Письмо отправленное никуда, письмо написанное никому.

По всем правилам - письмо стоит начать с обращения, но это ведь не письмо. Ведь письмо отправляют, а я никогда это не отправлю. Ты так любишь пить по утрам какао. Каждое утро в Большом зале я видел это, как ты кривишься от горячего напитка, затем добавляешь в него сахар, и мешаешь. Когда он остывал - ты брала чашку в обе руки и закрывала глаза от наслаждения. Я никогда не пил какао. Каждое утро я пью горький чёрный чай с бергамотом. Никто не знает как это ужасно : как от этого бергамота тебе хочется блевать, как его горечь жжет твой язык, а ноздри прожигает его запах. И тебе хочется добавить хоть немного молока в этот чай, но ты не можешь. Не можешь - потому что ты чертов аристократ, чертов Малфой. Я органически, каждой клеткой своего тела и кровью принадлежу к своей семье. И в неповторимой моей индивидуальности живут все семейные наследия, предания, традиции, навыки. Тяжело быть обычным, когда ты с детства знаешь, что ты особенный. Особенный втройне : ты волшебник, ты чистокровен, ты Малфой. И ты уже не можешь остановиться, ты держишь марку. Ты лучше всех. И я выравниваю спину так, что каждый позвонок хрустит. Хрустит от боли и груза тысячелетий. Я искал точку, с которой пути обратно не было. Помнишь когда? На уроке зельеварения, когда я поймал твой падающий учебник. Сам того не понимая, и не задумываясь, что я делаю - я инстинктивно протянул руку тебе. Ты смотрела на меня так серьезно, распахнув широко свои карие глаза. Тогда я не знал, что совершил главную ошибку в своей жизни. Главную и единственную. Ведь начиная с этого дня, я не мог не смотреть в твои глаза. Знала бы ты, что иногда хочется сделать ошибку. Ошибку, как делает ее обычный человек! А затем извиниться перед друзьями, смеяться, чувствовать угрызения совести или грусть, но этого не существует для меня. Ты никогда не была глупой…Почему же тогда так явно отрицала значения крови и наследственности. Ты пыталась отвлечь меня от моих предков, от наследственных традиций и навыков, от воспитания, от столетий и тысячелетий, живущих в моей крови. Как же ты не понимала - это фикция, а не реальность. Я бы рассказал тебе, как хочется радоваться мелочам вроде снега или рассвета. А я не могу. Не имею права. Ведь это всего лишь природа, которая ничто по сравнению с могущественным человеком. Когда-то ты кричала мне в спину : «Ты чертов эгоист, Малфой! Ты любишь только себя!». Ты ошибалась. Я не люблю никого. Любовь - удел слабых. Мне так часто хотелось забрать тебя и держать из всех сил. Спрятать от всего мира, спрятать внутри себя… Но всегда приходил новый день и я опять становился невыносим для тебя. Невыносимым для себя. Каждый раз не находя желаемого ответа в моем лице ты уходила - будто я тебя попросил. Иногда ты несла полную чушь о будущем - легче от этого не становилось никому. Ты стояла абсолютно промерзшая возле озера, в своем отвратительном факультетском шарфе. Я ненавижу теплые цвета. И говорила глупости, громко кричала и жестикулировала. Чтобы понять, мне не нужно было слов. Я знал все, что ты хотела сказать. Твои глаза кричали мне в лицо, и за всеми сказанными оскорблениями красной нитью была видна истина - ты любишь меня. А потом я сбежал. Я сбежал, сбежал от всего - я прошел километры и не захотел вернуться. Не хотел признавать. Ты считала, что для меня признать чувства это прыгнуть на ступень выше. Возможно так и есть. Если бы я только смог решить для двоих эту нить - мне бы было сейчас совсем не грустно, и я не писал этих глупых записок. Только одного ты не учла - преодолев ограниченность чистокровности, освободившись от всех предрассудков и интересов, я останусь таким по душевному типу, и сама победа над этим может быть только проявлением моего благородства. У озера я знал как тебя согреть пятикратно…но не смог… И мы стояли под дождем, промокшие до нитки и смотрели в глаза. Было так холодно обоим. Виноват был только я. А затем там, в пустом тамбуре Хогвартс-экспресса - я закрыл глаза и закрылся от всех. Навсегда. Выдохнул со своих легких все детские глупости. Облизал свои губы, последний раз чувствуя на языке твой вкус. Я долго стоял прижавшись к холодному железу стенки тамбура. Глубоко дышал и забывал тебя. Осталась ли ты - мне было неважно. Все, что тебе осталось - запомнить меня невыносимым.