов медленно катились к девяти утра. Солнце, после ночи, полной дождя, так и не выглянуло, оставшись за тучами. Температура в комнате упала еще на один градус, а кожа девушка стала еще белее. Дверь в комнату открылась около семи утра. Вошел молодой человек, держа в одной руке коричневую чашку, на которой был нарисован плюшевый мишка. Девушка не оборачивалась, ей было достаточно вдохнуть глубже, чтобы поймать знакомый аромат мужского одеколона. С апельсином и корицей, как в сказке. Гарри никогда не изменял цитрусовым, это было его отличительной чертой. Перебарывая ломоту в теле, Гермиона обернулась к гостю. Гарри Поттер не заслуживал быть в неведении её состояния, Гарри Поттер не заслуживал быть проигнорированным. Девушка захлопала ресницами, чтобы очнуться от своего сна и понять, что происходит. Губы молодого человека были сложены в стеснительную улыбку, будто он боялся облажаться. Гермиона Грейнджер сглотнула, услышав запах зеленого чая с мелиссой и лимоном. Любимый чай был самым настоящим подкупом. Гарри сделал шаг вперед, приблизившись к тумбочке около кровати, а девушка даже не сдвинулась с места. Гермиона продолжала смотреть, не моргая, на нарисованного медвежонка. Однокурсник поставил кружку на край тумбочки, достал из заднего кармана джинсов коробочку с шоколадной лягушкой и оставил её рядом с напитком, подмигнув подруге. Поттер удалился из комнаты девушки в тот момент, когда она опустила веки, не желая больше видеть что-либо вокруг себя. ― Спасибо, — тихо отозвалась она, когда сфокусировала свой взгляд на шоколаде. Её губы тронула мягкая улыбка. Спустя час Гермиона в первый раз за последние две недели сама решила подняться на ноги. Обычно, её кто-то об этом просил. Сходить на завтрак, прогуляться на заднем дворе или просто пройтись, чтобы не закостенело тело. Не то, чтобы это ее заботило, просто девушке захотелось подойти к окну. Грейнджер повернула хлипкую ручку на оконной раме и открыла одну створку. Чуть наклонившись вперед, она подставила свою руку, цвета школьного мела, под дождевые капли, что неустанно бились о стекло. Какое облегчение почувствовала девушка, когда холодная капелька воды коснулась кожи. Девушка закрыла глаза, больше вытягиваясь, прогибая спину, чтобы как можно сильнее намочить руку. ― Гермиона, закрой, пожалуйста, окно, ― спокойным голосом, словно был эхом, отозвался Гарри Поттер, который уже минут десять сидел на краю кровати, наблюдая за девушкой с длинными волосами. Она не вздрогнула, не пошевелилась. Осталась стоять у открытого окна, ловя кожей капли дождя. Ей просто это нравилось, но Гарри упорно не понимал подругу. Что было непонятного к невероятно сильной любви к дождю, который за целое лето шел так редко. — Я хочу, чтобы ты поговорила со мной. Поговорила о том, что произошло. Гермиона Грейнджер его не понимала. Она не понимала почему Гарри, без преувеличения, целые сутки проводил в её комнате, хотя должен был помогать восстанавливать замок. Девушка нередко ловила себя на мысли о том, что герой войны выглядел более отстраненным, чем она. У молодого человека был свой мир, полный разрухи и голодный зверей-воспоминаний, которые никак не поддавались дрессировке. Гермиона не хотела обременять Гарри своими проблемами. Гермиона не хотела быть чем-то важным этим летом. Молодой человек встал и направился к выходу. ― Завтра я помогу с библиотекой. — услышал тихий голос подруги прежде, чем закрылась дверь. Гермиона Грейнджер снова подошла к окну, рассматривая поляну перед домиком Хагрида, на которой постоянно ложился туман, будто тонкий ковер из овечьей шерсти. Тонкая полоска тумана, идущая по кромке леса, завораживала. Он стелился низко, прикрывая лишь корни деревьев и половину длины травинок на лугу. Полевые цветы закрыли свои бутоны, предаваясь сладкому сну, чтобы с первыми лучиками солнца снова распрямить свои лепестки. Гермиона выдохнула и, как только в хижине лесничего включился свет, девушка забралась в кровать и укрылась тонким одеялом, казавшимся слишком тяжелым.***
С самого утра девушка находилась в состоянии паники. Ей предстояло не только выйти из своей комнаты, но и заниматься некоторыми делами. За несколько недель она забыла, как держать в руке волшебную палочку. С ужасом в глазах Гермиона сидела на застеленной кровати, когда в ее комнату постучали. Девушка осторожно сползла с кровати и, немного пошатываясь при каждом шаге, направилась к двери. Она повернула ручку и выглянула в маленькую щелку. Маленький ушастый эльф, одетый в белую майку и кирпичные вельветовые штаны, мягко улыбнулся. — Вам подать обед в комнату снова? Нет, она больше не была намерена позволять всем думать о своей беспомощности. Гермиона Грейнджер планировала больше никогда не допускать к себе людей, отгородиться от всех, кого она когда-либо знала, но желание вернуться в прошлое было сильнее. Дверь была снова захлопнута. Девушка всхлипнула, зажмурившись, вытирая с щек соленые слёзы. За своими тихими рыданиями она даже не заметила, как на ее плечо легла мужская рука. Гермиона обернулась, чтобы встретиться с опустевшим, почти безжизненным, взглядом Гарри. — Он не вернется, да? Да, Гарри? Даже не попросит прощения? — шептала Гермиона, крутя в руках тонкий атласный поясок от своей блузки. Молодой человек встал к окну, оперся руками о широкий подоконник и тяжело вздохнул. Гермиона уперлась взглядом в спину друга, снова опускаясь на свою кровать. Гарри не был тем исключением из правил, кто выносил все тяготы жизни и оставался самим собой. Гарри Поттер был человеком каждый раз, когда оставался наедине сам с собой. Грейнджер видела и знала все, что не знал даже сам Гарри Поттер. Он продолжал заботиться о своей подруге несмотря на то, что по количеству переживаний Грейнджер явно ему уступала. Взглядом девушка пробежалась от его поясницы по позвоночнику к шее и замерла. Тонкий и заметный шрам виднелся от начала шеи вниз, предположительно, до правого плеча. После битвы она еще не видела повреждения на теле своего друга и могла только догадываться о ранах, которые не сводились. Ей нравилось то, как от него пахло. Запах алкоголя, а ей показалось, что это было вино, смешивался с запахом его туалетной воды с апельсином и корицей, а еще запах ее комнаты: тюльпаны и морозный холод. Девушка закусила губу, вдыхая глубже этот аромат. Гермиона была благодарна своему другу за то, что он молчал, не пытался заставить её быть кем-то другим. — Обед? — уточнил Гарри, повернув голову. Грейнджер покачала головой в знак отказа. — Тогда идем в библиотеку. Тело Гермионы почти не слушалось. Девушка с трудом передвигала ноги, следуя по длинным коридорам замка, поэтому мертвой хваткой держалась за локоть Гарри. Молодой человек постоянно предупреждал подругу о количестве ступенек или о непонятно откуда возникших порожках, желая сделать её недолгую вылазку из укрытия намного лучше. Гарри Поттер молился о том, чтобы Грейнджер хотя бы немного повеселилась, даже если на это уйдут все его и её силы. Двери библиотеки были напрочь снесены, а в тупике, который находился чуть дальше были сложены все сгоревшие книги. Девушка ахнула и отвернулась, закусывая свою нижнюю губу. Было больно думать о том, что многие сведения, ценные знания, хранящиеся в книгах, были утрачены навсегда. — Хочешь вернуться в комнату? — Нет, Гарри. Я смогу чем-нибудь помочь. Они вошли вместе в огромный пустой зал. По правой стене, где раньше были великолепные витражные окна, красовались лишь дыры в кирпичной кладке. Летний ветер гулял по всей библиотеке, играя с кончиками волос девушек, которые отозвались на просьбу о помощи со школьным хранилищем книг. Гермиона ссутулилась еще больше, чем обычно, проходя с Гарри еще дальше. Запретная секция, казалось, была единственной уцелевшей более, чем на восемьдесят процентов, но теперь была открыта: железное ограждение было кое-где погнуто и расплавлено заклинаниями во время боев в библиотеке. Гермиона Грейнджер достала из заднего кармана своих брюк волшебную палочку, крепко сжимая её в правой руке. Девушка не вербально использовала чары осушения, убирая мелкие разводы и лужицы с пола, который некоторое время назад успел кто-то помыть. — Я хочу заняться запретной секцией. — Я все же принесу тебе что-нибудь из еды, — Гарри проводил подругу до расплавленной ограды, убедившись, что девушка хорошо стоит на ногах. — Обычно, мы засиживаемся допоздна тут. Гермионе оставалось только согласиться с Гарри Поттером. Когда тот ушел, девушка в одну секунду поймала на себе три заинтересованных взгляда. Майкл Корнер, тот самый зануда, который прилепился будто жвачка к Отряду Дамблдора, заделывал оконные дыры, отшлифовывая камни, смотрел на новую помощницу с нескрываемой жалостью. И еще две женщины, присланные министерством в помощь, прекратили разговаривать, рассматривая еле живую девушку. Гермионе хотелось рассмеяться всем троим в лицо, а потом наорать, но сил заступаться за себя было недостаточно, поэтому девушка просто перешагнула скрюченные железные прутья, пробираясь к самому первому стеллажу в запретной секции. Указательным пальцем девушка вела по краям стеллажных полок, собирая на нежной коже слой пушистой пыли. Ступни неприятно ныли, хотелось посидеть где-нибудь или просто, не изгаляясь, осесть на пол, переводя дыхание, но Гермиона заставляла саму себя через боль делать шаги, чтобы облокотиться о подоконник у единственного уцелевшего окна в библиотеке. Справа зашуршали книги, надрывая свои переплеты. Девушка шикнула, не поворачивая на недовольные фолианты голову, продолжив идти вперед. Гарри принес маленький пирожок с капустой и термос со сладким чаем тогда, когда Грейнджер, сидя на том замечательном подоконнике, с помощью магии просматривала пятую полку стеллажа под буквой «R». Девушка левитировала к себе книги, записывала их названия в свиток, ставила на самих корочках пометки и отправляла на место. — Получается? — На меня наорала книга, поэтому я поставила ей некрасивый крест на первом форзаце. — Страшная женщина, — Гарри тихо засмеялся, наливая девушке в крышечку термоса немного чая. Грейнджер охотно приняла вкусный напиток и тут же сделала глоток. — Я работаю в подземельях сегодня. Когда планируешь закончить? — Мне осталось два стеллажа. — Я заберу тебя, как только закончу с потопом. Договорились? — Гарри Поттер сжал своими руками предплечья девушки, вглядываясь в её глаза. Грейнджер кивнула, снова делая глоток. Через пару часов библиотеку покинули женщины из министерства, попрощавшись только с Майклом, который в свою очередь проверял Гермиону каждые полчаса, просто заглядывая в Запретную секцию. Около десяти вечера когтевранец все же подошел к ограждению, чтобы попрощаться с сокурсницей, предупредив о том, что работа по восстановлению окон закончена. Грейнджер отозвалась с исключительной доброжелательностью, даже помахала рукой и сказала «до завтра». Свет в библиотеке оставался приглушенным. Запястья сильно болели, будто изнутри кто-то выламывал по кусочкам сухожилия и кости, путал вены и артерии между собой, создавая узлы. Девушка подняла свою палочку, чтобы вызвать своего патронуса и позвать на помощь друга, но деревянное оружие выскочило из её слабых пальцев, поскакав под третий стеллаж. Гермиона Грейнджер сделала попытку встать, но голеностоп не выдержал в тот момент, когда волшебница поставила правую ногу на мысок. Подвернув ногу, Гермиона упала на пол, успев подставить руки перед собой. Гермиона не смогла вспомнить, как добралась до своей комнаты. Последнее её воспоминание было о падении и поиске волшебной палочки, а следующее уже о мягкой кровати. Может, Гермиона смогла трансгрессировать. Девушка повернулась на бок, закрыла глаза и постаралась не дрожать. Считать до тысячи утомительно, но Гермиона любила такое занятие, считала его по-особенному интересным. Считать время до своей смерти было самым приятным занятием перед сном. Счет уже доходил до девяти сотен, как вдруг ее укрыли тем самым легким одеялом, что было отброшено на край кровати. Она уровняла свое дыхание и чуть приоткрыла глаза, пытаясь понять, что происходит. В комнате не могло быть никого, ведь на дверь и окна были наложены самые мощные защитные заклинания, ключи и пароли от которых были только у Гарри, мадам Помфри и Минервы МакГонагалл. Посчитав это навязчивыми мыслями и плодом своего воображения, девушка спокойно уснула. Гермиона резко встала с кровати, в один шаг, или даже прыжок, девушка оказалась около двери. Сильным рывком волшебница открыла дверь, оцарапав нижним углом кожу на своей лодыжке. Парень, что приближался к концу коридора, обернулся. Драко Малфой поднял брови, удивляясь увиденному зрелищу. Гермиона Грейнджер показалась ему напуганной девчонкой, которая увидела тролля с огромным молотком. Она стояла в дверном проеме, сильно ухватившись за косяк. Большая белая кофта, очевидно, ее отца или возлюбленного, не много не доходила до колен. Длинные волосы струились по плечам. Гермиона перемялась с ноги на ногу, рассматривая человека, который разбудил её в семь утра своими тяжелыми шагами. Гарри не успел сообщить девушке о том, что Драко Малфой вернулся в школу. — Я наложил новое заклинание на твою дверь. Иди спать. Гермиона Грейнджер закрыла глаза, которые наполнялись слезами. Драко напрягся. Он не очень любил, когда девушки плакали без особой на то причины. Хотя Грейнджер понять было не так тяжело, как остальных. О ней пеклась добрая половина Хогвартса, устроив из школы хоспис. Светловолосый юноша прищурился, пытаясь найти оговорку, чтобы не затрагивать эту тему и спокойно отправиться на поле для квиддича, где он помогал достраивать новые трибуны. Но слизеринец остался стоять на месте, наблюдая за девушкой, стоявшей в дверном проеме своей комнаты. Сказать, что ему нравиться помогать людям ― было бы, во-первых, глупо, а во-вторых, это было бы неправдой. Грейнджер вытерла покрасневший носик рукавом белой кофты и захлопнула дверь, решив, что разговор с Малфоем не должен был состояться. Драко Малфою было запрещено приближаться к Грейнджер. И такой запрет выдвинул сам Драко Малфой. Вчерашняя вылазка в библиотеку дала о себе знать, поэтому у Гермионы случился очередной упадок сил. Девушка лежала в своей кровати, заблокировав дверь, целый день. Домовики не смогли пронести даже чай, ведь при трансгрессии все подносы, которые они пытались пронести, оставались на месте исчезновения. Используя такое непростое заклинание, о котором она смогла прочитать, роясь в запретной секции, отнимало у девушки много сил, но оно того стоило. Через день Гарри вывел подругу на завтрак в большой зал, предложив ей занять самые крайние места, чтобы никто не смог прервать их молчаливую беседу. Тогда Грейнджер выпила целых два кубка тыквенного сока, а потом заела его двумя тонкими полосками песочного печенья. — Вкусно? — Нет, Гарри. Я ничего не чувствую. Яд Нагайны пожирал тело девушки с каждым днем все больше и больше. Разрушение Гермионы Грейнджер было не остановить. Она помнила, будто это произошло минуту назад. Она держалась за руку Рона, спускаясь по разрушенной лестнице. Все сходились на улицу: Темный лорд убил Гарри Поттера. Темно-зеленое тело с ромбовидным рисунком появилось из-под огромного камня. Четырехметровая змея жадно открывала свой рот, высовывая несомненно большой язык. Шипение и звук трения мясистого тело о камни было невозможно различить. Грейнджер боялась сглотнуть. В тот момент, когда зрачки змеиных глаз в секунду увеличились, Гермиона Грейнджер приняла смерть. Рональд практически толкнул её вперед, делая из своей подруги жертву, чтобы успеть убежать. Гермиона чувствовала, как тонкие зубы-иголки пронзают её тело, а потом как расползается тягучий яд, по солнечному сплетению, через легкие и к шее. Язык опухал от невероятного количества токсинов. Одним ударом Невилл снес змеиную голову, которая, с неприятных хлюпаньем, упала прямо перед лицом Грейнджер. Длинный язык все еще извивался, вылизывая покрасневшие щеки девушки. Тело огромной змеи с глухим стуком упало на землю рядом, где-то под ноги Невиллу, который был сбит с ног другими студентами. Гермиона смогла повернуть голову в последний раз, чтобы увидеть полнейший ужас в глазах Рональда, а потом его спину, потому что тот бросился бежать. В больнице святого Мунго пожали плечами, когда Гермиона обратилась за помощью. В Министерстве попросили набираться сил и терпения. Восстановление Хогвартса и спасение жизни героини войны стали самыми главными задачами в жизни магического сообщества. Аберфорд Дамблдор сказал, что, если бы на Гермиону хоть кто-то обратил внимание в первые секунды нападения, она смогла бы жить. Она смогла бы жить, если Рон Уизли подошел к ней и позаботился, если бы он не бежал, как последний трус, от смерти. Случай называли уникальным, ведь от такого количества введенного яда люди умирали сразу. Но у Гермионы всего лишь постепенно отказывал организм. Кожа белела, вес уменьшался, кости становились хрупкими, головные боли усиливались. С недавнего времени она перестала чувствовать вкус, да и зрение со вчерашнего дня значительно ухудшилось. Девушка сдалась, просто решила умирать своей смертью, отойти тогда, когда будет нужно. Бороться за обреченную жизнь стало глупостью. Вспоминая об этом, Гермиона выпускала своих зверей, которые только ускоряли действие яда, гоняя его по всему телу. А воспоминания, будто псы, которых всегда кормили человечиной, лизали её сердце, покусывая хорды, задевая своими носами легкие и позвоночник. Им не хватало пары минут до того, чтобы вцепиться огромными зубами, лакая кровь из всего тела. До холодного лба кто-то дотронулся теплой ладонью. Девушка вздрогнула, приоткрыла губы и улыбнулась, обнажая зубы. Грейнджер не смогла побороть в себе интерес, поэтому приподняла веки, натыкаясь на совершенно растерянное лицо. На её рот тут же опустилась ладонь, а дверь бесшумно захлопнулась. Правильной восьмеркой посетитель наложил запирающее заклинание. — Тихо-тихо, — прошептал Драко Малфой, убирая руку с лица девушки. Гермиона схватила молодого человека за запястье руки, в которой он держал волшебную палочку, а потом надавила её кончиком себе под скулу. — Убей меня, Малфой, — Драко перехватил руки девушки, а потом убрал палочку во внутренний карман своего пиджака. — Я больше так не могу. Драко Малфой не мог понять ее. Когда он первый раз застал ее, она была совершенно другая. Гермиона Грейнджер боролась за свое существование каждый день на протяжении всей своей жизни, но не сейчас. Малфой знал, что надежды не было никакой, но до сегодняшнего дня Грейнджер была жива и все еще могла внятно излагать свои мысли, как говорил Гарри. Но Гермиона Грейнджер определенно не шла на поправку. Гарри, помогая совладать с водой в подземельях сообщил о том, что смог уговорить Грейнджер выползти в библиотеку, считая это хорошим знаком. Вот только Малфой нашел Грейнджер в библиотеке без сознания на полу, а сейчас она просила его о смерти. В их первый откровенный разговор Гермиона Грейнджер просила Драко Малфоя о смерти. Повисла пауза. Долгая, мешающая. Молчание хотелось куда-то запрятать, как ненужный хлам в гараж, хотелось смести, как паутину в углу комнаты, просто раздавить, как назойливого комара. Девушка тяжело вздыхала, чтобы справиться со своим волнением, а потом расслабилась, откидываясь на вторую подушку. Гермиона молила Мерлина о том, чтобы Малфой ушел из её комнаты, потому что жалость и игра в заботу ей была не нужна. Потому что Малфой не умел задерживаться, потому что Малфой все равно бы ушел, как Рон, трусливо убежал, а Грейнджер осталась бы снова одна. — Я останусь, — шепот, который не был звуковой галлюцинацией, резанул слух девушки. Гермиона взглянула в серые глаза Драко, наполненные нежностью. Молодой человек опустился на кровать рядом с ней, не забыв скинуть туфли. Драко Малфой лег на спину в одну постель с грязнокровкой. Слизеринец приподнял голову сокурснице, чтобы положить под нее свою руку. Ладонь Гермионы очутилась на его груди. — Я обрету покой? — спросила Гермиона Грейнджер, прижимаясь всем телом к Драко Малфою. — Когда-нибудь я обрету покой, Драко? — Я не верю в успокоение, — Малфой повернул свое лицо к девушке, коснувшись своими губами ее холодного лба. — Я верю в страсть, в дело, в справедливость, в любовь. И я верю в тебя, Грейнджер. — Правда? Драко приподнялся на своей руке и смахнул надоедливую прядь каштановых волос с лица Гермионы. Пальцами он очертил острую скулу девушки, а затем взялся ими за ее подбородок, заставляя гриффиндорку поднять лицо навстречу к его. Драко хотел целовать Гермиону до тех пор, пока она не забудет обо всем, что ужасало ее в мире. И он сделал это. Прикусил ее нижнюю губу прежде, чем поцеловать девушку со всей нежность, которая у него была. Потому что Драко некому было ее отдавать. Потому что Драко хотел подарить ей то, что она заслуживает. Потому что Драко любил Гермиону всю его жизнь и не мог дать ей умереть в неведении. Девушка распахнула глаза. При каждом вздохе у Гермионы все внутри жгло, будто бы туда опустили тлеющие угли после барбекю. Как будто бы снова начался сон, но в одно мгновение, когда вот-вот она должна была увидеть то, что приводило ее в ужас, все испарилось. Гермиону Грейнджер пробирала судорога, а проклятый сон, где в её живот вонзаются зубы, а Рон просто убегает подальше от её тела, стерся из памяти, превратившись в какое-то далекое воспоминание. Девушка крепче обняла Драко за шею, подставляя свои губы для поцелуев со вкусом малины. — Ты ел малину сегодня? — голос Гермионы дрожал. — Великий Мерлин, Малфой! Ты ел малину сегодня? — Грейнджер взяла в свои ладони лицо Драко Малфоя, смотря ему в глаза. — И ты… ты пахнешь… — девушка прикрыла на секунду глаза и вдохнула его аромат. — Парфюмом. Своим дорогим парфюмом, Малфой! — Гермиона потянулась к его губам, но молодой человек отстранился. — Как ты сделал это, Малфой? — Я верю в любовь, Гермиона.Он целует меня в губы. А я его люблю.