Мой Хару

Не сопротивляйся воде — поддайся ей. Подчини, следуя ее законам. Прими ее каждой клеткой своего сердца и тела. Пропусти между пальцев, почувствуй кожей: глубоко внутри, до самого сокровенного темного уголка. Почувствуй, как она обтекает тело, как подчиняется тебе, как становится твоей частью. Теперь ты уже не простой человек, ты — поток непоколебимый и прекрасный, неподчиняющийся, стихийный, гордый поток ледяной воды, что стремится вниз с горного склона по весне. Спокойный, тихий, но в то же время бурлящий, яростный. Прекрасный. И ты такой же — прекрасный. Тот, кто живет ощущением воды, тот, чьи глаза цвета моря летним утром, ты — тот, кто навечно связан с водой, кто навечно связан со мной. Далекий, небесный — Харука. Хару. Мой Хару. Не друг уже и не соперник, просто мой. Впервые увидев тебя, впервые увидев то, как ты плывешь, слившись с водой, впервые узнав, что и ты умеешь улыбаться, впервые коснувшись тебя, я понял, что хочу плыть с тобой в воде, какой бы она не была. Ты и вода — неразделимы, а потому, когда я видел море, когда вглядывался в глубину бассейна, вспоминал твои глаза, голубые глаза за стеклами плавательных очков. И сейчас это желание со мной, сейчас, когда впервые за полгода я вижу тебя так близко. Вижу, как ты устало прикрываешь глаза и неосознанно улыбаешься мне, откидывая голову на мое плечо. И сейчас, сейчас я чувствую себя по-настоящему счастливым. Когда я беру тебя за руку, а ты доверчиво жмешься ко мне, стелясь всем телом по моему. Когда ты расстегиваешь мою рубашку, помятую после самолета, и отбрасываешь на дальний край нашей с тобой квартиры, в которой каждый из нас появляется все реже. Когда мелко дрожишь, целуя меня в губы, словно делаешь это впервые. Когда дышишь мне в шею, а на твоих щеках выступает румянец. Когда твои невероятные голубые глаза прикрываются, а рот распахивается в немом стоне. Если провести по твоей спине, ты резко вздрогнешь, забывая делать вдох. Если поцеловать тебя в шею, шепча совсем тихо в ушко те самые слова, что ты любишь слышать, из твоего горла вырвется тонкий стон. Если надавить тебе на поясницу, нежно прикусывая местечко за ушком, ты выгнешься назад, прижимаясь ко мне сильнее. А я от этого стараюсь не кончить. Потому что, когда заполошно ты шепчешь мне срывающимся голосом: «Рин, Рин, Рин…», я чувствую себя так, словно мое сердце готово разорваться в любой момент. Меня затапливает нежностью, словно морской водой в бурю. Не остается места, где не было бы тебя. В каждом моменте, мимолетном знакомстве или разговоре я вижу тебя, вспоминаю тебя, и ничего с этим поделать не могу. Я задыхаюсь, не могу глотать, и весь я стремлюсь к тебе. Харука, Хару, мой Харука Нанасэ, тот, кто волен, тот, кто свободен, даже когда скован рамками, тот, кто прекрасен в любом своем изменении. Невероятный человек. Харука, чьи глаза, что вода, чье гибкое тело — бурный поток водопада. Яростный, спокойный, пленящий, пугающий. Таков мой Хару. Хару, вечно меняющийся Хару, что будет пленять меня вечно, просто потому что он — Хару. И пускай звучит глупо, пускай я, как последний дурак трачу много времени на заграничные полеты, пускай мне сносит башню, когда мы впервые встречаемся на международных, в разных командах, как соперники. Пускай меня трясет только от того, что скоро мы будем в одной воде, пускай, потому что вода сделает меня расслабленным, свободным, потому что в воде я забуду все свои желания, останется лишь азарт и желание победы. И так и происходит. Ты отстаешь на две миллисекунды, а я… Я… Дрожу от желания обнять тебя прямо сейчас. Я победил тебя в этом заплыве, а ты, кажется, выиграл у меня в чем-то другом. В чем-то, что я не могу назвать, в чем-то, что люди называют «больше дружбы». Когда с твоих черных волос мелкими каплями стекает вода, я забываю обо всем. Я забываю, как меня зовут. Я готов быть кем угодно, я готов стать водой, если это позволит мне обнять тебя прямо сейчас. Ты улыбаешься мне, мягко, грозно, хитро, и я понимаю, что наше соперничество никогда не закончится. Мы встречаемся в раздевалке, как и было оговорено заранее. Просто для того, чтобы поплавать вместе в этом самом бассейне после закрытия, как тогда, когда ты первый раз увидел себя здесь. Я знаю, что этот заплыв был особенным для тебя. Для меня. Для нас обоих. Я смотрю на тебя долго, пока мои колени дрожат позорно под твой хмурый взгляд и покрасневшие щеки. До бассейна мы не доходим. Я вжимаю тебя в шкафчик и мокро целую прямо в раздевалке. Ты кусаешь мои губы, царапаешь твердыми руками плечи, когда я вхожу в твое податливое тело, наспех разработав двумя пальцами твою маленькую задничку, которую я тоже обожаю. Ты стонешь протяжно, болезненно, громко, а я все целую и целую. Твою шею, губы, лицо, везде, где только могу дотянуться. Я целую твою грудь, а потом вжимаю тебя в шкафчик сильнее, поднимая твои ноги выше, заставляя тебя хвататься за мои плечи. И в этот момент, когда я медленно двигаюсь внутри тебя, такого прекрасного сейчас, осознаю, что я тебя люблю. И даже когда мы перестанем быть соперниками, друзьями, ты будешь будоражить меня так же как и сейчас, мой далекий небесный Харука, чьи глаза цвета летнего моря. Мы доходим до нашей Сиднейской квартиры, и там я раскладываю тебя на нашей кровати, любуясь тобой. Как загнанно ты дышишь, желая меня, как блестят в уличном свете, проникающем сквозь занавеску, твои глаза, как облизываешь ты свои губы, содрогаясь от нетерпения. И понимаю опять, что сдался уже давным давно, еще когда впервые тебя увидел в плавательной секции для младшеклассников, уверенного, спокойного, красивого и моего. Я отвожу пряди спутанных волос с твоего лица, провожу указательным пальцем от вздернутого носа до мягких губ, а ты вдруг вбираешь мои пальцы в свой рот, и я понимаю, что ты прекрасен. Всегда был. Сейчас, облизывая мои пальцы, прогнувшийся до спинного хруста, тогда, прыгая в воду так, словно был рожден для этого. Мой Хару, Хару… Харука! Ты развратен, насаживающийся на меня своей тесной, нетронутой месяцами дырочкой. Ты невинен, кусающий губы, чтобы не закричать от наслаждения. Ты красив, так, что я в темноте комнаты пытаюсь разглядеть тебя с особым рвением. Ты — это ты. Харука Нанасэ, покоряющий меня каждый день, каждый час, вечность. Все с большей и большей силой. Я толкаюсь быстрее и быстрее, кусая тебя за плечи. Прекрасный, мой… Харука… — Я люблю тебя. Ты стонешь так громко, сжимая меня внутри, что я дурею, стискивая твою талию в своих руках еще сильнее. Ты задыхаешься, открывая рот в попытке вдохнуть воздух, а потом срывающимся хриплым голосом кричишь: — Рин! И я кончаю, прямо так, замерев в тебе. Ты кончаешь следом, и твоя задничка сжимает меня так крепко, что я хочу тебя еще раз. Я смотрю в твои голубые глаза, искрящиеся счастьем, и чувствую, что мне становится легче, чувствую, что становлюсь свободным. Вольным. Я, наверное, идиот. Так скажет Соске, Нагиса, Рей, да кто угодно, даже ты, Хару, вот только мне плевать, пока ты, Хару, мой Харука Нанасэ останешься со мной. Каждый день, каждый час, вечность.