***
Той же ночью, лежа в кровати, Лука все не мог уснуть. Мысли в его голове неслись с бешеной скоростью, как и время на будильнике, стоящем на тумбочке. Насрать, все равно на работе дали отгул, узнав, по какому поводу у него чуть не случился сердечный приступ. Обида на этот чертов мир возрастала с каждой секундой. Дело в том, что около тридцати лет назад эта планета начала сходить с ума. Население разрасталось не по дням, а по часам. Люди никак не могли угомониться и плодились, плодились, плодились. Искали любовь, выходили замуж, женились, рожали детей, разводились, находили новую любовь и снова рожали. Конца и края было не видно. Ученые били тревогу, ресурсы стремительно кончались. Для регулирования населения когда-то уже планета придумала геев (как и вашего покорного слугу), но, видимо, это не сильно помогало. Мало ей было издевательств над Лукой в школе, мало ей было того, что он и так не сможет ни родить, ни залить свою сперму в любую проходящую мимо девушку для продолжения потомства. Так еще он умудрился попасть в ебучую программу Земли под названием "соулмейты". Плюс-минус пятнадцать лет назад подросшее поколение вдруг начало обнаруживать со своим телом всякие странности. То они не видели мир во всех красках, пока не встретят определенного человека. То они сталкивались с кем-то на улице, и у них появлялись разные метки, по типу даты рождения того, с кем столкнулись, его имени, духовного животного, да хоть жопы. Были даже люди, которые в определенном возрасте просыпались в теле другого человека, хрен знает где, в другом городе, стране, а иногда и в своей постели. Была даже одна знаменитая пара моделей, которая могла оставить ожоги друг на друге, если срались по поводу того, что им готовить на завтрак. Как это происходило, почему и зачем, доблестные ученые не могли понять. Единственное, что смогло выясниться за эти годы, это то, что такие люди были предназначены друг другу судьбой, и жить после того, как нашли они, так называемого, соулмейта, могли только вместе. Мол, любовь у них неземная, измены исключены, а остывание чувств — так и подавно. А, ну и еще, что это имеет какое-то отношение к изменению в структуре ДНК. Ученые хотя бы научились определять, есть ли в тебе этот ген, за пару часов. Друг Луки Ян, когда-то вместе с ним потешавшийся над самой идеей влюбиться в кого-то по воле ДНК, несколько лет назад столкнулся с Эммой первого сентября в выпускном классе на уроке физкультуры. И все. Пропал. Ребята оставили красные отметины на плечах друг друга. И Лука потерял своего друга. Ну, конечно же, Лука утрировал, но вечные "Эмма то, Эмма это, Эмма любовь всей моей жизни. Лука, ты будешь моим шафером? В смысле рано, я с ней и так на всю жизнь" могли доконать хоть мертвого в гробу. Не то что взрывного Лалльмана. Возвращаясь к своей проблеме, Лука покачал головой и застонал. Ну вот надо было ему попасть в этот круг избранных! После получаса споров с персоналом ресторана, когда все работники, перепробовав его еду и морс, намекнули, что Лука просто сходит с ума или болен раком, то ноги сами понесли его к терапевту. Как и во всех случаях, при непонятной хуйне, а не заболевании, ему предложили сделать тест на, блядь, как в это можно поверить, соулмейтство. И надо же, ебушки-воробушки, тест оказался положительным. Ну за что, Господи, за что. У него дедлайн на работе, ему маму навестить на выходных надо. А ему говорят, "Мистер Лалльман, по всей видимости, вы теперь чувствуете вкус того, что потребляет ваш соулмейт. Таких случаев зарегистрировано еще не было в нашей практике. Поздравляю, вы первые. Вы можете вспомнить, встречали ли вы кого-нибудь в последнее время? Может, вы столкнулись, поцеловались, поговорили? При этом ваше сердце могло сделать огромный кульбит, обычно это сопровождает встречу с соулмейтом, хотя бывает по-разному. Точно никого не можете вспомнить? Ваш партнер, скорее всего, страдает сейчас от того же недуга, было бы неплохо его найти и понять, как вы можете вернуть свои вкусовые рецепторы на место". Конечно же, он понял, про кого его спрашивает врач. И, конечно же, он был достаточно упрям, чтобы отрицательно покачать головой и сделать вид, что он понятия не имеет, о ком может идти речь. Он должен сам найти этого засранца с хуевым вкусом в еде и вредными пристрастиями. К концу дня он даже начал чувствовать вкус сигарет во рту, блядь, еще и смалит ко всему прочему его ненаглядный. Чтоб его за ногу и об стол. Впрочем, о столе. Так вот они, собственно говоря, и познакомились.***
Вчера был день рождения Луки, и его придурочные друзья, не желая ничего слышать, решили потащиться в гей клуб. Потому что, "ну, Лука, ты никогда так не потрахаешься, если будешь ждать принца на белом коне, единственного и на всю жизнь". Боже, как иронично, что именно при осуществлении этого плана, он взял и занялся сексом с тем, кто оказался его соулмейтом. Привет, судьба с табличкой "сарказм". Давно не виделись. Так вот, приперлись они в этот клуб. А там все в блестках, перьях да сосутся. Лука чуть не развернулся и не убежал. Да только вот застыл на месте, увидев самого красивого мужчину на планете. Тот сидел за барной стойкой, потягивая, о боже, чертово пиво. И медленно обводил глазами толпу. Пока не наткнулся взглядом на Луку. Тут же, словно невиданная сила, теперь, конечно, понятно какая, подняла этого красавца со стула и направила в сторону Лалльмана с улюлюкающими придурками за спиной. — Привет, я Элиотт Демори, — и все, в горле пересохло, ручки дрожат, коленки подгибаются. Чтобы вы понимали, в этом мужике идеально было ВСЕ. Его рост, на пол головы выше, чтобы Лука мог вдохнуть запах с его шеи, нет, это был не парфюм, а какой-то чисто мужицкий и прекрасный аромат. Его тело, из-под майки выглядывали руки, все в мышцах и венах (а в штанах у него, интересно, так же все, кхм, венисто?). Его лицо. Боже, что это было за лицо. Острое, как будто высеченное из камня, серо-голубые глубокие глаза выбивают дух, брови — густые, темные, изгибающиеся под прекрасным углом. Губы, ах, эти губы, тонкие, четко очерченные, не обветренные. Точная противоположность губам Луки, перфе-е-екто. А скулы и подбородок, да блядь. Этого человека можно было выставлять в музее на главной площади, и, Бог свидетель, аншлаг бы происходил изо дня в день. Так что совсем неудивительно, что через пятнадцать минут, они оказались входящими в квартиру Луки, задыхающимися в поцелуе, облизывающими друг другу рты в первобытном инстинкте, и разбрасывающими верхнюю одежду по коридору и подъезду. Друзья понимающе хмыкнули, когда тот, из-за кого они в данном клубе оказались, спустя три минуты решил свалить. Соседи мило улыбнулись, когда они поднимались мимо них по лестнице, кружа в каком-то сумасшедшем танце-поцелуе. Даже мадам Валери добродушно подняла толстовку Элиотта, которую они кинули при входе в квартиру непонятно куда. Заглянув в щель и полюбовавшись на сплетенные тела в коридоре, она только прищелкнула языком и прикрыла дверь. Надо ей, кстати, будет купить бутылочку за понимание. — У тебя есть смазка? — еле оторвавшись от губ Луки, прошептал, задыхаясь, Элиотт. — Да, да. На кухне в тумбочке. — На кухне? В тумбочке? Боже, ты просто прелестен. И снова ртом Луки завладели, грубо, с напором, проталкивая язык внутрь. Его собственный язык как-будто начал жить собственной жизнью, отдельно от мозга, потому что так бороться и работать Лука его никогда не учил. Руки прошлись по бугристым мышцам чужой спины вниз, к краю футболки, тут же цепляясь за него и задирая ткань вверх, разрывая поцелуй. Губы моментально снова примагнитились, а ноги повели пару на кухню. Ввалившись через дверь, Элиотт наконец разорвал поцелуй со звонким причмокиванием и, посадив Луку на стол, начал рыться в тумбочках. — М-м-м, тарелки, приборы, масло. Эй, а ты его имел ввиду под смазкой? Я, конечно, не ангел, но по-гречески заниматься сексом мне еще не приходилось, — ох, уж это удивленное, миленькое выражение лица. Так бы и затискал. — По-гречески, говоришь? Это из-за оливок? — Лука склонил голову набок, разглядывая аполлоноподобное тело, не очень хорошо при этом соображая. — Именно, так как? Я верно нашел? Или все-таки ты мне дашь ориентир? — М-м-м, даже не знаю. Твое чутье не подсказывает? — сучья натура подняла-таки голову. И не зря, на него тут же возбужденно сверкнули глазами, пробормотав "масло, так масло", сгребли в охапку и снова начали зацеловывать. Пылесос, ей-богу. Случайно толкнув тумбочку рядом со столом, они смогли найти смазку. Конечно же, потому что она вывалилась прямо на ногу Демори, больно стукнув его по мизинцу. Иначе что, они должны были оторваться? Ну уж, нет. — Господи, у меня впервые такое, обычно я не сплю с парнями через полчаса после знакомства, да и в принципе с парнями, — прошептал Элиотт Луке в рот. — Кхм, Элиотт, возьми смазку. — Она закрыта? А.. о.. у, правда? — Ну, я тоже не сплю с парнями через полчаса после знакомства, как и в принципе ни с кем. — Почему я? — А почему я? При взгляде на затуманенные глаза напротив, Луке показалось, что на секунду он словно окунулся в водоворот мыслей Элиотта "Да ты вообще себя видел? Ты словно ангел, сошедший с небес. Боже, твои глаза такого чистого оттенка, что мне хочется смотреть в них до старости". Тряхнув головой и прогнав все чужие, или может это просто ему так хотелось, (спойлер: нет) мысли из головы, Лука впился поцелуем в уже опухшие губы и начал спускаться вниз. Нос тут же уперся в шею и глубоко втянул этот прелестный аромат, захвативший его с первой секунды знакомства. На вкус Элиотт был еще лучше, его хотелось буквально сожрать. Переключившись с ключиц на соски, Лука простонал от реакции своего партнера. Как только язык прошелся по ореолу, рот захватил окружность и начал сосать, Элиотта забила крупная дрожь, руки запутались в волосах и потянули, голова откинулась назад, а из горла вырвался рык. В штанах уже было попросту неудобно, поэтому со вздохом облегчения Лалльман оторвался от сосков и позволил выпутать себя из майки, а затем и из джинсов. Погладив кожу на шее, от которой невозможно было отлипнуть, руки прошлись по крепкому прессу, зацепились за край пояса и начали работать над тем, чтобы расстегнуть злополучную ширинку, которая естественно не очень желала поддаваться. Бинго! С ширинкой разобрались, штаны скользнули вниз, и Лука сразу же схватил уже твердый член через нижнее белье. М-м-м, звуки, и то, как Элиотт тут же толкнулся ему в кулак, чуть не заставили кончить на месте. Почувствовав, что его бедра тянут ближе, Лука оторвал руку и дал их стоякам почувствовать друг друга через трусы. Божечки! — Да раздень ты меня наконец, Элиотт, — уже чуть ли не плача, умолял такой обычно гордый и грубый Лалльман. Уговаривать никого не пришлось, с него тут же содрали трусы. Вторые тоже полетели на пол. И вот уже богоподобная особа взяла в кулак оба их члена и провела от основания к головке, собирая и размазывая следующим движением предварительную смазку. — О, Боже, — кажется, так много, как сегодня, он не употреблял и не вспоминал это слово за всю свою жизнь. Пора основать собственную религию. И имя ей будет — Демори. Стянув с флакона со смазкой зубами пленку, Лука ткнул в лицо Элиотту явный намек на то, что если его милость не прекратит надрачивать так самозабвенно, двигая рукой в нарастающем темпе, то ко второй фазе, о-о-о, и яйца, да, вот так пожмакай, они не перейдут. Намек был понят, и Луку уложили на стол. Язык Элиотта скользнул в ухо, заставив Лалльмана извиваться от приятного ощущения, руки же мягко раздвинули бедра Луки пошире, чтобы иметь лучший доступ. — Не хочешь в кровать? Так удобно? — о, какая забота. — Заткнись и продолжай то, что начал, а не то... — Ладно, ладно. Такой требовательный, — тихо засмеявшись, Элиотт двинулся вниз. Губы захватили и начали терзать чувствительный сосок, руки блуждали по бедрам, левая мягко продвигалась к внутренней стороне, где Лука хотел бы чувствовать ее еще пять минут назад. Застонав от всех испытываемых ощущений, Лалльман толкнулся непроизвольно тазом вверх, на что внезапно вокруг его головки появился, не описать какой охуительный, жар. — М-м-м, — промурлыкал Элиотт, глядя из-под длиннющих ресниц на задыхающегося парня под ним. Губы обхватили ствол плотнее, тепло рта поглощало весь член Луки, сантиметр за сантиметром, просто сводя с ума. Элиотту явно было не очень удобно, ведь он согнулся в позе табуретки, но слова протеста просто не могли вырваться изо рта, и вместо них из Луки лились стоны. А когда вместе с опускающимся ртом в его тело проник отлично смазанный палец, (и когда только успел?), то весь мир просто перестал существовать. Двигаясь синхронно, Демори проходился по венам на члене языком раз за разом, при этом палец не прекращал ощупывать и растягивать тугое пространство. Когда-то Лука размышлял, что раз он гей, то не обязательно ему давать надо в задницу, верно же? Это наверняка страшно, больно, да и грязно. Но сейчас, когда уже два пальца скользили внутри, с каждым разом задевая простату и погружаясь все глубже, Лалльман не мог не отметить, каким же он был дураком. Чего он собирался лишиться в этой жизни, о-о-о, еще раз под таким же углом, пожалуйста. В дырочку протиснулись уже три пальца, к смазке присоединилась слюна, спустившаяся по подбородку к яйцам, а оттуда и в расселину. Лука уже не мог удержаться от того, чтобы не отталкиваться в такт толчкам задницей, но внезапно рот с члена исчез, пальцы были вытащены, а Элиотт что-то судорожно пытался найти на полу. — Черт, да где же он? — лихорадочно перерывая джинсы, уже начинал злиться Демори. — Ты что там ищешь, ирод? Я сейчас сам себя трахну. — Нашел! — довольный, как мартовский кот, улыбающийся дьявол во плоти пополз к Луке, держа в зубах презерватив. С незаметной для обычного человека скоростью, презерватив был вырван изо рта и распакован в одно мгновение. Только пальцы Элиотта потянулись к резинке, как на него цокнули, и завороженно приблизились к стоявшему колом и просто требующему какого-то действия члену. Лука, не отрывая взгляда от лица напротив, каким-то интуитивным чувством сразу нашел такой желанный объект и медленно раскатал кондом по всей длине, а потом еще раз и еще раз провел рукой. Глаза напротив закатились, горло импульсивно дернулось, сглатывая. Наблюдать за такой реакцией было почти так же возбуждающе, как и получать ласки самому. Так что Лука в очередной раз "потек", распластавшись на столе. Глаза Элиотта распахнулись, когда его спины коснулась холодная поверхность. Недоуменно подняв бровь, он развернулся, но кроме ветра, дующего в приоткрытую форточку, ничего не могло дать такой эффект. Поэтому, списав все на возбуждение странного дня, он отбросил эти мысли, тем более, что в голове пульсировала мысль: "Трахни меня! Трахни меня!" — Да, твою ж мать, Элиотт. Трахни меня! — нетерпеливо донеслось со стола. Осторожно разведя бедра Луки в стороны, Элиотт наконец-то пристроился для сего действия, и оттянул член. Заниматься сексом с мужчиной ему было в новинку, да еще и с девственником. Ух, от нервов на лбу выступили капельки пота. Лука, опять как будто прочитав мысли Демори, притянул его к себе и обжег ухо: — Ты что, боишься? — Не боюсь. — Так докажи. Как Лука и подозревал, это произвело правильный эффект, и действие началось. Головка тупо ткнулась во влажную и растянутую дырочку, пробивая первое сопротивление. Лука напрягся, чувствуя несильное, но давление, на что его сразу начали успокаивать поцелуями в шею, приговаривая: "все хорошо, расслабься, ежик". При чем тут хренов ежик, Лука так и не понял, но расслабиться смог, впуская головку в себя. — О-о-о, — что это было за ощущение. Вся комната будто сжалась в кулак, в котором не имело значения ничего. Только он и Элиотт, медленно толкающий мягкими поступательными движениями член внутрь. Теснота обеспечивала максимально острые ощущения, но благодаря хорошей подготовке и немалому количеству смазки, это не доставляло почти никакого дискомфорта. А когда в Луку толкнулись до основания, и он почувствовал шлепок яиц о свой зад, так все вообще отошло на задний план. Неимоверное удовольствие захлестнуло разум. Он чувствовал каждую венку, соприкасающуюся с его стенками, каждое неровное подрагивание, которое происходило в такт дыханию Элиотта, пока тот пытался отдышаться и справиться с эмоциями. Когда первый шок немного прошел, и потребность в движении стала уже невыносимой, то бедра начали двигаться, при чем у обоих и в синхронном ритме. Элиотт вытащил наполовину, смотря на соединение тел, но находясь на краю кульминации, не выдержал и толкнулся обратно в Луку. Благодаря чему, раздался стон. Да такой стон, что и он чуть не довел обоих до экстаза. Секс происходил на грани оргазма с самого начала, каждый толчок ощущался как манна небесная. В какой-то момент Луке показалось, что телепатически он залез Элиотту в голову, видя, как член проникает внутрь, чувствуя собственную тесноту, желая прикоснуться к красному и стоящему члену, что подрагивал у него на животе. Стол начал шататься и биться о стену, крики становились все сильнее. Элиотт набирал скорость, толкаясь глубже, с остервенением, задержав дыхание, пытаясь остаться в этом моменте навсегда. Боже, как это было хорошо! Боже, как он хотел бы заниматься этим вечность. — Элиотт, сюда. О, — Лука дернулся, выгнув спину, и начал сильнее отвечать на толчки, подвывая. На животе появились первые проблески спермы, которая вытекала мелкими порциями при каждом толчке в направлении простаты. Элиотт просто хотел почувствовать этот член, поэтому, наклонившись и сжав между животами стояк Луки, он старался, не меняя темпа и направления, вколачиваться еще сильнее и глубже. Ему казалось, что он сам задевает свою же простату, что было не очень-то возможно, ведь сзади не мог примоститься его двойник. — Лука, Боже, как хорошо. Как хорошо, Лука. Ты скоро? — Мне кажется, я был скоро еще в начале пути, — еле выговорил, или, скорее, промычал Лука. Обвив ногами спину, нагнувшуюся над ним и напряженную, он притянул Элиотта еще ближе, еще сильнее двигаясь в такт толчкам. В конце концов, стена тут на кой черт стоит? Правильно. Чтобы руками можно было помочь себе наверстать ритм, конечно же. Больше причин нет. Дыша друг другу в уши, прижавшись так, что между ними просто не осталось свободного места, они наконец вышли на финишную прямую. Четкий толчок выбил из Луки почти полноценный крик, и сперма начала вытекать из напряженных яиц на их грудь, животы, стекать на стол. Элиотт, оторвавшись от Луки, видя все это разбрызганное месиво, понял, что один два толчка — и он труп. Сделав на пробу один, он почувствовал, как по корню пробирается удовольствие, и резко выйдя из Луки, снял презерватив и начал, потирать его со все еще стоявшим членом Лалльмана, добавив на живот еще больше порции семенной жидкости. — Боже, я как будто под наркотой был, — проговорил, усмехаясь, Демори. Лука же уже почти засыпал на столе, понимая, что из него вместе со спермой вытекли все соки и желание бодрствовать. — Прекрасный день рождения, — пробормотал он, засыпая. — Надеюсь, тебе понравился мой подарок. Эй! Лука, Лука, Лука, Лука. Не спать. Ты на столе вообще-то. Где у тебя тут тряпку взять-то можно? — В ванной под раковиной, хрм, — кто бы этого Элиотта послушал. Вернувшись из ванной, Демори увидел, как Лука, распластавшись на столе, тихо похрапывал. И на секунду остановился. Как этому паршивцу удалось с такой легкостью здесь уснуть? И минуты не прошло, как Элиотт кончил на его живот. Ухмыльнувшись, он подошел, чтобы все вытереть, и его охватила такая неимоверная нежность к незнакомому парню, что сейчас доверительно посапывал на очень странной для этого поверхности. Вытирая весь бардак, он не хотел, конечно, но возбудился, провел рукой по животу, собрал пальцами теплую сперму, вздохнул. Как будто в трансе Элиотт поднес палец ко рту и попробовал на вкус. Ох, странно, но почему-то сперма была на вкус, как фалафель. Он конечно слышал о том, что мы — то, что мы едим, но не настолько буквально же. Закончив прибираться, Элиотт вдруг услышал трель своего мобильника. Черт! Он совсем забыл, что сегодня его смена в видеопрокате, у них ночная распродажа должна была начаться... двадцать минут назад. Путан! Быстро, чтобы не разбудить Луку, он ответил и пообещал, что прибежит со скоростью Соника. Подняв на руки этого красавца, он наугад прошлепал в комнату и аккуратно положил свою драгоценную ношу на кровать. Лука был во сне такой красивый, по-детски дул губы и цеплялся за плечи Элиотта, вызывая огромное желание послать все к черту и остаться с ним спать. Но все-таки люди работают не просто так, а чтобы не умереть с голоду, и поесть Элиотт любил, поэтому он, одернув себя и пообещав обязательно вернуться и ни за что не упустить это чудо, побрел обратно на кухню одеваться. Уходя, Элиотт поправил челку Луки, поцеловал в лоб и прошептал: — Спокойной ночи, ежик. На что Лука только сонно причмокнул. Опаздывая уже на сорок минут и убежав сломя голову на работу, Демори конечно же забыл оставить Луке свой номер телефона...***
Лука таки смог наконец-то заснуть, голодный, злой и полный решимости надрать зад Элиотту за его пристрастие к дерьмовой еде. Просыпаясь утром, он услышал, как будто кто-то скребется в дверь. Резко подпрыгнув на кровати, он прошелестел к выходу и быстро распахнул дверь. — Элиотт? — на корточках сидел взъерошенный парень, уставившись на Луку огромными испуганными глазищами. — Что ты здесь делаешь? — Я, это, ну как бы так сказать, — пытаясь спрятать что-то за спину, он начал отступать задом наперед. — А, ну-ка, стойте, мистер! — взъерошился Лука. — Сначала вы меня трахаете до звезд из глаз, потом лишаете нормального питания, теперь будите ни свет, ни заря и говорите "аянукактоэто", так не пойдет, Элиотт Демори. Дай, что там у тебя в руках. Все равно же под дверь засунуть хотел. Смущенно покраснев, очень мило, кстати, Элиотт осторожно протянул Луке стикер с нарисованным ежом. На рисунке он спал в одиночестве. — Там еще один, открой, — прошептал Элиотт. Задержав дыхание, Лука откинул верхний стикер, и тут же его глаза застлала пелена слез от переизбытка чувств. На него с рисунка смотрели два довольных животных, еж и кто это, барсук что ли? Между ними было нарисовано сердечко, а внизу гласила подпись "Ты будешь моим соулмейтом?". — Да, конечно, придурок, я буду твоим соулмейтом, — всхлипнув, пролепетал Лука, затягивая Элиотта за толстовку в квартиру.***
— Боже, как мне надоел вид этого ужасного мяса. Элиотт, ну давай, я тебе приготовлю тоже что-нибудь здоровое? У тебя член отвалится через двадцать лет от такого количества мяса и пива, а я им планирую пользоваться подольше, — садясь за стол, снова-здорово бурчал вечно недовольный Лалльман. — Ну я же не жалуюсь, хотя знаешь, как мне надоело хрустеть твоей брокколи? Хоть я и не чувствую вкуса, но один вид во мне будоражит страшные воспоминания из детства. Врачи так и не сумели прийти к решению, что же им необходимо для восстановления вкусовых рецепторов. Ведь прикосновений, секса, поцелуев было с того момента предостаточно. Поэтому все тупо пустили ситуацию на самотек. В какой-то момент, достаточно быстро на самом деле, Лука предложил замечательный выход из ситуации. С тех пор они ели ту еду, что хочет другой, и при этом, хоть сердце Луки и заходилось от ужаса, откусывая каждый новый кусок мяса, но он хотя бы чувствовал вкус поглощаемой его половинкой еды. Которую он каждый раз поедал с отвращением, к слову сказать. Ну чем ему не угодила киноа? — Вообще-то, твоя мама была права, пытаясь приучить тебя к здоровому питанию. В брокколи есть множество полезных витаминов, от нее не поднимается холестерин, и я не умру от инфаркта, чтобы ты потом страдал над моей могилой. Хорошенькую же участь ты мне приготовил. Стать вдовцом в самом расцвете сил. — Значит, мы поженимся? — ухмыльнулся Демори, цепляя злополучную брокколи вилкой. — Из моей речи ты выцепил, конечно же, самое главное. Ты такой придурок! — улыбаясь, с нежностью во взгляде, возмутился нисколечко не возмущенный Лука. — И я тебя тоже люблю. Лука застыл, поднеся вилку с наколотым на ней стейком ко рту. — Что ты сказал? — А это разве не очевидно? Я сказал, что люблю тебя, — и начал лыбиться так довольно, зараза, пока Лалльман тут смущался. — Я тебя тоже люблю, Боже, так сильно, — лицо Луки приобрело розовый оттенок, а щеки болели от широченной улыбки. Наконец, налюбовавшись друг другом вдоволь, сцепив руки на том самом столе, каждый поднес вилку ко рту. — Ебаныйтыблятьнахуй! — по кухне пронесся двойной крик. А, так вот, что, оказывается, было нужно.