Будет, Коленька, всенепременно будет!

      Николай Васильевич с самого раннего утра пребывал в прекраснейшем расположении духа, окрыленный приближающимся моментом встречи со своим новым приятелем — Александром Сергеевичем. Познакомились они год назад, на даче Петра Плетнёва. Пушкин тогда пребывал в восторге от таланта молодого прозаика, восхваляя писательские способности юного Гоголя, что на слова его лишь улыбался да краской заливался.       Как будто вчера произнесенные, Николай помнит слова Пушкина: «Вот настоящая веселость, искренняя непринужденность, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!..».       Николай с улыбкой выбрался из кибитки, да угодил ногой прямиком в лужу. Какое невезение! Уже второй раз на дню! Первый, к превеликому смущению прозаика, происходил прямо на глазах у пышногрудой барыни, которая тихонечко хихикнула и тотчас отвернулась от незадачливого Гоголя.       Николай чертыхнулся, и, ничуть не смущенный своими мокрыми ногами, перешагнул через поребрик, бодро зашагал к дому, прижимая к себе свое новое произведение.

***

      — Чудесно! Непередаваемо прелестный текст! — с чувством взмахнул рукой Александр, жадно вчитываясь в строчки «Ночи перед Рождеством».       — Так вы дочитайте еще немного, Александр Сергеич, разве в самом деле он так хорош? — Гоголь с искренним недоумением смотрел на возбужденного поэта, который отложил работу прозаика и, вскочивши со стула, на эмоциях крепко обнял приятеля. Гоголь залился краской, застывая в руках поэта, словно статуя.       — Да отчего ж вы так себя принижаете-то, Николенька? — Пушкин отстранился и схватил Николая за плечи, — талант, мой дорогой! Вы - настоящий талант. Не посмейте и думать иначе! Сколько бы я в рецензиях про это не писал, не поскуплюсь произнести вслух.       — Все некстати старались поковеркать и поговорить о моих работах, да всерьёз и не воспринимали. — Гоголь опустил взгляд на черные туфли Пушкина, что, кажется, были идеальной чистоты.       — Это нужно в срочном порядке исправлять, не дело такой дар высмеивать. Обязательно напечатайте, Коленька.       Гоголь расплылся в счастливой улыбке. Кому-кому, а Пушкину Бог злого сердца не давал. И как такое счастье в виде дружбы с поэтом на него свалилось? В последнее время они сильно сблизились, от чего Гоголь всегда ходил счастливым.       Длани поэта, до сего момента покоившиеся на худых плечах Николая, переместились чуть выше, к воротнику прозаика. Коленька с немым восхищением отметил волнующую близость друга. До него донесся приятный аромат чего-то древесного, но с легкой ноткой цитруса. Николай глубоко вдохнул, изо всех сил стараясь сделать действо незаметным.       — Спасибо, Александр Сергеевич, за сердечное утешение, — Гоголь, внезапно осмелев, поднял взгляд к очам приятеля, да так и застыл, потонув в темных омутах. До чего ж глаза у Саши красивые...       Гоголь был прелестен в своей доверчивой открытости и, повинуясь внезапному порыву, Пушкин тихонько наклонился ближе к очаровательно бледному лицу, которое сейчас казалось самым милым на всем белом свете. Его ненаглядный Коленька был совсем рядом, смотрел таким ясным и безвинным взором, что просто затуманивало разум Александра.       Поэт был настолько близко, что Гоголь мог ощущать его дыхание. Пушкин положил ладонь на стремительно краснеющую щеку прозаика и погладил ее большим пальцем. Волнующе-приятное чувство накрыло Николая с головой.       — Ал-лександр Сергеевич...       — Тише, Николенька, вы лучше помолчите. — Поэт сократил расстояние между их лицами и, на секунду задержавшись у самых губ приятеля, припал к ним в нежнейшем поцелуе.       Касание было до того невинно, что Николай ощутил себя нецелованной барышней. Хотя, что тут таить, он и был нецелованным, до сего момента. Николенька не мог поверить, что его первый поцелуй — и с его кумиром, влюбленность в которого преследовала его последние несколько лет. Юный писатель робко ответил на поцелуй, и слегка дернулся, когда мимолетно ощутил язык поэта.       — Что ж вы так дрожите, дорогой мой? Я даже и не целовал вас еще по-настоящему. — вопрошал Александр, отстранившись. Руки его тут же обвили Гоголя вокруг трогательной талии.       — Да я даже так, не по-настоящему, ни разу... — Николай в порыве смущения спрятал лицо в плече Пушкина.       Поэт удивленно ахнул, прижимая Гоголя к себе ближе.       — Не уж-то я у вас первый поцелуй украл? — голос звучал обеспокоено, но Николай отчего-то догадывался, что Александр был доволен. — Тогда, если вам любезно, предлагаю перейти на «ты», ежели мое к вам усердие не отвратит вас от меня.       Гоголь поспешно отстранился:       — Вы... вернее, ты, в жизни меня не изобидешь! Я ведь давно уже мечтал об этом...! — с широко распахнутыми глазами молвил Гоголь. — К слову, что ты говорил про... ну... настоящий поцелуй? — краска еще гуще прилила к щекам прозаика.       Пушкин рассмеялся и взъерошил темные волосы Николая.       — Будет оно, Коленька, всенепременно будет. — на милом лице Гоголя засияла улыбка, — вот только сперва напечатай «Ночь перед Рождеством», да не смей сомневаться в себе!       — Конечно-конечно, Александр Сергеевич, я побегу в типографию сию же минуту!       Гоголь, преодолев смущение, прижался на секунду к губам Пушкина, и тут же, схвативши книжку, под беззлобный смех поэта ринулся прочь, чуть не прищемив дверью крылатку.