I just want to be your hero

От боя не следовало ждать ничего хорошего уже с тех пор, как неожиданная атака сбоку разделила их. Назир молился всем богам подряд, чтобы римляне пали. Если Спартак решит отступать, Агрон может остаться там, отрезанный от повстанцев плотным кольцом. А если его убьют, жизнь потеряет всякий смысл, и его не сможет заменить даже месть. Назир не имел со Спартаком совсем ничего общего: он был проще, и поэтому на кон стало всё. Назир до сих пор не помнил, как пережил сражение и скольких римлян убил. Он постоянно искал глазами Агрона, твердил себе, что должен быть спокоен, но паника восставала в нем, как могучая волна, и вот-вот обещала сокрушить последние барьеры холодного разума. Сначала он искал среди живых, заглядывая в лица воинам, кружа по лагерю, как бездомный пёс. Но, в конце концов, Назир отринул и гордость, и каждого, кого встречал, спрашивал об Агроне. Многие качали головами и смотрели сочувственно, словно считали, что это могло помочь; многие со злой радостью ухмылялись вслед; но Назир искал. Луго поймал его, когда он, отчаявшись, собирался вернуться на поле боя, где остались лишь мертвецы и те, кто их пересчитывал. Луго сказал, что Агрон жив, но не может подняться из-за перебитой ноги. Судьба пощадила их и в этот раз, подумал Назир, но шлёт недобрые знаки. Им срочно нужно уходить, искать новый дом, вот только Агрон и слушать об этом не хочет: собирается отомстить за брата, заставить Рим истечь слезами и кровью. Он сидел на земле вместе с Саксой, когда Назир их нашел; привалившись спиной к камню, Агрон ругался с германкой на своем грубом языке, который постепенно становился Назиру понятным. Агрон был бледен и весь в грязи, и сквозь бинты на его левой ноге проступала кровь; Сакса неплохо разбиралась в ранах и говорила, что надо сделать что-то еще, но Агрон упрямился и отсылал ее прочь. – Какого дьявола ты здесь сидишь! – рявкнул Назир уже издали. Ни капли облегчения он не почувствовал, но выдохнуть сумел лишь тогда, когда опустился на колени рядом с Агроном и коснулся его лица. Агрон смотрел на него немного подозрительно и недоверчиво, как будто видел призрака. Назиру стало почти смешно, сразу захотелось и обнять его, и треснуть изо всех сил: они успели потерять друг друга, а теперь боялись обрести. – Рану надо чистить, – сказала Сакса, растрепанная и злющая, как дикая кошка. Агрон тронул ладонь Назира на своем лице и вдруг, когда почувствовал ее тепло, крепко сжал, судорожно вздыхая. Его рука дрожала, Назир чувствовал лихорадку. – Я не дам себя резать, – выпалил Агрон, еще крепче вжимаясь спиной в камень. Назир давно не видел у него этого диковатого, пустого взгляда. – Всё, твою мать, в порядке. Если ты не отлипнешь, я встану и надеру тебе задницу, хотя ты девчонка. – Он не встанет, – обратилась Сакса к Назиру и сама гневно поднялась, сверкнув глазами. – Смотри за ним, но осторожнее. Не убей своей жалостью. Она была хороша, наверняка Ганник ждал ее вместе с вином и победой; Назир замечал её красоту и тяжелое возбуждение после боя. Но Агрон даже не смотрел: то и дело его взгляд возвращался к бинту на ноге. Так глаза безрукого постоянно нащупывают несуществующую кисть. Должно быть, рана оказалась серьезная. Был ли он хоть раз по-настоящему ранен? Как много его братьев ушли в иной мир от царапин, нанесенных ржавым мечом? – Агрон, – позвал Назир, обнимая его лицо, когда Сакса ушла. Поймал его взгляд – и стало легче: из глаз Агрона ушел этот нерв, он вцепился в плечо Назира так, что почти стало больно. Ему-то было еще хуже, ведь он не мог даже искать. – Агрон, ты поднимешься. Держись за меня, хорошо? – Я сам, – с испугом возразил он. Скорее всего, боялся унижения и самой мысли, что ранен настолько, что не может управлять своим телом. Агрон всё собирался с духом, но Назир не стал его щадить. Он уже перебросил его руку через свои плечи, обхватил за торс, поднажал – и поднял, хотя рычание Агрона, перешедшее в болезненный тихий вскрик, полоснуло по сердцу не хуже любого ножа. – Отпусти. Отпусти! Назир, сейчас же! Агрон был выше, сильнее и свирепее, но всё равно буквально повис на нём. Впрочем, что-то давало Назиру силы тащить, петлять между телами, рассыпанными по полю, терпеть ругательства, помогать приспособиться к раненой ноге. Лучше бы экономил силы, вместо того чтоб кричать, идиот. Впрочем, Агрон и сам это вскоре понял, и добрую половину пути они прохромали молча: Назир знал, как он любит лелеять собственную гордость, и поэтому дал жалеть себя, сколько влезет. В лагере их окружили, и много кто пробовал подхватить Агрона под вторую руку, но он всех отталкивал и каждого одаривал обидной бранью. Назир не вслушивался – сам он остановился лишь тогда, когда путь им преградила Сакса. – Хвала богам, ты уговорил этого осла, – сказала она, косо посмотрев на Агрона. Тот дернул ртом и раздосадовано отвернулся. – Только дай мне осмотреть твою чертову ногу, ублюдок, и можешь дуться сколько угодно. Агрон еще немного помолчал – а потом вдруг сказал, как ядом плюнул: – Я в хороших руках. Ступай прочь, женщина. Та часть Назира, которая способна была еще мыслить, не умирая от усталости и опустошения, была удивлена. Он повернулся и впервые за долгое, мучительное путешествие посмотрел на бледного германца, который с полдороги крыл его, как только умел и мог, на всех доступных языках и наречиях. – Ты хочешь, чтоб я тебя осмотрел? – уточнил Назир. Он не был хорош в медицине, но поневоле научился разбираться в этом больше, чем неграмотные дикари с востока от Рейна. А еще он знал, что Агрон терпеть не может выглядеть немощным – ни перед ним, ни перед кем-то другим. Агрон засопел, аккуратно переминаясь с ноги на ногу, будто оценивая, сколько еще вытерпит, и выдал, наконец: – Я хочу, чтоб ты меня вылечил. Назир потянул его за собой, но напоследок все-таки коснулся губами плеча; кожа отдавала потом и грязью. Было трудно отказать, особенно когда варвар понял, что Назир способен любить не только его силу, но и слабости.