Людус

Тяжелое дыхание Рена, опаляющее своим жаром его оголенную шею, было громче всех мыслей. Громче любых еще несказанных слов, громче любых поджидающих свое время фраз. Так действительно было легче. Хакс горел, даже сгорал заживо. Он не знал ничего больше — только чувствовал, как щекотливо ползла по линии позвоночника одинокая капля пота, как дрожали налитые свинцом бедра, стыдливо расставленные по бокам от чужих ног, и как он задыхался от прохладного воздуха, что обжигал горло при каждом отчаянном вздохе. Его разрывал на части неистовый жар, бушующий в его горячем нутре, охватывало пламя, разгорающееся в груди, и точно так же опалял холод трона, в который он до хруста суставов судорожно вцепился руками. Потому как Верховный лидер, бесстрастно сидящий на стылом камне под его тщедушным телом, и не собирался поддерживать его. Расхристанный, раскрасневшийся, обнаженный — таким он представал перед Реном впервые. Он чувствовал остро, как скользит по его прогнутой пояснице плотоядный взгляд, как задерживается на уязвимо расставленных крыльях тонких лопаток. И как широкие ладони, замершие в дюймах от его тела, таили в себе гудящее намерение прикоснуться. Но даже под гнетом этих ощущений, Хакс уже успел позабыть все остальное, успел утонуть в себе, погрязнуть в смутном мареве — в голове не осталось мыслей, не было слов, только под веками изредка вспыхивали неясные образы, то ли запечатленные ранее, то ли рожденные его собственным воображением. В них был искривленный в ухмылке крупный рот, темный, нечитаемый взгляд и пара прядей смоляных волос, неаккуратно упавших на глаза, что напоминают бездну. Все то, что он пытался изгнать, забыть. Отчетливо висящий рядом мускусный запах заставляет едва слышно застонать, свистяще выдохнуть от натуги, а после и от неожиданности вздрогнуть, когда те самые сильные руки, о которых он думал мгновением ранее, мягко, почти приторно-нежно легли на его талию. В их соглашении не было места лишним прикосновениям. — Когда-то я думал, что ты другой, — хрипло донеслось из-за спины. — Не такой продажный, как остальные омеги. Хакс с всхлипом открывает глаза, слепо уставившись в темнеющий над головой потолок, и вновь опускает веки, одновременно опускаясь всем телом плавно вниз. Любая иллюзия, которую он мог построить на грани ускользающего сознания, с треском крошится и опадает к ногам, будто жалкая подачка. Горчащая на корне языка правда вызывала тошноту. — Как оказалось, я ошибался. Вслушиваться в низкий голос не хватало ни сил, ни желания. Хакс в ответ сжал мышцы, с едва заметной в углах рта улыбкой слыша сбившееся дыхание и воцарившееся молчание, и продолжил эту плавящую их обоих пытку, корчась под ненавязчивой хваткой Кайло. Тело под ним сместилось, словно откликаясь на его ускоренный темп, шумно съехало вниз — и вдруг ладони на его талии сжались, пальцы заскользили по влажной от пота коже. Каким-то образом стало еще жарче. Он не знал наверняка, но с легкостью мог поверить, как закипает сейчас в жилах кровь, как плавится кожа, стекая на хладный пол словно расплавленный воск. Быть может, это волнами жара так накатывала предстоящая течка. Или присутствие рядом Рена было столь сильным, что его отзывчивое тело откликалось на любое, даже ничтожно малое прикосновение. Мысли сплетались в голове в неразборчивый ком. — А ты точно такой же, как остальные альфы, — тихо прошептал Хакс, выгибаясь на поводу теплящегося в нутре удовольствия. — Сразу замолкаешь, только получив желаемое. Только и способны на легкомысленные бравады… Казалось, реальность пошла узором трещин, когда чужие руки грубо дернули его вниз — и он вскрикнул, громко, непристойно, прервав свою гордую речь. Удовольствие пронзило его, как бластерный выстрел. До сладкой судороги, до невольно вырвавшегося хрипа. На какой-то краткий миг Хакс вновь вспомнил, что был омегой — существом, только и способным по воле альф извиваться в их хватке или же объятиях. Омегой, настолько себя не уважающей, что она отдалась лишь за благосклонность, за скромную часть власти, что больше похожа была на брошенный акк-псам кусок мяса. Лицо само собой исказилось от отвращения. — Я думал, ты явился сюда не для разговоров, — облаченная в плотный дублет грудь вдруг прижалась к его спине, когда Рен поддался ближе, сжимая его все сильнее в своих ладонях. — Так делай то, для чего ты сюда пришел. Хакс извел в себе желание отпрянуть, извел в себе желание развернуться, а после вцепиться зубами ему в шею, виднеющуюся над тугим воротником. Ненависть стала в груди так же горяча, как и пожирающий его былой жар, а голова, снова в одну секунду став пустой, отбросила последние наспех созданные наброски новых тешащих ее иллюзий. Действительность в это время растеклась по губам и языку явственно пахнущей медью. Теперь в ней была лишь одна монотонность — возобновившиеся движения его тела, окутанного полумраком и гнетущим напряжением. Кайло тихо, едва заметно простонал, будто всеми силами это пытаясь скрыть, а потом прижался взмокшим лбом к его затылку, вновь опалил своим дыханием уязвимо подставленную шею. Его пальцы сжались почти болезненно. Запах альфы — такой удушливо густой, вязкий — растекся вокруг, накрыл неподъемным саваном. — Ты готов на все? — неожиданно спросил Рен сбивчивым от прерывистого дыхания голосом. Рокочущее эхо от этих слов отрезвило, в который раз разбило на крошечные осколки собранную еще недавно волю. Хакс мог поклясться звездами, что уже готов сдаться. — Да. — На все? — тихо переспросил Рен. И его горячая ладонь, медленно соскользнув вниз с изгиба талии, остановилась. Замерла внизу плоского, подрагивающего живота, огладила кончиками пальцев и осторожно, но в притворной робости сжала. Прямо там, где скрывалась под слоем плоти матка. Оба понимали, что это значит. — На все, — слабо выдохнул Хакс.