Сигареты, ключи, ужин

Он не был моим. Не был и чужим, но моим – никогда. Звонил в дверь даже тогда, когда я отдал ему запасные ключи. Приносил готовую еду из супермаркета, каждый раз отказываясь готовить со мной. Курил на балконе, сколько бы раз я ни обещал его бросить. Он всегда знал, что я зависим и просто слаб для этого, поэтому затягивался очередной сигаретой и потом тушил её о перила. Перед очередным зачётом не появлялся несколько дней, даже не отвечая на звонки, а я ждал, когда он сорвётся. Потому что так было каждый. чёртов. раз. Вот уже 4 года. Он пропадал, исчезал, оставляя внутри меня что-то вроде тупой дырки, затянутой кожей, а потом прибегал ночью, дрожащими руками засовывая ключ в замок и кое-как проворачивая его. Только тогда он позволял себе быть моим. Недолго. Всего час или два. Он врывался ко мне в спальню, стягивал с меня одеяло и трусы, с себя свитер и джинсы. Я не спрашивал, кое-как просыпаясь, не удивлялся и только принимал всё таким, какое оно есть. Мы занимались тем, что я упрямо называл любовью, а он – сексом. И только в эти моменты я принадлежал ему, а он – мне. Только мне, никому и никогда больше. А утром был зачёт, который он всегда сдавал на отлично, его зелёный чай в моей кружке, который он заваривал там по ошибке, и забытая книга на столе, заложенная клочком газеты. Пока его не было, я вчитывался в строчки оставленной рукописи и надеялся хотя бы там раскрыть для себя его душу. Никогда не помогало, а он никогда не возвращался за недочитанными книгами. В его имени было две буквы «р». Я мог произносить их как все, сливая в одну, а мог немного растягивать, промурлыкивая и превращая во что-то особенное и эмоционально-значимое. Наверное, ему было всё равно, как звучит его имя в моих устах, для меня же это означало чуть ли не столько же, сколько все эти его тетради, забытые у меня в спешке, и клочки бумаги в клеточку, исписанные непонятными мне фразами и иногда даже формулами. Я каждый день открывал для себя новые грани его характера, которые мне ещё не доводилось в нём замечать, понимая, что в общем-то итоге я никогда не узнаю его полностью. Никогда не смогу понять, что им движет, к чему он стремится и чего боится. Он пришёл снова вечером двенадцатого. Не звонил, а открыл сам. Принёс пакет с овощами, курицей, кажется, какими-то специями. Оставил всё на полу на кухне и сразу же прошёл на балкон, закуривая. 2:1. Неужели я всё ещё могу выиграть? Оставляя всякие мысли, я прошёл к балконной двери и съехал по ней вниз, усаживаясь на пол. Если бы решился добиться 3:0, мог лишиться того, что имел. Поэтому я просто смотрел, как он затягивается, после чего выпускает дым красивыми колечками в воздух. Восхищаюсь. Ненавижу, когда он курит, хочу надавать ему пощёчин, связать руки, только бы не портил себе лёгкие, но всё равно открыв рот смотрю, как беловатые колечки поднимаются выше и растворяются там. Глупо и безответственно. Я протянул руку к валяющейся на полу пачке и зажигалке, вытянул одну сигарету и поджёг, смотря на огонёк и даже не понимая толком, что делаю. Это тихое бессилие иногда накрывало меня, отчего я мог свернуться клубком и заплакать как ребёнок. Я знал, что проиграл уже тогда, когда этот парень впервые бросил на меня взгляд. Я понимал, что его будущее и я – понятия несовместимые и совершенно непересекающиеся. Я чувствовал сжимающуюся грудную клетку, когда тяжесть этих мыслей давила на голову. И вот в тот самый момент я отчего-то решил, что мне станет легче, если я попробую эту вонючую мерзость. Вдох. Дым наполняет горло, лёгкие и, кажется, движется дальше, вниз, оставляя свой призрачный след на всех моих органах. Я даже не закашлялся, рука только дрогнула, когда я понял, что эта мерзость облегчает мою ношу. Выпустил дым изо рта, понимая, что нужно ещё. Ещё. И только так. Иначе больно. Сложно. Никому не нужно. Он снова потушил сигарету о перила, обернулся, ожидая увидеть вечную мольбу в моих глазах, и застыл, переводя взгляд с моих слегка помутневших глаз на виновника моей боли – сигарету. Долгие полминуты он молчал, наверное, о чём-то размышляя. А я только тогда понял, что смертельно устал. От него, от своей жизни, похожей на вечное ожидание поезда, от недоотношений, укладывающих меня на лопатки и душащих что есть силы. Я снова затянулся, уставившись в противоположную стену. Так не хотелось снова показывать себя слабым и беспомощным, поэтому я просто отгородился от внешнего мира, обратив взгляд внутрь своего сердца, которое и само уже не знало, какой ритм ему отбивать. Он сделал шаг, вытаскивая наполовину скуренную сигарету из моих пальцев. Швырнул на улицу, даже не потрудившись затушить. Снова посмотрел, наверное, осуждающе. А может и не очень, я не видел, даже не интересуясь. Только почувствовал, как он сел на колени и взял мою руку в свою. - Луи. Голос из ниоткуда. - Луи? Голос что-то хочет, наверное, ещё немного ниочёмных отношений. А рука такая тёплая, что бумажная стенка в голове мнётся. - Лу. Повернул голову, посмотрев в любимые искрящиеся зелёные глаза. Сжал руку в ответ. Сдался. Опять слабый. - Я брошу. Прочитал по губам. Почти ощутил на себе хрипловатый голос и пронзительный взгляд. - Не прикасайся больше к ним. Кивнул, не задумываясь. Всё равно уже проиграл всё на свете вместе с душой. - Приготовим ужин? Бум, бум, бум в голове, кажется, лопаются сосуды. Так, по крайней мере, показалось, когда я услышал эти слова. Ужин. Ключи. Бросит курить. Посчитал про себя. Сигареты – один. Ключи – два. Ужин – три. Три. Ноль. Это почти как «я люблю тебя», только «сигареты, ключи, ужин». Три слова, одно значение. Мой.