К Звёздам

Редко Нокфелл мог порадовать жителей хорошей погодой, особенно весной, но последний месяц сезона выдался на удивление пригожим. Небо оставалось затянутым лёгкими облаками, нисколько не мешающими солнцу обогревать уставшую от бесконечных дождей землю. Сейчас же, под вечер, облака совсем разошлись, позволяя сидящему за столом Трэвису увидеть чистое закатное небо, готовое вот-вот окраситься во все оттенки розового и фиолетового. Мальчик не заметил, как засмотрелся на дрожащие от ветра листья дерева, что росло напротив соседнего дома посреди кладбища, и от мечтаний о привязанных к одной из веток качелей его отвлекла большая рука на плече. Отец. – Трэвис, что-то ты совсем не со святым Матфеем. Что тебя тревожит? – Трэвис почувствовал, что его отец убрал руку и сел на соседний стул, положив на незанятый бумагами и книгой угол стола полотенце – он только закончил мыть посуду после ужина, – Разве я не дал тебе задание? – Я засмотрелся, прости, – Трэвис виновато притянул к себе священное писание, под которым лежали нарисованные им недавно картинки. Его учебный год не так давно закончился, и спустя несколько дней Кеннет решил давать ему свои собственные уроки, связанные с главным делом их семьи – религией. Трэвис не понимал, зачем ему нужны эти уроки, потому что он не хотел становиться священником в будущем, но отец был непреклонен, и обсуждать с ним эту тему младший Фелпс несколько боялся. Кеннет очень ответственно относился к своей работе, Трэвис прекрасно знал это. И оттого ему было не по себе – отец расстроится, если он откажет, а расстраивать его мальчик тоже не хотел. – Думаю, раз мы уже поели, ты можешь вернуться в свою комнату, – спустя короткую паузу решил Кеннет и начал собирать рисунки Трэвиса, пока сам мальчик встал со стула и прижал к себе Евангелие, наблюдая за взрослым. Старший Фелпс быстро убрал со стола, вернув карандаши обратно в коробку, и вместе с небольшой пачкой бумаги пошел в комнату сына. Тот, напоследок кинув взгляд за окно, последовал за отцом. – Пап! – мальчик догнал старшего и поравнялся с ним перед входом в свою комнату, тут же открывая им дверь. Потянувшийся к ручке Кеннет посмотрел на своего сына с приподнятой в вопросе бровью. Трэвис забежал в комнату, положил книгу на край рабочего стола и спросил, – Сколько ещё мне нужно заниматься? – Тебе должно хватить часа для усвоения первых глав, сын, – новые рисунки Трэвиса отправились в папку к остальным, после чего Кеннет раскрыл книгу на нужной странице и придвинул ее к только устроившемуся на стуле сыну, – Занимайся, я приду проверить твои успехи в девять. Не особо жизнерадостно Трэвис кивнул и уткнулся носом в священное писание, не заметив, как Кеннет понимающе фыркнул, прежде чем выйти. Дождавшись, пока шаги за дверью затихнут, мальчик на всякий случай переждал ещё пару минут и вытащил на свет другую книгу, которую в честь окончания первого года учебы ему подарил мистер Холмс – при условии, что его отец не узнает про тайного дарителя. Трэвис хорошо помнил, каким заговорщицким выглядел Люк в тот день, и, благоговейно поглаживая обложку "Детского курса астрономии", улыбался. Это всяко интереснее задания отца. Книга была новая. Трэвис открывал ее всего пару раз, и запах типографии ещё не выветрился с ее страниц; мальчик наклонился, глубоко вдохнув аромат печати и краски, и загорелся ещё большим энтузиазмом. Если до этого он ещё подумывал уделить внимание Евангелию, то теперь его целиком и полностью захватила подаренная книга. Ему всегда были интересны звёзды. Пусть Трэвис и был всего лишь ребенком, в звёздном небе он видел больше, чем остальные дети. По словам прихожан их церкви, Бог был всеобъемлющим: в каждом жучке и травинке, в каждой дождевой капле и в каждом человеке был Он. Но для Трэвиса Он был небом. Таким же бескрайним и величественным, непознанным и в сравнении с мальчиком попросту огромным. А звёзды, подобно миллионам ангелов, освещали Трэвису темную бесконечность и давали надежду – на что он и сам не знал. И пусть звёзды не были ангелами, а небо – Всевышним, мальчик это понимал. Но вид ночного неба продолжал захватывать его дух, и он считал, что знать истинное положение дел не менее интересно, чем верить в волшебных существ сверху. Именно этому его учил отец. Страницы книги были глянцевыми, но плотными, и Трэвис невольно подумал о журналах, в которых тоже могло быть много вещей про звёзды и планеты. Текст на этих страницах сопровождался множеством иллюстраций и даже фотографий, хотя в сравнении с рисунками их было намного меньше. Внимательно рассмотрев каждую картинку, в книге, оказавшейся не настолько толстой, как ему думалось раньше, он принялся вчитываться в содержание. Маленькие пальцы осторожно переворачивали блестящие страницы, чтобы не дай бог не оставить отпечаток посреди какой-нибудь иллюстрации. Даже будь у него возможность, Трэвис не стал бы есть во время чтения, хотя от кусочка шоколада он бы всё-таки не отказался. Но свою дневную порцию он уже съел после обеда и ужина, а на ночь Кеннет ему есть не позволял в принципе, особенно сладкое. За стаканом молока идти он не захотел, испугавшись пролить: такое уже случилось один раз, когда он увлекся историей про динозавров и сбил чашку со стола. В большей степени пострадал ковер, но книге тоже досталось, и теперь часть ее страниц неприятно сморщилась, из-за чего энциклопедия перестала нормально закрываться. Благо что текст остался разборчивым, но рисковать Трэвис больше не хотел. В какой-то момент рука мальчика автоматически потянулась к настольной лампе, когда в комнате стало слишком темно для чтения. Только включив свет он наконец понял, сколько времени прошло, и осознание накрыло его в тот же момент: он забыл о задании отца. Неловко и спешно, но так, чтобы ненароком не повредить книгу, Трэвис убрал ее под Евангелие и устроил его так, чтобы подарок Люка не был виден под священным писанием. Когда ему наконец это удалось, он начал бегать взглядом по сухим строчкам, которые никак не хотели осмысливаться в его голове после тех увлекательных фактов о строении звёзд. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков… да что же это такое, ничего не понимаю!» – Трэвис жалобно захныкал и потёр лоб, чувствуя, что попал. Мало ему было нотаций отца после разбитого мячом витража в церкви, сопровождаемых возгласами "Восемнадцатый век, Трэвис, восемнадцатый!", так теперь ещё и за задание влетит, – «Как они рожают, они же мужчины!» До слуха мальчика донеслись шаги в коридоре, и он сам не заметил, как дернулся, тут же снова проверив книгу под Евангелием. Звук открывающейся двери он встречал с замиранием сердца, не отрывая взгляда от имени Иисуса в тексте. Пальцы вцепились в шорты. – Ты включил свет? Молодец, – Кеннет вошёл в комнату, встал рядом и заглянул ему за плечо. Писание по Матфею оставалось открытым на первой странице, и Трэвис почувствовал на своем затылке долгий взгляд отца, который точно был недоволен, но виду не подавал, – Как твои дела с чтением? – Замечательно, отец, – Трэвис не солгал, разве что чуть-чуть слукавил, не уточнив, что именно он читал. Кеннет выразительно хмыкнул над его ухом и, встав сбоку от сына, оперся бедром о стол в ожидании, – Тут много всего…интересного. – Правда? И чего, например? – елейным голосом спросил старший Фелпс и стал свидетелем картины, как Трэвис взглядом судорожно пытался найти что-нибудь в тексте. Пауза все затягивалась, и мальчик от волнения сказал то, на что смотрел все это время в какой-то совершенно детской надежде на помощь свыше. – Иисус! – он почувствовал, что щеки начали активно краснеть, и, бросив на мгновение взгляд на отца, понял, что лицо Кеннета тоже потихоньку краснеет от неизвестных Трэвису эмоций. – Что Иисус, Трэвис? – голос у отца был странным, чуть более высоким, чем обычно, и Трэвис от накатившего страха, что он настолько разозлил родителя, воскликнул. – Родился! – и, тут же растеряв вспыхнувший на секунду энтузиазм, сдулся, – Иисус, ну, родился. – Ты вообще читал? – Нет, я не читал, – быстро ответил Трэвис и зажмурился, шестым чувством ощущая приближение взрыва. И взрыв последовал. Со стороны Кеннета послышался странный звук, который Трэвис поначалу не признал, но, приоткрыв глаза и чуть повернувшись, он заметил, как его отец слегка трясется, прикрывая лицо ладонью. Мальчик побледнел от мысли, что довел родителя до слёз своим непослушанием, и схватил того за штанину в растерянности. – Пап! Кеннет убрал руку от лица, и Трэвис понял – он смеялся. Картина эта была не столь непривычна, как плач, – такого он в принципе никогда не видел – но в сложившейся ситуации она была для него ещё менее понятной. Кеннет же, чей протяжный "ой" превратился в очередной прыск, стёр выступившую влагу с глаз и посмотрел на сына. – И почему я не удивлен? – спросил он сам себя, насколько понял Трэвис, после чего снова вдохнул для полного успокоения и обратился уже к ребенку, – Чем же ты тогда занимался целый час? – Я читал, – и, предупреждая недовольные ложью реплики отца, отодвинул лежащее поверх его книги писание. Кеннет бросил заинтересованный взгляд на глянцевые страницы и взял книгу в руки, рассматривая обложку и бегло читая содержание, – Сначала я просто хотел посмотреть картинки, но там было так много всего про нашу планету, про луну, про другие планеты, а ещё про звёзды! Я узнал, что Солнце это тоже звезда, как и другие, но оно ближе к нам и потому освещает все днём. А ещё звёзды, оказывается, всегда на небе, просто днём их не видно из-за яркого света солнца! Отец, а ты знал, что они на самом деле разноцветные, просто… Бурный монолог сына Кеннет так и не дослушал до конца, глядя на ребенка со смесью восхищения и потерянности во взгляде. Вид довольного от полученных знаний сына грел душу, несмотря на то, что читал он вовсе не заданную старшим литературу, но Фелпс чувствовал себя странно. Он бы даже сказал тревожно, но причина тревоги ускользала от его понимания как выловленная из потока рыба: сама в руках не оставалась, но оставляла после себя множество неприятных следов и чувство разочарования. Кеннет поджал на мгновение губы и прервал заговорившего о созвездиях сына. – То, что ты так тянешься к знаниям, похвально, сынок, я не могу это не признать, – он заметил, что Трэвис вспыхнул от этих слов как сверхновая, но последующие его слова поубавили в нем запала, – но есть вещи, которые тебе необходимо делать и знать, и это, – он взял Евангелие со стола, – одна из тех вещей. Ты многое узнал из своей книги, и ты молодец, но разве об этом я тебя просил? – Нет, отец, прости, – мальчик принял от отца свою книгу и прижал ее к себе для уверенности, – Просто я не хочу быть священником, когда вырасту. Мне не нравятся такие книги, они скучные. – Я понимаю, Трэвис. Я сам не хотел этого в свое время, – Кеннет вздохнул и присел рядом на невысокую табуретку, из-за чего оказался почти на одном уровне с сыном. Тот от удивления приоткрыл рот и подался вперёд. – Тогда почему ты занимаешься этим? Взрослые ведь могут делать все, что захотят! Старший Фелпс усмехнулся как-то невесело и потрепал сына по голове, отчего и без того непослушная копна волос превратилась в небольшое гнездо. Трэвис поморщился и попытался пригладить волосы на место, но это не особо помогло. – К сожалению, не всегда у нас есть выбор, даже если кажется иначе. Я не хотел быть пастором, но мне пришлось, ведь если не я… то кто? – Кеннет пожал плечами и отвёл взгляд, давая Трэвису понять, что он что-то не договаривает, – Это дело всего нашего рода, Трэвис, и от него так просто не откажешься. – Но почему? – мальчик заметно сник, и даже прижатая к груди книжка уже не подбадривала его так, как раньше. – Ты поймёшь, когда станешь старше. Я надеюсь на это, – углядев изменившееся настроение ребенка, Кеннет посмотрел сперва на томик по астрономии, а после на потрепаное временем Евангелие. Отложив осточертевшую ещё в детстве книгу обратно на стол, он решил исправить свою оплошность. – Трэвис, помнишь ли ты, как волхвы нашли Иисуса? – и, получив ожидаемый отрицательный ответ, продолжил, – Путь им подсказала звезда, что зажглась в небе с рождением Христа. – Сверхновая? – удивленно воскликнул мальчик, и старший Фелпс довольно кивнул с небольшим облегчением. – Когда я учил латынь в молодости, я узнал про одно изречение – через тернии к звёздам. И Трэвис, послушай меня сейчас внимательно, – своей большой ладонью он целиком обхватил плечо сына, нисколько его не сжимая, – В твоей жизни всегда были и будут сложности, с которыми тебе придется столкнуться, и мне жаль, что так должно произойти. Есть вещи, которые необходимо просто принять, а есть те, с которыми можно бороться, и только ты решаешь что есть что. Если ты будешь бороться, то однажды ты придешь к звёздам. Может, хотя бы у тебя получится. Чтобы отвлечься и перевести тему, Кеннет глянул на наручные часы и с тихим кряхтением поднялся на ноги. Трэвис не мог понять, что его отец испытывал в тот момент, но от его слов мальчику стало чуть легче – на колыхнувшуюся в груди тоскливость ни один Фелпс внимания не обратил. – Время позднее, тебе пора спать, – после этих слов Трэвис послушно сполз со стула и побрел к кровати, пока его отец выключал настольную лампу. Под одеялом мальчик откопал свою пижаму и принялся переодеваться, как внезапно обернулся к старшему и посмотрел на него удивлённо. – Так почему ты смеялся? – Кеннет сел на стул перед кроватью и задумчиво почесал подбородок, невольно дёрнув губами. – Видишь ли, как я сказал, я сам не хотел становиться священником. Мой отец никогда особо не интересовался моей учебой – за исключением религии и ещё пары вещей, – мужчина поморщился от не особо приятных воспоминаний. – Ты про дедушку? – Трэвис на мгновение вспыхнул с новым интересом, но отец быстро его осадил. – Не называй его так, – вздохнул Кеннет и неопределенно махнул рукой, изначально потянувшись к вторнику своей рубашки, – В любом случае, я не хотел заниматься этим, когда был ребенком, и избегал этих занятий как только мог, чтобы читать интересующие меня вещи. Потому и смеялся – на мгновение будто в детство вернулся. Особенно мне не нравилось читать ветхий завет, мне казалось это очень скучным. – Так вот почему ты читаешь мне Библию на ночь, да? – Трэвис хихикнул, когда Кеннет одернул его пижамную футболку, в которой младший Фелпс запутался. Его отец оскорбленно вдохнул. – Кто сказал тебе такую глупость, сын? Да, мне не нравилось учиться религии в юности, но сейчас я, как взрослый и ответственный человек, абсолютно серьезно и положив руку на сердце заявляю – я был неправ, – он действительно положил руку на сердце и кивнул так резко, что его челка немного растрепалась. Трэвис широко улыбнулся, обнажая дырявую в некоторых местах улыбку, и забрался под одеяло, – А теперь отдыхай, ты уже начитался перед сном. На маленькую голову снова опустилась мозолистая рука, растрепавшая светлое гнездо из волос и заставившая мальчика протестующе замычать. Мельком он поглядывал на оставшуюся лежать на столе книгу, которую потом можно будет дочитать с фонариком, но отец быстро пресёк его дальнейшие планы на ночь, когда взял книгу и положил ее на верхнюю полку, куда Трэвис никак не мог дотянуться. – Этим ты займешься завтра. Мне важно, чтобы ты выспался, Трэвис, ты понимаешь? – в ответ ребенок чуть разочарованно кивнул и плотнее укутался в одеяло, – Спи хорошо, сын, иначе будешь прямо как я. – Ты похож на панду, – заметил младший Фелпс, когда его родитель провел пальцами по синякам под глазами. Скорее всего Кеннет снова собирался работать пол ночи, и если так, то чтение Трэвиса накрылось бы в любом случае – старший просто мог зайти к нему в любой момент и увидеть, что сын не спит. – Верно, и если ты не хочешь тоже походить на панду, то засыпай. Цени возможность выспаться. – Опять ты говоришь моралями, – со стороны кровати раздался протяжный зевок, и стоящий в дверях Кеннет наблюдал, как ребенок устраивается удобнее, из-за чего видна осталась только светлая макушка, да часть плюшевой собаки, которую Трэвис обнимал по ночам, – Спокойной ночи, папа. Я люблю тебя. На мгновение рука старшего Фелпса дернулась, прежде чем схватиться за ручку. С секунду он просто смотрел на темную древесину в попытке осознать услышанное, и вскоре выражение растерянности на его лице сменилось сухой уверенностью. – И я тебя. Спокойной ночи, Трэвис, – проговорил Кеннет твердо, после чего вышел, не заметив, как мальчик высунулся из-под одеяла и посмотрел ему вслед. Когда дверь закрылась, он упал обратно на подушку и, крепко прижав к себе игрушку, посмотрел за окно. Его отец был странным, и Трэвис думал, что ему нужно вырасти, чтобы понять эти странности. Он понимал Холмсов, понимал Германа и Сэнди, хотя у них своих детей не было, понимал других родителей, с которыми ему доводилось встречаться, но вот поведение старшего Фелпса не поддавалось объяснению шестилетнего ребенка. С вечной занятостью Кеннета их было сложно назвать нормальной семьёй, и Трэвису несказанно везло, если на неделе тот не просил мальчика остаться переночевать у Люка или Германа. Да, они всегда хорошо относились к нему, даже по-своему любили, но с отцом ему нравилось куда больше. За окном на небе загорались первые звёзды, и Трэвис смотрел на них до тех пор, пока не заснул. Через стенку от него за своим рабочим столом сидел Кеннет, тщетно старающийся собраться с мыслями и выискивающий взглядом по комнате ответы на все вопросы мироздания, а главный среди них – что ему делать. Осознав же, что ничего хорошего из такого времяпровождения не выйдет, он со вздохом откинулся на спинку стула и потёр виски круговыми движениями. Эмоциональные нагрузки вызывали у него мигрень. Взгляд мужчины упал сперва на телефон, а после на время, которое ещё не было настолько поздним, чтобы нужный ему человек точно спал. Шанс, конечно, был, но его Кеннет в расчет не брал. – Я спать собирался, что случилось? – вместо приветствия пробурчал Люк на том конце провода, когда Кеннет наконец решился и позвонил ему. В ответ на это Фелпс закатил глаза, о чем его друг наверняка догадался. – Завтра днём у тебя найдется время? Мне нужно кое-что обсудить с тобой. Важное. – Мы не можем поговорить об этом по телефону? Только не сейчас, я… – Собираешься спать, я помню, – прервал он Холмса, чтобы не выслушивать нотации о "тебе бы тоже не помешало, Кеннет", – И нет, я предпочту личную встречу. Так как, найдется время? – Ты явно не о Совете, поэтому мне уже охренеть как интересно – извини, дорогая, я стараюсь, – Люк приложил ладонь к трубке, но Кеннет все равно слышал его ответ жене. Видимо Стейси снова сказала ему следить за языком. – Короче да, разумеется найдется. Умеешь ты заинтересовать, конечно. – Тогда как обычно, – ответил Фелпс, дождавшись, когда его друг снова скажет жене "да сейчас, подожди немного" и вернёт внимание собеседнику, после чего тут же закончил звонок. Вернувшаяся тишина начала давить. Просидев над документами ещё час и заполнив небольшую пачку, Кеннет понял, что сидеть дальше смысла особого не было: чем дольше он так сидит, тем меньше становится его продуктивность. Не меньше его тревожила ситуация с Трэвисом, но он уже договорился с Люком о встрече, чтобы обсудить это, да и вообще... Привычно Кеннет потёр грудину и лег на кровать. Он не понимал точно, почему это место начинало болеть всякий раз, когда он думал о сыне, а смутные образы в голове никак не хотели складываться в четкую картинку – оставалось только игнорировать фантомную боль. Повернувшись к окну, Фелпс кинул равнодушный взгляд на звёзды. Ему было непонятно, что такого Трэвис нашел в них, но не ему судить – его сын точно не разделил бы его любовь к истории. То, что мальчик вообще проявлял интерес к учебе, несказанно радовало Кеннета, волновавшегося на этот счёт ещё когда Трэвис только родился. Чем умнее и сообразительнее его сын вырастет, тем легче ему будет приспособиться к жизни – и это не беря в учёт Пожирателей. Всё-таки жизнь не ограничивалась культом, и как бы Кеннет не хотел избавиться от работы священника, чтобы полностью посвятить себя главному делу (и иметь больше возможностей для отдыха), обстоятельства диктовали иные правила. И Кеннет был уверен – не учись он столь усердно в прошлом, сейчас ему было бы намного сложнее. Трэвису он того же не желал. «Кажется, придумал», – мужчина закрыл глаза, устав смотреть на звёзды, и протяжно зевнул, прежде чем мгновенно заснуть. – «Да, завтра и куплю».

***

На следующий день Трэвис как обычно отпросился на прогулку, которая порой занимала весь его день – за исключением перерыва на обед. Нокфелл был маленьким городом, а в его окраинах все друг друга знали, и отпустить сына с парой его приятелей Кеннет мог спокойно: в конце концов, он тайно контролировал весь город, и никто не осмелится как-либо навредить его сыну, если, конечно, не ищет способа покончить с жизнью. Трэвис хорошо помнил, что отец не против любого его досуга, пока сын появляется в поле его зрения не реже раза в час. Иногда, когда старший Фелпс точно уверен, чем занимается его ребенок, он позволяет Трэвису не отвлекаться – и это был один из тех случаев. Сын друга его отца позвал Трэвиса в свой новый домик на дереве, где мальчики успели порисовать и поиграть в настольные игры. Ларри не был его хорошим другом, но они оба общались с Эш, и как человек он Трэвису нравился. И родинка у Ларри была классная. Когда же младший Фелпс принялся рассказывать о том, что такого интересного он недавно вычитал, к ним поднялась Лиза и напомнила об обеде. Трэвис тут же сорвался с места и, скомкано попрощавшись с Джонсонами, побежал домой. За завтраком его отец выглядел как обычно, но мальчик чувствовал что-то странное, и сейчас это только усилилось. Он внезапно понял, что загадка раскроется, стоит ему попасть домой, и, вдохновленный этой мыслью, он побежал ещё быстрее. Пробегая мимо кладбища, Трэвис окликнул копающего Холмса и помахал ему рукой, на что тот ответил не менее дружелюбным приветствием. Позади него на качелях сидела его дочь, которая была старше Трэвиса на пару лет. Она держалась за веревки, видимо пытаясь раскачаться, но движения ее ног были слишком резкими для этого. Трэвис хотел было крикнуть девочке, чтобы она не дёргала ногами так сильно, но прежде чем он успел это сделать, она сама на секунду прекратила движения, после чего начала спокойно раскачиваться. Так и не придумав, в чем была проблема, он снова махнул рукой уже для вышедшей из дома Стейси, что придерживала достаточно крупный живот, и пронесся мимо церкви в дом. – Пап, я сейчас видел миссис Холмс, ее живот тако-о-ой огромный!.. – на ходу скинув с себя ботинки, Трэвис привычно ворвался на кухню, чтобы услышать от Кеннета "не носись по дому", но того внезапно не оказалось, – Отец? Ни в гостиной, ни в кабинете мужчины не оказалось. На кухне же он нашел только накрытую и ещё горячую тарелку с мясным супом, от запаха которого живот мальчика заинтересованно заурчал, и короткую записку. «Возникли дела в церкви, могу опоздать на обед. Еда на столе, задание у тебя в комнате: занимайся до трёх часов дня», – прочитал мальчик и разочарованно вздохнул, отодвинув от себя небольшой листок. Отцовское "могу опоздать" было настолько растяжимым, что придти он мог как через пару минут, так и вовсе под ночь. И никакой тут загадки. Суп мальчик съел быстро, исподтишка поглядывая на вторую тарелку на ужин и думая, стоит ли съесть ещё немного. В тарелке вместе с мясом и овощами плавали забавные звездообразные макароны, складывающиеся в самые разные созвездия с каждым движением ложки. Они немного приподняли Трэвису настроение, и к мытью посуды он приступил уже с лёгкой улыбкой на лице. В окне он снова увидел Люка, беседующего на этот раз со старшим Фелпсом, и от удивления мальчик едва не выронил тарелку в раковину – отец закончил рано и действительно просто немного опоздал. «Отец сейчас придет, а я уже его заданием занимаюсь! Может даже отпустит гулять пораньше», – с этой мыслью Трэвис положил посуду на сушилку и побежал к себе, чтобы посмотреть, что для него приготовил Кеннет. В голове заиграли обрывки их вчерашнего разговора, и на входе в комнату Трэвис чуть сбавил обороты, догадавшись, что там его ждёт непрочитанное Евангелие. Он сам не заметил, как поморщился, – «Ладно, раньше начну – раньше закончу». Но ожидаемого Евангелия он на столе не нашел. Там лежала только подаренная ему книга, на которой он заметил непонятный рулон из темной бумаги. Не обратив внимания на хлопнувшую входную дверь, мальчик осторожно потянулся к подвязанной резинкой бумаге, как будто та могла укусить его. Бумага на ощупь оказалась похожей на ту, что была в самой книге, и по цвету напоминала страницы астрономического справочника: только была плотнее и отличалась оттенком, будучи несколько светлее и насыщеннее. Разглядеть внутреннюю сторону, посмотрев сквозь рулон как в подзорную трубу, Трэвис не смог, а потому начал аккуратно снимать резинку, чтобы та не ударила его по пальцам. Рулон сам раскрылся в его руках, стоило только окончательно избавиться от сдерживающей его резинки, и, увидев содержимое, мальчик не сразу понял, что ему не кажется. Огромный, больше чем в половину его роста, темный лист был разделен на два круга, каждый из которых был усеян множеством белых точек – то была звёздная карта. – Как тебе? – раздался за спиной голос, и Трэвис быстро повернулся к его источнику, глядя на него сверкающими от восторга глазами. Кеннет стоял в проходе, опираясь плечом о косяк и сложив руки на груди, – К слову о твоём задании. Я тут подумал: писание по Матфею ты так и не начал, в отличие от своей книги, и начинать его сейчас было бы глупо. Мы ведь не хотим, чтобы у тебя все в голове перемешалось, так ведь? Трэвис быстро закивал, начиная понимать, к чему ведёт отец. Тот, в свою очередь, вошёл в комнату и показал сыну молоток, который мальчик прежде не заметил. – Ну что, куда повесим? – Давай тут! – недолго думая, младший Фелпс положил карту на стол и ткнул пальцем на стену над ней. Кеннет кивнул ребенку, вытащил из кармана две пары гвоздей и расчистил поверхность стола, чтобы Трэвис мог на него залезть и придержать карту. Тот последовал указаниям, забравшись на стол без особых проблем, после чего взял карту и приложил ее к стене, – Отец, а откуда она тут? Первый гвоздь точно вошёл в стену после пары ударов, закрепляя один из углов. Трэвис разрывался между осмотром карты и наблюдением за отцом, но в итоге выбрал последнее, краем глаза заметив на его лице лёгкую, слегка заговорщицкую улыбку. Заметив же внимание сына, он подозрительно хмыкнул, и под сдавленное "о нет" сына потянулся к его голове. Волосы снова оказались в беспорядке, и Трэвис недовольно запыхтел, отвернувшись от отца. – Твой тайный даритель забыл, что карта шла вместе с книгой, и попросил передать, – сказал мужчина и вбил ещё один гвоздь, после чего Трэвис смог отпустить карту. Трэвис от удивления вскинул брови. – Дядя Люк серьезно забыл о такой большой штуковине? – ответом ему стал приглушённый смех и стук молотка. Кеннет забил последний гвоздь, а его сын тем временем спустился на пол. – Так вот, кто подарил это тебе, – Кеннет победно усмехнулся, когда Трэвис ойкнул, после чего на минуту завис. – Ты же сказал, что он сам отдал ее тебе! Почему ты говоришь так, будто не знал этого? – ребенок насупился и прижал к себе книгу, понимая, что выдал тайну, – Я подвёл дядю Люка, да? – Я так говорил, потому что мне нужно было подтверждение моим догадкам, Трэвис. Я не знал, кто подарил тебе книгу, – Трэвис поднял взгляд на отца, и тот приободряюще улыбнулся, – А Люку мы ни о чем не скажем. Мальчик кивнул и улыбнулся в ответ, и Кеннет собрался было уйти, как ему снова задали вопрос: – Пап, а откуда тогда карта, если не от дяди Люка? – мужчина повернулся к сыну и только плечами пожал, мол кто знает, а после вышел, оставив ребенка наедине с книгой и новой картой. Посидев так немного с прижатой к груди энциклопедией, Трэвис просто решил не заморачиваться: когда-нибудь он точно узнает, откуда она взялась, ну а пока… пока у него было, чем заняться. Пробираться сквозь тернии к звёздам.