Приютите альфу

Общественные работы — сплошное дерьмо, там только тупые школьники, которые не слушались родителей, пытаются добиться расположения строгих дядь и не портить свою глупую репутацию. Только вот Хосок, со всей ненавистью к порядку, попался, как малолетка, в этом ДТП так опрометчиво, что чуть не лишился прав. Слава богу, не отобрали, потому что ему без байка не живется спокойно: это уже не просто средство передвижения, это часть его жизни, поэтому он готов терпеть работу в говняном приюте и даже не материться ради блага потливого работничка, который поначалу при каждом движении байкера дергается смешно, а еще заикается от страха обратиться напрямую. Это немного веселит Хосока и является единственным развлечением в этом богом забытом месте, а еще этот парень отмечает отработанные часы, так что с ним нужно быть вежливее, в самом деле, потому что Хосок, возможно, надеется свой срок уменьшить благодаря своей безумно горячей ауре, прекрасной харизме, а для этого он старается быть милым с этим комком страха. Правда, комком это не назвать, скорее большая гора из неловкости, длинных ног и рук, этот парень словно состоит из конечностей, с которыми все пытается ужиться в своем теле, только не всегда хорошо получается. Хосок все думает, что за кадр этот его напарник, похож на альфу скорее из-за ширины плеч и роста, но сам байкер сколько бы ни принюхивался, он чует только запах псины. Вокруг обоссаные шавки да тупые коты, кажется, этот напарник пропитался запахами приюта, и Хосоку даже боязно, что теперь он станет таким же отвратительно пахнущим за все время, что будет здесь отрабатывать свою невнимательность на дороге. — Хосок-щи? — подает голос парнишка. Байкер никак не может вспомнить его имя, поэтому постоянно косится на бейджик, которого сейчас нет, как и одежды. Рабочей одежды. Хоби был бы не против увидеть этого длинного друга топлес, это хотя бы добавило веселья в скучный и еще один бесполезный день в этом приюте. Однако, на парнишке простая рубашка и брюки, но Хосок не хотел бы говорить, что это не сбивает его с мысли, хотя это так и есть. Оказывается, эти неуклюже длинные ноги приятно полные, мясистые и горячие, это заставляет впервые альфу подумать о том, какого это, находиться между них, на коленях, именно в принимающей позиции, потому что этот друг ладно сложен, а рубашка до злобы идет этому заморышу так сильно, что сплюнуть хочется, но пол стерильный. — Да? — Вы за три дня так и не запомнили мое имя? Склоняет голову и щурится, в тот раз у него смелости побольше, видимо, смена образа так на него влияет, хотя, возможно, взял себя в руки на время, потому что Хоби специально решает проверить, встает со своего места в углу, где думал поспать пару часов, подходит нарочно медленно к напарнику и выдает одну из своих сексуальных ухмылок: — Каждый раз вылетает из головы, потому что я не могу думать ни о чем другом, кроме как о твоей красоте. — Намджун меня зовут, — парень поспешно делает шаг назад, уводит взгляд к полу и прижимает ладони к груди. Смешно, как он выглядит от комплимента: словно дали пощечину или же раздели прилюдно, вся напускная серьезность слетает в разы, и Хосок ставит еще один балл на счетчик своих побед. Хотя со временем этот парень смелее, все чаще слышны грозные нотки в его голосе, стоит только байкеру сделать в поручении что-то не так, теперь этот напарник пытается словно быть снисходительным, тон у него порой такой же, будто устал возиться с чужим ребенком, это Хосоку не нравится. — Джуни, точно, — он кивает, убирая со лба темный волос. Хосок не любит, когда укладка портится, потому что открытый лоб, он уверен, сразит наповал любую омегу. Не хочет терять сноровку и свое очарование в этом богом забытом месте. — Ким Намджун, если можно. Хосок-щи, я собираюсь уйти на пару часов, поэтому вам придется поухаживать за ними, — парень делает кивок на клетки, — прошу, уберитесь у них до моего прихода и, если кто-то придет забирать собаку, покажите им в первую очередь Баки, ему уже давно нужна семья. За этим парень уходит. Хосок почти матерится ему в спину, за главного он вообще не хотел оставаться, эта работа в принципе не для него, но государство и суд решили иначе, ему, видимо, судьбой позарез нужно было возиться в говне беспризорных животных, которые отвечают взаимно ему ненавистью. Особенно кошки. Альфе кажется, что это из-за его резкого запаха, феромоны пугают животных, но подавители он не собирается пить. На середине драяния говна Хосок отмирает и задумывается. Кажется, милашка-Намджун пошел на свидание. Полуофициальный вид и этот одеколон, который до сих пор витает у входа. Хосок принюхивается, ему нравится, этот одеколон идет ему, только отдает слишком девчачьим, а потом резко дергается. С чего ему вообще оценивать этого странного альфу? Заведет себе омежку и будут вместе сюсюкаться с собачками, а, пока Хосок достает шпица из клетки, маленькая зараза с именем Баки кусает его прямо в тату со змеей на предплечье и убегает. — Маленькая дрянь! — в одиночестве Хосок может материться. Как могла эта псина испортить его набитый идеальный рукав? Плевать, что у него обе руки в наколках, змея была самая любимая, одна из первых, поэтому он тратит время, чтобы протереть антисептиком это место, а потом поднимает с пола наглого Баки, чтобы дать ему затрещину. Хосок рычит. Он нечасто достает свое влияние альфы, чтобы показать, кто главный, но сейчас он зол на весь мир и пытается не придушить это убийственно-маленькое говно, поэтому скалится и успокаивается на время. Его рычание слышат многие в клетках и замолкают. Он чувствует, как сильно влияет на них, он здесь босс, он главный, но мешает боковым зрением кое-что еще. Там, где вход, тихо держится за стену Намджун, его виски влажные, как и весь он странно уставший и тяжело дышащий. Хосок даже не думает, когда кидает на пол Баки, чтобы подхватить парня за плечо и увести к стулу. — Чувак, ты чего? — Ты рычал? Рычание? Хосок кивает, он думал, что людей нет, хотя странно, что так сильно он смог повлиять на другого альфу, люди так остро не реагируют. Одеколон классный у Намджуна, теперь Хосок стоит ближе, он пытается незаметно принюхаться, делая вид, что просто похлопывает по плечу слабого друга, но Намджун не глупый, он щурится и видит, как все ближе наклоняется Хосок. — Ты пытаешься меня обнюхать? — Чувак, — Хосок тут же поднимает ладони вверх, — просто одеколон крутой, я люблю интересные запахи. Я бы никогда не стал обнюхивать альфу. В ответ почему-то Намджун смеется. Тихо и слегонца сумасшедше, он потряхивает плечами и прикрывает ладонями рот, оставляя только суженные от улыбки глаза. Он весь искрится и бесит, потому что Хосок не любит косячить, но сейчас выглядит как идиот в его глазах. Над ним смеются, глупости, помог человеку, а тот в ответ неадекватно себя ведет, вот альфа и фыркает. — Тебе серьезно нравится этот одеколон? — А что? Я бы себе такой взял. Намджун качает головой и теперь уже нормально встает, чтобы пройти к клеткам. Он берет на руки Баки и поглаживает псине спинку. — Просто больше не рычи на них, это стресс для животных. Хосок фыркает еще раз. *** Хоби пытается быть дружелюбнее. Правда, привык не в тех кругах возиться, там, где он, харкаются часто, курят и матерятся. В этой легкой грязи Хоби нравится обитать, а здесь одни сплошные одуваны. Песики, котики, вонь, Намджун этот, который как в дворянской семье родился, барышня на выданье, а еще посетители с их пищанием, стоит только показать маленькую собачку или котенка. Пытаться быть на уровне приличия Хосоку сложно, ему бы вернуться в свой тату-салон, где приглушенный свет, клиенты интересные и, главное, время летит незаметно. Он ради этого даже любезничает. — Тебя подвезти? — он держит свой шлем и смотрит, как Намджун закрывает приют. Этот парень осматривает байк, потом Хосока, хотя тот заметно не горит желанием тратить лишний бензин на еще одного пассажира. — Ты такой не интересный. — Что? Хосок думал услышать что угодно, но не это, сказанное с милой улыбкой. С ней же Намджун подходит и проводит пальцем по сидушке байка. Аккуратно, слегка боязно, а потом тепло так смотрит на Хосока, чертово солнышко весной, цветочек сраный со своей любезностью. Лучше бы правду говорил, чем фальшиво улыбался, считает Хосок. — Тату, байк, материшься, куришь. Все клише плохого парня собрал, — вздыхает Намджун и смеется. Над Хосоком смеется, словно его жизнь самая уморительная штука на свете. — Могу поспорить, еще в тату-салоне работаешь или в баре. — Я не курю, — выходит резко и с рыком, не тем принуждающим рычанием, а просто от злобы. Хосок знает, что его мир, в котором он обитает, интересный и удивительный, а этот зазнайка сам дальше своего носа не видит. — А ты, могу поспорить, прилежный альфа, который учится сейчас на каком-нибудь заумном факультете на отлично, но иногда мечтает уже, наконец, лишиться своей девственности, поэтому ходишь отчаянно на свидание, где каждая омежка тебе кажется слишком непристойной для твоего ахуеть какого интеллекта. В ответ Намджун просто улыбается: — Мыслишь ты также ограниченно. Уходит вот так просто на остановку, злит Хосока сильно, а ведь он пытался просто быть любезным, получив в ответ чертово оскорбление. Гребаный Намджун с каждым днем все смелее, а, может, искусно скрывал язвочку за маской, кто знает этого пришибленного, но теперь Хосок начинает побаиваться, ведь в тихоне самые грязные черти. *** В приюте тяжело справляться одному, Хосок со временем понимает, что Намджун просит его подержать собаку или почистить клетку не потому, что самому лень, а просто дел много, каждый день обслуживать чертову кучу животных ужасно энергозатратно, а многие поручения в одиночку не выполнить, потому что не все животные в приюте паиньки. Буйных усыпляют, но есть просто животные с характером, не понравилось коту, как его держат, и вот все руки Хосока в ссадинах, а кровоточат так сильно и болят, то никакие раны после драки так не болят. — Пойдем, обработаю, — Намджун машет рукой и просит снять любимую Хосоком крутую кофту. Парень остается в простой черной футболке без принтов, потому что жалко портить лучшую одежду на этот гадюшник, а так его забитые руки и без красивой одежды хорошо дополняют его образ, ему даже нравится оголять свои руки для другого парня, потому что Хосок любит похвастаться, что у него руки не лишены мышц, запястья тонкие, с серебряными браслетами на сдержанной цепи, вены как реки огибают острова ярких цветных тату, только вот Намджун только лишь вздыхает и смачивает раны. — Я бы и потерпел, не неженка. — Да я вижу, — Намджун большим пальцем мажет по запястью альфы. Там шрам ловко перекрыт рисунком тату, сразу так не заметить, но Хосок понимает, что сидит достаточно близко. Между его раздвинутых коленей помещаются ноги Намджуна, почти касаясь ширинки, но на это никто не обращает внимания, только на руки. — Неаккуратное вождение? — уточняет парень, он проводит по всей длине шрама. Хосок помнит тот день, когда даже не подумал, что это может быть серьезно, но врачи сказали, что он почти умер от потери крови, как гребаный суицидник. — Самое ироничное, что это осколок от шлема неудачно упал, а моя рука проехалась прямо по острой части. Я тогда в целом сильно пострадал, но… Откуда ты узнал про аварию? — Хоби только понимает, что не говорил про себя ничего, но потом быстро понимает глупость своего вопроса, когда Намджун сам приподнимает одну бровь, спрашивая без слов «Ты серьезно?». — Точно, отработки. Он попал сюда за неаккуратное вождение, и такое понятие еще самое мягкое, если подумать о том, что он чуть не переехал человека. Дело даже не в воспоминаниях и не вопросе, просто другой парень так близко, что смущает, как сильно это можно вырвать из контекста, а пальцы Намджуна такие нежные, без царапин, потому что животные его любят, ведь он такой осторожный с ними, вежливый, прямо как сейчас с Хосоком. Этот парень осматривает внимательно тату, кажется, впервые, водит задумчиво кончиками пальцев, и Хосок не признается, что от этих движений у него мурашки. В тишине и в вонючем приюте есть странная нежность от того, что Намджун о нем сейчас решил позаботиться. Он проводит по каждой ранке, они болят, но Хоби отчаянно силится не жмуриться как дворовой мальчишка, разбивший в детстве коленку. Сжимает губы, а Намджун ведет к сгибу в локте, еще ближе и коленями все же упирается в пах Хоби. Теперь ему становится душно, пространства вокруг много, но перед Хосоком его катастрофически не хватает, кажется, теперь он ворует у Намджуна воздух, потому что близко, видно ресницы на его глазах с опущенными веками, но только Хосок пытается наклониться, чтобы посмотреть на лицо поближе, Намджун поднимает взгляд и ловит альфу за его наглым разглядыванием. — Слушай, — Намджун наклоняется ближе и уже такое внимание от альфы начинает напрягать Хосока, он хочет отклониться незаметно назад, но рука в тисках Намджуна не дает это сделать, поэтому он почти с дрожью дает понюхать свою шею. Это невесомо, но ощущается каждой жилкой, обнюхивание Хосок не любит, он чувствует себя сразу голым, уязвимым, потому что запах свой не скрыть, а там сейчас есть и легкое возбуждение, больше эмоциональное, потому что близости не было давно, а Намджуну внимательный со своим сосредоточенным взглядом пробирается прямо в душу, а руками нежно поглаживает, что у Хосока, видно, крыша поехала, поэтому он боится, что сейчас раскроется его запах, желание, это почти как прочесть мысли без согласия. — От тебя воняет, — Намджун морщится и отодвигается быстрее, чем вылетает громкое возмущение байкера. Не этого Хосок ждал, его почти трясло эти пару секунд, пока Намждун прикрыл глаза и громко глубоко вдохнул. Байкер готов поклясться, что Киму понравилось его нюхать, казалось, что дрожь была не у него одного, но нет, взгляд парня напротив холоден. — Что? Настроение в одно мгновение меняется. Воняет. Это говорит тот, от которого сейчас несет псиной. Хосок понимает, что в этом месте себе не заработаешь аромат от армани, но Намджун сам говнецом попахивает, но нагло нюхает и смеет морщить нос. — Знаешь, что? — Хосок встает резко, для него не типично злиться по таким пустякам, но его натура альфы не может терпеть таких оскорблений, он уверен, что другой альфа почувствовал горечь в его изменившемся запахе из-за раздражения. — Я на сегодня закончил, до завтра, Намджун. *** — Серьезно? Тебя волнуют слова какого-то задрота? — Тэхен лопает жвачку, он все еще в школьной форме, но уже ждет клиента. Этот мелкий спасает салон Хосока, чтобы он не был закрыт, работает двойную норму, за что старший отваливает деньги мелкому нормальные. Тэхен цокает. Сегодня на нем голубые линзы, сквозь них он смотрит как через алмазы, странное сочетание, но Хосок показывает палец вверх на новый образ мальчишки, ему нравится как художнику внешний вид беты. Такого Хосок бы завалил, но только Тэхену не свойственно быть хрупким, но и силу не показывает. Он дрейфует от нежности ко льду в своей душе, жестко умеет ответить, но тонкая душа его чувствует любые перемены внутри души каждого. В этот раз он тоже видит, что Хосок эмоционален по поводу отработок. — Он меня уже второй раз оскорбляет, — Хосок смотрит в потолок, закинув ноги на второй стул, он не может никак успокоиться, потому что Намджун не нормальный, странный фрик, самый настоящий, который еще скрывается как таракан от людей со всякими страшными мыслями в голове и даже боязно за котиков и собачек приюта. — Так врежь ему, если нормального языка не понимает. Хосок дает Тэхену подзатыльник. — Бить не выход. Что за агрессия, мелочь, будь сдержаннее, а то так никогда друзей себе не заведешь. — Ты мой друг, мне достаточно. Хосок хмыкает, потому что жаль мальчишку, никто не дружит с ним, не замечает. Старший даже не понимает, почему, вроде бы удивительный, по-кошачьи силен и ласков, сочетание угрозы и детского очарования, как Тэхена можно не заметить? Видимо, другие ценности у детей, так же, как и у Намджуна. Этот напарник с первых дней волновал Хосока, он странный, тихий, улыбается всегда так слегка, немного страшно выглядит, будто думает у себя в голове, как прирежет Хосока, пока тот спит. — Воняю я ему, — отплевывается от этой мысли Хосок, а Тэхен смеется. — Хен, ты реально о нем думаешь? Ты точно по омегам? Хосок в ответ просто пинает в бок мелкого. Он не понимает, что запах тоже важен для альфы, это его достояние, он им может перекрыть других, метит территорию, а Намджун просто взял, насильно обнюхал, что до сих пор мурашки прокатывают по телу, стоит только вспомнить, как сильно он вдохнул, так близко еще, что хочется шарфом теперь прикрыться. — Это нормально, что у тебя мурашки? — Тэхен замечает это, их не скрыть, потому что по всему телу бегут такие крупные, что пугает. Хосок от самого себя тоже такой реакции не ожидал. *** Намджун не приходит на работу. Самое странное, казалось бы, уже произошло, но еще хуже то, что Хосок вместо того, чтобы развернуться и уехать к себе в салон, ищет номер общественной службы, чтобы те выдали контакт Намджуна. — Алло? — на том конце трубки бодрый голос, это больше всего бесит в первую очередь Хосока. — Если такой бодрый, то предупредил бы, что на работу выходить не нужно, я бы поспал, — альфа язвит сходу, он даже кривится трубке, хотя на том конце провода не увидят, но он слышит опять тихий смех Намджуна. Альфа готов поклясться, что он видит буквально, как Намджун сейчас улыбается своей фирменной улыбочкой-очаровашкой, что врезать хочется. — Что смешного? — Волнуешься обо мне? — Что? Ты не пришел на работу, кто Бафи будет кормить? — Его зовут Баки. Ты и покормишь, ключ под кустом. Намджун сбрасывает трубку. Хосок ахуевает. Он сначала не может поверить, это сейчас Намджун проебывает работу? Этот самый святоша, который даже не сказал, что с ним, и какого хера сейчас байкер должен кормить весь зверинец в одиночестве? Эти чудики насрали еще, наверное, за ночь, нужно выгулять собак по-хорошему, но, самое главное, Хосок об этом думает. Сам факт, что эти мысли сейчас посещают его голову, хотя должен об этом думать Намджун, так бесит, но приходится все равно идти и делать сраную работу. *** Намджун не приходит и на следующий день, это так бесит Хосока, что он снова звонит напарнику, на шею никто ему еще не садился, и не позволит Хосок ездить на нем. — Чувак, я надеюсь, ты там сдох, потому что… Перебивает снова смех. Такой легкий, немного бархатистый и усталый. — Хосок, — ласково, нараспев, — а я ждал, когда ты позвонишь. Соскучился? — голос Намджуна, но альфа все равно в недоумении проверяет свой телефон. — Ты че? — Еще пару деньков поработай без меня, окей? Я тут занят. Трубку сбрасывает, потом не берет, не отвечает, и Хосоку бы развернуться, уехать, но там сраные животные, за ними некому ухаживать. С каких пор он стал таким сердобольным? Никогда не любил животных, разве что одного старого лабрадора в приюте, он самый спокойный, послушный и тихий. Такой приятный собеседник, не перебивает. А еще есть дворняга, но глаза такие голубые, как у хаски, видно, что помесь, очень Тэхена напоминает с его сказочными линзами, с ними вот и делится своими переживаниями Хосок. *** — Ты больной? — Тэхен отрывается от клиента и спускает маску с лица, когда видит у входа Хосока. — Ты как вообще их привез? Рядом с Хосоком две собаки. Лабрадор и дворняга хаски, для Тэхена. Он точно сошел с ума. — Уведи их отсюда, здесь же стерильное место, ради Бога, хен! Что с тобой происходит? Хосок отводит собак на свою квартиру. *** — Ты и сегодня не придешь? — Хосок звонит уже просто потому что скучно, хотя в нем есть легкая надежда, что Намджун решил выйти из своего отдыха пораньше. — Бафи соскучилась по тебе. Хосок знает, что пса не так зовут, хочет нарочно побесить. Намджун слушает, слышно его спокойное дыхание, но в этой тишине Хосок успевает подумать, что собеседник уснул, прежде чем слышит ответ: — А ты? От паузы он даже не понимает вопроса. Хосок оглядывает клетки вокруг, пока сидит на полу с лежащими по бокам собаками, гладит на коленях шпица и переспрашивает: — Я? — Да, ты соскучился? Намджун звучит грустно. Не улыбается, слышно даже по голосу, и от чего-то Хосоку хочется, чтобы этот чертов ботаник опять улыбнулся, даже если это будет не заметно. — Соскучился, — говорит ради улыбки, он клянется себе, что внутренняя странная нега, щекотное блаженство и волнение пробежались только потому, что Намджун ему брат, бро, братишка. Пусть грубый, но напарник хороший ведь. В ответ Хосок слышит смех, тот самый, легкий, с опустошающей все нутро улыбкой. — Рад это слышать. И сбрасывает звонок, скотина. *** На появление Намджуна животные в приюте реагируют неоднозначно. Они шумят, многие собаки хотят выбраться из клеток, но Хосок сам готов кинуться ему на шею, потому что несколько дней без него казались адом, в одиночку здесь тяжело справляться, так что Хосок даже не пытается отметить, что Намджун немного опоздал на свою смену. — Болезнь на тебе печально сказалась, — Хосок осматривает с ног до головы Намджуна. Он не кинулся на шею парню, он же не идиот, поэтому сдерживает радостный визг внутри, а снаружи он холоден и ленив. Пытается еще скрыть, что страшно устал. — Ты тоже хуево выглядишь, — Намджун всегда с оскорблением, но милой улыбкой. Напарник похудел, синяки под глазами. Чем бы ни болел Намджун, на нем это действительно отразилось, он теперь будто от первого ветра упадает, тростинка такая, что сам Хосок мог бы его поднять. Взгляд печальный, весь он немного заторможенный, что до конца дня Хосок работает все равно один, потому что еще животные странно на него реагируют, как ненормальные. *** — Тебя подвезти? — Хосок решает повторно попытаться, уже не из вежливости, а потому что друг и правда выглядит паршиво. — Ты еле стоишь на ногах. Намджун опускает голову вниз и покачивает ею. Соглашается, а у самого плечи безвольно опущены, зеленый весь, странный, что Хосок даже не спрашивает, сам сажает на свой байк, надевает аккуратно шлем, оборачивает около своей талии чужие руки и трогается с места. Парень такой теплый сзади. Хоби давно никого не катал, поэтому специально не гонит, даже медленнее обычного едет, а Намджун такой спокойный за спиной, сам заражает этим спокойствием. Внезапно Хосок ловит себя на мысли, что везет ценный груз, а этот самый груз тихо сквозь шлем принюхивается к шее и жмется все ближе. Странный этот Намджун, Хосок никак не может понять его. — Спасибо, что подвез, — парень отдает шлем обратно в руки Хосока, а тот пытается не думать, что ему сейчас ехать совсем в другой район, ну ничего, полихачит немного. — Выглядишь неважно, лечись. Хосок не знает, как проявлять заботу, потому что никогда почти не болеет, но Намджун храбрится, а выглядит ужасно. Говорить об этом снова некрасиво, так что Хосок сдерживается, хотя никогда так еще не делал. — Я спешил выздороветь, знаю, как нелегко в приюте одному, — он машет рукой, разворачивается, чтобы пойти к подъезду, и валится в обморок. Хосок смачно матерится, паркует байк и идет к уставшему дураку. Он даже не знает, какой у Намджуна номер квартиры, поднимает его с легкостью, с таким весом парень просто пушинка, облокачивает о стену и пытается привести в себя. У Намджуна обморок недолгий, он слабо раскрывает глаза и опять улыбается: — Хосок, — он вытягивает руку, гладит по щеке альфу нежно, что тот почти тупеет на глазах, но вовремя щелкает пальцами и спрашивает номер квартиры и ключи. Хосок такой херней занимается впервые. Он не был равнодушным к друзьям, просто те никогда не попадали в ситуацию, когда приходилось нести их на руках до квартиры, а Намджун еще к тому же улыбается и видно, что не знает, куда всего себя деть от этой ситуации, потому что на руках чужих странно, но идти не сможет, сил нет. — Я как принцесса, — посмеивается тихо, когда Хосок ставит его на ноги у квартиры, — прости, Хосок. Его взгляд страшно усталый, альфа не понимает, как может болезнь так измучить, и ждет, когда Намджун зайдет, но тот мнется и кивает на прощание. — Спасибо, что помог добраться, пока. — Нет, чувак, ты сейчас зайдешь в эту чертову квартиру, ляжешь на кровать, а я проверю, чтобы ты жрал вообще, пока болел, ясно? Потому что если ты окочуришься, милый мой, то твой зверюшник я нахер разнесу, понял? Хоби не хотел быть грубым, но так его разозлило это наплевательское отношение к себе, что челюсть сжалась против его воли. Этот Намджун вообще не тот парень, который выводил все время, хочется вернуть бодрячка с ироничным взглядом, а этот усталый, никто не любит вялых людей, они бесполезны, но позаботиться нужно. Хоби видит, что Намджуну самому нужен приют, потому что нет того, кто бы о нем позаботился в минуту слабости, а в самом байкере, видимо, выработалось не очень хорошее свойство, хотеть помогать в таком случае. Хотя, Хосок знает, что просто свыкся он с этой отработкой, и Намджун хороший, ему нужна эта забота. — Я не могу тебя впустить, — отводит взгляд, ключ все никак в скважину не сунет, но это сейчас почти что ребенок, без сил, поэтому Хоби сам решает, что он может, и отбирает связку ключей, открывая квартиру. Намджун рядом печально вздыхает, а Хосок вдыхает, пытаясь теперь самому не свалиться со своих двух от запаха. Повсюду аромат того чертового одеколона Намджуна, который чуял альфа, теперь он понимает, что тупой как пробка, потому что ну как не мог понять сразу, ему даже никто не подсказал, но все на это намекало. Теперь вид Намджуна такой испуганный, он шарахается от Хоби в сторону, видимо, ждет, что набросится от желания или злости, но здесь альфа зол только на себя, он не понимает, как мог так отупеть и не понять одну вещь: Намджун — омега. *** — Поэтому ты не можешь войти. Парень опускает взгляд, будто это что-то стыдное. Хосок дышит глубже, этот течный запах, которым пропиталась квартира за несколько дней, вызывает в нем улыбку. Такую легкую и ироничную, потому что теперь он еще больше хочет заботиться о другом парне, потому что инстинкты заставляют уже его это делать, так что он пинает Намджуна к кровати, пытается не смотреть на игрушки, которые, видимо, забыл убрать омега, не дышит, в спальне так пахнет, что желание утопиться в постельном белье, пропитанном смазкой, а сам идет на кухню и открывает на всякий случай окно, чтобы подышать. В холодильнике пусто, в шкафчиках пусто, в раковине недоеденный рамен. Намджун не ел всю течку. Хосок это осознает и ему нужна пара секунд, чтобы опереться о столешницу и прийти в себя. Он злится. Не понимает ничего, но внутри разъедает ненависть к собственному бессилию. Никто не позаботился о нем в течку, без альфы омега изводил себя, как мог, а это опасно. Хоби чувствует себя мудаком, который требовал выйти его на работу и теперь понимает странную реакцию его напарника. Он хотел бы вернуть назад время, приехать сюда и покормить омегу, обнять, унять дрожь, а запах вокруг сейчас вызывает в нем такую крупную дрожь, что не сорваться бы и не бежать к чужой кровати. Уши горят, а все нутро будто чешется. Хоби скулит. Он никогда не использовал свои повадки альфы так сильно, еще ни разу у него не был так обострен инстинкт, что сейчас все просто сводит его с ума. Первым делом он заглядывает в спальню, а там Намджун уснул сразу, будто даже не заметил, что творится вокруг него, так что Хосок бежит в магазин. Там он покупает херню всякую, потому что готовит на самом деле порой фигово, но хотя бы мясо пожарить и овощей на доске повалять он может, а омеге нужен белок, углеводы, хорошая пища, потому что рамен он уже поел, видел Хосок в раковине. Заботиться о ком-то выходит на автомате, Хоби осознает на середине готовки, что ни разу таким дерьмом не занимался, но получается, вроде бы, здоровски, только в груди ноет, его зубы все чешутся оставить метку из-за запаха, который никак не выветрится. Правда, поскуливает, потому что в голове на повторе мысль, что он как альфа не позаботился об омеге в течку. Его внутреннему «я» не объяснить, что это не его омега, потому что почему-то тело уверено, его, потому что омега впустила в свое жилище и подпустила ближе после течки. Теперь он пытается ужиться с этим, просто игнорирует, чтобы не натворить лишнего и не перейти черту, он благодарен, что Намджун доверился ему, даже зная, что он альфа. Хосок хочет оправдать это доверие, но руки даже болят от жара внутри, который проникает при каждом вдохе, это сбивает концентрацию, но помогает внутренний голос, который повторяет, что нужно омегу прокормить. В спальне темно, Хосок двигается на автомате, медленно, все еще принюхивается, немного ждет, чтобы привыкнуть к темноте, и садится на край кровати. Он пришел, чтобы уложить нормально Намджуна и уйти, но не может шелохнуться. Опять готов скулить и рычать на любую мелочь, которая может нарушить покой омеги. — Почему ты просто не сказал? — вздыхает Хосок, ему это было не так важно, но хотя бы так он тогда бы не давал таскать парню тяжелые клетки. Возможно, эти мысли сейчас опять из-за инстинкта, но он не зря есть у альф, а, значит, нужен. Намджун теперь, во сне, кажется ранимым. Без улыбки, без щек, которые сошли от худобы, с нахмуренными во сне бровями, Хосок не сдерживается и гладит пальцами его лицо. Намджун тут же ластится, как магнитом притягивается мгновенно и неосознанно трется о ладонь. Спящий, слабый, он кажется в руках крохотным, котенком, одним из тех, кто в приюте бежит к чужим рукам, что могут гладить, доверяет, тянется за лаской. Хосока не могли растопить глупые котята, но Намджун не животное, он настоящий, перед ним раскрывается и это доверие, с которым он поддается альфе, сложно заработать. Хочется все больше отдать этому парню, альфа изнутри рвется, чтобы окружить комфортом пару, но больше ничего он не может сделать, не пересекая личных границ. На постели лежит вибратор, девчачий, потому что маленький отросточек на нем помимо основного ствола, кажется, для стимуляции клитора. У самого бока лежит страпон почти натуральный, большой, с имитацией набухшего узла на конце. На нем презерватив, и эта игрушка пахнет Намджуном страшно сильно. Хосок сглатывает. Этот страпон был внутри Намджуна, того самого парня, который сейчас спит на кровати, где трахал сам себя, и представить это так просто и ярко, что альфа не сдерживается и мычит, прикусывая губу с оттяжкой. Думать об этом вкусно, нюхать запах и видеть хрупкого доверчивого омегу, который во сне не подозревает, о чем думает альфа. Хоби тянется за игрушкой, берет аккуратно в руки и принюхивается. Вместе с некрасивым запахом резины презерватива, есть Намджун. Его запах. Такой цветочный, что отдает сразу в мозжечок, в голове похоже на букет цветов, на краски всех оттенков, насыщенные и теплые. Намджун пахнет как весна, как сладости, как легкий ветер из детства, как счастье и радость. Это окунает в воспоминания о детстве, когда пробовал жвачки всех вкусов сразу и пытался разобрать каждый по отдельности. Хосоку хочется в душе проливать слезы от той силы, с которой его альфа тянется к этому запаху. Неудивительно, запах течного омеги, на него реагировали даже собаки неоднозначно, так что с силой хочется усмирить желания, и Хосок откладывает на тумбочку вибратор и страпон. Такой небольшой набор игрушек, Намджуну, наверное, было больно и плохо без настоящего узла, Хосок просит себя не думать, но скулит все равно, вставая с постели. Ему нужно уйти, но он оглядывается, сжимает руки в кулаки и берет свой телефон в руки, чтобы уже с кухни позвонить Тэхену. *** — Уже звонил жаловаться? — влетает сразу сходу вопрос от пацана, Хосок проверяет туда ли звонит, все верно, Тэхен. — Кто? — Мужик, которому не понравилось мое тату? Скажи, еще раз у нас появится, я ему на очке нарисую «Лох». Хосок смеется. Этот бета всегда был с удивительным нравом, потому что сегодня, видимо, решил выбраться кто-то вредный и клыкастый маленький шкода, Хосок немного побаивается за свой салон, но его присутствие никогда не спасало от подобных происшествий, поэтому он просто дает Тэхену делать все так, как он хочет. — Я звоню тебя спросить. Как много ты знаешь об омегах? Хосок ставит пятку на стул, на котором сидит, и головой опирается на колено. Он смотрит на маленькую кухню омеги, он представляет, как сонный Намджун здесь готовит утром завтрак, а потом идет в питомник. — Про омег? Хен, ты там пьешь? — Нет, Тэхен, — Хосок ухмыляется в тишине чужой кухни, он чувствует сегодня странно, он так счастлив, но не может сказать причину, ему хочется глупо смеяться, потому что Намджун омега, это так меняет многие вещи, так упрощает все слова до этого. Хоби чувствует себя глупцом, он ведь даже не допускал такой мысли, а она была на поверхности, Намджун не скрывал своей сущности, просто альфа был таким ограниченным, ничего не видел кроме своих эгоистичных побуждений. — Просто… Что нужно омеге после течки? Я даже не знаю, как поступить… На том конце провода Тэхен вздыхает. Молчание после этого длится как-то слишком долго для того, кто никогда не имел дела с омегами, и Хосок чувствует, что в Тэхене он своим вопросом что-то пробудил. — После течки омега очень слаба. Понимаешь, это забирает все силы, так что все, что может сделать альфа в этот момент, это дать покой и поухаживать. Без приставаний, хен, они провели с членом в заднице примерно неделю, они после течки никогда не захотят трахаться. — Ты серьезно думаешь, что я думал о том, как завалить омегу после течки? Хосок рычит, а сам себя ненавидит за те мысли, когда увидел игрушки Намджуна. — Кто тебя знает, ты вообще никогда ничем таким не интересовался. Думаю, ты и без меня знаешь, что делать. Сделай все так, будто это твоя омега и не бойся, мы не кусаемся. Тэхен после своих слов бросает трубку. Хосок не обращает внимания, что разговор прервался, потому что в голове помечает, что Намджуну бы поесть, а потом в душ. Хосок бы его после обратно уложил в кровать с чистым постельным бельем. — Стоп, «Мы»? — он трясет головой и уже не понимает, ему показалось, или Тэхен правда сказал так, будто он тоже омега? «Я не тупой,» — пытается убедить себя Хосок, он не мог пропустить, что бета внезапно стал бы омегой, но Тэхен правда говорил про течку, будто это личное, словно он сам переживал нечто подобное на своей шкуре, но у него не было парня или девушки, чтобы так подробно знать все ощущения. Хосок чешет затылок и жалеет, что не курит и не пьет, потому что день такой странный, что даже стресс никак не выместить. Обычно спасает катание по ночному городу на скорости, но в этот раз он, как привязанный, не может тронуться с места, пока в спальне спит омега. Он просто проходит к Намджуну, тот такой одинокий на своей большой кровати, такой худенький, маленький, что в груди альфы болит сильнее от того, что он не может обнять. Нельзя лезть в чужое пространство, нужно себе напомнить, что этот парень не настолько сблизился с ним, чтобы это было нормально. Нужно просто уйти и оставить его в покое, но альфа вместо того, чтобы пойти к двери, срывается к кровати, ложится рядом и сгребает к своей груди. Принюхивается, гладит по спине Намджуна, а тот цепляется за крепкие плечи, сквозь сон вдыхает и тычется к самой шее носом, чтобы успокоиться. Омега, его омега, Хосок теперь спокоен, он чувствует, что делает то, что должен. Его природа говорит так поступить, даже если кажется немного неправильным, он гладит Намджуна и хочет скулить, как сильно ему это нравится. Он всегда уходил после течки омеги, не задумывался, что потом это тоже тяжело, что альфа нужен не только для узла, а как опора, как тот, кто поможет встать на ноги и без происшествий довести до ванны, чтобы умыться. Хосок будто был слепым все это время. *** — Хосок? — Намджун ерзает. Альфа чувствует, что тот хочет выбраться из кровати и ни о чем не говорить, возможно, Намджуну стыдно, но альфа рычит и прижимает его обратно. Это происходит на автомате, он не хотел действовать на парня, но тело словно существует отдельно и осознает, что так будет правильно. — Доброе утро, дурачок. Намджун фыркает. Хоби все еще не открывает глаза, но так хочет увидеть, какой опухший ото сна Намджун, как он жмурит глаза и вошкается на одном месте, потому что ему кажется свое же тело каким-то неказистым. — Спасибо, за то, что помог вчера. Хосок приоткрывает один глаз, он просто не может пропустить, как краснеет Намджун, но его встречает обычная легкая улыбка. Никаких припухлостей, даже укладка такая же, никакого румянца, неправильная омега, вся романтика с головы сходит, и альфа фыркает. — Чего лыбишься? — Ты такой опухший. Хосок без сожаления откидывает омегу в сторону и встает. Он не думал, что кровать покинет так легко, злится даже, что снова получил сомнительный комментарий, будто ни каплю не симпатичен омеге, пыхтит злобно, но все равно идет наполнить Намджуну ванную, пусть отмокнет, подогревает бедному завтрак, который приготовил вчера, а потом возвращается в спальню. Намджун на животе раскинул ноги в стороны и что-то печатает в телефоне. — В ванную пойдешь? — Хоби прислоняется плечом к косяку и скрещивает руки на груди. Намджун неожиданно дергается и встает слишком поспешно. Альфа успевает подметить нервный взгляд омеги в сторону своих игрушек. В спальне все еще пахнет чужой смазкой, Хоби старается не думать, что спал там, где несколько дней кончал Намджун. Это прибавляет проблем к его утреннему возбуждению, дышать и без того от омежьего запаха трудно, а тут еще и мысли о сперме Намджуна. Хоби был там, где все пропитано смазкой и потом, всеми выделениями, там омега себя трахала, игрушками на тумбочке насиловала свою задницу. Слюны так много во рту, Хосок просит себя не думать, какая сейчас растраханая задница у Намджуна. Он просто вздыхает и трет веки слегка. Морально собраться просто, потому что альфа внутри все еще действует, он проветривает комнату и меняет постельное белье, пока Намджун в ванной, а потом решает проверить, как там парень. — Тебе лучше? — он приоткрывает дверь, но не заходит. Слышит резкий всплеск и смеется самому себе, представив, как в страхе Намджун подбирает к груди колени. — М, — растягивает омега, — лучше. — Завтрак? — Выхожу. Хосок слышит кряхтение, а потом плеск. Резкий удар, Намджунов вздох и снова плеск. Альфа дергается, пугается и первым делом летит помогать. Он, даже не думая, помогает вылезти, что-то даже бурчит, когда обтирает Намджуну голову и плечи, обматывает вокруг пояса полотенце, пусть ноги останутся мокрыми, потому что омегу сверху он укутывает в огромный халат, до страшного большой, что даже мило, как тонет этот чудак в своей же одежде. Теперь на омеге румянец, он уводит взгляд и пальцами сжимает ладонь Хосока. Альфа смотрит, как аккуратно его держит Намджун, который выдыхает, а потом в глаза говорит: — Спасибо. Такое ранимое, на дрожащем голосе, с той слабостью, которая в груди порой хранится годами, чтобы вырваться легкой неровностью голоса. Его глаза искренне благодарят, там легкая боль от того, что еще никто так не заботился, и Хосок даже не скрывает свой скулеж, упираясь лбом в грудь Намджуна. Он дышит, за плечи хватает парня и пытается не злиться, не сделать ничего лишнего, потому что как-то больно ему от всего этого вокруг. Вдох, за ним он чувствует аромат Намджуна. Такой чистый, притягательный и яркий. Неужели у такой омеги никогда не было того, кто проявил бы заботу, Хосоку больно от этого. Он гладит плечи, опускает по рукам и поднимает обратно. Намджун замирает, он не двигается, но Хосок слышит его сердцебиение, оно испуганное, неудивительно, альфа позволил лишнего, поэтому отстраняется. — Не благодари, Намджун, ты достоин, чтобы о тебе заботились точно так же, как и ты заботишься обо всех животных в приюте, — после фразы Хосока у омеги распахиваются глаза: — Мне нужно в приют. Хосок вздыхает, он молча толкает омегу на кухню, к столу, пихает в руки ложку, а сам опирается ладонями о стол, чтобы возвышаться. Он сейчас постарается повлиять на омегу и знает, что это единственный способ оставить его дома. — Я поеду и отработаю день без тебя, справлюсь. А ты лежи весь день и не вставай, я тебе новое постельное там застелил, — Хоби блокирует желание поцеловать в лоб Намджуна и просто уходит, не понимая, куда деть свои руки, которые так и тянутся потрогать омегу. — Не забудь закрыть окно после проветривания. Если не послушаешься, буду рычать и кусаться, слышишь? — уже с порога кричит Хосок, а в ответ Намджун шлепает тапочками до коридора, чтобы тихо угукнуть в облаке халата. *** Хосок сначала заезжает к себе, чтобы покормить собаку и помыться. Ему стоит сменить одежду, только он не кидает ее в стирку, а слетает на кровать. Перед душем он нюхает то, в чем был у Намджуна. Как пораженный или сумасшедший с дрожащими руками вдыхает, а на выдохе скулит. Он никогда так часто не выпускал альфу, ведет себя, как псина, звуки издает такие же, ему так позорно за свой скулеж, который за всю жизнь так часто не проявлялся, как сейчас. Хосок и не сдерживал себя никогда. Его всегда хотели, простенький секс, без извращений и излишеств, но он был, пускай не так часто, но он никогда так сильно не нуждался ни в ком. Сама течка — процесс настолько интимный, что часто доверяют другу или паре, так что Хосок провел с омегами всего пару течек за свою жизнь, ему не особо понравилось, потому что когда дымка спадает, вся красота исчезает и чувство какой-то грязи и неправильности есть, поэтому он уходил. Хоби хочет оставить навсегда эту одежду с запахом, он с сожалением понимает, что это невозможно, потому что уже все пахнет недостаточно сильно, как Намджун. Тот самый, который буквально этой ночью утыкался носом ему в шею, словно это самое безопасное место на планете и спал тихо, но обнимая конечностями альфу. Хосок смеется от своих мыслей, они какие-то слишком ванильно-розовые, и идет в душ. *** — Тэхен? — Хосок садится напротив школьника, смотрит ему в глаза и ненароком принюхивается. — Хен? — у Кима озадаченное лицо, в салоне никого нет, потому что уже время закрытия. Хоби устал, он опять весь день возился с животными, а мозг как на повторе прокручивал вечер прошлого дня. Ему каждый момент в голове хотелось пересматривать, а потом он переигрывал ситуации прошлого на новый лад. Например, когда он назвал Намжуна ботаником и альфой, который ищет себе на свиданиях омегу, а во время раздумий теперь осознал, что омега просто искал себе кого-то на время течки и, судя по всему, неудачно. — Ты омега? Тэхен смеется. Хоби не понимает, с каких пор он нанимался работать клоуном, что так всех веселит, это всегда заставляет его чувствовать себя полнейшим идиотом. Это все отработка, чертово наказание оказалось просто адом, который перевернул мир на голову. Хосок не хотел таких потрясений, но Тэхен кивает. — Да, я омега, — вот так просто без интриг и драматичных пауз, будто они только что познакомились и настало время представиться. Для Хосока это шок, он столько лет не замечал, что сейчас дергается нервно уголок глаза. — Но я не чувствую твой запах. Подавители? Школьник спокойно отрицательно машет головой, Тэхен не злится, в его глазах легкая печаль и та уже усталость после работы, как и у Хосока. — У меня просто очень слабый запах. Во время течки его можно унюхать у самой шеи, или когда я сильно вспотею. Это патология, мое тело будто само отказывается притягивать альф, хотя это даже хорошо, ты бы никогда не взял меня делать тату, зная, кто я. Хосока это оскорбляет. Он не ублюдок, не конченный, ко всем относится нормально, если ты не мудак. — С чего ты взял? — С чего? — Тэхен опять смеется. Издевательски уже, вымученно, чтобы просто показать, какой у Хосока тупой вопрос, который просто показывает, что он ничего не знает в этой жизни. — Потому что мир наполнен стереотипами и даже неосознанно мы подкладываем каждого под них. Это не плохо, мы все так устроены, но это не значит, что это правильно. Альфа может быть слабым, а омега делать тату. Бета может быть сексуальным, привлекать мужчин и женщин, добиться многого в этой жизни, потому что не запахи определяют, кем мы станем, нас определяет воспитание и на что мы способны. Ты не думал об этом, потому что не сталкивался с проблемами из-за своего происхождения, а вот омеги склонны думать слишком много и часто это приводит к печальному самокопанию и одиночеству. Хосок пытается поднять с пола свою челюсть. Он не говорит вслух, но никак не думал, что Тэхен такой умный. Этот парень красивый, безумно красивый, но это он знал и раньше, Хоби понимает, что ему действительно плевать, омега Тэхен или бета, он мог быть даже альфой, но в целом он просто отличный товарищ и друг. Сейчас он не осуждает, а просто учит, как заевшая пластинка, будто Хоби не первый в его нравоучениях, но ведь Чон знает, что не со зла не обращал внимания и не думал об омегах, но теперь почему-то тема их хрупкости задела. Может, он стал вафлей из-за собачек и кошечек вокруг, возможно, однажды он обнаружит себя воркующим с ними и тогда уже назад дороги не будет, но пока он просто обнимает Тэхена. — Хен, если ты хотел меня незаметно понюхать, то мог просто попросить, — Тэхен наклоняет голову вбок, хотя Хосок не планировал этого, ему просто нужны были слова, которые все бы пояснили, потому что он чувствует все равно себя нехорошо, когда понимает, что столько лет не спрашивал Тэхена о его жизни подробнее. Пока шея открыта, он нюхает. Раз дают, то он не упускает возможность прикрыть глаза и глубоко подышать. Ему приходится водить носом долго, но находит. За ухом и у линии челюсти легкий запах лаванды. Он фыркает и отстраняется резче, чем планировал. — Унюхал? — Пахнешь, как лежалый стог сена, — Хоби хочется умыться, он трет нос, а Тэхен беззлобно пинает его по ноге. — Себя нюхал вообще? Из твоего запаха можно делать угарный газ. Странно, но этот разговор дает облегчение в душе Хосока. Он улыбается, и тяжесть своих мыслей спадает. Тэхен не осуждает его незнание, и открывается сам, потому что дружба длится уже несколько лет, уже можно доверять. — Намджун омега, — говорит он перед уходом. — Как я мог не заметить? — Ты просто слишком воняешь своим байком, чтобы учуять. Я давно это понял, — Тэхен пожимает плечами и лишь наклоняет миленько голову, стоит ему заметить злой взгляд Хосока «Почему мне не сказал?». *** — Ты пялишься, — замечает Намджун. Хосок знает, он не тупой, хотя безотрывно смотреть на то, как Намджун вычесывает шерсть у кошечки, странно. Они делают это часто, это нихрена не мило зачастую, потому что животные иногда вырываются и хотят убежать. Хочется нюхать. Хосок пытается вспомнить запах омеги, его притягивает желание уткнуться в шею, и это почти физически больно блокировать в себе. — Почему ты проводил течку без альфы? Намджун вздыхает и сначала относит кошку обратно в клетку. Он выглядит так, будто готовится к серьезному разговору, а Хоби не привык к такому. В его мире все просто и открыто было до этого момента, хотя он и не лез в чужую жизнь без надобности, но Намджун выводит его постоянно на сильные эмоции, поэтому уже альфе не все равно. — Разве не очевидно? Посмотри на меня, — Намджун показывает на свое красивое лицо. Хосок хочет сказать, что и без просьбы пялился на него достаточно. — Я не типичная омега. — Вполне обычная, — у Хосока теряется воздух на резком выдохе, потому что Намджун симпатичный, милый, в нем очарования больше, чем в любом животном этого приюта. Он добрый, а еще хрупкий. Хоби видит это не в широких плечах и высоком росте, просто знает, что Намджун устает быстрее него, видел, как без сил он свалился прямо перед носом. Пусть он пытается притворяться, что все у него хорошо, но внутри он нуждается в помощи, в ком-то сильном. — Да? Поэтому ты меня альфой считал? — Намжун приподнимает одну бровь и до Хосока доходит, что считается необычностью у этого омеги. — Никто не хочет с тобой… Проводить течку из-за твоего телосложения? — Омега должна быть миниатюрной, хрупкой и милой, но посмотри на меня. Я неуклюжий великан, — Намджун разводит руками и в груди Хосока щемит, с какой грустью это было сказано. Да, Хоби немного неуютно, что Намджун выше него, но разве можно пройти мимо, когда у него такие печальные глаза, опущены плечи и печальный тон? Хосок обнимает Намджуна за талию, утыкается лбом в его грудь и вздыхает. Еще одна омега, которая страдает от того, какая она неправильная. Почему-то Хосок не думал так ни о Тэхене, ни о Намджуне. Они те, кем являются, они прекрасные люди в первую очередь, и, кажется, не могут найти себе пару только потому, что сами возносят эти комплексы на первый план. — Посмотри на меня, Намджун, — Хоби специально снимает футболку. Это спонтанное решение, поэтому Хосок жалеет об этом сразу же, но надевать обратно все будет еще хуже, поэтому он идет до конца, хотя в контексте разговора он смотрится самовлюбленным идиотом, но это пока. Если бы он был забит тату, то сработало бы попроще, но он силится не прикрывать руками соски. Он видит, какое впечатление производит на омегу, Намджун не дышит, он замирает, а потом надувается резко смущением и отводит взгляд. — Посмотрел, и что? Ты опять похвастаться чем-то решил, я не понимаю? — Нет, — Хосок делает шаг поближе, ему нужно внимание омеги для следующих слов, так что он просто протягивает руку, чтобы немного зацепить ладонь Намджуна. — Просто посмотри, какой я тощий. У меня не большой рост, не широкие плечи и сколько бы я ни качал ноги, они все еще слишком худые, — теперь Намджун отмирает, когда понимает, почему Хосок показывает это. Его фигура видна была всегда, даже в футболке, но теперь омега замечает, что нет пресса, на руках мышцы есть, но они все еще худые. — Ты не замечал этого, верно? Потому что я знаю, что эту часть меня не исправить, это просто я. Моя природа все равно помогает тебе увидеть того, кем я являюсь, верно? Так почему ты забиваешь на свои инстинкты и внешний вид? Никто не говорит мне, что альфа не должен быть таким, потому что мне плевать на чужие слова. — Просто ты альфа, тебе проще. — Ты обязательно найдешь того, кто примет твою природу, — Хосок не привык говорить так много, а думать тем более. У него скоро начнет болеть голова от такого количества умных слов вокруг. — Спасибо, Хосок. Возможно, я ошибался, когда говорил, что ты ограниченный. «Возможно» — фыркает в голове Хосок и еле сдерживается, чтобы не закатить глаза. Дождался комплимента от омеги, от этого даже смешно немного, как выглядит все нелепо. — Не за что, обращайся, мы же, вроде как, сдружились, да? Намджун улыбается снова своей ласкательной страной улыбочкой и говорит как-то слишком игриво: — Сдружились, да. *** — Подвезти? — Хоби впервые хочет искренне. Чувствует, что тот раз, когда Намджун позволил его подкинуть, был исключением, а теперь все должно вернуться на круги своя. Все же надежда так сильно сияет в груди Хосока, он чувствует, что рвется сам доставить омегу до дома, все из-за внутреннего альфы, который рычит, скулит, бьется в агонии, но не хочет выпускать омегу из вида. — А я могу не надевать шлем? — несмело просит парень. Хосок чувствует, как впервые его сердце замирает, на вдохе приостанавливается, а потом стучит так быстро, будто убежать хочет из грудной клетки. Намджун подходит, он правда доверяет, самое главное, несмотря на то, что Хосок здесь из-за неаккуратного вождения, Намджун так показывает свое доверие, открытость, а еще соглашается. Не воротит нос, а просто садится позади Хосока и цепко прижимается всем телом. Намджун такой тихий, теплый. Хосоку нравится его чувствовать сзади себя, как все крепче он хватается и сжимает свои ноги, касаясь ими бедер байкера. Намджун нюхает шею, очень громко это делает, даже не скрывает, и тихо мычит. Хосоку кажется, что он сходит с ума, потому что такое, наверное, ему мерещится, но лишь крепче сжимает руки на руле, не хватало ему еще одной аварии. — Приехали, — зачем-то говорит водитель, возможно, это из-за того, что Намджун не двигается, он так и сжимается весь за спиной Хоби, ладони сцепил поперек живота, а носом в плечо дышит. Хоби жаль, что через кожу своей черной куртки он не чувствует омегу, ведь торсом Намджун прижимается вплотную, даже немного трется, но это из-за того, что несмело нос его двигается к открывшейся полностью от шлема шее. Хосока обнюхивают. Тихо, нежно, но чертовски нагло, а ему так нравится, что волосы встают дыбом на загривке. Он так странно себя сзади еще никогда не чувствовал. Все возбуждение впереди, а ласкают спину, касаются носом мочки уха и все это тихо с легким ерзанием. — Я ненавижу зависеть от кого-то, но когда ты поухаживал за мной, моя внутренняя омега… Она… Приняла тебя, как пару и теперь… — Намджун выдыхает прямо в ухо, Хосок вздрагивает, потому что в нем словно прошлась автоматная очередь мурашек и, кажется, они покрыли все тело мощнейшим горячим водопадом до самых яиц. — Хосок, ты… Зайдешь? Прости, оторваться от тебя так сложно. Если ты против, то просто вежливо оттолкни, я пойму, такая омега, как я… — Нет, — Хосок рычит. Он оборачивается резко, сходит с байка и прихватывает омегу на землю, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза. — Ты самый лучший омега на свете, слышишь? — Хосок хватает лицо Намджуна в ладони. — Я хочу с тобой сделать столько всего, ты даже не представляешь, — переходит на шепот альфа, потому что голос садится от своей же страсти, она топит его горло, булькает возбуждением, кипит, но не прожигает. — Не рычи, пожалуйста, — Намджун просит жалобно, выдыхает шумно, облизывает губы, а потом хриплым голосом поясняет: — ноги подкашиваются. Хосок дурак, он просто чертов альфа, который хочет впечатлить пару, потому что после этой фразы подхватывает Намджуна и несет к его квартире, как в прошлый раз, он не устает, потому что сил ему дала природа, чтобы ухаживать за Намджуном, достаточно. Омега улыбается также нежно, как умеет, пока они идут до двери не перестает трогать лицо Хосока, гладит нос, щеки, рот, линию челюсти. — Нравлюсь? — Хоби не скрывает довольной ухмылки, а Намджун не закатывает глаза, не отталкивает, а просто кивает. — Страшно подумать, насколько. Почему плохие парни такие горячие? — Эй! — Хоби сваливает Намжуна на пол и пыхтит. Его настрой убил снова сомнительный комплимент. — Я не плохой! Я заботился о тебе и о тех обоссаных котах, а еще был чутким и внимательным, а еще… Намджун смеется. Он оборачивается на дверь и звенит связкой ключей, хотя плечи все еще подрагивают. Хосок понимает, что как курочка раскудахтался перед омегой, но опять пытается впечатлить, снова заработать чужое внимание, потому что перед Намджуном его альфа внутри не грозный волк, он дворовая собачка, которая хочет слушаться своего хозяина, а еще альфа течет, стоит Намджуну посмотреть или начать с ним говорить. Хоби уверен, что его трусы уже с пятном его смазки, стоит только от того, что Намджун прижимался к спине, а хочется еще. Альфа помнит слова Тэхена про то, что после течки никакой омега не захочет трахаться, он дышит размеренно, держит себя в руках, потому что не мудак какой-то, а правда ценит Намджуна за его обаяние, доброту и то, что он снимает футболку и оборачивается с той же премилой улыбкой. — Ты идешь или нет? Мне кажется, я умру сейчас. Слово «умру» от омеги для Хосока как спусковой крючок. Сразу заводит механизм заботы, и он бежит в спальню за Намджуном, обнюхивает тут же, кидает на кровать, осматривает как в полубреду, штаны снимает, мнет ноги и только потом осознает, что делает не так. Потерялся в инстинктах, отпустил свою животину на волю и теперь как растерянная дворняга глупо моргает, сидя верхом на Намджуне. — Это не похоже на течку, тогда мне физически больно и хочется уйти подальше от своего же тела. Я ощущаю себя грязным, отвратительным и чаще всего от этого меня воротит, поэтому я не ем почти ничего в этот период, но сейчас мне тоже больно, — Намджун берет руку альфы, большим пальцем знающе проводит по шраму, по тату, и кладет себе на грудь. — Больно здесь, — берет снова за запястье и уводит к паху. — И здесь. Хосок чувствует, какой Намджун горячий, это раскручивает в нем все болты от количества жара, чтобы развалиться на мелкие кусочки и никогда не собраться. У Намджуна член помещается хорошо в ладонь, он толстый, но Хоби не может ничего думать под страшным ритмом своего сердцебиения, он забывает сделать вдох, а, когда выдыхает, каждый раз скулит. Под кожей чешется, как хочется трогать, Хосок наклоняется и нюхает шею. Все, как он помнит. Много цвета, все такое яркое в запахе Намджуна, заливается прямо в горло и топит карамель внутри. Сладко, но Хоби как зефир хочет плавиться и оставаться на его теле, такие же следы хочет оставить, чтобы на себя натянуть омегу, присвоить, потому что альфа уже рычит и клацает зубами. — Укусишь? — Намджун смотрит на клыки альфы. Хоби не хотел пугать омегу, но просто успокаивает его. — Только если ты попросишь. — Когда ты сказал, что будешь рычать и кусаться вчера, я был готов кончить, Хосок, — Намджун, как утопающий, без конца цепляется за плечи альфы, возможно, ему приятно чувствовать, как крепко держит его чужое тело, какой мощный над ним парень. Намджун чувствует себя хрупким, а в глазах Хоби он такой и есть. Весь сияющий, не противно-хнычущий, а жгуче-сексуальный, омега просто признается в небольшой мелочи, но это откровение выбивает на секунду Хосока из своего тела, он сходит с ума, глядя на Намджуна, рычит. Долго рычит, показывает зубы и слышит в ответ, как Намджун тихо ахает и словно разваливается на части, оплавляемый действием альфы. — Если ты продолжишь, я кончу прямо в своё белье. — Чем чаще ты признаешься в подобном, тем сильнее я хочу заставить тебя это сделать, — Хосок грязно шепчет омеге на ухо, сжимая его член через белье. Это сексуально, что от него так сильно текут, у Намджуна столько смазки, что альфа лишь по запаху это понимает. Хоби сам на пределе своей эмоциональной выдержки, потому что его рвет на части, бросает от одной мысли к другой, но самое главное выполнить все желания омеги, но он не понимает, чего хочет Намджун. — Хосок, я думал о тебе всю течку, — настала очередь альфы терять силы в теле и на полусогнутых руках утыкаться лбом в плечо Намджуна. — Продолжай, — он просит сипло, потому что это его убивает и спасает одновременно, пока он все быстрее и грубее трет большим пальцем головку Намджуна. — Я хотел, чтобы ты этими руками, со всеми своими чертовыми тату трогал меня, чтобы это был именно ты, с твоим взглядом, с твоими ахуенными ногами, с твоим рычанием. Я хотел, чтобы это был твой член, твой узел внутри меня, Хосок, — Намджун снова отчаянно цепляется за лицо альфы, он смотрит ему в глаза, его взгляд такой сияющий, блестит ярко, будто костры горят там со всего мира, а у Хоби в замен на это у груди пробивает себе путь через ребра его непослушное сердце и все, на что он пока способен, это смотреть на то, какой Намджун под ним красивый, и дышать. — Я хочу, чтобы ты меня трахнул. С той же улыбочкой, будь она проклята, потому что не до улыбок Хоби, в нем сейчас все мертво, есть только мысль сплошной линией «НамджунНамджунНамджун», он крутится без остановки как ритмичная песня, поэтому он наклоняется, на автомате прислоняется к чужим губам. Сначала он чувствует резкий выдох Намджуна через нос, потом его пальцы перекатываются к затылку Хосока и натягивают там волосы, чтобы притянуть еще ближе. Намджун раскрывает рот первый, он целует также, как и пахнет. Сладко, ярко, в голове Хосока это целый хор, который хочет восхвалять губы омеги. Он так приятно никогда не целовался, каждое его движение нетерпеливо посылает импульсы к паху, а в остальном даже щекотно от пробирающих по телу мурашек. Они еще не до конца раздеты, но альфа ощущает себя голым. Он лишь прикасается к чужим губам, но это словно его раздели, каждой струны в душе играючи касаются, но не заканчивают мелодию. Это только первые ноты, они перерастают в большой шум, когда Хоби наклоняет голову и языком проникает в чужой рот. Это так громко, влажно, Хосок не осознавал, что целоваться с Намджуном так классно, а еще как умалишенный повторяет себе, что он целуется с омегой. Хочется назвать своим, его зубы немного задевают чужой рот, почти ранит и немного рычит от досады, потому что внутри его волк хочет сожрать эту яркую звездочку, которая горит и хлопает глазами под ним. Намджун дергает Хосоку брюки вниз, по глазам видно, что держится из последних сил, но не умоляет, один раз уже попросил, осталось дело за альфой. Хоби не хочет спешить, но чувствует, что это может погубить его бедную душу, потому что сладко смотреть, как меняется Намджун, как красиво под ним раскрывается, и хочется доказать, что этот омега достоин своей природы и каждого комплимента на чертовой земле, но член так болит, что дрожь пробивается сквозь пальцы альфы. Он чувствует слабость перед омегой, но внутри еще есть силы, чтобы взять, забрать в себя и не отдавать никому с помощью сцепки. У Намджуна красивые ноги. Они такие длинные, что хочется испытывать, как он будет с ними лежать на разных поверхностях, но самое вкусное для Хосока, как он их раздвигает, смотрит в глаза и не краснеет, как глупый дурачок, а кусает губу и улыбается. У него сладкие ямочки на щеках, они вместе с видом на течную промежность омеги делают Хосоку больно. У него в груди так тяжело и болит от того, как сильно он хочет сейчас только одного человека. — Презерватив, — двумя пальцами Намджун цепляет на тумбочке один, словно подготовил заранее, хотя никто не знает этих омег, может, это спланированное мероприятие, но Хосоку так сильно ебашит кровь в член и в мозг, что он просто натягивает контрацептив и трется головкой между половинок. — Ты так хорош, боюсь, что я кончу, как только всуну. Хоби не понимает, почему говорит об этом вслух, но это почему-то сильнее всего смущает Намджуна, который прикрывает рот и опускает взгляд к члену. — Я хочу твой узел, — только это он и говорит, продолжает смотреть на член. Чувствует, что внутри сейчас будет так заполнено и дышит все быстрее, даже стонет коротко на каждом выдохе, и тогда Хосок толкается. Ему приходится опереться на свои локти, дышать, моргать и чуять, как его запах медленно проникает сквозь цвета Намджуна, красиво огибает и защищает. Укусил. Еле сдержался, чтобы не поставить метку, но даже так Хоби обеспечил Намджуну боль и смешение запахом. Двигается медленно, он не хочет так быстро, он не может так сразу, хочется насладиться Намджуном, и смотрит. Омега такой красивый, что Хоби приходится пару раз отвернуться и прикрыть глаза, потому что он может кончить только если будет смотреть, как Намджун кулаком зажимает рот, чтобы не стонать. С Наджуном это так странно-правильно, с ним даже не грязно, а красиво. Это картина, это стихи, песня, искусство. С ним Хоби не стесняется сам скулить, потому что прекрасно видит, как омега обнажает шею для метки, но кусать нельзя. Хоби только ставит засосы, но ему не достаточно, ругается альфа внутри него, не понимает, почему пару не метит, а самому выть хочется, но пока Хосок только хрипит, он на ухо стонет ранимо, потому что он так еще никогда не кончал. Это страшное напряжение оказывается внутренним взрывом. Это ощущается как первый вдох, как другой мир, как слащавая история, от которой хочется плакать. Он берет член Намджуна и дрочит как можно быстрее, потому что уже формируется узел и, когда Намджун начинает сжиматься вокруг него, пока сам кончает, Хоби словит второй раз страшный Армагеддон в голове, он цепляется обеими руками за талию Намджуна и переворачивает на свое тело. Дыхание — самое шумное, что заполняет комнату. Помимо этого, тишина оказывается оглушающей. В голове также пусто и только руки на автомате поглаживают чужую спину. — А еще я дрочил на твои тату, — Намджун невинно переплетает пальцы с альфой и с легкой любовью смотрит на каждый рисунок. — В первый же вечер после того, как тебя увидел, — добивает словно Хосока. Он от этого воет тихо, брови жалобно сводит и сам себя чувствует омегой от переизбытка хороших чувств. — Ты добить меня хочешь? — Ты даже не представляешь, сколько всего еще я хочу тебе сказать, — Намджун ерзает и снова сжимает узел. Хоби не находит сил ответить, он откидывается на подушки и просто сжимает с нажимом омегу. — Например? — Когда ты приготовил мне ванну, накормил, приказал лежать и ушел, я разрыдался. Не хотел, чтобы ты уходил, а потом осознал, что ты не мой альфа и вообще ничем мне не обязан. Хоби снимает Намджуна с опавшего узла, он кладет омегу набок и убирает мокрые волосы со лба. Намджун такой разморенный, глаза сонные, уставшие все равно, а его слова делают так больно Хосоку, что он открыто хмурится. Руки на автомате обнимают и гладят по спине омегу. Он не хочет, чтобы Намджун плакал. — Но я здесь. Видишь, ты добился такого ахуенного альфу, как я, никуда не ухожу, я рядом. Хосок знает, что говорит банальщину, но ему хочется говорить это именно Намджуну, даже если кажется, что эти слова сказали до него многие. — Сейчас я отведу тебя в душ, а после него укутаю в одеяло и буду спать здесь, рядом с тобой, — Хоби пальцем тыкает в чужой нос и смотрит, как Намджун от этого забавно морщится. — Завтра у тебя, кстати, последний день общественных работ, но ты ведь будешь мне помогать иногда? Хосок поднимает брови. Он немного возмущен слышать это только сейчас. — Только не говори, что ты переспал со мной, только из-за того, что тебе нужен помощник в приют. — Нет, ты что, я через раз сплю с нарушителями ПДД, а потом заставляю на себя бесплатно работать, — Намджун закатывает глаза, уже двоим ясно, что Хосок не такой альфа, который оставит на одного омегу слишком много работы, ему внутренний инстинкт не позволит. — Я тебя сейчас покусаю, — рычит альфа, а Намджун без раздумий обнажает шею, покрытую крупными мурашками, но Хосок вместо того, чтобы выполнить угрозу, просто целует в шею, делает пару вдохов, а потом встает, чтобы отнести омегу в ванную, потому что Намджуну, оказывается, нравится на чужих руках чувствовать себя легким и хрупким. *** — Хен? — Хосок смотрит на спящего Намджуна, а сам держит трубку у уха, где отвечает Тэхен почти сразу. Альфа выходит из спальни, прикрывая за собой дверь, и не верит, что сейчас собирается это сказать. — Покорми Вафельку и Мармеладку, пожалуйста. — Кого? — Собак в моей квартире, пожалуйста, Тэхен. — Ты отвратительный, ты в курсе? Хосок опускает голову, улыбается самому себе, потому что он не знал, что чертовски любит сладенькое. Его испортил хренов приют, он уверен, но только ему нравится. В голове все еще что-то кричит, что так неправильно, в его жизни нет места пушистости и сладости, но одна такая очаровашка сейчас спит в кровати, куда скоро ляжет рядом и альфа. — Я просто втрескался. — Ну, это уже давно, хен. Но Вафелька и Мармеладка вообще знают, что их, взрослых мужиков, так назвали? — Им так даже больше нравится. — Приходи в салон, я тебе набью на лбу «Слащавая мразота». — Я тебя тоже люблю Тэхен, — Хосок даже не замечает с какой теплотой это говорит, а на том конце раздается вдох. — Иди лучше люби Намджуна, чувак.