Туман гор Кайана

— Где чёртов мост?! Мы сумели дойти, можно даже сказать, добежать до реки невредимыми. Вой, шорох позади нас, их частота — всё это стало почти невыносимым, так что пришлось бежать. Перед нами предстала та же Сквирел, что и раньше — стремительная и холодная. Пока мы сидели в деревне Амарука, Даниель как-то обмолвился, что обычно она была куда уж и мельче, но сезон дождей, как назло, сделал своё дело. — Парень, мать твою! — Рональд схватил Теккейта за ворот и закричал, перебивая шум реки. — Не води нас за нос: где грёбаный мост?! — Нет моста! — прокричал тот. — Я и не говорил, что он будет! Или, по-твоему, они здесь каждые две мили стоят просто так, от нечего делать?! Ближайший мост — тот, по которому вы пришли сюда — в десяти милях на север! А здесь!.. — Тогда какого хера ты молчал?! — А здесь, — он одним резким движением вырвался из хватки геолога, — самое неглубокое место реки! — он встал рядом с береговой линией и указал на дно. Было за полдень, солнце должно было светить ярко и хоть немного пробиваться через туман. Наверное, оно и пробивалось — сложно было сказать — мои глаза столь привыкли к серым оттенкам, что облачная и солнечная погода сравнялись между собой. Однако за серой стеной, окутавшей реку и распластавшейся ровно над ней, словно дым, действительно проглядывалось илистое дно. Тёмное, наверняка скользкое, оно всё же уходило вниз под весьма небольшим углом. Нет, ещё один крюк в десять миль, дающий в сумме двадцать, точно не был вариантом. Идти вдоль реки к самой Кайана — тоже — не с таким хвостом, что ожидал нас в лесу. Нужно было решаться. — Сможем ещё пойти по двум небольшим участкам земли, — продолжил парень. — В обычное время — это такие себе островки, но сейчас… — Погоди-ка… — вдруг окликнул меня Смит. — Эй, Фогг, взгляни туда, — указывал он пальцем куда-то на лес. — Ничего не вижу. — Вот именно, — сквозь зубы прошептал он. — Где поляна, которую мы только что прошли? И ведь действительно — лес в том районе был очень неравномерным, часто прерываясь на небольшие степные участки. Один из таких был прямо перед рекой, перекрываемый буквально одной полосой деревьев, но, когда я оглянулся… передо мной был обычный густой лес. — Ускорим шаг! — скомандовал я. Стоило мне это сказать, как деревья медленно, почти незаметно начали плыть на нас. Меня не покидало странное ощущение первобытного страха, когда я глядел на них. С одной стороны — это была просто опасность, очередной враг на поле, а с другой… С другой меня будоражило и в одно и то же время парализовало осознание того, что все те существа, все те нечеловечески извращённые чудовища, что я видел, были когда-то людьми. И лишь один вопрос как интересовал, так и подливал ужаса: а было ли им больно превращаться в тех, кем они стали? «Не хочу умирать от сердечного приступа. Ровно, как и от призраков — тоже не хочу». — Быстрее! Мы спешно вошли в воду, идя примерно за парнишкой. Дно действительно было очень илистым, ощущалось неприятно-скользящим самой подошвой моего ботинка, хотя физически это и было невозможно. Каждый шаг, каждое движение казалось подлым, ненадёжным. Будто бы поскользнуться и упасть было данностью, а то, что каждый из нас стоял на ногах — чистым везением. «Деревья» всё приближались к береговой линии. Даже не знаю, откуда появился и как описать ту самую панику, окутывающую меня — то был будто страх перед неизвестностью, помноженный на десятки сотен тысяч раз. Даже скользкое дно реки — страшно было не упасть, нетвёрдо ступив на почву, страх был не в опасности быть унесённым холодным течением, нет — он был в той самой неизвестности: «А что будет, если я упаду? А успею ли я подняться? А есть ли вообще у меня шанс подняться?». Каждый миг ощущался последним, каждое движение — решающим и провальным. Искомый островок показался буквально через сто десять футов, но тут же кончился прерываемый стремительным потоком воды. «Осторожнее!» — донёсся до меня крик Теккейта, но мне было не до того — я всё не переставал оборачиваться на тот лес, медленно идя вперёд. Если всё было так, как предполагал Энтони, если сила тех чудовищ действительно уже дошла до критической точки, то им оставалось лишь одно — дойти до нас. Шаг, шаг, ещё шаг, и — темнота. Отчётливо помню тот момент, когда у меня соскользнула с твёрдой земли нога — именно тогда я и подумал, что не так уж и опасно было идти по той реке. Ха… У моей жизни всегда был интересный юмор, что ещё сказать? Наверное, прошла целая вечность, пока я там бултыхался. По ощущениям, по крайней мере, точно прошла. Меня медленно и одновременно стремительно нёс поток воды, раскручивая в себе, словно мяч. Я всё пытался уцепиться за дно ногами, руками — хоть чем-нибудь, пока окончательно не потерял ориентацию в пространстве. Даже создалось впечатление, будто течение само прибивало меня ко дну, но… я не чувствовал того. Будто бы само время остановилось, будто бы какой-то древний бог замедлил всё, чтобы поговорить со мной — целую вечность в невесомости, крутящей меня по своей чудаковатой оси, я думал лишь об одном: «Мне нечем дышать». В какой-то момент даже мысли о смерти — даже они перестали казаться странными и перешли с плоскости вопросов о том, умру ли я, в вопросы о том, когда же это произойдёт. Удар. Ещё удар. Несмотря на боль в спине и затылке, я, почувствовав почву, тут же ухватился за берег, прочерчиваемый моим телом. Схватился как за собственное боевое оружие. Скользящие пальцы медленно погружались в землю и, вместе с тем, съезжали дальше, пока меня всё уносило дальше течением. Нельзя было упускать такой шанс. Просто нельзя было! Вынырнув, я увидел, что меня уносит ещё от одного островка, что, получалось, был ниже и дальше первого. Столь желанная мне земля посреди тёмной воды была буквально в шести футах от меня, но сила реки была настолько мощной, что любое лишнее движение, сделай я его, точно стало бы роковым. Не знаю, сколько я так держался за то илистое дно, постепенно отдаляясь и нелепо перебирая то руками, а потом — и ногами, стараясь не терять в расстоянии, но в конце концов из тумана показался знакомый мне силуэт — Теккейт, а за ним почти спина-в-спину — Рональд. — Держи меня! — крикнул Уэйну Тек и, подав руку, побежал в воду. — А ты хватайся! То был хороший план. Да, точно. Для неуверенного в себе парнишки, выговаривающего даже не провокационные предложения очень осторожно и несмело, то был явно хороший план. Правда, одного он не учитывал: смотря тогда на руку, тянущуюся ко мне, я отчётливо понимал, что мне нужно будет совершить рывок — оттолкнуться и отцепиться земли, чтобы дотянуться до него. Рискнуть всем. — Давай уже! — прокричал Рональд, медленно соскальзывая по берегу. Он был прав. Нельзя было больше медлить. Вода уже была мне по глаза — цепляться руками я уже просто не мог, ноги скользили, а течение уносило всё дальше. Встав в позу для рывка, я совершил жалкий, по меркам обычных обстоятельств, выпад вперёд и, разгребая воду, рванул к спасительной ладони. Секунда, другая… — Есть! — услышал я из-за шума реки и ощутил на себе холодную, даже ледяную хватку. — Тащи давай! — Я тебе сейчас, блядь, потащу! — натужено вымолвил Уэйн. — Командует так, будто весит всего двадцать фунтов! Вцепившись крепче, я попытался встать ровно и медленно пойти вперёд, но меня всё время уносило, буквально подкидывая тело на верхний уровень воды и вертя его, словно оглушенную кильку. — Не шевелись! — подтягивая к себе, прохрипел парень. — Хуже сделаешь! Наверняка у него уже была такая ситуация, и не раз, ведь даже если исключить все те странности, что приключались с нами, то я бы всё равно не смог утверждать, что жизнь на Аляске была простой. Хотя… я ведь, наверняка, и десятой части от неё не видел. Вот уж действительно: чужак; турист. В конце концов, вытащив моё тело на берег, спасители все как один повалились на пол. Ощутив под собой твёрдую почву, я уже обрадовался тому, что смогу встать на ноги сам, но куда там — они меня просто не слушались. На том маленьком островке, все мы напоминали троих рыбёшек, выброшенных на берег — просто валялись в грязи, дыша самым глубоким и сбитым ритмом. А затем нас втроём пробрало на странный, очень измотанный смех. Несмело, по одному, но уже через минуту все мы смеялись, даже не видя на то причины. Человеческая природа не подразумевает длительного и сильного стресса, так что мозг всеми силами пытался найти повод сбавить давления. Вот так и получилось, что мы втроём, окружённые смертельно опасным туманом, духами на одном берегу и медведем-призраком на другом, лежали посреди небольшого островка спокойствия и, чуть не погибнув в реке, смеялись… Жизнь и вправду была странной штукой. — Эй! — раздался голос Сэма откуда-то севернее. — Как вы там?! — Нормально! — то ли сорванным, то ли охрипшим голосом прокричал Рональд. — Но могли, суки, и помочь! — Ага. А если бы я, побежав, упал со своей рукой? — эхом дошёл до нас голос Энтони. — Да и ты что… разуверился в себе, геолог?! — Пошёл нахер! Мы вновь рассмеялись, посматривая в сторону криков. — Вы уже на берегу?! — Нет! — откликнулся я, хотя крик и давался через боль в горле. — Тогда давайте сюда! Мы на втором островке — проще будет пересечь берег от нас! «Вот и отлично, — подумал тогда я, пытаясь подняться хотя бы на колени. — Выжил — нужно двигаться дальше. Тем более, что они уже…» — и дальше была словно пустота. Будто нить мысли, которую вёл, жадно оборвали у основания, забрав с собою клубок. Что-то было не так. Что-то точно было не так. Я оглянулся на Теккейта — ещё более бледного, чем раньше — и сразу всё понял: мы были на втором островке, а их было всего два. Поднявшись на ноги, я подбежал к берегу и, что было сил, закричал: — Уходите оттуда! Бегите! Но ответом мне были лишь тишина и шум реки. Убийственно громкий, перекрывающий всё шум. Они не могли того не слышать — слышали ведь все предыдущие мои слова, верно? Тогда почему же они молчали? — Сэм, бегите оттуда! — повторил я, почти умоляя, но ответом вновь была тишина. — Сэм?! Мир словно резко вернулся в свой рутинный ритм. Я стоял и смотрел вдаль, в бесцветную стену, омываемую снизу рекой, слышал только монотонный шум, но ощущение было, будто бы я находился в лифте и, закрыв глаза, всё ожидал, пока передо мною откроются двери, пока странно растянувшиеся резиной тросы наконец дотянут тот железный куб до моего этажа, пока секунды, проходящие перед открытыми глазами в мгновение ока, дойдут до конца своего жалкого существования. Всё тянулось медленно… Слишком медленно. — Ты уверен, что острова всего два, парнишка? — очень тихо, очень неуверенно спросил Рон. — Уверен, — так же прошептал Теккейт. — Быстрее поверил бы, что один из них затопило, чем третий насыпало. Вдруг в том же направлении от нас раздался оглушительный всплеск, больше похожий на взрыв гранаты. Словно целый кит ударился о ту маленькую речушку брюхом и, протяжно да низко взвыв, затонул, растворившись в ней. На берег нашего островка начали накатываться небольшие волны, мало-помалу увеличиваясь в высоте. — Сэм?! Я вновь окликнул того в слабой надежде на невозможное и всё смотрел вперёд — в однотонную непроглядную гладь, надеялся увидеть что-то, сам не зная, что именно. Мысли были словно те волны — каждая следующая была страннее и пугающее предыдущей, но все они разбивались о берег реальности, на котором всё ещё было смертельно тихо. Даже духи леса — те, что преследовали нас лишь в шаге расстояния, просто замерли на берегу, маяча своими головами над серой стеной. Они точно боялись того, что было в той реке, они точно знали — то была уже не их территория. Я мало был знаком с мифологией инуитов или эскимосов в целом в то время — какие-то размытые и до жути стереотипные образы о людях, живущих в бараках и палатках из шкур животных, копошились в моём разуме, составляя причудливую картину чужой религии — той, где каждый зверь — божество, где каждое природное явление, каждое событие погоды — тоже божество. Чем меньше знает человек, тем больше богов себе он придумывает, а что ещё можно было подумать о религии людей, о её жестокой наполненности, если те люди могли, при надобности, заночевать в шкуре только что убитого животного? В тот момент, когда последние волны добивали берег нашего клочка земли, я уже не надеялся ни на что. Испарившийся, исчезнувший в чёртовой грязной реке Сэм говорил мне только о том, что тот самый момент, озвучиваемый так же исчезнувшим Смитом, пришёл — у духов, у иллюзий, у кровавых чудовищ другого мира или извращённых образов моего собственного разума стало достаточно силы, достаточно воли, чтобы не просто идти за нами, а и потребовать с нас всё, что им вздумается. — Смотрите! — вдруг вскрикнул Рональд, указав прямо перед собой. — Видите?! Я развернул свой взгляд чуть левее источника шума и увидел, как по течению медленно плыло что-то грузное. Стремительно уносимое вниз на юг, оно абсолютно никак не шевелилось, а пелена над рекой всё никак не позволяла разглядеть это лучше. «Дух? — промелькнула у меня мысль. — Это и есть то самое чудовище?». Но вдруг я услышал всплеск рядом с собой. Не прошло и мгновения, как перед моим остолбеневшим взглядом появился Теккейт, быстро и одновременно осторожно идущий навстречу плывущему Нечто. — Помогите! — прокричал он нам. — Хватит пялиться уже! «Помогите?! А в чём помочь? Неужели он настолько сошёл с ума, что хочет умереть?!» — но всё же, повинуясь какому-то нелепому инстинкту, я поднялся на ноги и уже был готов ступить в воду. — Да ну нахер! — поразился вдруг Уэйн. — Реально?! Блядь! Уставившись вперёд, он ухватил меня за плечо и широким прыжком рванул в воду. Что они все видели? Что такого было в том уродливом, пугающем силуэте, чего не видел я?! До последнего момента — пока мы не встали втроём в шеренгу, перекрывая часть реки — я был уверен в том, что на нас плывёт порождение чужеродной Бездны, что моя жизнь, как и осмысленное существование в этом мире, закончатся именно так — от руки непостижимого и непринятого мною, но… Я ошибался. Как по щелчку пальцев, как по чьей-то странной уличной магии, за которую просят, обычно, не больше двух долларов, я начал видеть — странные контуры складывались в закономерности телосложения, причудливые формы и узоры обретали смысл и ясность — за какие-то доли секунды я смог переменить и осознать мысль, что на нас плыло вовсе не чудовище — на нас плыл оглушённый Энтони Смит. — Твою мать… — едва вырвалось у меня. И только ко мне пришло это осознание, как тут же стало понятно и то, почему мы встали шеренгой, рискуя собственными жизнями — течение было очень переменчиво, крутило и кидало тело незадачливого спелеолога, лишь каким-то чудом не погружая его под воду. — Держи! — сказал Теккейт Рональду, когда Смит начал плыть прямо между ними. — Есть! Фогг, бери ноги и на берег! — так я и поступил. — Не на тот! — потянул тело на себя наш проводник. — На нормальный берег! Быстрее! Решив, что возвращаться на остров было самоубийством, мы, сломя голову, побежали с Энтони к берегу самой реки, едва-едва держа его над водой. Он точно был в сознании и точно дышал. Если не сама судьба, то удача точно была на его стороне — в тот момент, когда он получил оглушение, его перевернуло на спину. Да, скинуло перевязь, да, его сломанная кисть вновь была под странным углом, на его теле была куча синяков и ссадин, а одна из его ног и вовсе сочилась кровью, но он был жив. Однако не это меня волновало — во мне всё ещё тлела слепая надежда на чудо. Словно предположение о том, что если выжил один — выжил и второй, могло быть рациональным. На деле, конечно же, оно таковым не было — хищник отпускал одного зайца только тогда, когда ловил другого. — Где Сэм?! — закричал я, как только мы ступили на твёрдую землю, Смит молчал. — Где Сэм, Энтони?! Но тот лишь слабо качал головой из стороны в сторону. «Нет, — означали его движения. — Нет, — всё пытался сказать он мне. — Нет, — и всё отказывался верить я». — Нет! Слово будто само сорвалось с моих уст, и я, окрылённый гневом, чистым ощущением присутствия несправедливости и бесчестия в мире, развернулся и собрался идти обратно в реку. «Если выжил один — выжил и другой! — всё твердило мне моё нутро. — Если такой, как Смит, выжил, то Сэм — уж подавно!» — но уже через миг кто-то обхватил мою шею и, крепко сдавив, заставил застыть на месте. То был Уэйн, в том не было сомнений — такая хватка… могла быть только у него. — Стой! — попросил он меня, с трудом держа на земле. Я не был намерен останавливаться. Нет, чёрт возьми! Каким был бы я напарником, каким был бы солдатом, если бы просто испугался?! Страх — неотъемлемая часть человека, но трусость — это неотъемлемая часть поражения. Я не был намерен проигрывать! Я готов был осушить ту чёртову реку, перерыть весь её илистый берег до основания, пока мне в ухо дышали бы чёртовы призраки! Вдруг кто-то обхватил меня за щиколотку. Я обернулся и увидел смотрящего в мою сторону Смита. Всё ещё лежащий на спине, он потратил все силы и немало времени лишь для того, чтобы дотянуться до меня — даже развернуть голову он не мог, так что просто скосил зрачки вбок. — Мы умрём, — наверное, ему казалось, что он шептал, так как он-то точно слышал себя, но всё, что мог делать я — это читать по губам то самое слово. — Мы умрём. Это подействовало. Куда сильнее, чем пытающийся задержать меня двухсотфунтовый Уэйн. Чем дольше я смотрел на спелеолога, чем дольше пытался уловить его взгляд, устремлённый куда-то вверх, тем больше понимал: ему просто повезло; не было никакой закономерности в его выживании, не было никакого хищника и двух зайцев — ему просто повезло. Всё было прямо так, как на войне, и умирали как герои, так и трусы; выживали — тоже поровну. В какой-то момент я даже поймал себя на странном осознании того… Что я вообще тогда делал? Я стоял у берега реки, где только что, вероятнее всего, погиб близкий мне человек, стоял и уже был готов ринуться навстречу гибели, даже не зная, что делать, куда идти и зачем я вообще собирался сделать то, что собирался. И главное: так поступал каждый из нас — за внешним спокойствием, за удачным, казалось бы, сдерживанием эмоций, всё ещё были они — импульсивные, не взвешенные решения, всё ещё была внутренняя паника. В каждом из нас. — Если пойдёшь сейчас, — прошептал мне Рональд дрожащим голосом, только я перестал сопротивляться, — то трупов в реке просто станет двое. Мне нечего было ему ответить. Всю службу, всю жизнь после неё у меня было чёткое осознание, что каждый человек — это инструмент, это способ и возможность решить встреченную им проблему, но в тот момент я чувствовал себя абсолютно бесполезным. До болезненного спазма в груди пробирало меня осознание того, что что бы я тогда ни сделал, что ни попытался бы сделать… всё было бы без толку. Я просто стоял там — на берегу, окутанным туманом, и слушал… Ничего не было. — Нужно двигаться дальше. Даже, если все эти лесные ублюдки уже есть на этом берегу — нужно идти, пока их не стало больше. — Идти сможешь? — шепнул Теккейт Энтони, на что тот начал едва заметно кивать. — Дай время, — едва произнёс он в ответ. — Значит, в это время мы тебя понесём. Давайте двигаться, — устало, почти опустошённо обратился к нам проводник. — Потому что… несмотря на потери, вы правы — лучше не медлить. * * * До деревни было где-то шесть с половиной миль. Примерно половину дороги мы шли в тишине, вслушиваясь в туман. Наверное, это и был наш общий защитный механизм — тишина. Никем не установленный, не обговорённый и, разумеется, не специальный, он заставлял нас вслушиваться в абсолютное отсутствие звуков, слушать своё нутро и пытаться успокоить разум и сердце, пока те всеми силами твердили, что нужно было просто бежать, сломя голову. Рискнул бы даже предположить, что мне, бывшему солдату, не раз попадавшему в горячие точки и на поле боя, было проще, чем всем остальным. Даже учитывая тот факт, что стоило бы говорить: «психически больному бывшему солдату», — всё равно — проще. Мне жутко было бы представлять, что происходило в голове других моих членов команды, если бы перед глазами не стояла точно та же картина, что и годы назад — парнишка-рядовой, стреляющий в гражданских. Несмотря на всю выучку, несмотря на всё то спокойствие, что он проявлял в том бою, он всё же сломался и переменился ровно за один миг. Я очень хорошо знал, что тогда происходило в его голове — его одолевали сомнения и страх за свою жизнь, инстинкты и паническая боязнь неизвестности — то же самое, что нёс с собою и туман. Нельзя было поддаваться этим чувствам. Нельзя было верить в страх. А ещё Сэм. Чёртов Сэм. Почему они остались там вдвоём? Почему вообще решили не бежать за нами, а пойти на берег? Он же знал. Он же должен был знать! Я так хотел бы влепить ему крепкой затрещины за то, что он повёл себя не как участник команды, но… Это ведь я поскользнулся. Это я упал, пока все остались на ногах. Это я не поддержал его точку зрения и встал против него с остальными, когда он был абсолютно прав. Это я не вступился за него в драке, а засомневался. Чёртов Сэм… Нет — чёртов я. — Странно всё это… — сказал вдруг Смит, не так давно поднявшийся на ноги и прихрамывающий из-за резаной раны на одной из них. — Уже час идём по лесу, а ничего не происходит. — «Идём», — подметил геолог, что нёс Энтони под руку всё то время. — Мог бы меня и оставить, раз тебя так задело то, что тебе пришлось нести мою тушу — услышал бы крики предсмертной агонии, порадовался бы. А так… Не успел он договорить, как врезался в Уэйна, резко остановившегося перед ним. Повернув голову, тот смотрел на спелеолога широко открытыми глазами и молчал, то ли сдерживаясь, то ли не зная, что сказать. Мне самому тогда было трудно вымолвить хоть что-то в ответ на приевшийся язвительный тон — то явно был не очень подходящий момент, чтобы так язвить, чтобы шутить над смертью, когда каких-то шестьдесят минут назад он её избежал, а вот другой человек — нет. — Дебил ты, — едва выговорил Рональд и тут же зашагал вперёд. — Пф… Уверен, если бы мои останки сейчас там бултыхались, ты бы и слова не сказал. Смит надменно задрал голову и, улыбнувшись, успел сделать ровно один шаг. Уэйн резким рывком развернулся на сто восемьдесят градусов и, схватив спелеолога за куртку, почти прибил к ближайшему дереву. Тот в ответ даже не шелохнулся. — Тебе это по кайфу, что ли, да? Да, уёбок?! — оскалился и покраснел геолог на прижатого мужчину. — Мы здесь дохнем, как мухи. Один за другим умираем! Думаешь, твои родные обрадуются, когда ты пропадёшь в этой ебучей глуши?! Думаешь, хоть кому-то станет лучше, если мы все здесь сдохнем, а?! — тот молчал, всё ещё улыбаясь и лишь немного отворачивая голову от обилия слюны, брызжущей на него. — Я не хочу здесь умирать. Хочу вернуться. Хочу гладить свою чёртову собаку до тех пор, пока ей самой не надоест! Отвали от меня со своим грёбаным цинизмом. Отъебись, понял?! — голос его дрожал всё сильнее. — Я не хочу тебя слышать! Не хочу слышать хоть что-то о смерти! Так что завали своё язвительное ебало и просто иди вперёд — к чёртовому самолёту в четыреждыблядском Кайана, где всё это, наконец, кончится! Хватка Рональда постепенно ослабевала в тишине, а цвет лица приобретал нормальный оттенок. Да, молчание точно было нашим защитным механизмом. Было, потому что любое лишнее слово просто не могло быть произнесённым тихо — оно сразу срывалось на крик, сразу превращалось в отчаянный вой. Нам нельзя было кричать — ни из-за того, что мы сами могли потеряться в этом крике, ни потому, что из-за него нас было ещё проще найти. Когда цепкие пальцы геолога ослабли достаточно, Смит одним резким движением здоровой руки сбил их с себя. На его лице была всё та же холодная ухмылка, всё тот же взгляд с приспущенными веками, выдающий прямое презрение, всё тот же спокойный и уравновешенный тон. Он спокойно и медленно поправил куртку на себе, поднял и, выровняв, опустил ворот, поправил новую перевязь и шину, сделанные наспех из ветки и рукава его же кофты, чтобы только потом, глядя на опущенные то ли от стыда, то ли от сожаления глаза парня, сказать: — Какой же ты чувствительный мальчик, Уэйн. Всё хочешь помахаться с кем-нибудь, доказать свою собственную силу не окружающим, а самому себе, но на деле… — он сделал шаг и, встав параллельно Рону, повернул на него голову. — Не смей больше срывать на мне своё нытьё. Станешь угрозой хоть для одного из нас — пойдёшь дальше один. А там и посмотришь, как много у тебя будет вариантов срываться на ком-нибудь. Пытаясь ответить, Рональд Лео Уэйн оскалился, словно настоящий зверь, и сжал кулаки до покраснения ладоней, но так и не поднял головы. Энтони Смит смотрел на него какое-то время, что наверняка протянулось для них обоих дольше, чем для остального мира, а потом просто пошёл вперёд, тоже не сказав ни слова более. Некоторые люди… слишком противоречивы, чтобы быть командой. А некоторым и вовсе проще держаться на плаву, когда есть кто-то, на ком можно выместить злобу. В тот момент, смотря на них двоих, молча идущих на достаточном, чтобы совсем не исчезнуть в тумане, расстоянии, я отчётливо понимал: они скорее перерезали бы друг другу горло, чем пожали руки. — Твой… друг, — шепотом окликнул меня Тек. — Он… всегда такой спокойный? — Он не м… Не знаю. — Хладнокровие — природный дар для хорошего охотника, но для вас — людей с цивилизации… — Для нас это тоже свойственно — в именитых «каменных джунглях» тоже проще быть хорошим охотником, — развернувшись, я уже неспешно зашагал вперёд, но как только Тони и Рон отошли достаточно далеко, парнишка отдёрнул меня за рукав и прошептал. — Послушай сюда: на самом деле, есть кое-что, о чём я долго думаю, но… — Что «но»? — Но не знаю, как об этом сказать… * * * Спустя двадцать минут мы были почти у цели. Угол наклона под нашими ногами медленно увеличивался, туман редел, а температура воздуха падала — до деревни оставалось всего ничего. Впрочем, как и до наступления вечера — лес вокруг нас неспешно и привычно приобретал бледно-синие и тёмно-серые очертания, деревья, окутываемые очень слабым, очень незаметным светом, покрывались лёгкой голубизной, и даже серый туман скрывал в себе странно-нежные вечерние полутона, погружающие с головой в свою умиротворяющую, обманчивую красоту. — Почти пришли, — обернулся Теккейт, идущий впереди. — Вот и отлично, мать мою. Ноги… подкашиваются так, будто кросс пробежал. — Ты его и пробежал, геолог. Холм, по которому мы поднимались, начал приобретать знакомые очертания. Словно идя по шагам нашего предыдущего проводника, Тек вёл нас прямо в собственную деревню. «Значит, он всё-таки не врал, — поймал я себя на странной мысли. — Значит ли это, что то, что он сказал?.. Возможно. Смит и Уэйн… Но я был привязан со Смитом всё это время, а Уэйн… Нет. Глупо вообще думать об этом. Глупо! Слишком мало доказательств!» — однако, несмотря на всё это, я всё же думал и очень часто. Сама идея, само предположение о том, что кто-то из нас — кто угодно — мог быть уже мёртвым, повергала в шок, но в страх вводило то, что любой из нас, даже не зная, возможно, того, был медленной смертью для всех остальных. В тех монстрах… в тех духах… не было ни капли человечности, ни капли сознания в их глазах. Я не сомневался: если бы одно из тех извращённых созданий могло бы — оно бы убило нас немедленно. Так же, как и Сэма. Я шёл замыкающим, погружённый в свои мысли, как вдруг врезался во впереди стоящего Смита. Наш проводник стоял впереди всех и, подняв сжатый кулак на уровень головы, всматривался в туман. «Стоять», — означал его жест — по крайней мере, его аналог в армейских жестах военных сил США. Отклонившись в сторону, я всмотрелся во мрак серой стены, но безрезультатно, и тогда до меня дошло — он слышал, а не видел. — Мужчина, — шёпотом сказал тот. — Полный. Хромает. Пьёт. — Ты это всё по звуку, что ли, блядь, понял? Но парень не ответил. Той же рукой, что и указывал остановиться, он отвёл Рональда за ближайшее дерево. Мы с Энтони, уловив сигнал, поступили точно так же. Шаги я начал слышать лишь спустя тридцать секунд. Вернее — различать из лёгкого шума ветра и шуршания листвы, уносимой им. А вместе с ними — и лёгкое хриплое напевание какого-то незамысловатого мотива. «Человек? Почему же тогда Теккейт решил спрятаться от?..» — но стоило мне об этом подумать, как я вспомнил слова Даниеля: в деревне Амарука и Тека, кроме них самих, больше не было людей. Шли молчаливые, медленно тянущиеся минуты. Простой голос из пелены начал приобретать очертания немного полноватого, одетого в странную жилетку с просто необъяснимо большим количеством карманов. — Это человек! — радостно шепнул Рональд. — Какого хрена мы прячемся? Но Теккейт лишь поднёс указательный палец ко рту. Фигура двигалась примерно в нашу сторону, лишь немного отклоняясь севернее. Парень был частично прав: тот мужчина, кем бы он ни был, действительно хромал. Но чем дольше я присматривался, тем больше понимал, что он не просто хромал: скорее, его шатало из стороны в сторону. — Что ты шикаешь?! Я спросил: какого хрена мы тут стоим?! Я не!.. — Замолчи! — парнишка в самый ответственный момент остановил Уэйна, пытающегося выйти из-за дерева. — Я его знал. Это не человек. Незнакомец остановился на мгновение, а затем медленно пошёл в нашу сторону. «Не двигайтесь!» — говорил взгляд Теккейта, устремлённый на нас. И мы не двигались. Он шёл действительно медленно. Будто бы вовсе и не охотился, не мучился от жажды крови, а спокойно шёл в развалочку, напевая мотив, напоминающий бездумное горловое пение. «Я его знал», — те слова стояли у меня в голове. Насколько же нужно было смириться с происходящим, насколько можно было считать тот бред, что происходил, лишь своей религией, оказавшейся реальностью, чтобы произнести такие нелепые слова на живое существо: «Я его знал»? Шаг, шаг, ещё шаг — хруст листвы медленно приближался к нам, медленно росла слабая, почти прозрачная тень ровно между нашими деревьями. «Какого чёрта ему обязательно проходить здесь?!» — возмутился я, ощущая себя героем какого-то второсортного триллера, но сразу понял, что именно по этой дороге, шли всё время и Амарук, и Теккейт, и все те, кто вообще проходил к мосту — всё было правильно, да, но, чёрт возьми, как же всё было неудачно! Стоило ему показаться в поле моего зрения — поравняться с нами, стоящими за двумя параллельными деревьями, как мой рвотный рефлекс почти выдал меня с головой. Тот запах — запах крови и гниющей плоти, очень напоминающий сладко-смердящую рыбу, от конденсации просто застыл на моём языке. Благо было в одном: одежда, вернее — грязные и местами рваные лоскуты, обтягивающие то раздутое бледно-зелёное тело, покрытое фиолетовыми венами и артериями, скрывали как часть запаха, так и часть визуальной картины. Всем своим внешним видом он напоминал утопленника: чрезмерно пухлые, треснувшие губы, разбухшие веки, перекрывающие глаза, опухшая кожа лица, щёк, чрезмерно редкие и, что странно, всё ещё мокрые волосы — не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы установить причину смерти этого «человека». Но было и нечто извращённое в его лице: часть черепа обволакивала странная, будто обескровленная и покрытая жёлтыми опухолями, масса. Пробивая голову прямиком изнутри, она имела кремовый цвет, покрытый зелёным оттенком, и, словно простой нарост, висела на правой части головы, оплетая своими жуткими, очень мелкими и, казалось, острыми щупальцами череп. Стоило мне всмотреться, как и без того пустой желудок начало выворачивать с новой силой: те жёлтые наросты, будто светящиеся под кожей, двигались. И не просто двигались: чем тоньше была кожа, скрывающая то странное тело, тем проще было увидеть небольшую чёрную точку посередине того пятна — зрачок. Эта… масса, чем бы она ни была, оказалась покрыта целыми десятками желтеющих и пялящихся во все стороны глаз. Позади меня вдруг раздался громкий кашель. Кажется, Смит не сдержался, и его всё-таки вырвало, пускай желудок у него и был не менее пуст. Существо успело повернуть на нас голову и выставить напоказ гниющую левую сторону, изъедаемую трупными червями, но на том было всё. Ровно через мгновение прозвучал лязг и глухой стук. А ещё через одно — уже окончательно мёртвое тело с ножом в самом темечке упало на листву. Позади призрака своего бывшего сородича стоял Теккейт, в одной руке держа ножны от ножа, а другой прикрывая собственный нос. — Чёртова вода… — вытер рот рукавом Энтони и, наконец, выровнялся. — Простите. Когда просто слышишь запах этого — ещё можно терпеть, а вот когда я увидел его череп… — Нормально, — не оборачиваясь на того, ответил я. — Самого чуть не стошнило. Упавшее тело не подавало никаких признаков жизни. Лёгкие конвульсии в опухших пальцах, напоминающих толстых дождевых червей, но — и только. Однако та часть, что менее походила на человеческую… словно взбесилась. Те самые щупальца отпустили череп и, распластавшись по земле, всё ползли в нашу сторону, словно пытаясь оторваться от головы. И глаза… они тоже по-прежнему не находили себе места. — Мерзость грёбаная, — прошептал Рональд, когда его немного передёрнуло от отвращения. — Вдали они — те, что побольше, пускай и стрёмные, но посимпатичнее будут. Наш проводник осторожно вынул нож и зачем-то проверил пульс у того существа. Пока он это делал, щупальца чуть было не схватили его за руку. — Нужно идти, но осторожно, — сказал вдруг тот. — А этот?.. — пытался я всё подобрать слово. — Жил с вами? — Нет. Он жил в старой деревне, а до этого… — Но разве все не утонули на реке далеко отсюда? — Это меня и волнует. В любом случае, он мог быть как одним из тех, кого призвал мой отец, так и… Вдруг раздался странный звук, прервавший парня. Я не сразу смог опознать то, что это было — кажется, я не слышал его уже очень давно. Однако я всё же вспомнил — очень похоже звучал небольшой церковный колокол в моём родном захолустье, где я родился и вырос. — Это же не?.. — спросил Энтони, покосив голову, и мы тут же пошли на звук. Поднявшись, наконец, к равнине, на которой стояла деревня, мы обомлели: по почти заброшенному посёлку бродил десяток-другой «жителей», медленно волочащихся из стороны в сторону и от дома к дому. Возможно, они были жителями старой деревни. Возможно — духами тех, кто погиб в этих лесах. Возможно — всё ещё нашей общей иллюзией. Но в одном сомнений точно не было: ни один из тех изуродованных человеческих силуэтов, бродящих в редевшей пелене тумана, не был человеком. Однако кое-что и радовало: я вдруг вспомнил о том, что где-то вдали деревни, где-то под гниющей и дырявой крышей какого-то сарайчика или вовсе курятника стоял работающий грузовик, оставленный Даниелем. И именно он мог вывезти нас оттуда, как только мы взберёмся на гору и попробуем поймать сеть.