oh, shit, here we go again

в начале можете послушать camila cabello — used to this       Феликс боится, что сможет привыкнуть к этому. К этому всему: к бесконечным попыткам убежать, к цикличным пьяным поцелуям, повторяющимся драмам и трагедиям.       А ещё он устал. Устал от этой постоянной догонялки и игры в уно, когда ты переводишь ход на другого. Фел просто хочет обычной жизни, возможно даже с обычной низенькой миленькой девочкой, с которой они заведут обычную семью, полную детей и старых хрычей. И с собакой. Большой такой, пушистой, чтобы с детьми иногда играла. Можно ещё и кошку, но она заебёт стопроцентно. Пока без неё; хотя говорят, что прежде, чем завести ребёнка, можно завести котёночка.       Но прямо сейчас Ли не хочет думать ни о чём. Потому что все те мозоли на хёнджиновых пальцах, которыми он издалека восхищался, чувствуются на феликсовом лице. Потому что знают друг друга вечность, а теперь немного лучше. Потому что Ликс очень хочет поддаться эмоциям и хоть раз не догадываться, почему же Джинни творит такую хуйню, боясь разочароваться.       Губы Хёнджина на вкус как виноградная зубная паста: Феликс очень хочет улыбнуться на это, но атмосфера не позволяет. Это забавно, ведь в прошлый раз всё было абсолютно так же.       Ли начинает ощущать тёплый пол под лопатками, когда его аккуратно подминают под себя.       А вот такого раньше не было.       Почему-то Хван действует напористее: проводит языком по губам, затем почти беспрепятственно проникает внутрь. Фел не может ничего с этим поделать, его руки и ноги уже давно не способны на какие-либо действия, мурашки добрались до загривка, а в кончиках пальцев ужасно приятно покалывает.       Край того же самого худи предательски задирается так, что Феликс начинает чувствовать противный холод от открытой форточки на кухне, но это ощущение быстро сменяются на обжигающие касания. Хёнджин буквально сейчас берёт и задирает ещё больше одежды на парне, что тихо постанывает на полу. Ли ничего не соображает, когда его почти хватают за задницу, сжимая бедро. Пацан просто хочет дышать и умереть в один и тот же момент, но ни одно не получается, пока Хван мучает его своими долгими и глубокими поцелуями.       — Ты такой красивый, Феликс, — мямлит куда-то в шею, опаляя её жарким дыханием.       Ли не находит, что ответить на такое. Не то чтобы он вообще в состоянии что-либо говорить.       Феликс заводится, и ему это не нравится. Укус где-то возле кадыка хуярит как электрошокером; вообще Ли фетишист на укусы, и куда бы его не укуси — везде понравится. Один вопрос — как об этом прознал Хёнджин?       Не до конца осознанный стон вылетает изо рта, когда ещё один укус прилетает в место между шеей и плечом, а широкие ладони теперь уже точно сминают попу.       Джинни, по-видимому, вместо того чтобы изучать свои философские дисциплины, решает изучать тело Феликса, потому что как ещё объяснить руку Хвана, игриво изучающую рёбра, а потом ещё и пальцы, оттягивающие мигом затвердевший сосок?       Ликс очень хочет, чтобы это никогда не заканчивалось и, может быть, даже зашло немного дальше: об этом свидетельствует учащённое биение сердца.       Но башкой-то он понимает, что к хэппи-энду вся эта ебанистика не приведёт.       Нехотя отталкивая Хёнджина от себя, Ли почти со слезами на глазах просит его остановиться.       — Джинни, пожалуйста… Прекрати: ты пьян и расстроен.       Феликс знает, что это всё из-за недавнего расставания с Суджин, из-за разбитого сердца, может, немного из-за скуки и любопытства. В любом случае неправильно.       Хёнджин непонимающе заглядывает в глаза Ликса, ища, наверное, причины и ответы, но находит только пустоту и горечь.       Ли встаёт с первого раза, поправляет одежду и уходит, случайно громко хлопнув дверью.

***

      Возможно, вчерашняя бутылка соджу была лишней, но он ни о чём не жалеет. Зато жалеет его башка и давно кипящий здравый смысл.       Как-то по-ебанутому всё получается, но не то чтобы кто-то удивлён, потому что с Хёнджином всегда так. И вообще, становиться его лучшим другом зелёным стручком было громадной ошибкой феликсовой жизни. Он всё ещё пытается представить параллельную вселенную, где не существовало никаких Мистеров Выеби-Меня-В-Рот, а соответственно и проблем в обнимку с разбитыми сердцами. Сейчас Ликси имеет право абстрагироваться от ситуации; тем не менее, злорадственное нечто подсказывает о наличии ещё очень давних недомолвок. Вероятно, стоило прояснить всё с самого начала, но это означало бы признание самому себе. Теперь вещи стали намного хуже, и Ли не думает, что обычный цивильный разговор тут поможет.       Мысли сходятся на том, что, может, это наилучший исход? Даже объяснять ничего никому не придётся. Это как внезапно начать заново дружить, только наоборот: избавляет от каких-либо последствий и неловких разговоров, снимает ответственность.       Выходные Феликс проводит в режиме отличника: учёба, ну и немножечко Чанбина в телефоне. Всем комфортно, все довольны.       Понедельник начинается с попытки морально настроить себя на встречу с Хёнджином. Хуёво, что они в одной группе: избегать не получится, а пропускать пары из-за такого пустяка не по-человечески (да и гордость выёбывается).       Именно поэтому Ли приходит раньше положенного, чтобы в случае чего случайно не обратить внимания на вошедших, изображая из себя суперзанятого и социоблядь в одном флаконе. Благо пацаны помогли, и изображать социально активного и не пришлось. Это у него в крови. Ну, точнее, просыпается тогда, когда очко поджимается.       У парниши даже почти получается в самоубеждение, но присутствие в аудитории этого насильника и, по совместительству, ведьмы он чувствует каждым волоском своего тела. Было бы ещё сносно, если бы Хван не сверлил взглядом светлую макушку почти каждые три минуты.       Пришлось отказаться от обеда (в этот момент Феликс понимает, что обед — максимум, на что он пойдёт ради изоляции себя от Хёнджина). Зато пацаны согласились сгонять в кафешку после пар. Конечно, за счёт Феликса, но он на другое и не рассчитывал.       — Ну чё там с твоим другом? — начал допытываться Чанбин, пока Джисон возвращал матушке природе её воды.       Фел сначала не понял, но потом как понял, что аж сердце кольнуло.       — Хуёво. Он чуть не трахнул меня недавно.       Со распространял опизденевшие, как и он сам, флюиды, и Феликс не очень хочет задумываться о причинах. Чанбину в любом случае придётся принять его бисексуальность, иначе Братский Кодекс накажет Великими муками совести.       — Да хули? Трахнулся бы.       Ли в первые секунды не находит слов; настал его черёд распространять флюиды опизденения. К счастью этого человеческого мешка, Джисон вернулся.       — Бля, пацаны, знаете, чё расскажу сейчас, — съедая последнее слово, Хан плюхается на соседнее сидение, вытирая руки о бедную сидушку диванчика.       — Конечно, я же, блять, не только летать умею, а ещё и мысли твои читать, — съязвил Чанбин. Могло быть и хуже; афоризмы с испанскими мультиками сегодня остаются в этой деревянной башке под многоголосные молитвы пострадавших в прошлый раз. Наверное.       Джисон смотрит на хёна уставшим взглядом и продолжает:       — Короче, — берёт ложечку и макает её зачем-то в чай прежде, чем начать есть свой заслуженный тирамису. — Слишком много крема.       Нет, ну Феликс готов подождать ещё пару минут, пока Сон собирается с мыслями, — его-то особо не ебёт. Не то чтобы Чанбина ебёт, но он ждать не готов:       — Значит, любишь насухую?       — Ладно, — сдаётся быстро, — рассказываю: мы с Минхо чиллили у него вчера на хате, как вдруг прибегает Хван и начинает нести хуйню.       — А поточнее?       — Что-то про пиздец, алкоголь и лучших друзей.       Притихший на всё это время Ликс подаёт признаки общественной жизни:       — А поточнее, блять?       — Да чё вы, я помню как будто. Минхо с ним разговаривал, а не я.       Пока в светлой башке с бабочками вместо тараканов неосознанно вырисовывается план, Джисон решает оправдать интригу:       — Он, такой, весь приходит, чуть ли не в слезах. Мне хён сказал, что у Хёнджина сложно проходит стадия принятия собственных чувств, как и у меня. Я не понял, но кивнул на всякий случай. Вообще, мне не понравилось это. Хван просто пришёл и разрушил нашу идиллию своими пиздостраданиями! Видите ли, чуть не трахнул кого-то — тоже мне дело!       Феликс закрывает руками лицо; по ощущениям катится на дно.       — Ликс, ты запизделся, — выносит вердикт Чанбин.       — Я недосказал.       — Это была одна ложь-недомолвка, покрытая ещё одной ложью-недомолвкой и ещё кучей таких же. И приправленная маленькой ложью-недомолвкой сверху.       — Не существует понятия ложь-недомолвка. Есть только неправильно поставленные вопросы.       — Не думаю, что ты бы сказал правду, даже если бы я спросил максимально прямо. Я человек доброго сердца: всегда пойму, поддержу, обниму-       — Это типа «найду, отпизжу и обоссу» лайт версия? — Хана, видимо, всё это забавляет.       Бин цокает и закатывает глаза, решает не продолжать свою пламенную речь.       Джисона не устраивает такой расклад событий, кислые морды его нервируют:       — Так чё случилось-то?       Феликс умирает где-то глубоко внутри.       — Я люблю Хёнджина.       Ему показалось это забавной шуткой, которую Сон не сможет не оставить в покое.       — А ещё мы позавчера чуть не потрахались.       Лицо Чанбина было забавным, а Джисона — непередаваемым: если бы человек мог настолько сильно выпучить глаза, он бы умер; в сочетании с бровями где-то на последнем этаже Эмпаер Стэйт Билдинг выглядело замечательно, но даже это не приближено к реальности. Со же знал про всю происходящую пиздобратию, просто не догадывался о деталях, поэтому его жопа отвалилась не так сильно.       — Ага. Но самая драма в том, что мы как бы лучшие друзья очень давно, и он меня уже отшивал.       Феликс не ведает, что творит. Его просто это достало уже конкретно. Он даже немного зол, по крайней мере внутри: Ябланки давно пляшут танец подзаёбанности, надеясь привлечь внимание.       Он мило улыбается друзьям и ждёт от них реакции в словесной форме.       — Ну, ты это… Держись там… Что-нибудь выдумаем, — первым приходит в себя Чанбин.       — Это что… Получается, я в середине! — а вот этому нужно денька-два, по видимости.       Оба смотрят на Хана очень скептически и недоверчиво.       — Ну! Смотрите: с одной стороны у меня Минхо-хён и Хёнджин, а с другой — вы! Прямо как в дораме…       Ложка психбольного драматично падает на стол, пачкая скатерть светлым кремом, — стремится съебаться отсюда, как может.       — Мы, трио ДжиЧанЛикс, сделаем это дерьмо случаться! — Сон даже не собирается спрашивать разрешения, тем более, мнения — а надо бы.       — ДжиЧанЛикс звучит как новое превращение этих феечек-пиксиёбов, — замечает Бин. Феликс всё ещё хочет уйти отсюда.       — Бля, бро, точно!       ДжиЧан дают «пять» друг другу, а Феликс — собственному лбу.