Голос из внешней тьмы

«Скадовск», старый, осевший на дно сухогруз Затона, догнивал посреди болота как остов какой-то особо крупной рыбины. Блум с минуту полюбовалась местным центром сталкерской жизни и потащила тихо хнычущую и хромающую блондинку навстречу приключениям. Носовая часть «Скадовска» была серьёзно повреждена: отсутствовали внушительные куски обшивки, палубы, сам нос свёрнут на бок и мирно себе ржавел, уткнувшись в жирное месиво земли, ила и песка. Однако, остальная часть сухогруза, герметичная и более чем пригодная как база, смотрелась прочно и вполне прилично. Игнорируя нытьё найденной в аномалии барышни, Блум сдержанно поприветствовала группу знакомых сталкеров, молча пожала руку встреченному проводнику и потащила чрез жижу и камыши свою нечаянную спутницу, мрачно мечтая уже наконец оглохнуть. Едва живая, смертельно перепуганная блондинка в странных бабских рыжих тряпках, без остановки болтала, ныла и нервно прижимала к груди здоровенный голубой посох с солярной символикой и какой-то очень уж знакомой аурой. Блондинка без остановки болтала о феях, о магии, о каких-то Трикс, о школе для фей и о том, что с её-то силой Блум просто обязана там учиться. Из всего этого мутного потока информации Блум заинтересовало только одно: разум приёмного отца можно излечить. И в Магиксе знают как. Блум любила своего приемного отца. Когда много лет назад сталкер Ной нашел в бешено пылающей аномалии хнычущего, но не сгорающего младенца женского пола, он не пристрелил странное порождение Зоны, а забрал с собой. На Ковчег. Одной Зоне известно как не сгинул этот тёплый комок тряпья, питаясь не молоком, а хлебной тюрей и армейской тушенкой, размятой ложкой по тарелке. Ной назвал девочку тем именем, каким звала ребёнка огненная гостья в маске, приходящая в путаных видениях. Блум не могла точно сказать, была ли эта сотканная из огня и света женщина в золотой полумаске чем-то реальным. Но всякий раз когда она приходила, страшный недуг приёмного отца отступал. И он даже начинал узнавать людей. И даже говорил захожим в кои-то веки что-то адекватное. А не как обычно: «Мутанты! Убирайтесь, твари, а то щас перестреляю всех!» Попутно шмаляя в дверь из дробовика. Ной, вольный сталкер с явными психическими отклонениями, живущий на Затоне в старой барже, которую он называл «Ковчег», был Блум ближе и дороже любого другого живого существа. Не иначе, случилось чудо: Ной, всей душой ненавидящий мутантов, растил как родную кровь рыжее порождение Зоны, живую огненную аномалию с ясными голубыми глазищами. Он частенько выгуливал приёмыша на зачистки пещер на плато, у архианомалии «Цирк» и к Агропрому. Незваных гостей Ной неизменно встречал огнём дробовика, так как всегда принимал их за мутантов. Кроме того, он страдал частичной потерей памяти. Стоило не маячить перед ним полчаса, и он напрочь забывал гостя. И Блум… к сожалению, приёмыш не был каким-то особым исключением. Все походы Блум за артефактами неизменно заканчивались кошмаром. Одним и тем же, каждый раз. Пальбой отца, криками про мутантов и прочей дичью. Дочь свою Ной всякий раз вспоминал долго и мучительно. И не без участия магии — неосознанная волшба бесконечно преданного сталкеру существа раз за разом возвращала Ноя из омутов глубочайшего беспамятства. Пожалуй, всегда узнавал рыжую только питомец Ноя — псевдособака Лесси. Прирученная ещё щенком, она верно служила ему — охраняла от полчищ мутантов его и Блум, пока спали обитатели ковчега, а Зона мерцала во мгле призрачным светом аномалий и взывала к Блум сквозь сны и видения. Ной считал, что скоро пройдёт большая волна мутантов, которая вытеснит всех сталкеров из Зоны. И что после этого произойдёт мощный выброс, спастись от которого можно будет только находясь в «Ковчеге». Блум и верила и не верила отцу, отчасти осознавая насколько он болен. И теперь, когда появился призрачный шанс всё исправить, дочурка Ноя была готова на всё, только бы вернуть отцу и ясный разум, и крепкую память. Блум пожертвовала блондинке свой плащ, но та была так напугана, истощена морально и перемазана в болотной жиже, что благородный порыв не оценила. Блум мрачно вздохнула и под диким взглядом спутницы зашарила по поясу, проверяя на месте ли лапы псевдопсов и мягкая, мерзко хлюпающая связка кровососьих щупалец. Солнце весело глядело на Затон и нутро «Скадовска» через дыру в обшивке. Перехватив поудобнее ремень любимого калаша, Блум втащила блондинку в трюм ржавеющего сухогруза, погрохотав гермозатвором и окинув окрестности последним внимательным взглядом. *** Шило размял кости и, пожевав папироску, сообщил слушателям: — Есть такая давняя затоновская достопримечательность — сталкер по кличке Ной. Дядька опытный, целеустремлённый и при этом абсолютно тронутый. Последняя его идея-фикс — спасти всех сталкеров от скорого апокалипсиса, вот он и пытается выстроить из старой баржи ковчег… Как по мне, так это моноспектакль под названием «Дурдом». Если решишь туда заглянуть, ты, главное, не доставай Ноя. Он тронутый, да, но вообще вполне безобидный. — Во время особенно мощного выброса группа сталкеров была вынуждена искать укрытие в старой барже Ноя, — сумрачно отозвался какой-то сталкер, потягивая водку и мутно поглядывая на завсегдатаев «Скадовска», — Вскоре судно атаковали снорки, и ребята поняли, что они оказались в небольшой, но приличной крепости. Особое изумление бывалых людей вызвал выводок щенков псевдособаки, которые вместе с Ноем помогали оборонять баржу от мутантов… — Не знаю, как там насчет щенков, про которых нам тут втирает Журналист, но одна тема там реально есть. Говорят, у Ноя есть сын, — навалившись локтём и всей мосластой своей тушей на столешницу, сталкер Вобла обвел слушателей ленивым взглядом и, подавшись вперед, сообщил, — так вот я его видел. Рыжий чёрт, тощий как девка. Мутант-пиромант; я, Кочерга не даст соврать, дерьма всякого повидал. Но таких ещё не видал. Серьёзно. Жжет к хренам напалмом с обеих рук. — Будет чего интересного — заходи, — голос бармена почти тонул в общем гуле голосов где-то сзади, — наш «Скадовск» всегда на месте: никуда не уплывёт. — Не гони, Вобла, Ангел нормальный пацан, — возразил какой-то бледный носатый сталкер, прислушиваясь к гитарным переборам, льющимся из динамиков — я с ним и на Агропром ходил, и к Цирку ходил, и на Свалку. Чудной пацан, но дельный. Кровососа шкурой чует. Видимый, невидимый — ему класть. Везде найдёт. Сталкеры одобрительно зашумели. — Сынишка Ноя запросто жрёт зоновских тварей, — подал голос Кузьма, рябой сиплый сталкер в старом латаном-перелатаном комбезе «Чистого Неба», — ей богу, сам видел. Я не знаю, мутант он там или нет, но в край отбитый, это точно. — Не без того, не без того, — медленно отозвался Шило, — но охотник он отличный. Да и как человек — не снорочий навоз. Я так скажу. Подыхать будешь — последнюю аптечку отдаст. Деньга водится — займёт без вопросов. Бандюков выжигает с двух рук: мы тут с парнями своих вызволяли, Ангел сам пришел, сам посжег всех к хренам. Не знаю как он там это делает, но огонь к нему льнёт как кошка к доброй бабе. Хлопнул гермозатвор и кто-то наперебой засвистел, по бару прокатилась волна нецензурно-одобрительных замечаний и выкриков с места: в трюм бывшего сухогруза «Скадовск» пожаловала очень занятная парочка. Похожий на девку тощий рыжий лохматый парень в капюшоне и сером комбезе Монолита и дико чумазая, дрожащая блондиночка с посохом, прячущая под грязно-зеленым плащем свой драный вечерний наряд. — А вот и Ангел, — пробормотал кто-то, — и не один, а с бабой. — Хренасе, бабёнка… — Девушка, а, девушка, а вашей маме зять не нужен? — Захлопнись, Рожа… — Слышь чё… — Заходят как-то в бар два кровососа… — Ангел, как там Янов? — гаркнул вдрызг пьяный здоровяк в экзоскелете, — стоит? — Стоит. Что ему сделается? — спокойные голубые глаза окинули Воблу очень нехорошим взглядом, — медика видели? Нестройный хор голосов сообщил, что медика давным-давно не видать. Ну и всякое, в адрес девки. Похабного свойства. Рыжий сталкер потащил свою спутницу наверх, через бар и по лестнице, где и столкнулся со Стрелком. Сталкер рассеянно разматывал наушники плеера, гнусавя себе под нос про пулемётную тачанку «все четыре колеса». Обменявшись парой слов, Стрелок и помрачневший Ангел увели куда-то всё сильнее хромающую блондинку. — Не. Всё-таки странный пацан, — пробормотал Шило, проводив взглядом медленно удаляющееся трио, — не знал бы Ангела как облупленного, подумал бы, что баба. *** Зона звала, тянула жилы и стлалась к ногам туманами. Белым шумом в эфире заклинала вернуться. Пророчила последнее нашествие искаженных тварей. И обещала свои дары. Зона Отчуждения шептала, одетая мглой и радиацией, о том как любит своё волшебное крылатое дитя. Зона лгала. Блум давно научилась кожей чувствовать чужую ложь. Девушка, рассеянно шмыгая разбитым носом и подтягивая ремни армейского ранца, крепко зажмурилась, сливаясь с потоками магии, незримый хор сгинувших навеки пел и взывал, гремя грозно и мрачно о том, как падают с алого неба черные птицы, а новый выброс сотрясает Зону, поднимая полчища тёмных тварей. Мрак и огонь смешались, осыпаясь хлопьями огненных, ярых перьев. Искры изначального, родного пламени привычно ткали шикарный черно-алый экзоскелет и две пары острых, мглисто-алых крыльев. Стелла ахнула, таращась на хищно дрожащий абрис чужих крыльев и распахнула зев портала. За ним оказалось по-утреннему свежо и солнечно. Вокруг, сколько хватало глазу, простирался лес. Не такой, к какому привыкла Блум. Красивый. Нетронутый. Не искореженный воронками аномалий, не отравленный радиацией и гниющей, густо фонящей техникой, брошенными постройками и чертовыми мутантами. Просто лес. Дышащий дождевой влагой, прелой листвой, грибным духом и покоем. Впереди идущая фея солнца без умолку тарахтела о том, как хороша школа для фей и от избытка чувств размахивала посохом. Блум не слишком нравилась эта болтливая пустоголовая вертихвостка, но выбирать не приходилось. Кико, неестественно-красный, лысый, будто обваренный дыханием очередного выброса, щенок псевдособаки Ноя, тихо хрипел, нездорово мерцал алыми глазами и семенил следом. Алчно принюхиваясь к нагим лодыжкам шагающей впереди и без устали болтающей принцессы Стеллы. Блум ласково потрепала синюшно-бурую лысую холку псевдопса и бодро зашагала за феей. Лес вокруг постепенно редел, звонкое голубое небо смотрела ясно и весело. Но из прелых низин и оврагов дышала всё та же знакомая, жадная тьма. Из лесного сумрака сочились миазмы чужой магии. Стихийной. Отравленной тьмой и смертью. Блум поудобнее перехватила ремень любимого калаша и решительно зашагала следом за феей. Навстречу неизвестности. *** От улыбчивого блондина, прибывшего на бал первокурсников, стойко несло ложью. Блум ускользнула от него на второй минуте знакомства. Белое платье из школьного хранилища артефактов непривычно легко и мягко обнимало жилистую, гибкую фигуру девушки. Найденные в толпе Текна и Муза, ни о чём не спрашивая, покинули зал и спустились с Блум в подземный коридор, соединяющий между собой все три школы. Там фей уже дожидались Мирта и Люси. Ведьмы заметно нервничали, Блум ухмыльнулась и кивнула подругам. — Трикс сильнее любой из нас, — хрипло и как-то без воодушевления сообщила Люси, сгорбившись ещё больше и недобро косясь на фей, — ты крутой боец, Блум, но Трикс... они — выпускницы. И тупо знают больше заклятий. — Где Флора? — спохватилась Муза, — мы её опять забыли. Надо возвращаться. — Спокойно, она там, где и должна быть. В Облачной Башне, — Блум обвела взглядом вытянувшиеся лица фей и ведьм и фыркнула, — да расслабьтесь. Серьёзно. Я договорилась с мисс Гриффин. Фло помогает организовывать в вашей школе свои собственные танцульки с блэкджеком и андросскими магами. Разберёмся с делом и навестим её. — Нас разве пустят? — изумленно и с недоверием переспросила Муза, — хэй, Блум. Это школа ведьм. Лицо аватара Бога-Дракона исказила зловещая ухмылка. Люси жутковато заухмылялась и свистяще прошептала: — Да кто кого, чёрт возьми, будет спрашивать? *** Сестры Трикс не помнили уже, сколько плутали по пересеченной местности, время от времени отбиваясь от ошпаренных, гниющих монстров и от хрипящих зомби, облаченных в остатки кой-какой армейской экипировки. Мерзкая рыжая фейка вышвырнула их одноразовым порталом прямиком в самое пекло. В аномалию. Пятно невидимой неведомой угрозы сонно дрожало знойным маревом. При контракте с незнакомой силой случился взрыв: трёх ведьм расшвыряло по мосту и прилично обожгло. Дальше было только хуже. Под мостом едва живых Трикс атаковали какие-то немытые хмыри с криками: «Обходи! Обходи эту шелупонь! Сбоку! Сбоку заходи!» Затем случился взрыв, и яростно поливающую незнакомцев молниями Сторми буквально размазало по колючему дёрну и песку. Аккурат после вопля: «Кушай лимонку, сука!» Больше ведьма не поднялась. То, что от неё осталось, бережно собрали в плащ Айси и зарыли тут же. Под опорой моста. Предварительно перебив всех бандитов и обшарив их трупы, конечно. Следующей Зона забрала Айси. Не то чтобы ледяной ведьме не хватало здравого смысла, но идти на поклон к странной твари с опухшей лысой башкой, (и ментальными умениями), было совсем уж дурной идеей. Дарси прикончила сестру сама. Чисто. Быстро. Очередью в голову. Старясь убедить себя, что это медлительное, гниющее, бормочущее какую-то ересь, подволакивающее ногу существо — уже не сестра. Не Айси. И, точно, больше не ведьма. Следующей жертвой Зоне было прошлое. Ведьма тьмы медленно расставалась с ним, срезая трофейным ножом свои шикарные волосы и швыряя пучки в косматое, жадное пламя. Пламя равнодушно пожирало грязные спутанные пряди, грязные бурые сухие бинты и пустые пачки из-под медикаментов. Дарси, не дрогнув лицом, разматывала присохшие к ранам гнилые бинты и неподвижно смотрела сквозь пламя костра во внешний мрак. Чужой комбез пованивал немытым телом, потом, табаком, сивушными маслами, кровью и горелым мясом. Дарси раз за разом прокручивала в голове как снимала его с трупа незнакомого сталкера, стараясь привести мысли в порядок. Крепкий, качественный. Настоящая находка. В вещах трупа нашлись подсохшая колбаса, водка «Казаки» и артефакты: пригоршня маминых бус и оцарапанная по краю пустышка. Не то чтобы и густо, но жить можно. Ночная Зона Отчуждения жила собственной жизнью, какофония ночных звуков стлалась отравой над самой землёй, гнала в аномалии, в обманчиво тихие вихри карусели, в плавящее сознание и плоть марево жарок, в удушающие зелёные туманы газировок. На корм зверью. Навстречу свинцу, на неверный свет чужих костров. За те несколько месяцев, что Дарси прожила в этом аду, она пересмотрела многое из того, что прежде казалось чем-то бесспорным. Магия. Могущество. Бесспорно, сверхспособности облегчали жизнь здесь, но они же и притягивали зоновских тварей. Как охотничий манок. Личное отношение к людям тоже изменилось. И как-то очень невовремя. Аккурат, когда Дарси увидела бессмысленное, мертвое лицо сестры в прицеле снайперской винтовки. Лицо Айси, бредущей, хрипя и стеная, в сыром лесном сумраке. Тогда же в Дарси пробудилась и кой-какая человечность. Болезненно, нехотя. Мутно. Говорят, Зона ломает людей. Дарси готова была поклясться, что немногословную стерву из Облачной Башни Зона не сломала, а убила. Растоптала. Размазала. Грязно. Страшно. Руками осатаневших от безнаказанности уголовников. Душной тьмой бункера. Последним выбросом стихийной магии. Породив новое существо. Опасное и безмолвное. Сталкера в разбитых очках. Паука. За что её прозвали пауком, Дарси не знала, да и не хотела знать. Она просто охотилась. Просто ходила в аномалии за артефактами, просто зачищала руины и сбывала добычу торговцам. Водила новичков в центр Зоны и добывала материалы для ученых. Неизменно пряча лицо под вонючей маской, снятой с сушеного трупа где-то под Припятью. *** Улыбчивый блондин топтался под окнами с букетом белых роз в обнимку. Блум ещё немного постояла у окна, равнодушно вглядываясь в силуэт парня из Красного Фонтана. Как его там. Брендан, Скай, Джек? Не так-то и важно, чтобы запомнить. Ночь плыла над Алфеей, над прянично-розовыми башенками, над деревьями и незримым куполом. Ночь густо благоухала бессонными цветами и свежестью, травяной горечью и теплом. А у Блум на языке стоял металлический привкус собственной крови. Запах брошенного бункера, несвежих трупов и фонящего металла преследовали Блум, трескотня дозиметра и хриплое, обморочное бормотание зомбированных в эфире всё ещё стояли в ушах. Зона не забыла свою маленькую фею и звала из кошмаров, из сумбурных видений и липкого мрака отчаяния. Блум всё ещё не знала, как исцелить отца. Блум изучала нелепейшие чары, перекрашивала волосы и пыталась открывать шкатулки магией огня. Хоть всё ещё и не видела в этом хоть какой-то смысл. Блум честно пыталась, а всем её существом медленно овладевало отчаяние. Иногда ей казалось, что она предаёт Ноя тем, что оставила его. Что всё напрасно, а эта отчаянная попытка хоть что-то изменить — очередная ложь. Попытка спрятаться от Зоны. От её шепчущего мрака. От грязи и смерти. И тогда Блум начинали разрывать на части невыносимый стыд, отчаяние и жгучее отвращение к самой себе. Зона звала Блум. И Блум всё яснее ощущала, как жалко и неестественно она смотрится среди всех этих волшебных принцесс и красавиц-фей в своих старых джинсах и растянутом свитере. Да и не в тряпках-то дело: фея прекрасно осознавала, что чего бы она на себя ни надела, суть-то не изменится. Она так и останется рыжей лохматой Блум с разбитым носом и поехавшей псевдопсиной по имени Кико. Когда финансы запели романсы, тихая милая ведьмочка Мирта устроилась подрабатывать в парикмахерскую. Блум же нашла несколько более беспокойную работу. На болотах водилась всякая дрянь, дрянь эта состояла из ценнейших органов. За ценные ингредиенты в алхимических лавках Магикса платили неплохо. За запрещённые — и того лучше. Местную уберсовременную экипировку Блум приобретать побоялась: Зона очень странно реагировала на магию, а на магические гаджеты и того хуже. Блум набирала лекарства и искала, чем можно исцелить отца. Человека, который, скорее всего, давно её забыл. — Не понимаю, подруга, что тебе мешает просто взять и погулять с ним? — с улыбкой поинтересовалась Муза, рассекая по комнате в пижаме в поисках чайника, — что-то сушняк такой от этого похудательного чая Стеллы. У тебя нет? Сушняка. — Нет. У меня есть кошмары и тухлое щупальце в куске стекла, — глухо отозвалась Блум, выбивая пальцами по подоконнику джазовый ритм, — я влюблена в свой калаш, Муза. И это взаимно, но он охренеть как ревнив… — Ой, да брось, — закатила глаза Муза, — ладно, блондины не твоё, но посмотри на… — Лжецы — не моё, — глухо перебила Блум, отбивая нервный ритм, — когда этот тип говорит, что у него нет девушки, он лжет. Когда он называет своё имя, он лжет. Когда новый ухажер Стеллы представляется принцем Скаем, он лжет… — Ты очень категорична, Блум, — девушка рефлекторно дернулась, когда её неожиданно, но очень мягко заключила в обьятья бесшумно подошедшая сзади Флора. Повеяло чем-то прянично-сладким и цветочным. Блум зажмурилась, судорожно глотая застывший в горле ком. Отчаянно хотелось выть навзрыд от тоски и бессилия. Слёзы изнутри жгли веки и худые обветренные щёки. А в ушах стояли звуки ночной Зоны и несмолкающий треск счетчика Гейгера, — но мы тебя очень любим. Любую, понимаешь? Не мучай себя. Живи. Ты ведь можешь.