Sing for Your Soul

Дарье нравилось сидеть вот так: меж раскинутых в стороны длинных тощих ног Трента, обтянутых дырявыми джинсами, и спиной к чужому лицу, от излишне спокойного и часто сонного взгляда которого вечно хотелось отвернуться. Она всегда отрицала свою буйную нигилистическую сущность, считая себя выше и умнее остальных, и так-то оно так, но… Все-таки она — подросток. Да, не такая, как сверстники, однозначно не такая. В отличие от многих ее одноклассниц, у нее были мозги и пара глаз, умевших читать буквы. Впрочем, Дарья не была уверена, что хотела обладать этим навыком именно сейчас: на данный момент ее глаза видели слишком странный текст. В ее руках находилась тетрадь. Изрисованная кривыми набросками синей шариковой ручкой, серо-голубая, Трент обычно просил не заглядывать в нее. Сегодня попросил. Она, признаться, заглядывала туда и прежде, но захлопывала после первых же слов, потому что песни «Мистической спирали» — это сраный сюрреализм, не поддающийся объяснению. Конечно же, Дарья никогда не признается в этом, продолжая хотя бы снаружи считать песни Трента как минимум прикольными. Уж слишком хорошо ей рядом с ним, чтобы портить взаимоотношения очередной неуместной и каверзной репризой. В конце концов, это всего лишь безобидная маленькая ложь. То, что она видела сейчас, мало чем отличалось от прочего бреда сумасшедшего, однако конкретно данный бред сумасшедшего она наблюдала впервые. Очередные странные строчки показались Дарье забавными, но она не смеялась, даже не улыбнулась, пообещав себе быть серьезнее и сдержаннее. К тому же, своей спиной она ощущала, как напрягся Трент. Он написал это недавно?  — Слова неплохи, — соврала она, — но я не понимаю их истинного смысла. Дарья прикусила язык, едва не сорвавшись на едкий комментарий о символизме и артхаусе, в которых черт голову сломит. Более того, Трент не поймет. Даже Джейн не понимала. Дарья всегда находилась в своем маленьком заумном мирке без возможности высказать умные мысли.  — Ты можешь сама написать лирику для «Мистической спирали», — вдруг предложил Трент, склоняясь ближе и касаясь подбородком ее плеча. Кожу головы защекотало, закололо. Дарья резко обернулась, с замирающим сердцем осознавая, что Трент перебирает пряди ее волос, плетя из них какие-то кривые и неуклюжие косички. Смешной он, однако же.  — Я прозаик, Трент, — спокойным железным тоном отрезала Дарья. — Поэзия от меня слишком далеко, тем более песенная лирика.  — Это не важно. Во многих песнях нет рифмы, — Трент зевнул, окончательно увалившись на плечи Дарьи. Она почувствовала, что от нервов начинает легонько задыхаться. Чертовы гормоны! — А так хоть по-умному будет, хм?  — Даже если она будет про ядерных коммунистов?  — Да. Про ядерных коммунистов у нас еще не было. Она все-таки улыбнулась. Тренту нравились ее шутки. Тренту нравилась сама она. Не то, чтобы Дарья была готова потрусить за первым попавшимся мальчишкой, что в нее влюбится… Но Трент — не мальчишка. И уж точно не первый попавшийся. Наверное, влюбляться в безработных двадцатидвухлетних музыкантов глупо и стыдно. Наверное, поэтому ей всегда так неловко… Трент уже сопел ей в шею, обнимая крепче. Он шептал что-то про «жесткую подушку». А еще он был очень тяжелым.  — Дарья? — в дверной проем заглянула Джейн. Такая же спокойная, как и Трент. Как вся их троица. Дарья махнула рукой, тщетно попытавшись выпутаться из сонной хватки, однако это не помогло. Ей придется либо разбудить Трента, либо торчать здесь, пока он не проснется. А просыпался Трент обычно посреди ночи.  — Боже мой, — Джейн закатила глаза и подошла к кровати, дергая Трента за руки. — Братец, подъем! «Братец» не отвечал, даже не скрывая легкого храпа, прорывавшегося сквозь сопение. По какой-то неизвестной причине лицевые мышцы Дарьи разблокировались и выдали еще одну улыбку. Возможно, тупую улыбку. Впрочем, у Дарьи обычно не было проблем с тем, чтобы казаться глупой перед семейством Лейн. Общими усилиями они высвободили Дарью из крепких обнимашек Трента, укладывая его в постель и прикрывая одеялом. Перед тем, как выйти из его комнаты, Дарья зачем-то кинула на него — странный для нее — мягкий взгляд. Все-таки она — подросток.  — Что, в пиццерию?  — В пиццерию. Марафон «Этого безумного, безумного, безумного, безумного мира» не за горами. Дарья выходила из Каса Лейн с мыслями о новой песне для «Мистической спирали».

***

Рок-концерты никогда не вызывали в ней волнения. Ну, если это не Альтернапалуза. И не тот-самый-концерт, где «Мистическая спираль» собирается сыграть её песню. Да, она все-таки написала. Встала зачем-то посреди ночи, расчистила местечко, томно взглянула на груду костей около кровати и написала. Вышло неплохо. Возможно, даже гениально. Правда, уже утром вся мнимая гениальность растворилась в воздухе, как будто ее и не существовало. Так что сейчас Дарья Моргендорффер пыталась не сгореть со стыда, прячась где-то около барной стойки. Тема с ядерными коммунистами — очень круто. Все, даже Джейн, сходили с ума от ритма и текста, заводящего их. Но Дарья… Ей казалось, что та самая местечковая подвальная группа, поющая каверы Doors, слегка подрастеряла свою атмосферу. Она привыкла к песням про ледяных женщин и всякому такому. Вдруг весь галимый бред из серо-голубой тетрадки показался не таким уж и бредом. Когда затих последний гитарный риф, и парни разошлись, Дарья не стала ждать благодарностей или ведра лести в свою сторону (впрочем, Трент вряд ли льстил когда-либо вообще в своей жизни). С совершенно спокойным лицом она протянула:  — Знаешь, твои тексты не так уж и плохи.  — Дарья? — Джейн вскинула бровь, улыбаясь широко и едко. Дарья закатила глаза. — У тебя на почве краша сорвало крышу? Сделав еще один глоток апельсинового сока, Дарья скрестила руки на груди. Они провели в тишине мучительные десять минут, а затем вышли из бара.  — Эм, Трент, — она затихла.  — Ты права, — столь же коротко ответил Трент. — Наши тексты очень хороши. Но мне понравились твои стихи.  — Если бы это были стихи, в них была бы рифма.  — Возможно. Некоторое время они просто молчали, глядя на горизонт.  — Знаешь, тебе бы пошло петь на сцене. Дарья кинула на него такой прожигающий взгляд, что Трент пожал плечами и заткнулся, запихивая руки в карманы рваных джинсов. Они вновь помолчали. Дарья прикрыла глаза всего на мгновение: так или иначе, свежий воздух дурманил, а еще усыплял. На часах десять вечера. Хелен будет в ярости, если она придет домой слишком поздно. Вдруг скулу обожгло что-то влажное и щекотное. Распахнув глаза, Дарья увидела лицо Трента в непозволительной близости. Он целовал ее щеку.  — Все-таки попробуй, — сказал он после.  — У меня нет голоса.  — Тогда пиши лирику.  — Я прозаик. Дарья закатила глаза, отмахиваясь, но про себя думала о том, что ради таких вот поцелуев было бы неплохо написать песню еще пару десятков раз.