Нелли, беги! Прячься, моё солнышко! И никогда не возвращайся с Хогвартс!
Эту фразу Альбуса Дамблдора она запомнила на всю свою долгую жизнь. Он рискнул собственным статусом ради её спасения, чтобы укрыть своё дитя как можно дальше от министерства. Чтобы подарить ей свободу. Порой Нелли хотелось снова оказаться маленькой девочкой, зайти на территорию своего дома свободным, любимым человеком. Однако, сладостные мечты каждый раз разбивались о суровый бетон реальности. Она больше никогда не сможет вернуться к нормальной жизни.И что ты сделаешь? Что ты сделаешь, Нелли?! Ты просто жалкая пекарша, обычная вещь!
В голове мелькали воспоминания. Вот она — девушка, попавшая в жестокий мир маглов, которая встретила несчастного цирюльника-каторжника, что самоутверждался за её счёт. А она, дура, была влюблена по уши, позволяя творить со своим телом самый ужасные вещи, которые никто не осмелился бы описать даже в BDSM-камасутре. Самым ярким воспоминанием её последнего нахождения на свободе было убийство этого магла, по имени Суини Тодд. Она помнила, как наслаждалась вкусом его крови, особенно, когда она стекала с её пухлых губ и достигала пышной, обнажённой груди, ласкала розовые сосочки. Самое яркое воспоминание, о котором она никогда не пожалеет.Спустя несколько лет.
Ночь обещала быть, как всегда, туманной и на удивление спокойной. Шум морских волн уже давно стал привычным для всех обитателей самой известной тюрьмы в мире. Такими же привычным, как нескончаемый вой и беспричинный смех Беллатрисы Лестрейндж. Изо дня в день она гремела своими железными оковами о каменные стелы и полы, раздражая всех вокруг. Успокоить её могла лишь Нелли. Прорицательница приходила к ней по ночам, укладывала её спать и обнимала всю ночь. Сердце разрывалось от тоски и жалости: что может сотворить жестокость и бесчеловечность с человеком? Тишь и благодать нарушил оглушительный гром, из-за которого пошатнулись стены. Ужасный грохот, смог и пыль поднялись столбом на невероятную высоту. Мадам Лестрейндж вдруг раскрыла глаза. Она не понимала, что конкретно чувствовала: это был, и страх, и неожиданность, и надежда. Пленница медленно, опасаясь, словно животное, поднялась в тюремной койки и, принюхиваясь, пошла на встречу к столбу пыли и свежему, морскому воздуху. Уголки губ начали болезненно подниматься вверх, а из груди вырываться безумный, восторженный смех ведьмы. — Белла, что произошло??? — Элеонора подорвалась вслед за своей любимой и единственной, придержавшись за, исполосанный плетью, живот. Из-за того, что их чувства друг к другу были сильнее любых правил приличия и морали их ежедневно избивали, стараясь научить "правильной" ориентации. Это случилось несколько лет назад после того, как их застукали за процессом любви, — Что там такое...? Молчание ведьмы лишь сильнее пугало Ловетт и вводило в состояние искушения. Замерев на месте, она могла лишь наблюдать за тем, как Беллатриса держится за край снесённой, к чертям собачьим, стены. Из самой высокой камеры было видно, как множество других узников со всего Азкабана, подобно напуганным кроликам, высовывались из своих "нор" забыв, что такое свобода. Лестрейндж смотрела за тем, как сотни пожирателей смерти громят величественное здание, которое смогло противостоять годам, но не смогло удержаться от внезапного нападения шайки сторонников Тёмного Лорда. Внутри плясал неописуемый восторг, который вырывался из груди через громкий, злобный и свободный смех. Тёплый морской ветер небрежно трепал копну чёрных волос, смахивая их с лица, которое уже давно приобрело острые черты. — Это - наш шанс, Нелли! — Громко, восторженно закричала Лестрейндж, размахивая в стороны руками. Приглядевшись получше, ошеломленная прорицательница увидела, как в руках её любимой оказалась волшебная палочка, — Дай мне руку! Времени на размышления не было. Ловетт крепко сжала её ладонь, сделав несколько шагов вперед. Подойдя совсем к краю, девушка ненароком взглянула вниз, после чего пошатнулась и, если бы не резкий рывок Беллатрисы в свою сторону, она бы уже давно оказалась в объятиях морской, неподвластной стихии. Критичность ситуации накаляла, а опасность мирового масштаба становилась всё более неконтролируемой. Пленники предпринимали всякие попытки на побег, пользуясь случаем. Из-за этого было принято решение об использовании разрушительных и запретных заклинаний. Иного выхода никто просто не видел. Из-за такого решения стены Азкабана пошатнулись с новой силой. Некоторые каменные стены дали трещины. Обломки булыжников безжалостно давили на смерть беглецов, ломали кости и стирали тела, как-будто огромные тёрки. Белла почти угодила под один из них, когда решила трансгрессировать, но после, открыв свои безумные, горящие глаза обнаружила, что её даже не задело. Ступив ногами на твердую землю неизвестного острова, на которых пленниц "телепартировало", Белла потянулась, стряхнула с себя остатки цепей и сделала глубокий вдох, наполняя кислородом легкие. — Я до сих пор ловка в магических искусствах! Кто бы сомневался, да, Нелл? — гордо вскричала девушка, поправив руками копну волос и закинув её назад. Не услышав ответа, она чуть прислушалась, — Нелл? Нелл! Сделав оборот на 180 градусов, всего один несчастный оборот, мадам Лестрейндж увидела, как самый дорогой для неё человек лежит придавленный к земле огромным, каменным обломком. Из-под него была видна только верхняя половину тела. Нелли едва ли могла дышать. Ей казалось, что она совсем ничего не чувствует. Хотя... Наверное, так и было. Ведьма рухнула на колени перед телом, начала пытаться сдвинуть обломок, но тихий, судорожный голос ласково произнёс: — Не надо. Ты ускоришь мою смерть. — Нет... Он же... Тебя... — на тёмных глазах начали наворачиваться слёзы. Они превращались в крупные, горячие капли и стекали по острым, фарфоровым скулам, оставляя за собой солёные дорожки. — Именно так... Я расплющена, Белла... — глаза прорицательницы словно отражали на себе все чувства и эмоции своей любимой, — У меня есть несколько минут, позволь кое в чём сознаться... — В чём...? — ведьма изо всех сил старалась убрать мешающую прозрачную жидкость с глаз, которая предательски не позволяла нормально видеть лицо своей возлюбленной, — Что ты этим хочешь сказать? — Белла, я магл, который смог научиться творить волшебство, — совсем тихо, еле шевеля языком, призналась Ловетт, отводя взгляд в сторону, — Я боялась признаться раньше... — Но это невозможно... — Беллатриса замотала головой в разные стороны, слегка хмурясь, — Маглы на то и маглы, они не способны творить волшебство. Наверное, ты хотела сказать "маглорождённая"? — Нет, Белла, я именно магл. Я была экспериментом Альбуса Дамблдора, — слегка заметно губы растянулись в, то ли горькой, то ли счастливой улыбке, — И... он прошёл удачно. Кажется, моё время истекло... — Нет! Ничего не истекло! Я... Я сейчас... придумаю что-нибудь... Вот увидишь, мы еще будем вместе купаться в море... — мадам Лестрейндж пыталась удержать волшебную палочку в трясущихся руках, но она, то и дело, вываливалась на землю, пачкалась в ней и её слезах, которые гроздьями капали вниз, — Ты ведь мечтала увидеть море... Не буйствующие воды, а мирное море... — Тише, Белла... Тише... — девушка слабо сжала тонкие пальчики своей любви и нежно взглянула в её, сказочной красоты, глаза, — Какое прекрасное место... чтобы посмотреть на тебя в последний раз... Моя любовь... Прошло всего несколько секунд, прежде чем её большое, поистине доброе сердце остановилось навсегда. Настежь распахнутые глаза смотрели точно на мадам Лестрейндж. Та ничего не могла даже сказать. В горле мешался горький комок. Он щекотал горло, не позволял глубоко дышать. Горячие слёзы капали на медленно остывающую фарфоровую кожу. Тёмноволосая бережно убирала их с милого лица желая, чтобы оно оставалось идеальным. Она всегда будет любить её, даже после признания Нелли о том, что она — магл. Ловетт многому научила свою подругу, привила ей привычку думать иначе, по-магловскому, пользоваться необычными штуками, которые изобрели они. Это останется в памяти ведьмы навсегда, а сейчас, в шуме бушующего моря, свиста могучего ветра раздался поистине душераздирающий, жалобный крик Беллатрисы Лестрейндж, которая задрала голову назад, подняв бледное лицо к небу, прощаясь с самым дорогим сокровищем, что когда-либо было в её руках.