Неприятное недоразумение

      Барбара боялась многих ситуаций. Да и в принципе любой человек чего-то да боится — даже если ты человек всего лишь наполовину. Страх — абсолютно нормальное чувство, которое испытывал каждый.       Барбара боялась многих ситуаций. Каждая из них представляла угрозу жизни или психическому здоровью. Боялась банальных вещей — воды, пауков, замкнутых пространств…       …но одной конкретной ситуации страшилась, как верующие Судного дня. Пусть и никогда не признавалась вслух, как сильно она не хочет, чтобы это случилось.       Но это случилось.       Повезло, что на тот момент она в квартире находилась одна. Потому что тот вой отчаяния и ужаса определённо слышали в соседних кварталах. Страстное желание, чтобы то оказалось всего лишь обычным кошмаром, вкупе с давящей обречённостью реальностью она запомнит на всю оставшуюся жизнь.       Хотелось выть и кричать, срывая связки.       Хотелось бить всё вокруг, чувствовать, как взрываются болью свежие порезы на нежной коже ладоней. Хотелось вогнать глубже в эти багровеющие порезы, из которых струилась бы на дорогой ковёр тёплая, почти чёрная, кровь, стекло от разбитых бутылок, бокалов, зеркал… да от чего угодно!       Хотелось сдохнуть от боли, забыться в ней, раствориться.       Лишь всё оказалось кошмаром, а не ужасающей явью.       Но она всего лишь неверяще пялилась в стену, словно оглушённая, — за рёбрами взрывались тонны тротила, впиваясь осколками в лёгкие, заставляя задыхаться, тонуть в пучине отчаяния и безысходности.       Она боялась этой ситуации как огня. До ужаса и паники боялась.       Однако ошибки не было и быть не могло. Один визит к врачу, который Барбара и так откладывала достаточно долго, перечеркнул всё, чего она достигла непосильным трудом от чего ни за что не хотела отказываться из-за этого недоразумения.       Вышло всё, конечно же, случайно — умом понимала, что Адама не за что винить. Но, чёрт подери, видит Богиня, ему повезло, что на данный момент он находился за километры от неё — сейчас Барбара с огромным удовольствием, крича ему в лицо проклятия, расцарапала лицо/вспорола клыками глотку.       Он виноват.       А кто же ещё? Кого ещё, блять, винить в случившемся?!       Богиню? Сатану? Всех сразу?       Ей было наплевать.       Случилось то, что случилось. То, что ей могло присниться разве что в самом страшном кошмаре.       Барбара забеременела.       Подавляя хриплые рыдания, пытаясь не сорваться на слёзную истерику, сохраняя остатки хладнокровия (видит Богиня, с каким поистине дьявольским трудом ей удавалось сохранять эти мизерные остатки спокойствия!), нефилим на негнущихся ногах доковыляла до дивана и практически рухнула на него.       Еле слышный щелчок пальцев — на столике перед ней материализовался стаканчик дымящегося ароматного латте. Хотелось, конечно, начудесить что покрепче, но Барбара помнила, что отец скоро вернётся после встречи с Азирафаэлем — и ей точно несдобровать, если он увидит её вусмерть надравшуюся, да ещё и если когда узнает о её положении.       Ей пиздецки хотелось курить.       Барбара с хриплым вздохом достала из внутреннего кармана кожанки не начатую пачку «Esse», дрожащими пальцами пытаясь выловить тонкую сигарету.       Закурить удалось раза с двенадцатого. После нескольких тщетных чирканий зажигалки вхолостую — пальцы то и дело предательски соскальзывали.       Только сейчас она заметила, что дрожит.        И дрожит не от холода.       Просторную квартиру заполнил аромат ментола вперемешку с сигаретным дымом, растворявшимся под самым потолком. На пол, вырисовывая затейливые узоры, падал серый пепел.       Барбара курила как не в себе, сигарету за сигаретой. Они всегда помогали успокаиваться, держать себя в руках даже в самой стрессовой ситуации. Даже когда к ней, меча гром и молнии, влетала Валери и давала разгон за очередную проделку демонических нефилимов. Обычно ей хватало от силы пары сигарет, чтобы успокоиться.       Сейчас же она скурила почти всю пачку.       До того, как послышался шум со стороны входной двери.       К кофе Барбара почти не притронулась.       Барб настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу сообразила — и услышала — как её окликает отец. Она медленно перевела на него рассеянный взгляд — кошачьи янтарные глаза светились нездоровым мутным блеском.       Энтони не на шутку встревожился.       — Что случилось? — демон тщательно скрывал злость. Но, с другой стороны, сложив два и два, он понял, что Барбара сильно расстроена — всегда выходила курить на балкон. Она никогда не курила в квартире.       Да ещё и не притрагиваясь к кофе.       Кроули знал, что кофе и сигареты — её самое любимое сочетание, она за него, чёрт возьми, душу любому демону продаст!       Определённо случилось что-то катастрофичное, если Барбара выкурила целую пачку, при этом не отпив ни разу латте.       Почти остывший.       Искра узнавания в глазах дочери проявилась на сразу — Энтони хребет морозом обжёг равнодушный взгляд на обычно живом лице Барбары. Чёрт подери, да он боялся за неё — боялся услышать правду.       Но в то же время в груди тихо вскипал гнев. Кроули знал, что Барбару практически ничто не может выбить из привычной колеи — не настолько. Он готов был рвать и метать — пусть только скажет, кто посмел её обидеть.       Барбара молчала.       Спасительный никотин заморозил все чувства — ужас, злость, желание прикончить Антихриста, растерянность… сигареты спасали от затягивающего омута отчаяния.       — То, чему не следовало случаться.       Кроули еле заметно вздрогнул — от тона Барбары веяло ледяным равнодушием. Он с замиранием сердца видел, что она держится исключительно благодаря выкуренным сигаретам.       Иначе уже бы давно сорвалась на слёзы и крики.       Демон осторожно присел под боком дочери — та даже ухом не повела.       — Что конкретно? — осторожно поинтересовался он, ненавязчиво беря лихорадочно-горячую ладонь нефилима в свою.       Барбара заметно напряглась, опустив голову и смотря теперь перед собой мрачно, исподлобья. Крашеные бордовой помадой губы подрагивали — доподлинно было неясно, собирается она расплакаться или раздражённо осклабиться. Точно разрывалась между этими двумя вариантами.       — Беременна я — вот что, — глухо рыкнула девушка.       Кроули оторопело уставился на неё — Барбара сейчас казалась натянутой струной/оголённым проводом под высоким напряжением/спутавшимся комком нервов.       Даже будучи шокированным данным известием, тем не менее, постепенно понял одно — она совершенно не рада такому повороту событий.       Энтони заметно помрачнел. Тем не менее, крепче сжав ладонь дочери. Словно хотел успокоить… кого? Её? Или всё-таки себя?       Но выдавить из себя смог лишь одно.       — Адам?..       Барбара тихо усмехнулась на грани рыка:       — Кто же ещё.       Энтони не сдержался и сорвался на тихое, откровенно раздражённое и злобное шипение. Он никогда не одобрял Антихриста рядом с дочерью, но и не мешал их отношениям, видя, как Барбара счастлива с Адамом. С другой стороны, Кроули и не волновался никогда особо — если Антихрист выкинет что-то из ряда вон выходящее, он никогда не даст своего ребёнка в обиду.       Вцепиться в глотку Адаму ему не позволяли разве что сама Барбара и, чёрт бы его побрал, Азирафаэль.       — Кастрирую этого придурка, — максимально недовольно прошипел демон, на что Барбара, к его удивлению, сомнительно хмыкнула, неопределённо дёрнув головой.       — Поверь, это случайное недоразумение, не более того.       Все те редкие моменты, когда она с Адамом сближалась, — чаще всего это случалось в Лагере Нефилимов — они пользовались средствами защиты. Барбара никогда не хотела детей в будущем — ни ближайшем обозримом, ни далёком. Она чувствовала себя вполне комфортно в отношениях с Адамом — он, конечно, хотел бы обзавестись семьёй когда-нибудь, но всегда уважал желание Барбары отложить данный вопрос на неопределённое время. Они были слишком молоды для детей — к тому же, Барбара являлась лидером Инфернального Дома и физически не сможет воспитывать ребёнка, разрываясь между семьёй и обязанностями старшего нефилима.       Она уже знала, что будет делать в столь непредвиденной ситуации.       Но уверена не была.       Кроули подозрительно сощурился, решив оставить это без комментариев. Поэтому пошёл по другому пути.       — Он знает?       Барбара ядовито усмехнулась, жёлтые глаза полыхнули недобрым огнём. Что Кроули не понравилось от слова «совсем».       — Я и не собираюсь ему ничего говорить. Пока не решу, что буду делать дальше.       — Он имеет право знать, Барб, — резонно заметил Энтони.       Кроули не нравился ход мысли дочери. Возможно, имело место быть собственное чувство вины — и поэтому он так настаивал на её разговоре с Адамом, как бы ни ненавидел последнего. Ведь о том, что он стал отцом, сам Энтони узнал только, когда Барбаре уже исполнилось двадцать лет — и до сих пор себя винил за потраченные впустую годы. Когда его ребёнок жил в сущем кошмаре, не имея понятия, что у неё есть отец, что он никогда её не бросал по собственному желанию… не имея понятия, что значит быть любимой.       — Нет! — практически рявкнула нефилим, нервно дёрнувшись. Заметно успокоившись и взяв себя в руки, девушка продолжила немного погодя, не теряя злости в голосе. — Я знаю, что случится, если он узнает. Мы сильно разругаемся. Потому что наши мнения не совпадут.       — Погоди, твоё мнение… — Кроули оторопело взглянул на помрачневшую дочь — внутри всё похолодело. Неприятное — если не сказать, кошмарное — предчувствие заскребло в душе. — …что не так с твоим мнением?       Но он уже знал ответ.       И не хотел его слышать.       — Скажем так, — уклончиво пояснила Барбара: — Мы с большой долей вероятности в этом вопросе будем придерживаться диаметрально противоположных мнений.       Мнений на этот счёт могло быть только два. Зная мягкую и чуткую натуру Адама… Кроули инстинктивно нахмурился — Барбара почувствовала перемены в его настроении. Он же чувствовал, как земля уходит из-под ног — теперь он всё понял.       Кроули всегда любил детей. И никогда, ни в каком виде не принимал, будь он хоть сотни раз демоном, убийство ребёнка.       Барбара же ясно дала понять — она не хочет становиться матерью. Даже несмотря на то, что ребёнок этот был от любимого мужчины. Только сейчас, к вящему сожалению, Энтони осознал, что это было за чувство в её душе, вперемешку с шоком… нет, не ненависть. Что-то, из-за чего Барбара практически была настроена на прерывание беременности.       Она не чувствовала ни малейшей толики радости, которую нередко любят воспевать в любовных романах.       Только страх вперемешку с раздражением из-за досадного недоразумения.       Барбара сразу же ощутила перемену в настроении отца — и моментально напряглась. Впрочем, она ожидала, что он ей скажет на это. Она, чёрт подери, знала, насколько он привязан к детям. И то, что собственная дочь, без видимых на то причин хочет сделать аборт… вряд ли его такое обрадует.       — Давай, — тихо, с вызовом, прохрипела девушка. — Осуждай. Говори, какая я эгоистичная мразь.       Эта фраза вывела Энтони из ступора. Медленно втянув ненужный воздух через крепко стиснутые зубы, не сразу, но твёрдо произнёс:       — Ты не эгоистичная мразь.       — Но Адам именно так меня и назовёт! — сорвалась на крик Барбара, тяжело задышав. Её всю трясло — от ярости и страха. На глазах зрели злые слёзы, которые она резким движением утёрла грубым рукавом кожанки. Внезапно нефилим вперила полный злости взгляд на отца, наполовину прошипев, наполовину прошептав — и всё одно в голосе звенели явные нотки страха. — Ты ведь знаешь, что я выберу — так? Осуждаешь?       Кроули потребовалось много усилий, чтобы не дрогнуть под этим пылающим неприкрытой ненавистью взглядом. Барбара не только и не столько злилась, сколько боялась… но чего?       Демон едва сжал губы, уверенно отрезав:       — Нет.       Барбара и так всё поняла — всегда понимала, всегда считывала незначительные жесты, чтобы выудить из человека правду. Энтони не лгал — он действительно не осуждал, всё-таки это её выбор… и как отец, он должен поддержать мнение дочери.       Тем не менее, он был морально подавлен её категоричным отношением к сложившейся ситуации. В этом можно было не сомневаться. Хоть и пытался это тщательно скрыть.       — Ты боишься. И осуждаешь, — напирала Барбара.       — Но почему ты против?       Кроули почти сорвался на отчаянный крик — в тщетной попытке докричаться до Барбары. Пытаясь понять мотивы её будущего поступка. Он отчаянно хотел понять… но вряд ли бы сумел.       — Не имеет значения, — небрежно буркнула девушка.       — Имеет.       — Слишком много причин.       — Назови хотя бы несколько, — упрямо потребовал демон.       Барбара ответила не сразу.       — Я не смогу стать действительно хорошей матерью. Не с моим характером. Раз. Два: я панически боюсь… всего этого. В особенности, родов. Третье: мои вредные привычки. Четвёртое… — она глубоко вздохнула, опустив голову и еле слышно добавив: — Я не справлюсь со всем этим дерьмом одна.       Кроули, покачав головой, притянул её за плечи к себе и крепко обнял — Барбара никак не отозвалась на этот жест. Немного подумав, демон выпустил крылья и накрыл ими дочь — знал, что она это любит, что это позволяет ей чувствовать себя защищённо.       — С чего ты взяла, что будешь одна? — тихо полюбопытствовал демон, зарывшись носом в ворох чёрных, пропахших сигаретами и кофе, волос. Барбара мелко вздрагивала, тяжело дыша, — он сильнее прижал её к себе в попытке успокоить. — Если бы все отказывались от детей по этим причинам, Земля уже давно вымерла. Тем более, уж что, но одна ты не будешь точно.       Барбара замерла в его объятиях, жадно вдыхая родной запах и наслаждаясь теплом чёрных крыльев. Она сжалась в комок, как беспомощный котёнок, уткнувшись лицом в отцову грудь и крепко зажмурившись — пытаясь не разреветься.       Её пугала эта ситуация.       — Папа, мне страшно, — откровенно призналась Барбара, не поднимая лица. — Я… я не знаю, что мне делать. Мне… мне нужен твой совет.       — Просто поговори с Адамом, — спокойно произнёс Кроули, успокаивающе поглаживая дочь по волосам. Та уже заметно успокаивалась. — У тебя не появится неправильных решений.       В тот вечер, изрядно проревевшись в родительских объятиях, зная, что никто и никогда не узнает, что обычно спокойная и уверенная в своих силах Барбара дала слабину в виде слёз, крепко уснула. Кошмары её не тревожили.       Сам же Кроули по-прежнему пребывал в прострации и раздумывал над вопросом, который ему задала Барбара — что делать?       Тем не менее, он понимал: что бы она ни выбрала… он ни за что её не оставит.       Пусть, возможно, и не поддержит её выбор.