В один прекрасный вечер...

Громко хлопнула дверь. Сальери помог гостям снять верхнюю одежду. Моцарт пулей рванул в зал, где тут же уселся за большое фортепиано. Мигель проследовал за ним. Выстукивая подушечками пальцев по столу, он принялся отбивать ритм задорной мелодии. — Не откажетесь выпить? — крикнул им Сальери из коридора. — Нисколько! — немного резкий, но в то же время приятный голос Амадея был главным его оружием против собеседника. Конечно, если не принимать во внимание его большие шоколадные глаза, которым подчинялись все и вся. «Теперь главное не перепутать бокалы, » — тёмно-красная жидкость опасно зашипела. — «Было бы гораздо проще, если бы этот Мигель не увязался за нами. Слишком уж быстро он завоевал расположение Моцарта. Всего два месяца при дворе, но уже первый камердинер! А убивать сразу обоих — рискованное дело». — Господа, — обратился он к мужчинам. Мигель встал и принял из его рук вино. Пригубив напиток, он стал внимательно следить за движениями Сальери, который от чего-то отстранился в угол комнаты, выжидая. После первого глотка почувствовался неприятный металлический привкус: «Боже, да это же…» — резко выхватив стакан из рук Моцарта, он залпом осушил его. — Мигель, что это значит? — вопросительно посмотрел на него Амадей. — Это вы спросите у вашего дорогого друга, — тяжело дыша, ответил тот. — Объясните же нам, Антонио, каким образом в столь прекрасном напитке мы с лёгкостью можем заметить вкус мышьяка? Или вы сами удивлены столь странным совпадением? Сальери смертельно побледнел. — Не беспокойтесь, я не умру. И знаете почему? Благодаря моим родителям, которые ещё в детстве заставляли меня принимать яды в маленьких количествах. Так что ваш дешёвый мышьяк — это сущие пустяки, — на последнем слове он громко хлопнул ладонью по столу. — За что, Антонио? — и без того огромные глаза Моцарта сделались ещё больше. В его голове просто не укладывался тот факт, что человек, с которым он знаком всего пару месяцев, спас его от лучшего друга. — Мигель, лучше бы вы оставили всё как есть. — Амадей, я… — начали мужчины хором. — Прошу, не называйте меня так, — не оборачиваясь, бросил он и, захватив своё пальто, пошатывающейся походкой вышел за дверь, пару раз схватившись за попавшиеся под руку предметы, чтобы не упасть. Ноги отказывались повиноваться ему. Антонио и Мигель остались стоять посреди зала. Сальери проиграл, и с досадой осознавал это. Мига же разъедало страшное ощущение, о котором он раньше и не слышал. Он выиграл, но какой ценой? Оставил гения в живых, но будет ли это на самом деле жизнью или лишь невыносимым существованием?