Playing with Fire

      Они не должны были делать это. Нет, нет, нет! Это было неправильно — это было так неправильно!       Но, Боже, это было так хорошо. Ох, Боже, как же он хотел этого, как жаждал. Желание, страсть, необходимость жили в его груди настолько давно, что становилось тяжело и больно там, где должно было быть его сердце. Каждый раз, когда они смотрели друг на друга, каждый раз, когда он ловил его взгляд, вспыхивала боль. Он ловил себя на том, что кусает губы, тяжело сглатывая и задыхаясь. Страдая. Стэн страдал безумно.       Его дыхание дрожало, язык скрючился во рту. Картинки, мелькавшие в его голове — греховные, больные, развратные, манящие. Ему приходилось мириться с ними, хоть это и разрывало его на части.       Каждый день он чувствовал, что проваливается глубже. Каждый день он чувствовал, что его порочность заходит немного дальше. Каждый божий день он чувствовал, что влюбляется немного сильнее в своего прелестного, сквернословящего, остроумного друга.       Он видел в Ричи всё, что ему когда-то хотелось иметь. Хорошие оценки без усилий. Безграничная энергия в любое время, в любой ситуации. Харизма, очарование, уверенность… Все те вещи, которых Стэну ужасно не хватало.       Он был трусливым, сомневающимся, сдержанным. Он чувствовал усталость к восьми вечера, но не любил вкус «Пепси» или «Колы», или любой другой газировки, которая могла бы взбодрить его. Он мог учиться и всё равно завалить контрольную. Он даже не мог правильно прочитать Тору, которую репетировал днями, месяцами, годами. Он просто не был… умным.       Но Ричи… Один раз, всего один раз побывав в храме со Стэном, он подхватил акцент старших и мог вспомнить целые предложения, даже не понимая, что все эти звуки значат. Как он это делал?       Как он был таким идеальным? Он был идеальным до боли.       Было больно даже смотреть на него: от взгляда на него дыхание Стэна сбивалось. Он чувствовал себя больным и неправильным, но не мог себе помочь.       Он боролся с этим много лет. Изучал лицо Ричи, его изменчивый голос, его ужасный вкус в одежде так много лет.       Теперь им было по восемнадцать, и стало невозможным не обращать внимания на Ричи. Девушки начали замечать его. Некоторые даже подбрасывали записки в его шкафчик в школе, которыми Ричи хвастался, но из уважения предварительно закрашивал девичьи имена. (Разумеется, он не мог поступить по-другому. Он был сострадательным. Он был так чертовски заботлив, что старался не причинять боль поклонницам, которые его не интересовали). Однако единственный человек, от которого Ричи хотел внимания, не замечал его.       Стэн понял это возможно даже раньше самого Ричи.       Стэн был цветком по своей природе. Он оставался в стороне, но видел вещи, видел людей. Ему нравилось наблюдать за разными птицами в парке и лесу, за тем, как они менялись в разные времена года. Люди были похожи. Ричи ничем не отличался.       В раннем детстве он пропустил фазу «у девочек вши». Он относился ко всем одинаково, но было ясно, что ему больше по душе зависать с мальчиками. А какой маленький мальчик так не делал, напомнил себе Стэн. Какой мальчик захотел бы играть дома? (Стэн. Он хотел учиться готовить. Он хотел оставаться дома, а не пачкать свою обувь или портить одежду. Его должны были подозревать, но никто этого не делал. Даже Ричи). Пока другие маленькие мальчики дразнили девочек, пытались напугать их лягушками и жуками, Ричи проделывал всё это со своими друзьями.       Он проделывал это с Эдди.       Он бросался грязью в Эдди. Пугал Эдди рептилиями и насекомыми всех видов. Он был с ним грубее, чем со всеми остальными в их компании. Он так отчаянно нуждался во внимании Эдди, как Стэн нуждался в его внимании. Ричи просто не боялся это показать. Никто не задумывался о причинах отвратительного поведения Ричи Тозиера, а Эдди был идеальной мишенью для замаскированного издевательского флирта. Никто не замечал ничего, кроме Стэнли, потому что он искал того же и тосковал, что это происходило не с ним.       Ох, но он знал, что Ричи не чувствует того же. Стэн знал, что был не более чем мимолётной мыслью по сравнению с постояльцем-гермофобом.       Пусть даже так, он наслаждался каждым разом, когда ловил взгляд Ричи. Это случалось. Нечасто, но случалось. Некоторые из других мальчиков, которых Ричи доставал, были похожи телосложением на Стэна. Он был долговязый и высокий, с копной кудрявых волос — полная противоположность Эдди. Иногда Ричи смотрел на него.       Сегодня, выпивая около костра в лесу, Ричи смотрел на него.       Эдди ушел домой около часа назад, потому что умудрился забыть ингалятор, который обычно был приклеен к его ладони. Ричи проводил его домой, потом вернулся назад и высосал ещё одну бутылку пива. Потом ещё две, пока шутил с Биллом, который стал заикаться меньше — и напился в хлам.       Стэн принял на грудь немного больше, чем должен был. Бен был навеселе, но скорее трезвый. Майк был пьян, но это стало заметно, только когда он поднялся, чтобы пойти облегчиться в кустах.       Ричи выглядел так прекрасно в свете от костра. Стэн не мог держать себя в руках. Он смотрел на Ричи, на его блестящие кудри и белозубую улыбку. Эти губы — такие большие, такие мягкие… Он фантазировал о том, чтобы поцеловать их так много раз. Стэну хотелось узнать, были ли они такими тёплыми, как он думал. Он хотел знать, был бы он нежным или обезумел и кусался бы. Ему хотелось узнать Ричи. Увидеть ту его сторону, до которой ещё никто не добрался.       Стэн почувствовал, что не может дышать. Всё, что ему хотелось — прикоснуться к нему. Просто коснуться его волос, просто похлопать его по плечу. Всё что угодно, что он может получить. Это подталкивало его к безумию. Что бы он ни делал, что бы ни пытался делать, как не отвлекал бы себя — его разум всегда возвращался к Ричи.       Что бы он…       Как бы он…       Мог ли он…       Если бы он знал…       Если бы у Стэна просто хватило храбрости спросить у него… — Ты в порядке, Стэн-мэн? — неожиданно спросил Ричи, похлопывая его по плечу и выдёргивая из тумана головокружительных мыслей. Стэн покачнулся, Ричи поймал его, и… Они стояли за деревом, скрытые от взглядов Билла, Бена и Майка. Ричи захихикал, его большие губы растянулись в радостной улыбке, которую полюбил Стэн. В той улыбке, которая означала, что он действительно счастлив, а не натянутой для видимости. — Эй, не говори мне, что влюбился в меня! — дразнил Ричи, смеясь над собственной шуткой, потому что он просто не знал.       Он был таким умным, но ещё наивным и забывчивым. Он был так чертовски сильно помешан на Эдди, что не замечал того, что творилось у него под носом. Он не представлял в каком аду Стэн проживал каждый божий день — в бушующем аду нужды, желания и безумия, поглотившем его изнутри — поэтому превратил это в шутку.       Трезвый Стэн наверняка отмахнулся бы от него. Возможно он бы придумал быстрый ответ на уровне Ричиного остроумия — такой, который заставил бы его кивнуть себе позже, соглашаясь с тем, что да, это было неплохо. Возможно он бы просто сказал «Биб-биб, Ричи» и закатил глаза.       Но сегодня Стэн был пьяным, измученным, отчаявшимся и грустным, поэтому рискнул. У них оставалось мало времени. Стэна приняли в колледж за пределами их штата, но он пока никому не сказал. Если мгновение храбрости выльется в нечто плохое, он будет далеко от Дерри всего через три месяца.       «Не говори мне, что влюбился в меня!» А затем рот Ричи оказался закрыт ртом Стэна. Ричи врезался спиной в дерево позади себя, а Стэн обхватил его щеки, удерживая парня неподвижно и соединяя их губы вместе.       Ох, Боже! Они были мягкими. Его губы были даже мягче, чем Стэн себе представлял. Они скользили по его собственным губам, влажным от слюны и остатков пива. Ричи застонал скорее протестующе, чем страстно, но Стэн всё равно продолжил. Ричи не отталкивал его, не бил и не звал Билла на помощь.       Стэн прижимался к губам напротив, стараясь подражать тому, что видел в фильмах и читал в женских журналах, которых у него не должно было быть. Он никогда не целовал никого другого. У него никогда не было кого-то ещё.       А потом Ричи отвернул лицо, его руки сжимали плечи Стэна, то ли чтобы удержать его в равновесии, то ли чтобы не дать Стэну придвинуться ближе.       В один миг будто спали чары. Живот Стэнли обдало холодным льдом, его губы начали бормотать бесполезные извинения. Он просто поцеловал его. Он просто схватил Ричи и поцеловал его. Он всё испортил. Он… — Черт, — сказал Ричи, немного задерживая дыхание. Он убрал одну руку с плеча Стэна, чтобы поправить очки. — Если ты хотел меня так сильно, Стэн-мэн… Стэн наблюдал, как глаза Ричи бегают туда-сюда в темноте. Ричи пытался придумать шутку, но не смог. Стэн потряс его так сильно, что мастер остроумия лишился дара речи. — Черт, мы правда это сделали? — спросил он, задыхаясь. Стэн не нашёлся с ответом. Они были пьяны, они оба были пьяны, и их друзья были здесь! — Окей. Мы сделали это. Ладно, ох, черт. Хорошо. Да… Балабол и Стэн-мэн. Дерьмо. — Ричи, мне так жаль, — заговорил Стэн, но был прерван Тозиером, который схватил его лицо так же, как это сделал Стэн, и притянул его к себе.       Теперь настала очередь Стэна удивляться и сдавать назад. Его руки сначала обхватили запястья Ричи, потом задержались у его шеи, ощущая быстрый пульс подростка, а затем опустились на его бедра и сжали их.       Он чувствовал себя таким цельным, таким теплым и настоящим. Глянцевая ткань его рубашки, грубый деним джинсов, гладкая кожа пояса — Стэн наслаждался всем этим. Он упивался мечтой. Губы Ричи двигались напротив его собственных, влажные и желанные, и такие реальные.       Вот черт! Это и было реально. Он не должен был делать это. Стэн знал, что он не должен был делать это. Они были пьяны. Ричи был очень пьян. Ричи был влюблён в Эдди, а Стэн — в Ричи, это должно было закончиться одним огромным крушением чёртового поезда.       Но, Боже, да. Ему нужно было это.       Ричи прикусил его нижнюю губу так сильно, что Стэн вскрикнул и попытался податься назад. Но Ричи схватил его за шею, жестко притянул ближе и запихнул язык в горло Стэнли. Тот оцепенел, а Ричи застонал, пока его язык исследовал рот Стэна.       Он не должен…       Они не должны…       О да, пожалуйста. Он хотел этого так сильно. Он хотел верить, что это было так ужасно.       В голове у Стэна щёлкнуло сразу после того, как пальцы Ричи подцепили его джинсы, дергая на себя. Он держал его так близко, но не осмеливался протянуть руку и действительно коснуться его.       Ричи дрожал, но не отстранялся. Стэн поцеловал его в ответ, пытаясь на Ричином примере выучить, что делать со своим языком. Они оторвались друг от друга на доли секунды, чтобы вдохнуть. Стэн зажмурился, крепче сжимая зубы. Он почувствовал, как слюна стекает по его подбородку и холодит горло. Внезапно губы Ричи прошлись по этому следу, а затем — и его зубы.       О Боже! Пожалуйста, да. Пожалуйста, нет.       Нет, нет, нет!       Они не должны…       Пальцы Стэна запутались в Ричиных кудрях, поглаживая их, сжимая их. Его волосы были сальными, но всё ещё оставались шелковистыми на ощупь. От массажа головы Ричи таял.       В какой-то момент Стэн прислонился к дереву, тяжело дыша, Ричи прикусил его горло прежде чем вернуться к его губам. Ричи жался к нему бедрами, руками, всем телом — их тела были так же близко, как и рты.       Стэну казалось, что он может услышать биение сердца другого подростка через грудную клетку. Он запомнил эти чувства: тепло, близость, запах, вкус.       Ричи снова прикусил его нижнюю губу, Стэн заскулил в трепете, съезжая по стволу дерева. Это было всё, чего он когда-либо хотел. Всё, о чём он когда-либо мечтал. Ему хотелось расплакаться от того, насколько прекрасным было это чувство. Они оба тяжело дышали, крепко вцепившись друг в друга, пока вдалеке потрескивал огонь.       Ричи смотрел на пламя, в желтом свечении виднелся пьяный блеск в его глазах, складка на лбу выдавала его нерешительность и растерянность. От одного взгляда на него сердце Стэна разбилось.       Он никогда не играл с огнём, не смотрел, как пламя пожирает бумагу или дерево, или одежду. Но его влекло это. Он мог оценить возбуждающий жар и предвкушать: интересно, как долго придётся разводить костёр, интересно, как высоко может вскарабкаться пламя.       Стэн был слишком осторожным, слишком хорошо понимал, что именно он из всех людей сгорит. Он понимал, что не важно, насколько горяч огонь, не важно, как высоко он вбирается, в конце не останется ничего, кроме пепла на его пути.       Вот почему после поцелуя Ричи в щеку у Стэна потекли слёзы.       Сказал ли Ричи что-то перед тем, как вернуться к костру? Стэн не знал. Его сердце трепетало, холодные губы болели от синяков.       Он никогда не почувствует этого снова. Он совершил прыжок веры, а потом свернулся калачиком в яме отчаяния, которая стала глубже, чем когда-либо.       Неважно, что было сказано утром, если кто-то вообще что-то сказал. Когда Стэн уехал в колледж, он больше никогда не смог вернуться в Дерри.