бежать.
у хенджина перед глазами все расплывается яркими алыми красками, из-за чего он жмурится, почти влетая в стену перед собой. надо бежать. и быстрее. а ещё как можно дальше. пальцы больно бьются о металлические крепежи спавших отцепившихся подтяжек, но об этом думать тоже как-то времени нет. он влетает в комнату, тут же захлопывая дверь. лихорадочно оглядывает все помещение, думая что бы к ней прислонить, чтобы наверняка, и взглядом цепляется за стоящий у стены невысокий комод, который хозяйка запретила двигать при любых условиях. но у хенджина выбора нет. ни выбора, ни времени, так что принимается передвигать его к двери, создавая небольшую баррикаду. ненадолго, но помочь должно. сидящий на кровати юноша лишь удивленно смотрит на него, словно пытаясь прочесть его мысли. получается явно плохо. видно по тому, как он поджимает губы, принимаясь нервно теребить рукав рубашки. — джинни? хенджин оборачивается как-то очень резко, из-за чего пятна в глазах играют. он часто моргает и подходит ближе, садясь напротив на колени, взяв чужие руки в свои и едва ощутимо обводя костяшки пальцами. и натянуто улыбается, когда смотрит в глаза, словно старается заранее смягчить то, что придётся сказать. — нам надо уходить. — что? зачем? — юноша напротив хмурится, пытаясь высвободить руки из пальцев, но хенджин не дает – держит крепче. — они нас нашли. одна фраза, состоящая из каких-то трёх слов, что бьет так, что дышать сложно становится. — как?. . мы же– — я знаю. понятия не имею, как, но они нашли нас, минни. так что нам правда надо уходить, — хенджин едва сдерживает слезы, переплетая их пальцы. он уже хочет встать, как все тело буквально парализует – на первом этаже дома слышны крики и топот. — хенджин– — ш, тихо, — хван легко толкает, заставляя упасть на подушку головой, и накрывает плотным одеялом, прося придвинуться к стене с мягкой улыбкой. гладит по волосам, все ещё сидя перед кроватью на коленях и смотря в его глаза так, словно пытается запомнить каждый всполох шоколадного цвета. — я люблю тебя, помнишь? — джинни, что ты делаешь? — шшш, молчи, — игнорирует удары в дверь и звуки, что становятся громче. только легко перебирает прядки волос, натягивая одеяло так, чтобы закрыть сынмина целиком. просто знает, что там матрас от времени легко прогнулся и младшего будет не так заметно. поднимается, все ещё стоя к двери спиной. глубокий вдох, хенджин легко жмурится, когда дверь с оглушительным грохотом вылетает, а комод разлетается в щепки. — нашёлся, засранец. где твой дружок? он не поворачивается, только прижимает палец к губам, смотря на сынмина и прося молчать. киму приходится зажать рот ладонью, чтобы не дать крику вырваться из горла. хенджин одними губами произносит ‘умница’, выдыхая. — ладно, потом найдём. грохните его уже, он меня выбесил за то время, что мы за ним гоняемся. хенджин думает, что они с сынмином родились не в то время. особенно, когда в спину влетает с десяток пуль, вырывая болезненный стон из горла. все тело горит так, словно его огнём объяли. он пытается дышать, но получается лишь делать рваные вдохи, уперевшись в кровать руками и осев на пол, больно проезжаясь коленями по ворсистому ковру. морщится, чувствуя, как кровью пропитывается белая рубашка. черт, хозяйка наверняка ругаться будет из-за ковра, да? откашливает кровь, сжимая пальцами простынь, легко улыбаясь. ‘все будет хорошо. дай ей волю, ладно?’ сынмин может только часто шептать чужое имя, сжимая пальцами одеяло, ощущая как слезы в уголках собираются. ‘я люблю тебя’ у него глаза закатываются. последнее, что он слышит перед тем, как потерять сознание – чужой отчаянный крик, в котором тонет собственное имя.***
хенджин подрывается на кровати, тяжело дыша и судорожно хватая воздух. находит руку сынмина на кровати и легко успокаивается, выдыхая и жмурясь до пятен перед глазами. поднимается с кровати, морщаясь, чувствуя холодное дерево под ногами, а ещё как все болит и ломит тело. приходится хвататься и держаться за все подряд, потому что ноги подгибаются, словно он ходить разучился вовсе. подходит к зеркалу, дрожащими руками, стягивая рубашку. дает ей соскользнуть с плеч, оголяя спину, и рвано выдыхает. это не сон. шрамы на спине об этом напоминают. теперь ясно откуда такая боль во всем теле. это не сон, но он все же жив. не знает каким образом, благодаря кому, но жив. — джинни, ты проснулся ! — сынмин подрывается на кровати и подбегает, обнимая так крепко, как только может. тычется носом в плечо, обжигая тёплыми руками кожу. — сынмин. . . — ты проспал целую неделю. я думал, что ты уже не очнёшься. — прости, малыш. я жив, — тихо смеется, зарываясь в волосы и пропуская сквозь пальцы. значит, правда не приснилось. целует в лоб, прикрывая глаза и гладя по волосам, легко улыбаясь. — только не плачь, ну пожалуйста. — дурак, ты же знаешь, что я и тебя мог зацепить. — знаю. но я тебе доверю собственную жизнь, так что я даже не переживал, — хенджин улыбается, обхватывая чужое лицо руками и разглядывая, цепляясь за каждую черту. так, словно видит впервые, но жадно и с такой любовью, что сынмину даже легкие сдавливает чем-то, не давая дышать. — эй, сынмин. ким поднимает на него глаза, смотря немного взволновано. даже руки убирает, пряча приятное тепло. хенджин лишь хихикает, убирая прядь за ухо. — болит что-то? спина? не зажило ещё до конца? — можно тебя поцеловать? — сынмин закатывает глаза с громким ‘господи’, легко бьет в плечо, но кивает, приподнимаясь на носочках. правда, хенджин даже губ коснуться не успевает – его обрывает кашель откуда-то со стороны двери. — о, очнулся, — юноша стоит, держа в руках небольшой тазик, из которого виднеются бинты. но хенджина удивляет не это, а пара небольших и наверняка мягких на ощупь кошачьих ушей на голове. — не пялься. — п-простите, — отводит взгляд, закусывая губу и легко смущаясь. — минхо-хен, привет. — угу. веди свою принцессу сюда. феликс сказал, что ещё одна перевязка не помешает. хенджин аккуратно садится на кровать, поправляя стянутую с плеч рубашку, сильнее оголяя спину. — повезло вам, конечно. и то, что уджин засёк такой всплеск силы, и то, что у нас есть медик, — минхо аккуратно проводит тряпкой по затянувшимся ранам (хенджин пытается понять, как они успели зажить так быстро), стараясь делать это как можно мягче. — а, и кстати, миссис ли все ещё не вернулась, так что за главного у нас чан. — прошу, минхо, я не главный, а просто ее гарантия, что петля будет перезапущена, — хван вздрагивает, когда слышит голос, но не видит самого обладателя даже в зеркале. — я здесь. у этого чана приятный голос с небольшим непривычным хенджину акцентом. наверное, из-за него слышна легкая шепелявость, но это наоборот почему-то действует успокаивающе. он садится перед ним на корточки, улыбаясь и складывая руки на коленях. в золотых волосах путается солнце, что кажется хенджину очень красивым. — привет, я чан. если ты немного разбираешься, то я умею перезапускать время. конечно, это не работает как у имбрин, ведь я петли не создаю, но зато могу откручивать ее обратно. а ты? — хван хенджин. . . — бормочет, легко краснея, стоит минхо перетянуть бинты на груди. сам не знает чего смущается, но чего-то определенно. — да, сынмин уже сказал. а твоя странность? — а– — я хочу услышать это от тебя. то, как ты ее воспринимаешь. — я не до конца уверен, если честно. она не работает однозначно. я не могу описать ее как-то кратко. но это связано с глазами, — хенджин опускает взгляд, чувствуя тихое мурлычущее ‘м?’ на ухо. минхо легко тычет между рёбер, усмехаясь. — котёнок, а у меня кошачьи уши и вертикальный зрачок и что? тут все свои, так что не переживай и просто рассказывай. сынмин, сбегаешь пока за феликсом? твою принцессу не обидим, можешь не бояться. хенджину становится сразу ужасно пусто и почему-то страшно. не потому что он боится этих двоих, вовсе нет. ему встречались и люди куда страшнее, он всегда имел дело с теми, кто пугал до дрожи в коленях. просто он словно опять остался один, как когда-то. словно его снова посадили в клетку, чтобы на него все смотрели, отдавая за это деньги. словно хенджин опять среди этих железных прутьев, из которых выбраться сам не может. — расскажешь что случилось? — м? — я просто тот случай неделю назад. сынмин сказал, что вы скрывались довольно долго в том доме. что пошло не так? — хенджин вздрагивает, смотря на руки чана, которые лежат у него на коленях. это он виноват. только он. в том, что их нашли. в том, что случилось. он знает, как сынмин ненавидит использовать свою силу, потому что она его пугает, потому что он боится, что не сдержится, и все кончится как тогда. как тогда, когда они с хенджином только познакомились на той отвратительной ярмарке. когда хенджин хотел только умереть, а сынмин не мог спокойно терпеть этот стеклянный взгляд глаз цвета горячего шоколада. — это я его заставил. моя вина в том, что он ее использовал. он. . . он боится ее, своей странности, потому что один раз почти снес город из-за меня. сынмин всегда пытается держать ее под контролем, но. . . я, видимо, плохо на него влияю. юноша прячет лицо в ладонях, вздрагивая и кусая до боли губы. кто-то легко гладит по голове, шепча, что он вовсе не виноват. ничего подобного. вина только на нем. каждый раз сынмин доходит до такого состояния только рядом с ним. — как они вас нашли? — я. . . я танцую иногда. . . ну, танцевал на площади, потому что любые деньги нужны, верно? и я по глупости случайно задержался взглядом на человеке. . . обычно моя странность проявляет себя только когда мне это надо. но только та часть, которая позволяет ‘замораживать’ человека. ну, я могу заставить человека замереть минут на 20. ещё есть одно, но проникновение в воспоминания я чаще всего не могу контролировать. и, наверное, так они поняли это. ну, что я странный. а нас давно ищут, особенно меня. я вам даже не назову количество городов, в которых мы были, в попытках убежать. — а загадочные ‘они’ – это кто? — минхо, — в голосе чана слышен упрёк, на что тот лишь фыркает где-то над ухом хенджина, заставляя легко поёжится. щекотно. — а что минхо? неужели тебе не интересно? мне вот очень. — ты можешь не рассказывать, если не хочешь, ладно, хенджин? мы просто хотим выяснить, что случилось, чтобы точнее построить картинку, не более. и помочь, если это возможно, — хван даже руки от лица убирает, смотря на чужую улыбку. как-то разучился он доверять красивым словам о помощи и спасении. в том времени, откуда они с сынмином, никому нельзя было верить. и хенджин не уверен, что в этом что-то изменилось. — ‘они’ – те, кто владеют ярмаркой. хотя, учитывая, что время в этой петле другое, лучше сказать ‘владели’, наверное. те, от кого я сбежал. они ловили странных детей и сажали нас в клетки, чтобы показывать публике. как цирк, только там ты не выходишь за пределы отведённого тебе пространства, — пожимает плечами, принимаясь грызть ногти от волнения. от одного упоминания перед глазами такие воспоминания, от которых тошнота подступает к горлу. — прости, но не сказал бы, что ты подходишь по критерию. у тебя же не видно странность, — минхо разворачивает его лицо к себе, и хенджин чувствует, как чужие коготки впиваются в кожу. ну правда кот. — я же сказал, это сложно объяснить. ее проще показать. . . если вы не против, что я заберусь к вам в голову, на пару дней назад. я честно не буду морозить ! — хенджин вскидывает руки, часто кивая и сглатывая. ему, правда, немного боязно от того, что он может увидеть, но все же. минхо недовольно морщит нос, но все же соглашается, цыкая. — если ты это не запишешь, бан, я тебе все лицо рацарапаю. — да-да, — чан смеется, чуть наклонив голову вбок, чтобы лучше видеть, и достает часы из небольшого кармашка на пиджаке. хенджин делает глубокий вдох, прикрывая глаза на пару секунд, а после смотрит прямым взглядом на минхо, погружаясь в чужую память, ненадолго теряясь в ней. он сам никогда не видел, но со слов сынмина знает, что у него сейчас зрачок сливается с радужкой, а после и вовсе глаза приобретают сплошь черный цвет, в котором иногда можно увидеть белые блики – это чужие воспоминания мелькают перед глазами фотопленкой. он сглатывает, выныривая из памяти, и заламывает пальцы, понимая, что единственное, что он чувствует – это вина. особенно перед сынмином. ким просидел у его кровати все время, отходя лишь пару раз. он не спал, не ел толком, не отдыхал, находясь рядом, чтобы не пропустить момент, когда хенджин проснётся. а хван заставил ждать так долго. — это. . . выглядит круто, — бормочет минхо, из-за чего хенджин даже дергается, поднимая голову. тот легко дергает ушами, держась за руку чана, у которого в пальцах зажаты небольшие часы. — необычно. хенджин легко краснеет, опуская глаза и давая улыбке тронуть губы. — джинни, феликс попросил тебя выпить это ! он сейчас подойдёт, — сынмин заходит, тихо смеясь, и хенджин ощущает, как внутри теплеет. тот протягивает ему стакан с пугающего красного цвета жидкостью, из-за чего юноша даже боится это пить. крутит стакан в пальцах, сглатывая и недоверчиво чуть отдаляя, чтобы не чувствовать странного запаха. — там просто кровь, не переживай. и да, если тебя напугало слово ‘кровь’ подумай ещё раз и выпей, потому что именно благодаря ей ты ещё жив. мне показалось, ты у меня все два литра заберёшь в первый день,— хенджин думает, что как-то слишком много новых голосов для такого коротко отрезка времени. но делает глоток, морщаясь при этом, потому что этот металлический привкус все ещё есть. у, видимо, феликса голос низкий и пробирающий настолько, что даже поежиться хочется. — всё до дна, — он ставит рядом с хенджином поднос с разными баночками, не сводя глаз до тех пор, пока стакан не оказывается пустым до конца. — отлично. хвану бы понять чего такого ценного в его жизни, что о ней заботятся столько людей. понять бы чего ради это все. ведь, возможно, погибни он там, сынмина бы перестали искать. главную занозу ведь устранили, значит, можно и прекратить. — я феликс. и чтобы тебе было спокойнее, на весь стакан всего три капли моей крови. и это был последний раз, когда ты это пьёшь. ну. на ближайшее время, надеюсь. ибо два моих литра и так впустую тратит чонин, — феликс устраивается на кровати за его спиной, кидая взгляд на минхо с чаном, намекая кивком головы, что им надо выйти. — ну котёнок. — не ‘ну котёнок’, минхо-хен, а на выход, потому что ему нужен покой, а не столпотворение в комнате. он, конечно, очнулся, но он все ещё не вылечен до конца, — феликс цепляет бинты пальцами, вздыхая. хенджин чувствует что-то холодное на коже и вздрагивает, чуть выгибаясь в спине, и тихо стонет из-за легкой боли – все ещё ноет. — это просто заживляющая мазь, не переживай. моя кровь, конечно, лечит, но она не убирает боль. а это – да. так что сейчас закончу и ты снова ляжешь спать, понял? — угу, — хенджин неохотно, но кивает. кидает взгляд на сынмина, вновь чувствуя, как его съедает вина. он не хочет, чтобы младший вновь проводил часы рядом с постелью, ожидая, когда же наконец он очнётся. просто и так столько времени потратил на волнение о бесполезном человеке. — эй, минни, я даже не спросил, но. . . как ты? сынмин улыбается, садясь рядом и переплетая чужие пальцы со своими, целуя в щеку с быстрым ‘все в порядке’. играется, вновь сравнивая размеры их ладоней (и дуется так очаровательно, когда в тысячный раз понимает, что его ладошка меньше), чтобы отвлечь хенджина от лишней боли. ким улыбается все так же солнечно, падая головой на плечо и оставляя поцелуй на нем, который для хенджина отзывается легким холодком по коже. — я честно в порядке. давай, когда ты выспишься, я свожу тебя на улицу и покажу тебе место, которое мне понравилось здесь? оно напоминает мне испанию. помнишь, когда мы были в барселоне? хенджин кивает, поджимая губы, и думает, что помнит все, что связано с ним. и будет помнить. вплоть до последнего своего вздоха. — там красиво. тебе должно понравится, та– — сынмин, — хван осторожно прерывает, улыбаясь и стараясь не морщиться, когда феликс утягивает бинты, ставя стеклянные баночки обратно на поднос. — не сиди со мной, хорошо? наслаждайся, ты наконец-то можешь спокойно дышать. так что, лучше погуляй на улице. пожалуйста. ким недовольно поджимает губы, взглядом сверлит, который хенджин с лёгкостью терпит, но все же бормочет тихое ‘хорошо’, в котором так и скользят нотки обиды. хенджину кажется, что так лучше. возможно, если бы его не спасли, было бы лучше гораздо. сынмин наконец перестал бы быть привязан к человеку, тем более такому проблемному. ему бы не пришлось перебраться сначала на другую сторону континента, прокататься по стольким странам и городкам в попытке убежать. не заставил бы себя использовать странность. ему было бы легче. — сынмин, выйди, пожалуйста, — феликс встает, ероша волосы и потягиваясь. — отнесёшь? мне надо кое-что ещё сделать и это немного неприятно на вид, так что. . . сынмин кивает, забирая поднос и выходя, кидая взгляд на хенджина. тот лишь улыбается как можно искренне. насколько позволяет актерская игра. потому что улыбка тут же пропадает, стоит двери закрыться. — неплохой из тебя актёр, хван хенджин, знаешь. но если ты думаешь, что ему было бы легче, советую передумать. не было бы, — феликс надевает небольшое кольцо на палец и двигает среднюю пластину, из-за чего на кольце появляется острый наконечник, которым он оставляет небольшой укол на пальце. — сейчас молчи и не говори ничего. садится напротив, вырисовывая какие-то узоры кровью у него на ключицах, из-за чего хенджина даже передергивает. страшно и неприятно одновременно. для феликса это, кажется, занятие более, чем привычное, судя по тому, как он достает пластырь из кармана толстовки, обматывая им палец. — поспи. это вместо капельницы, не переживай. если что, потом обратись к чанбину, он поможет. — а как он выглядит?. . феликс ничего не отвечает – только кивает на тени, сгущающиеся в углу, и легко улыбается, мотая головой. — хен, иди гуляй и хватит подслушивать, — хенджин слышит, как щёлкает приглушенно пластина на чужом кольце, задвигая наконечник, но не может отвести взгляд от мрачных теней, которые темными красками неестественно ложатся на пол и обрисовывают подоконник. — не обращай внимания, он часто так делает. первое время немного раздражает, но потом привыкаешь. все, отдыхай. и помни, что мы рядом. ну так, на всякий случай. хенджин бормочет едва слышимое ‘ладно’, залезая в кровать и натягивая на себя одеяло. хочется сбежать. куда-нибудь, где ему будет уютно и где их никто не найдёт. он только сейчас понимает, что пропустил момент, когда ‘я’ сменилось на ‘мы’ и вошло в обиход таким привычным понятием. даже странно. юноша путается в одеяле, стараясь укутаться как можно сильнее, чтобы согреть неожиданно холодные руки. обычно это сделал бы сынмин, взяв их в свои, но его здесь нет. пора бы научиться хоть немного жить, не так цепляясь за него. может, обоим станет легче. засыпать страшно, потому что обратно в кошмары не хочется. но упорно клонит, словно феликс что-то подмешал в ту жидкость кроме крови. так что он просто падает головой на подушку, закрывая глаза и поддаваясь сну. он жалеет почти сразу. потому что ему снится прошлое, та отвратительная клетка, шириной максимум 2 на 2, где ни развернуться толком, ни сесть нормально. в спину упираются металлические прутья, обжигая холодом, но у него нет сил даже отстраниться – он настолько вымотан, что любое движение причиняет либо боль, либо даётся крайне тяжело. вчера просто били сильнее обычного, потому что он просто отказался от ужина. а ещё за то, что какая-то девочка положила ему в клетку конфету, просунув ее через прутья. хенджин просто улыбнулся в ответ, совсем легко, почти незаметно, но за это уже следует наказание такое, словно он попытался сбежать. — ты в порядке? — он оборачивается на незнакомый голос, чуть притягивая ноги к себе. все тело буквально горит от боли, из-за чего из горла вырывается тихий стон, но так, чтобы услышал только он. нельзя же позволить гостям заглянуть за кулисы этой ярмарки, правда? — конечно, — кивает, даже находя в себе силы улыбнуться. за эту улыбку бить не будут. потому что она не искренняя, а актёрская, специально для посетителей. как бы не было тяжело и больно, главное – это улыбаться, когда это необходимо. — ты ж врешь, правда? — вас тревожит мое состояние? — хенджин понимает, что этот парень его возраста, может даже чуть младше. а ещё то, что ему такое обращение не особо нравится, судя по тому, как он морщит нос. — почему ты в клетке? — мы так и продолжим обмениваться вопросами? — с пухлых губ слетает неосторожный смешок – хенджин мысленно начинает считать количество лишних ударов плетью. — пожалуй, пока ты не ответишь хотя бы на один. — вы же на ярмарке, господин. а что делают артисты на ярмарках? — ну вряд ли сидят, запертые в клетках, — юноша напротив выглядит даже немного рассерженным. хенджин не знает на кого именно, но почему-то сомневается, что причина этому его поведение. но и мысли о том, что кому-то стало не все равно, в голове укладываются плохо. — ну это и ярмарка необычная, правда? — она необычная только тем, что вы сидите в этих штуках. и все. хенджин правда не понимает, почему он так прицепился к этим клеткам и к нему в частности, но почему-то в груди теплеет. жмёт плечами, щекой упираясь в прутья, и заглядывает в чужие глаза, мягко улыбаясь. — могу доказать, что нет. — ты странный, да? — этот вопрос его даже в ступор вводит. любого другого человека, наверное, он бы не заставил замереть, смотря на юношу уже даже скорее испугано, чем устало. любой другой бы подумал, что его оскорбили. но не хенджин, знающий другое значение. то, что именно в нем заложено. — как вы?- — я такой же. поэтому мне больно смотреть на то, как над тобой тут издеваются. — откуда вы можете об этом знать, господин? — хенджин улыбается даже немного печально, вздыхая. — хочешь отсюда сбежать? — простите, мне кажется, что я вас не так услышал. — хочешь ли ты сбежать отсюда? хенджин застывает. хочет ли он? что за вопрос, конечно да. он же не идиот, которому лишь бы сдохнуть побыстрее. он все ещё отчаянно жить хочет, так что да, конечно он хочет. но быстрее, чем успевает что-то сказать, дергается, слыша громкое ‘принцесса’. даже от прутьев отдаляется, чувствуя, как дышать становится ощутимо сложнее. — простите его, хенджин у нас, бывает, может нести всякий бред. он вас не потревожил? — голос хозяина ярмарки звучит для хенджина словно приговором. он знает, что не должен был так долго разговаривать. правила ведь знает все отлично, потому что за свою жизнь страшно. — вовсе нет. это я его отвлек. — что вы, не защищайте его. прошу простить, мне надо ему кое-что сказать, — хенджин чувствует как крепкие пальцы сжимаются на его шее и тащат из клетки. он едва подавляет в себе желание схватиться за прутья, чтобы остаться здесь. единственный случай, когда он не хочет выбираться из этой чертовой клетки. он кидает такой взгляд на юношу, из-за которого тот даже дергается. такого животного страха он, наверное, не видел давно. из-за этого даже теряет момент, когда хенджин скрывается с его глаз. хвану не привыкать и к боли, которую причиняет плеть, и к крикам, в которых скользят оскорбления, но каждый раз словно новая трещина где-то внутри появляется. — завтра чтобы даже рот не открывал, ясно. если ты забыл, что ты мой, я напомню. тебя сюда продали твои родители – тебя, принцесса, никто не похищал. а тут ты и живешь, и ешь, так что прояви гребанное уважение и благодарность, — за каждое непослушание следует крик, за каждым криком следует удар, за каждым ударом следует боль. это хенджин отлично выучил. но все равно позволяет себе вскинуть голову, чтобы наткнуться на уже знакомые темные глаза. он не ошибся – в них мелькают небольшие всполохи, словно грозовые вспышки, которые притягивают внимание. красиво. одними губами бормочет ‘хочу’, смотря на юношу, что прячется за коробками сейчас. легкие сдавливает, из-за чего дышать сложно, но все равно шепчет это глупое ‘хочухочухочу’, повторяя как молитву. хенджин в курсе, что никому не нужен. но он отчаянно цепляется за эту фразу, сказанную парой минут раньше, потому что ему нужна хотя бы иллюзия. юноша напротив показывает пальцами ‘1’. хенджин понятия не имеет, что это значит: секунду, минуту, день или даже чертов месяц, но если есть надежда на спасение, он будет ждать. кивает, вымученно улыбаясь и падая на землю, закрывая глаза. порезы от плетки болят ужасно, даже пошевелиться сложно, так что просто отключается прямо на земле от боли. [хенджин мечется во сне, пытаясь проснуться, но что-то крепко держит, не позволяя этого сделать] весь следующий день он просто хочет умереть, потому что у него все тело ломит до звёзд перед глазами. он помнит про ту фразу, честно. но ведь никто не запрещал ему испытывать это адское желание, которое так и скребёт изнутри. — у тебя такой вид, будто ещё секунда и ты сдашься, — оборачивается, возможно, чересчур резко, но вновь чувствует то незнакомое чувство, тёплое и до безумия согревающее. — а я уж подумал, что ты мне приснился, — улыбается, едва двигая губами, потому что ни сил, ни разрешения на это. — я пришёл забрать тебя. прости, что не сделал этого вчера, ладно? я сынмин, кстати. а ты хенджин, да? — юноша улыбается так, что у хенджина дыхание перехватывает. хочется отвести ее пальцы, сохранить на самых кончиках, чтобы греть себя этим воспоминанием. он буквально чувствует, как глаза сынмина бегают по коже, не закрытой одеждой. там синяки фиолетовыми цветами выжжены на коже, разрезаясь алыми полосами царапин. хенджин не знает, может ему кажется, но ветер усиливается. так, что кроны деревьев начинает качать, заставляя листву осыпаться, и шатры немного шатает. — не бойся и схватись за руку, — сынмин мягко улыбается, садясь рядом и протягивая руку сквозь прутья, за которую хенджин тут же хватается, сжимая чужие пальцы и сглатывая. словно боится, что тот исчезнет тут же. у сынмина глаза словно заволакивает белой дымкой, когда ветер и впрямь становится сильнее. хенджин боится, но потрясён больше. завораживает. то, как начинается ураган, то, как ветер поднимает все на воздух, оставляя неподвижным только их двоих. сынмин улыбается, и у хенджина сердце, которое, казалось, покрыто толстой коркой льда, начинает таять и давать трещины. где-то тут он просыпается от собственного крика, вновь почти вскакивая с постели. почти, потому что его держат чужие руки. они гладят на волосам и аккуратно давят на грудь, опуская обратно на мягкие подушки. — шшш, все хорошо, тебя никто не тронет. эти самые руки дарят какое-то непонятное чувство спокойствия. хенджин, кажется, говорил себе, что это обманчиво, но не может сопротивляться, когда чувствует тепло, которое они дарят. он поднимает голову, задыхаясь от чужой мягкой улыбки, такой согревающей, что ему кажется ещё чуть-чуть, и он разрыдается. — этот кошмар больше не преследует тебя, честно. привет, — хвана хватает только на легкий кивок. чужие руки все ещё гладят на волосам, успокаивая и стирая остатки ночного кошмара. — я уджин. а ты хенджин, верно? — д-да. а почему вы здесь?. . — выдыхает, когда притягивает к себе ноги, из-за легкой боли. — во-первых, давай на ‘ты’, ладно? во-вторых, ты кричал во сне. и из-за этого была резкая вспышка силы, которую я поймал. у меня забавная странность, зато полезная. вообще, феликс просил чанбина за тобой присмотреть, но все обедают на улице, так что мне не хотелось его отрывать, — уджин тихо смеется, а после отворачивается, из-за чего хенджин даже напрягается весь. но ему лишь протягивает стакан с водой и небольшую капсулу. — вот, феликс сказал, что это последнее, что надо выпить. это уже не для ран, а так, скорее профилактика, чтобы не так ощущался такой временной скачок. — временной скачок? — хенджин рассматривает таблетку, крутя ее между пальцев, удивленно хлопая глазами. до него доносится тихое ‘угу’ и то, что заставляет и впрямь замереть в попытке осознать. из 1934 в 2015. ему не надо осознавать то, что тут другой век и просто все другое, нет. просто прошло 70 лет. их с сынмином ночной кошмар если и выжил тогда, сейчас в лучшем случае мертв, а худшем доживает свои последние дни. выдыхает с облегчением, прикрывая глаза и думая, что теперь уж точно сынмина может отпустить, а не привязывать к себе. — он по тебе скучает, знаешь. каждый день сидит в садике и разглядывает деревья. говорит, что вы видели похожие в барселоне в парке. . . название забыл. — гуэль. да, мы любили там гулять, когда были в испании. 1932 год. это было незабываемо, — хенджин улыбается себе под нос, кивая и вспоминая, как смеялся ким, убегая от хвана по мощённой дорожке. — не отдаляйся от него. вас это обоих сломает. да и к тому же зачем? мы тут все одна большая, пусть и немного странная семья. чана, минхо и феликса ты уже видел. . . думаю, чанбин и джисон с чонином тебе понравятся. джисон, правда, вечно с техникой и у него волосы искрят из-за этого, чонин ходит в перчатках, а чанбин молчит, но они по своему уютные. как думаешь? — наверное? — хенджин пожимает плечами, наконец выпивая капсулу и морщась, когда чувствует ее в горле. — пойдём, поешь нормально. сегодня за повара чан, так что все съедобно, — уджин смеется, поднимаясь с постели и протягивая юноше руку. то смотрит с сомнением, поджав губы. хотя, казалось были чего боится, если сынмину здесь так нравится. вкладывает свою ладонь в чужую, сжимая чуть крепче, когда встаёт, потому что ноги после недели все ещё почти не держат из-за неожиданно вновь накатившей слабости. — все нормально, это ожидаемо. давай, аккуратно. только твою рубашку застегну, хорошо? ладно, спуск по лестнице даже не так плохо выходит, как могло бы быть. он держится за руку уджина и перила, пока не встаёт устойчиво на ступеньке, но с каждым шагом становится немного легче. видимо, феликс предусмотрел и это? или нет? сложно. он делает глубокий вдох, вдыхая запах свежей травы, и думает, как же давно это было. там, где они прятались последние два года, дышать было невозможно. пыль, выхлопы и огромное количество людей просто не позволяли. хенджин чувствует ее мягкость босыми ногами и не знает, как описать это чувство детского восторга. только смеется, дыша как можно глубже, жадно хватая ртом воздух. — джинни ! — сынмин подбегает к нему, обнимая. ему неприятно из-за боли, но терпит, зарываясь носом в волосы и обнимая в ответ. соскучился. сынмин выглядит живым и здоровым, с легким загаром, слегка выгоревшими волосами, но все равно в одежде их старого времени. если честно, ничего прекраснее хенджин в жизни не видел. — как ты? — живой, — хван улыбается, чувствуя лёгкий удар в плечо. — покажешь то место, про которое ты говорил? — а обед? — сынмин поднимает на него удивлённый взгляд, пока хенджин обводит пальцами его скулы. — я думаю, что если мы подойдём позже, ругаться не будут, — хенджин оборачивается на уджина, получая кивок в ответ, и благодарно улыбаясь. им сейчас нужно побыть вдвоём, потому что они так долго были далеко друг от друга. сынмин ведёт его по дорожке не спеша и давая оглядываться. камни приятно холодят ноги, а тёплый ветер треплет волосы. господи, кто бы знал, как хенджину этого не хватало в тех огромных душных городах. ким заводит его глубже, доводя до скамейки, стоящей неподалёку, и помогая сесть, зная, что спина у него наверняка болит. и падает головой хенджину на плечо, слегка сжимая его пальцы. — правда похоже? — у сынмина в голосе тоска и радость одновременно, а все, что может хван – удивленно смотреть на колонны, параболические арки, такие привычные для гауди и которые так любил хенджин. потому что когда смотрел на высокие кусты в них, все остальное казалось таким неважным. только тот самый момент, когда они сидели вдвоём рядом, принадлежащие только друг другу. как и сейчас. — тут безумно красиво. спасибо за то, что привёл, — хенджин целует в макушку, прокручивая испанские воспоминания перед глазами. сынмин не мог не знать, что ему здесь понравится. здесь тихо, спокойно и все напоминает о том мирном времени, когда выдалось несколько месяцев на одном месте, без беготни и суматохи. — они тут хорошие, честно. я тебя со всеми познакомлю. сам ведь никогда не решишься. — эй ! — что ‘эй’, если это правда, джинни. ты боишься знакомиться с людьми, потому что не доверяешь, — сынмин смеется, поднимая на него глаза. хенджин только вздыхает, отводя взгляд от младшего и возвращаясь к саду. ему кажется, что это место заведомо его любимое в этом доме. здесь для него все пахнет барселоной, летом и чужим лимонадом. а ещё отдаёт терпкими поцелуями из-за кофе и тихим смехом, что прячется в деревьях, растворяясь в шелесте листвы. поразительно как одно незнакомое место дарит так много эмоций. — ну ладно, пойдём уже обедать? ты не ел неделю, — сынмин встает, закатывая рукава на рубашке и улыбаясь, кидая взгляд на стол, стоящий вдалеке от них. — да, конечно. иди вперёд, я догоню. — ну да, догонит он. руку давай и пойдём. хенджин разглядывает каменные колонны, за которые цепляются лианы, и деревья, что зелёными кронами раскинулись над ним, и думает, что пора бы научиться жить по-новому. и что, конечно, хорошо бы сынмина перестать к себе привязывать и дать ему бежать вперёд без него, но кто ему даст, правда? смеется, переплетая их пальцы и поднимаясь, упираясь на спинку скамьи. притягивает к себе, крадя чужой поцелуй с тихим ‘спасибо’, что осыпается легким покалыванием на губах. глупо думать, что он когда-нибудь сможет отпустить. хенджину бы пора бы научиться хоть немного жить, не так цепляясь за него. может, обоим станет легче. но кто бы ему это позволил.