Вопросы тактики

— Оставьте его в покое, — четко произнес Лауда, дождавшись паузы в перебранке пилотов, обсуждавших поведение Ханта в сегодняшнем заезде. Это было неожиданно. Разговор затих. — Что это? Снисходительность победителя? — спросил Лаффит. — Это не тебя едва не вынесли с трассы, Лауда. — Ты не понимаешь. — Лауда говорил все так же ровно, с толикой сочувствия в голосе. — Хант ведет себя так, потому что у него небольшая проблема. Размером в семь десятых дюйма. — И что? — заинтересовался Шектер, подходя ближе. Он тоже злился на Ханта и готов был поддержать Лауду, непривычное миролюбие которого заставляло ожидать подвоха. — Да ничего, — Лауда пожал плечами. Его глаза блестели, как перед выходом на трассу. — Но после того, как Джовит в Мадриде лишил «Макларен» этого маленького преимущества, Хант здорово сдал. Так что, полагаю, семь десятых дюйма для него очень существенны. — Полагаешь, Лауда? Пилоты расступились, пропуская Ханта, едва успевшего переодеться. Белая футболка сбилась на пояснице, ремень на джинсах болтался незастегнутым. От него фонило послегоночной злостью. — Верно. — Лауда повернулся навстречу, сложил руки на груди, вскинул голову. — Полагаю, что размер — твое больное место. Хант выглядел так, словно вот-вот взорвется. Сжатые кулаки вздрагивали у бедер. Он наклонился вперед. — Вечером, — чуть слышно сказал он на ухо Лауде. В шепоте слышался сдерживаемый рев урагана. — Предлагаю лично проверить соответствие размеров. Если сможешь позволить себе такой невероятный риск. Он отстранился, и Лауда поймал его взгляд. Едва заметная улыбка на тонких губах заставила Ханта помрачнеть еще больше. Стремительно покидая моторхоум, он не замечал никого на своем пути.

* * *

Возможно, Лауде было что сказать, но Хант не оставил на это времени. Он намеревался захватить лидерство в этой гонке, с первой минуты подчинить соперника и заставить признать свое превосходство. С Лаудой проделать такое оказалось непросто. Они сталкивались языками, зубами, руками, вступали в борьбу за каждую минуту лидерства, высвобождаясь из одежды так ожесточенно, словно секундомер вел отсчет. Невидимые зрители на трибунах наперебой орали в уши: «Макларен!», «Феррари!», пока неширокая гостиничная кровать поскрипывала под общим весом. Каждый старался подмять другого под себя, утвердиться сверху. Наконец Хант навалился, прижал Лауду собой, перехватил его руки, не позволяя вырваться. — Черт. — Лицо Лауды исказилось от боли. — Осторожней, ребра только зажили. — А я не обещал честной игры. — Хант все же немного приподнялся на локтях, потянулся за джинсами, оказавшимися в изножье, выудил из плотного кармашка пакетик. Вскрыл зубами, изогнулся, одной рукой раскатывая презерватив на каменно стоящем члене, другой придерживая Лауду. Тот, впрочем, не пытался воспользоваться шансом, закусил губы и наблюдал. — Готов проверить параметры? — спросил Хант. — Сомневаюсь, что Федерация примет эти замеры в расчет, но… — Готов, — перебил Лауда. Хант сдвинулся, устраиваясь удобнее и ощущая ладонями, грудью, всей кожей непривычность тела под собой. Неожиданно оказалось, что его заводит эта ситуация — спор, ярость, борьба — и сам Лауда с его внимательным взглядом исподлобья и покрасневшими губами. Хант забыл спросить у него, первый ли это опыт, вспомнил, когда уже толкнулся внутрь, и постарался сделать все по возможности бережно. Он медленно наращивал темп, аккуратно проходил повороты, не забывал об апексах. Сорвался в самом конце — на последнем круге, — когда сил на осторожность совершенно не осталось, и можно было лишь мчаться вперед, до упора давить на газ, выжимать из себя все до капли, чтобы опустошенно рухнуть на финише, не видя и не слыша ничего, кроме оглушительных ударов сердца. Окружающий мир нахлынул приливом, возвращая в реальность. Оба были мокрыми, липкими; разъединяться было странно, будто за эти минуты они сплелись невидимыми корнями, проросли друг в друга. Хант рывком сел на краю постели, тяжело дыша. Лауда вытянул ноги и затих. — Так зачем тебе это было надо? — спросил Хант, не оборачиваясь. За спиной хмыкнули. — Я знал, что ты умнее, чем кажешься. Мы поспорили с Клеем. Он считал, что расчет хорош только на трассе. Я утверждал, что в жизни все точно так же. Все поддается управлению, достаточно знать, за какой рычаг потянуть, чтобы получить нужный результат. — И мой рычаг — тщеславие? — Верно. Тишина между ними была нехорошей, пахла жженой резиной. — Результат правильный, — нарушил ее Хант. — А вот рычаг не тот. — Врешь. — Лауда приподнялся на локтях. — Хочешь доказать, что я не прав. — Ты не прав, — Хант был на удивление спокоен. — Я здесь не потому, что повелся на слабо. Я здесь потому, что это был мой единственный шанс. — О чем ты? — Ты мне нравишься, Лауда. С первой встречи. Ты невыносимый, правильный и никогда не уступаешь. Ты мне действительно нравишься, но я не думал, что мне когда-нибудь повезет. — Но… — в голосе Лауды звучала редкая для него растерянность. — Джеймс, я… Хант повернулся, лег, раздвинул бедра, не оставляя сомнений в своих намерениях. — Если хочешь… Я готов. Теперь уже Лауда оказался сидящим на краю кровати, словно опасаясь даже случайно коснуться чужого тела. — Джеймс, спор — это одно, но то, что ты сказал… Так нельзя, это уже не игра. Я не могу. — Не можешь? — Хант расхохотался. Лауда нахмурился, глядя на него. Что-то было неправильно. Не так. — То, что я сказал, — ложь от начала до конца. Импровизация. Именно то, что я делаю на трассе. Никакого расчета, Лауда, чистый экспромт. И это сработало! Ты купился, отступил. Второй заезд остается за мной. — Проваливай, — сказал Лауда. — Ненавижу. — Это взаимно, — широкая улыбка не покидала лицо Ханта, пока он подбирал и натягивал свою одежду. Лауда наблюдал за ним, не смущаясь собственной наготы. — Моя тактика не хуже твоей, — сказал Хант, вынимая из кармана джинсов мятую сигаретную пачку. — В Мадриде мне просто не повезло. — Ты нарушил правила. — Но не сегодня. По итогам этой гонки у нас один-один. — Посмотрим, кто возьмет «большой шлем», — упрямства Лауде было не занимать. Настала очередь Ханта торжествующе хмыкнуть. — Значит, ты настроен на полноценный сезон? Так и знал, что тоже тебе нравлюсь. — «Тоже»? — не остался в долгу Лауда, и Хант предпочел просто захлопнуть за собой дверь, ставя точку в споре, где невозможно было выявить победителя.