Тебя не портят эти шрамы

      Когда Дерек приходит в себя, то понимает, что лежит в больнице. Он не чувствует боли, но видит плохо, одним глазом. Его сознание немного притуплено, Дерек думает, что по капельнице в его вену попадают обезболивающие. Он оглядывает себя: левая рука полностью замотана в бинты. Он поднимает правую — замотана ладонь, кроме пальцев. Все тело ломит, но Хейл чувствует каждую его часть, переломов нет.       Память начинает потихоньку проясняться, Дерек помнит пожар дома у родителей, помнит, что внутри был не один, и паника потихоньку застилает сознание. Он понимает, что не может ничего сказать, потому что в глотке слишком сухо.       К нему заходят врач и две медсестры, и все превращается в такую суматоху, что Дерек не может понять, в какой момент теряет сознание.       В следующий раз, когда он открывает глаза, над ним стоят мама и папа. У них покрасневшие глаза, явно от слез, но Дерек чувствует такое облегчение, что единственное, что он делает, это указывает правой, свободной рукой на кулер с водой, что стоит за палатой. Через широкое прозрачное окно, не закрытое жалюзи, Дерек видит врачей, в суете ходящих туда-сюда, и устало опускается головой на подушку.       Видно, дозу обезболивающих снизили, так как он может нормально думать.       — Что… что произошло?       — Неисправная проводка, — слышит он. Ему становится так смешно.       Ебаная неисправная проводка и весь гребаный дом в огне.       Родители говорят, что Лора не пострадала. Говорят, что Коры не было дома, а они не могли пробраться к нему. У мамы трясутся руки, а у папы дрожит голос.       Они ничего не говорят по поводу того, что все его лицо, за исключением правого глаза, носа и половины губ, перемотано бинтами.       Врачи пляшут над ним, как над главным сокровищем больницы; конечно, все в этом городе прекрасно знают, кто такие Хейлы.       Ему не показывают его лицо, лишь обрабатывают и вновь заматывают. Дерек старается не думать о том, что увидит в зеркале, но, когда взгляд падает на левую руку, он понимает — ничего хорошего в зеркале не ждет.       Дереку хочется смеяться и плакать одновременно.       Вряд ли теперь его ждет карьера адвоката. С таким-то лицом.       Дерек включает переднюю камеру на своем телефоне и оглядывает лицо, скрытое за бинтами. Чуть отодвигая, он сразу видит разницу в цвете и, сглатывая горький комок, откидывает телефон на край койки. Именно в этот момент он замечает, как кто-то входит в его палату.       Стайлз, понимает Дерек.       Парень, сын шерифа, которого он иногда видит в городе и мельком знает, потому что, Боже, он знает почти всех в этом городе, где живет всего лишь тридцать или около того тысяч человек.       Стайлз мнется на пороге, на нем слишком выглаженная белая рубашка.       Дерек довольно редко видит его. Обычно, когда забирает Кору со школы; насколько Дерек знает, они учатся в одном классе и общаются.       В его руках букет цветов, и Дерек хмурится, игнорируя боль в левой части лица.       Пионы? Серьезно?       — Привет, — говорит Стайлз, проходя вперед. Он путается в своих длинных ногах, явно нервничает. — Я… слышал, что произошло, и хотел прийти, чтобы навестить тебя.       — Привет, — тихо отвечает Дерек, потому что не знает, что ответить. — Спасибо, наверное, — говорит он еще тише.       Если учитывать, что парень учится вместе с Корой в выпускном классе, то ему, скорее всего, семнадцать или восемнадцать. Изредка Дерек натыкался на него, то в одной из излюбленных забегаловок их города, то в кинотеатре или моле, сейчас тот вроде как работает в кофейне напротив офиса Дерека.       — Я… ты… ты как? — спрашивает тот, опуская взгляд, а Дерек прикрывает глаза. Он не понимает, зачем едва знакомый парень вообще пришел к нему.       — Что тебе надо? — грубо спрашивает Хейл. Стайлз сводит брови и нервно трет свои пальцы. Он выглядит таким уязвимым, глаза почему-то красные, и Дерек просто не понимает, что происходит. Ему и не хочется понимать.       — Ничего, — тихо отвечают ему. Стайлз ненадолго выходит к медсестрам, находит где-то вазу, вливает в нее воды из кулера в коридоре и кладет внутрь пионы, ставя на белую тумбочку. Все это происходит в тишине: Дерек просто смотрит, а Стайлз, бросая на него последний взгляд, чуть кривит губы в улыбке и выходит из палаты.       Дерек не понимает, почему парня трясло, когда тот уходил, и не понимает, почему тот пришел вообще, но все это выходит из головы, когда лечащий врач говорит, что надо сменить бинты.       Дерек видит свое лицо только спустя неделю. Он не хочет, чтобы из его глаз текли слезы, но то, что он видит в небольшом зеркале на ручке… тот, кого он видит — не он. Волосы сгорели, бровь сгорела наполовину, глаз чудом уцелел, и левая часть лица, исключая верх лба и подбородок, похожи на фарш. Даже уголок губ задет, Дерек просто не узнает себя. Глаз, покрасневший, плохо видит, врач говорит, это пройдет, но Дерек ничего не слышит.       Он изуродован.       Он прекрасно знает, это не заживет, его лицо останется таким навсегда.       Это не он. Не он.       Он не осознавал, пока не увидел своими глазами. Не осознавал, что на него больше не посмотрят так, как раньше. Не осознавал, что он больше никогда не увидит свое лицо таким, каким оно должно быть.       Не осознавал, что его гребаная жизнь кончена.       Дерек швыряет зеркало куда видит и кричит, чтобы его оставили в покое, и в этот момент он не думает о том, что мужчины так себя не ведут, в этот момент он не думает ни о чем, ему просто очень больно.       Родители настаивают на том, чтобы он прошел весь курс лечения, а врачи, не обещая ничего сверхъестественного, говорят, что постараются сделать все возможное, чтобы ожоги были как можно менее заметны, хотя, черт возьми, это невозможно, Дерек не тупой, он прекрасно знает, как выглядят зажившие ожоги.       Он перестает разговаривать с врачами, просто позволяет делать с собой все, что требуется.       Он понимает, что его девушка, Дженнифер, не приходила к нему с того самого дня, как он попал сюда. Он понимает это в тот момент, когда она появляется в его палате.       Сейчас она стоит перед ним в короткой юбке и обтягивающей блузке, ее пальцы перекрещены, а распущенные волосы прикрывают декольте.       Она не смотрит на открытое лицо Хейла, когда говорит, что уходит от него. Придумывает какие-то причины, не касающиеся ожогов, но Дерек понимает, она даже смотреть на него не может.       Он усмехается, когда она просит хоть что-то ответить, но молчит. Она начинает плакать и кричать, что это ему всегда было плевать на нее, а он просто отводит взгляд.       Два года отношений.       Сейчас это кажется неважным.       Он и сам понимает: никто не будет любить его с таким лицом.        Кора и Лора стараются приходить к нему хотя бы раз в несколько дней, мама приходит чаще, а папа чуть реже. Они пытаются с ним разговаривать, но Дерек молчит. Не знает, что им сказать, не знает, как объяснить, что никакие слова утешения не помогут ему.       Когда Дерек просыпается, на него смотрят два карих глаза. Он хмурится, а на щеках парня появляется румянец. Тот одет иначе, в красную толстовку и джинсы, кажется подавленным.       — Доброе утро, — говорит ему Стайлз, а Дерек молчит. Он замечает, что пионы, те, что завяли, сменились новыми, такими же белоснежными, как в прошлый раз. — Прости, я не заходил.       Дерек фыркает. Будто ему не все равно.       — Ты знаешь, весь город говорит о том, что произошло, это так ужасно, — Стайлз прикрывает глаза рукой. — Когда я узнал, я так боялся, что случилось непоправимое, но в итоге все обошлось.       Дерек стремительно переводит на него взгляд. Обошлось? Это, по мнению этого ребенка, «обошлось?»       — Что тебе от меня надо? — резко спрашивает Дерек, и это первое полное предложение с тех пор, как он увидел свое лицо. — Почему ты приходишь? Я тебя едва знаю.       — Я понимаю это, — искренне говорит Стайлз, опуская взгляд. А вот Дерек не понимает, какого черта этому ребенку надо. — Дерек, тебя… — парень делает паузу, — тебя не портят эти шрамы.       Дерек раскрывает глаза, его ноздри раздуваются от гнева, он сжимает руки в кулаки, чувствуя сильную боль в них.       — Убирайся, — чуть ли не рычит он, зло глядя на парня. Да как тот смеет…       — Ты все такой же красивый, как и раньше. Шрамы этого не изменят.       — Пошел вон! Вали отсюда! — Дерек усаживается на кровати и указывает рукой на дверь, пока Стайлз, опустив голову, поджимает розовые губы. — Думаешь, мне нужна жалость какой-то непонятной малолетки? Что ты ко мне привязался?       — Я приду на днях, — говорит парень, поднимаясь. Он смотрит на Дерека, его губы дрожат, а у Дерека сердце бьется с такой силой, что кажется, сейчас разъебет ребра.       — Убирайся! — кричит Дерек, и Стайлз выходит из его палаты, оставляя за собой лишь запах пионов. Дерек смотрит на них, сведя брови, не понимая, что происходит. Он тянет к себе свой телефон, чтобы открыть камеру, понять, может, что-то изменилось, но все, что видит, — свое изуродованное лицо.       Стайлз приходит спустя два дня. Дерек смотрит на него, словно тот грязь из-под ногтей, а Стайлз все равно улыбается. В его руках бумажный пакет, он достает оттуда шоколадные конфеты «Ризес». Любимые Дерека. Дерек выгибает бровь, ту, что не изувечена. Он хочет спросить, откуда Стайлз знает, что это его любимые, но тот опережает.       Сегодня на Стайлзе футболка с принтом Рубена из «Рика и Морти» и спортивные шорты.       — Когда мне было десять лет, я впервые увидел тебя в участке, — начинает парень, доставая из пакета несколько упаковок. В одной упаковке конфеты в белом шоколаде, во второй с двойной арахисовой начинкой и две остальные стандартные. — Ты был таким крутым! — с восторгом в глазах произносит он, не глядя в глаза Дерека. — Ты казался мне таким взрослым, несмотря на то, что тебе было всего восемнадцать, как и мне сейчас, и ты совершенно не боялся, хотя папа приковал тебя наручниками к стулу, чтобы ты не сбежал из участка.       Дерек хмурится, а потом понимает, что и сам помнит тот день. Шериф арестовал его за то, что Дерек вместе со школьными друзьями проникли на территорию дома, стоявшего на продаже, и распивали алкоголь, купленный на левый ID. К счастью, продавцов всегда вводила в заблуждение его активно растущая щетина.       — Я тогда подошел к тебе, а ты доставал из кармана чуть помятую корзинку «Ризес», хотел съесть, но увидел меня и отдал ее, — Стайлз садится на стул и начинает раскрывать первую упаковку. — Без слов, просто улыбнулся, а я… я тогда подумал, что, когда вырасту, хочу быть таким же крутым, как ты.       Стайлз протягивает ему раскрытый шоколад, а остальные упаковки оставляет на тумбочке, рядом с прозрачной вазой цветов.       Дерек молчит, а Стайлз натянуто улыбается.       — Это ничто, но я знаю, какая больничная еда отвратная на вкус, — он поднимается со стула и идет на выход из палаты. — Я зайду на днях, — говорит Стайлз и, не прощаясь, уходит.       Дерек смотрит ему вслед и глубоко вздыхает, прежде чем откусить от шоколадной конфеты.       — Когда мне было тринадцать, ты в очередной раз заезжал за Корой, я вышел чуть раньше нее, мы со Скоттом были неподалеку от остановки автобуса, — Стайлз вновь сидит напротив него, в этот раз он принес с собой ванильную колу без сахара. Дерек не понимает, откуда парень может знать такие мелочи. — Я, конечно, знал, кому принадлежит единственная камаро в городе, и я так хотел подольше на тебя посмотреть… ты вышел из машины, когда увидел, что команда девчонок из группы поддержки столпилась вокруг Эрики, ты сразу понял, что что-то случилось, — он наливает в одноразовый стаканчик колу из пластиковой бутылки и отдает его в правую руку Дерека, будто зная, что та болит меньше. — Мы со Скоттом подошли ближе, узнать, что происходит. Девочки, как всегда, решили поиздеваться над ней, и я уже даже не вспомню имя главной из них, но помню, что ты ей сказал, — Стайлз начинает широко улыбаться, он смотрит в лицо, и его глаза сверкают так, будто он смотрит на что-то неземное. Дерек не хочет признавать, что слушает парня. — Ты сказал ей, что она срывается на Эрике из-за того, что понимает, что сама рано созрела и теперь довольствуется двумя-тремя годами популярности среди парней, потому что к двадцати пяти она станет настолько потрепанной, что на нее даже дальнобойщик посмотреть не захочет.       Дерек с трудом это припоминает, но Стайлз рассказывает об этом так, словно это было вчера, хотя прошло, судя по всему, шесть лет.       — Я тогда весь мозг Скотту прожужжал о том, кто ты такой. Он начал шутить о том, что я влюбился в тебя, и… ладно, это неважно, в общем, ты был для Эрики как какой-то чертов принц на белом коне. Я не знаю, что ты сказал ей лично, но после встречи с тобой она в буквальном смысле расцвела. И ты, наверное, даже представить не можешь, как это важно.       Дерек опускает взгляд и отворачивается, пока пьет, потому что губы плохо слушаются его, и ему не хочется видеть жалостливый взгляд парня, который, по всей видимости, издалека восхищался им весь свой подростковый период.       — Как-то раз, когда я прогуливался со своим парнем, Дэнни, я случайно наткнулся на тебя. Нам обоим было по шестнадцать, мы выходили из кино, и это было больше похоже на поход друзей, нежели свидание, но не об этом. Я увидел, как ты помогаешь достать миссис Мейзел ее котика Арнольда с дерева. Я тогда, конечно, охренел, потому что, блин, это было реально большое дерево и я не понимаю, как ты по нему забрался, но ты помог котику спуститься, а сам застрял на ветке и явно боялся спрыгнуть, но тебе было слишком стыдно признавать это, и ты спрыгнул.       — Я вывихнул лодыжку тогда, — вдруг говорит Дерек, и Стайлз замирает. Хейл и сам удивляется, у него просто вырвалось.       Это впервые, когда Дерек вставляет что-то в его монолог. Стайлз поднимает на него взгляд, его губы приоткрыты, брови сведены, и руки, нарезавшие для Дерека зеленое кислое яблоко, как Дерек и любит, останавливаются.       Стайлз аккуратно улыбается и не делает на этом акцент.       — Ты ушел хромая, а я настолько задолбал Дэнни своими разговорами о тебе, что он порвал со мной спустя неделю или типа того.       Стайлз протягивает ему на маленькой тарелке нарезанное яблоко и поднимается со своего привычного места. Дерек молча наблюдает за ним.       — Я зайду на днях, — привычно говорит он, а Дерека снедает любопытство. Он точно знал имя Стайлза, когда тот впервые пришел в больницу, знал, что тот сын шерифа, но, хоть убей, не может вспомнить, когда именно узнал его имя.       — Кора, Стайлз Стилински, он ведь учится с тобой? — спрашивает Дерек у сестры. Та рассказывает о том, что их дом потихоньку восстанавливают, сейчас они снимают тот, что в городе. Дереку немного грустно от этого, хоть он и не живет больше в родном особняке.       — Да, а что? — спрашивает Кора, с любопытством глядя на него. Кажется, она тоже будто не замечает в нем никаких изменений, в отличие от матери, что трясёт от подступающих слез каждый раз, когда видит Дерека. — Он близкий друг Скотта, а со Скоттом общается Айзек, — Айзек, как знает Дерек, парень Коры. — Мы с детства зависаем вместе, у нас с ним выходят самые зашибенные проекты, ни разу не получили ниже «A».       — Он иногда заходит сюда.       — Хм, да? Вы разве знакомы? — спрашивает Кора, а он отрицательно качает головой.       — В том-то и дело, что нет. Лично мы не знакомились, но я откуда-то знаю его имя.       — Ну, он сын шерифа, и у него шило в заднице, а ты одно время и вовсе из участка не вылезал, наверное, где-то там и услышал, — пожимает она плечами. Дерек только кивает и больше тему не поднимает.       — Прости за то, что я сейчас скажу, — говорит Стайлз, и Дерек сразу напрягается. — Но, Боже, какая же Блейк ебанашка.       Дерек в шоке раскрывает глаза.       — Прости, прости, это, наверное, до сих пор ранит тебя, у меня напрочь отключает фильтр, когда я с тобой говорю, — Стайлз прикрывает лицо руками. — Ты и так еле терпишь меня, но я просто… эта сука сбежала, как только наткнулась на маленькую кочку!       Дерек грустно усмехается, а потом поджимает губы.       — Маленькая… кочка? — спрашивает он дрожащим голосом. Он указывает пальцем на свое лицо. Сейчас все не так отвратительно, как было в самом начале, но все лицо… просто ужасно. Нет. Все так же отвратительно, просто уже начинает заживать, покрываться коркой. — Это, по-твоему, маленькая кочка?       — Ты мне не веришь, конечно, я понимаю, но, Дерек… — Стайлз касается его обожженной руки совсем невесомо. Он заглядывает в его глаза. — Ты — это не только твое лицо. Ты невероятный. И даже со шрамами ты самый красивый человек, которого я когда-либо встречал.       — Уходи, — говорит Дерек, а Стайлз с досадой прикрывает глаза. — Уходи, — повторяет Дерек, отворачиваясь от него, и Стайлз слушается.       — Я зайду на днях, — тихо говорит парень в дверях, и Дерек специально, чтобы тот слышал, скидывает вазу с пионами вниз. Та не разбивается, но звук, кажется, слышен во всей больнице, хотя на самом деле отдает звоном в ушах лишь у Дерека.       Он просит побрить свои волосы под единицу, потому что невозможно смотреть на эти обгоревшие клочья. Медсестра выполняет его просьбу, а Стайлз не приходит, и Дереку мерещится, что больше и не придет.       Дерек понимает, Стайлз влюблен в него, конечно, понимает, он же не совсем идиот. И Дереку хотелось бы посмотреть на себя его взглядом, искаженным очками первой влюбленности. Может, Стайлз не до конца понимает, что такие шрамы не уходят без следа. Может, он не понимает, что левая бровь Дерека ближе к виску будет настолько редкой, что ее едва станет видно, может, не понимает, что уголок его губы будет похож на смятую полоску, а вся щека непонятно на что.       И Дереку страшно думать, что будет, когда Стайлз поймет, Дерек не станет прежним. И почему-то мысль о том, что Стайлза это оттолкнет, в последнее время начинает причинять боль. Мысль о том, что его глаза перестанут блестеть при взгляде на него, отдается в груди тянущей болью.       Стайлз все не приходит, а лицо Дерека начинает покрываться рубцами, когда врачи разрешают ему отправиться домой, назначив лечение различными мазями и выписав рецепт на обезболивающие.       Дерек вспоминает визиты Стайлза. Он их не считал, но в последние два, до разговора о Дженнифер, Стайлз рассказывал о том, что, когда работал волонтером у поста выдачи еды для малоимущих, видел, как Дерек с Лорой отдавали поварам поручения. Дерек это помнит, это было идеей мамы создать фонд, а Дерек, как юрист, помогал ей с бумагами. Второй раз он рассказывал, что однажды увидел, как Дерек остановился на машине у автобусной остановки, потому что ему показалось, что девушка, сидевшая на асфальте, плохо себя чувствует. Оказалось, той просто нравилось сидеть на асфальте и ей совершенно не жаль свою одежду. Стайлз говорит, что тоже в тот день сидел на остановке, только не на асфальте, и наблюдал за этим.       Стайлз не говорил напрямую, что влюблен в него. Лишь несколько раз оговаривался, но сразу себя останавливал. Видно, что боялся, но был слишком искренним и открытым, чтобы Дерек не понял.       И Дерек, если честно, никогда не смотревший в сторону парней, не понимает, почему такой парень вообще тратит время на того, кто никогда его не замечал. Если бы он полюбил любую девчонку, любого парня своего возраста так же преданно, так же искренне, как любит его… Стайлз мог бы сделать любого человека самым счастливым.       Но он почему-то решил любить Дерека.       Стайлз рассказывал о нем с таким выражением лица, словно говорил о божестве, он смотрел в его изувеченное лицо, будто ничего не произошло, будто Дерек прежний, продолжал рассказывать о фактах его жизни, будто это нормально, будто у каждого есть человек, который придет в самые ужасные дни, чтобы сказать, что не все потеряно.       И Дереку до сих пор больно. Ему больно физически, и ему больно морально смотреть на то, чем он стал.       Но он не может не поблагодарить Стайлза за все, что тот делает.       Дерек остается в больнице один лишний день, хотя и не надеется, что парень придет. Ему хочется хотя бы попрощаться, и он думает о том, чтобы прийти в полицейский участок к шерифу, но это не требуется.       Когда Стайлз все-таки приходит, Дерек впервые улыбается ему.       Стилински замирает на пороге. В его руках опять пионы, на смену завядшим.       — Дерек… — тихо произносит он, а Дерек поднимается с койки. Стайлз раскрывает глаза, и Дерек подходит к нему и забирает цветы. Он впервые стоит напротив парня, тот совсем чуть-чуть ниже, сегодня на нем обычный черный лонгслив и джинсы. — Я…       — Ты не приходил, — тихо говорит Дерек, глядя в его глаза.       — Я думал, что обидел тебя, — отвечает парень, отводя взгляд.       — Стайлз, — произносит Дерек, и у него щипают уголки глаз, когда он видит краснеющие, чуть впалые щеки парня. Неужели его в таком состоянии еще можно смущать? Дерек оставляет букет на краю койки. — Посмотри на меня, — тот поднимает на него взгляд. — Я все думал, почему, когда ты в первый раз пришел ко мне, я сразу вспомнил твое имя. Вернее, мне не приходилось вспоминать, я просто знал его, — Дерек смотрит вниз, на руки, обожженные, изуродованные, напротив красивых ладоней Стайлза. — Думал, может, я забыл наше знакомство, но понял, что мы и не знакомились никогда по-настоящему, — Стайлз краснеет еще сильнее, хочет отступить на шаг, но Дерек ловит его за руку и чуть морщится от прострелившей боли. — Меня столько раз арестовывали, когда я был твоего возраста, не сосчитать, сколько раз шериф Стилински читал мне нотации, — Дерек старается заглянуть в глаза парня, но тот слишком смущен, и это заставляет Дерека мягко улыбаться. — Я помню его сына, что пробирался ко мне чуть ли не каждый раз, когда я сидел в кабинете шерифа, я помню, что его сын приносил мне шоколадные батончики, которые покупал на собственные карманные деньги в автомате, который до сих пор стоит в отделении. Помню громкое и недовольное «Стайлз» шерифа каждый раз, когда он ловил тебя за этим.       — Дерек, — взгляд Стайлза становится болезненным, но Дерек продолжает:       — Я помню мальчика, который наблюдал за мной с остановки школьного автобуса, когда я забирал младшую сестру. Я помню, как младшая сестра говорила, что это странно, «ведь у Стайлза уроки кончаются раньше, чем мои дополнительные», — Дерек проводит большим пальцем по его ладони. — И сейчас… ты ведь не так давно начал работать в кофейне напротив моего офиса, да? Это… это тоже из-за меня? Ты так долго наблюдал за мной издалека.       — Извини, — тихо говорит Стайлз дрожащим голосом и кажется, готов позорно расплакаться, но Дерек совершенно не этого добивался. — Прости, я не сталкер, и я не маньяк, я просто…       — Спасибо, — тихо говорит Дерек, глядя в его глаза. Стайлз резко поднимает на него взгляд, а Дерек слабо улыбается и касается его щеки левой, совсем изуродованной рукой. — Спасибо, Стайлз, — У Стайлза все-таки текут слезы, и Дерек аккуратно стирает их. — Не плачь, — просит он, — Ну не плачь, пожалуйста, ты… ты даже не представляешь, что сделал для меня. Ты сделал больше, чем каждый врач в этой гребаной больнице, — Стайлз ничего не отвечает, он прикрывает глаза и аккуратно, почти невесомо, чтобы не причинить боль, накрывает своей ладонью ладонь Дерека на щеке. — Стайлз, — зовет Дерек, и парень открывает глаза. Он опускает свою руку. — Я…       — Мне ничего от тебя не надо, — тихо говорит Стайлз. — Я не хочу, чтобы ты из благодарности… мне ничего не надо, я просто хотел, чтобы ты понял, что в тебе прекрасно не только твое лицо.       — Почему ты никогда не…       — Мне было шестнадцать, когда ты начал встречаться с мисс Блейк, как я должен был… ты бы просто послал меня и правильно сделал. Ты заслуживаешь самого лучшего, а я…       Дерек целует его. Он не делает это резко, потому что уголок губ до сих пор болит, он не притягивает Стайлза к себе, как сделал бы это, будь его руки целыми, но он касается пухлых розовых губ со всей нежностью, на которую способен. Он открывает глаза, смотрит на шокированного Стайлза.       — Не заслуживаю, — тихо говорит Дерек и, прежде чем Стайлз перебьет, продолжает: — Но я рад, что у меня это есть, — Стайлз сводит брови, неверяще смотрит на Дерека, его глаза, карие, сверкают янтарем изнутри, он все равно смотрит так, словно его ран не существует, словно густые черные волосы Дерека еще на месте, словно Дерек не изуродованный. Он будто не понимает того, что его ни обнять, ни даже поцеловать нормально не могут. — Мое лицо… оно останется таким, заживет, но шрамы никуда не исчезнут, ты это понимаешь?       — Я буду доказывать тебе каждый гребаный день, что нет никого прекраснее тебя, — тихо произносит Стайлз, упрямо глядя в его глаза, — только позволь мне.       Дерек улыбается, чуть приоткрывая зубы, а Стайлз аккуратно обнимает его, стараясь не касаться поврежденных участков кожи. И Дерек, осторожно обнимая его в ответ, чувствует себя младше Стайлза на восемь лет, а не наоборот.       Его волосы отрастают спустя три месяца, на левом виске они растут клочками, и Стайлз, выбривая ему висок, говорит, что Дерек вновь введет моду на них в их городе.       Ему приходится забыть о щетине или тем более о бороде, но Стайлз говорит, что его скулы грех закрывать.       Спустя еще несколько месяцев с лица Дерека сходит последняя корочка, оставляя за собой слегка заметные линии шрамов. Его бровь до сих пор наполовину редкая, но Стайлз говорит, что шрам на брови — это сексуально.       К моменту, когда Стайлз заканчивает школу, Дерек уже может смотреть в зеркало без содрогания. Стайлз же, как только Дерек перестает чувствовать физическую боль от прикосновений к лицу, берет в привычку выцеловывать каждую неровную линию шрама, заставляя сердце Дерека сжиматься от щемящей нежности.       Вместе со своей одноклассницей, Лидией Мартин, Стайлз произносит торжественную речь, Дерек вместе с родителями, Лорой и шерифом Стилински стоят и ждут Стайлза с Корой с цветами.       Белыми пионами.       Дженнифер смотрит на Стайлза со злостью, когда тот буквально подлетает к Дереку и целует прямо при родителях, а Дерек чувствует себя настолько счастливым, что его скудного словарного запаса никогда бы не хватило, чтобы описать, что именно Стайлз для него значит.       — Я хочу кое в чем тебе признаться, — говорит Дерек, усаживаясь позади Стайлза на полу. Удивительно, как быстро бежит время. Из восемнадцатилетнего подростка Стайлз превратился в привлекательного молодого мужчину. Сейчас ему двадцать шесть. Столько же, сколько было Дереку, когда он, наконец, нашел его.       Стайлз смотрит по телевизору какой-то сериал, но когда Дерек произносит эти слова, то с интересом поворачивается к нему. Стайлз смотрит на него все тем же взглядом, его глаза все так же отливают янтарем, когда он смотрит так, словно Дерек — его жизнь.       Дерек знает, что в его взгляде Стайлз видит то же самое.       — Что-то случилось? — Дерек поднимает ладонь Стайлза и кладет ее на левую часть своего лица. Кожа осталась неровной, бровь все так же редко растет, как и волосы на виске, которые Стайлз неизменно выбривает, но шрамы давно перестали волновать Дерека.       Стайлз гладит его пальцы, на одном из них чуть задерживаясь из-за полоски золотого кольца.       — Я люблю тебя.       — Это не новость, — с улыбкой произносит Стайлз. Он, кажется, совсем не изменился, но при этом поменялся полностью. Возмужавший, высокий, красивый, Дерек может долго перечислять.       — День за днем, — говорит Дерек, продолжая удерживать его ладонь, — ты делаешь меня самым счастливым мужчиной.       — Дерек? — перебивает Стайлз, не понимая, к чему Дерек ведет.       Дерек улыбается ему. Они вместе уже восемь лет, три из которых в счастливом браке. В молодости Дерек и подумать бы не смог, что когда-либо свяжет свою жизнь с парнем, с мужчиной. Сейчас он без него не представляет своей жизни.       — Я не знаю, были бы мы вместе, если бы не тот пожар, — глаза Стайлза расширяются, когда Дерек это говорит, — но, если бы мне дали шанс пережить тот день, зная все то, что произойдет после, я бы не раздумывая прыгнул в огонь сам.       У Стайлза дрожат губы, так же, как и в детстве, он подается вперед и крепко обнимает Дерека за шею, а Дерек притягивает его к себе за талию, едва сдерживаясь, чтобы не сжать до хруста.       Дерек помнит, как Стайлз однажды сказал, что он заслуживает самого лучшего. И Дерек до сих пор не знает, чем именно заслужил любовь Стайлза, почему именно он тот счастливчик, в кого этого ребенка угораздило влюбиться, да и вряд ли он узнает, лишь надеется, что может хоть немного соответствовать.       По крайней мере, он пообещал сам себе, что сделает Стайлза, если не самым счастливым мужчиной, то точно вторым, после себя.