***
Это был первый — и возможно единственный — шанс спасти эту девушку. Может повезет, и он не заметит. Может повезет, и у нее все будет хорошо. Она вернется домой к семье, которая наверняка волнуется. Джессике не заплатят за это, но будь она проклята, если позволит этому ублюдку загубить еще одну жизнь. Потому что даже ее, человека закаленного огромным количеством дерьма, до сих пор мучают кошмары. Потому что даже у нее до сих пор начинают трястись руки, стоит только на секунду вспомнить, через что ей пришлось пройти. Потому что даже ее галлюцинации довели до того, что чертово «Мэйн-стрит, Берч-стрит Хиггинс-драйв Кобальт-лейн» постоянным эхом раздается у Джонс в голове. И если все это происходит с ней, с чем столкнется эта маленькая девочка с такими глупыми наивными глазами, когда ублюдку надоест? Если она, конечно, уже не столкнулась. Дело было совсем не в чести или человеколюбии, но в проклятом чувстве долга. В отвратительном чувстве долга, которое не удавалось задушить алкоголем, которое подавляло животный страх, появлявшийся при одной мысли о Килгрейве. Джессика осторожно наблюдала за отелем, от одного вида на который все тело пробирала дрожь, а омерзение подкатывало к горлу тошнотой.Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
Его здесь нет, он даже ее не выслеживает… если это не уловка конечно. Если уловка, то идиотское чувство долга погубит ее жизнь. Однако интуиция, хоть и подавленная ужасом от воспоминания, уверенно шептала, что уловки здесь нет. И Джессика продолжала молча сидеть перед отелем, осторожно всматриваясь в нужное окно. Можно сказать, той девочке почти повезло. Все это закончится для нее после одной ночи… Может быть она даже сможет стать такой, какой была до всего этого. Если они обе окажутся очень удачливыми. Потому что Джонс не может закрыть глаза, если видит, что Килгрейв нашел новую жертву. Джонс не может просто сказать себе, что это вовсе не ее дело, потому что с того момента, как она чудом выжила, все, что творит этот ублюдок, касается и ее тоже. Джессика будет ощущать ответственность за каждый ужасный дерьмовый поступок, который Килгрейв совершит. Поняла Джонс это тем же вечером, когда ехала домой на такси абсолютно разбитая. А тут тот самый ресторан и тот самый человек с новой девушкой в дорогом отвратительно-вычурном пурпурном платье. Всего секунду Джессика надеялась, что все ей просто привиделось, потому что «надеяться» — это не то, что она обычно делала. Потому что жизнь всегда подкидывала ей какого-нибудь дерьма, разбивая и без того хрупкую надежду на бесчисленное количество кусочков. Потому что при взгляде на того мужчину, открывающего дверь ресторана, внутри что-то оборвалось, а голова загудела. Потому что отрицать очевидное Джонс не собиралась. Он жив. Он жив, и из-за его больной извращенной сущности пострадает кто-то еще. Вопрос, каким образом этой твари удалось выжить, возник в голове гораздо позже. Первым же был: «что мне нужно делать?». Все, кроме затравленного и загубленного рабством рассудка, кричало, что она обязана помочь. Сознание же билось в истерике, говоря, что никому Джессика ничего не обязана. Но этого было недостаточно, потому что даже виски, бутылка которого еще была дома, не помог избавиться от навязчивого долга, который все ее естество пихало ей в глотку. Выдержать такое оказалось выше сил Джонс, и она направилась в место, в котором не хотела бы оказаться ни за что в жизни. Если они не придут, я сделаю вид, что ублюдок вовсе не ожил, решила Джессика, умоляя всех, в кого она не верила, чтобы Килгрейв решил выбрать другой отель, чтобы они пошли куда угодно, но только не сюда. Потому что в ином случае Джонс подвергнет себя риску вновь быть захваченной в рабство, из которого был только один возможный выход — смерть. В прошлый раз ей просто повезло. Немного повезло. Самую каплю ей повезло, и ублюдка сбил автобус. И вряд ли Килгрейв после этого будет поступать с ней, как раньше. Вряд ли будет «давать ей все», как он сам постоянно утверждал. Теперь Джессику Джонс в рабстве ожидает ад в несколько раз хуже того, что был. Пускай будет другой отель, с нотками панического отчаяния шепнула девушка, и словно бы в качестве очередной жестокой шутки, в поле зрения возник Килгрейв с новой рабыней.Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
Что делать дальше? Как она сможет спасти эту невезучую девочку? Пробраться утром внутрь? Нет, это точно нет. Ни за что Джессика не войдет в этот отель снова. Ее тошнит от одного вида. Ее голова кружится от одной только мысли о холле, о девушке на ресепшене, которая, если Джонс совсем не повезло, не сменила место работы. Нужен план. Нужен хоть какой-нибудь план. А пока остается только ждать…***
Поражение Розы, казавшееся очевидным, почему-то не произошло. А еще ее взгляд вызывал у Килгрейва сильнейшую волну мурашек где-то сзади на шее, и неясное ощущение, напоминающее страх, сменило злость. Мужчина сжал зубы и, не разрывая зрительного контакта, сел обратно за столик и коротко кивнул на место напротив. Роза всего секунду поколебалась, а затем приняла предложение поговорить сидя. — Дальше, — коротко, словно опасаясь, что голос его подведет, потребовал Килгрейв. Он хотел своим взглядом заставить Розу испугаться, заставить ее говорить. Потому что сейчас ему в срочном порядке нужны ответы, потому что сейчас вместо тепла и уюта, который всегда следовал за Розой Тайлер, ему нужен был ее страх, не позволяющий скрыть эмоции. Однако во взглядах эта девушка была куда лучше и опытнее: ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда Килгрейв смерил ее угрожающими, требующими немедленного ответа глазами. Роза, как и мужчина ранее, поджала губы, словно бы была чем-то сильно недовольна, а затем дала собеседнику то, что он так желал — ужас. Однако не испытав его, но заставив Килгрейва самолично прочувствовать этот ужас каждой клеточкой тела. Она показала, как может один взгляд нарушить душевное равновесие. Но Роза Тайлер не угрожала — Роза Тайлер сочувствовала. Страшным было то, что мужчина не видел повода сочувствовать ему сейчас. Не видел повода испытывать сочувствие в ситуации, когда она должна была молча проиграть, сдаться, а затем выдать ему все, что он потребует.***
К утру план придумать не получилось. Какие-то обрывки, риски которых были неоправданно высоки. Нервы, изрядно потрепанные и без всей этой ситуации, пострадали еще сильнее и вызвали в организме кучу неприятных мелочей. К тошноте прибавилось головокружение и боль бьющаяся где-то в висках. Но тут, словно бы в качестве награды, из отеля вышла та самая девушка. Спокойная, — даже счастливая — и что было гораздо важнее, рядом с ней не было Килгрейва. Бессонная ночь не позволяла здраво оценить ситуацию, поэтому практически в ту же секунду, как только та девушка показалась на улице, Джонс выпрыгнула из своего укрытия и стала следовать за ней. Мысль о том, что все уже в порядке, перебивалась другой куда менее обнадеживающей: он приказал ей сделать что-то, а затем вернуться. Джессика остановит эту девушку, Джессика поможет ей, Джессика не позволит этому ублюдку победить. Джонс решилась приблизиться к ней только после того, как она вышла из какого-то магазина одежды с небольшим пакетом. Килгрейв отправил ее за покупками? Звучало как бред, но кто знает, что произошло с рассудком этого урода после того, как его сбил автобус. — Вам нужно пойти со мной, — не сумев придумать ничего умнее, одернула девушку Джессика, оказавшись за ее спиной. — О чем вы? — настороженно уточнила та, развернувшись к Джонс лицом и еле заметно склонив голову. — Вам просто нужно пойти со мной, — немного растерянно повторила Джессика и судорожно выдохнула.Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
— Я не хочу — у меня есть дела, — мягко, но при этом уверенно произнесла девушка и сделала небольшой шаг назад. Джонс с силой сжала руку в кулак: этот ублюдок научился воздействовать на сознание людей. Эта девушка даже не знала, что находится под влиянием. Она вполне довольна тем раскладом, который ей выпал. Может, тогда Джессика может уйти, забыв эту историю как страшный сон? Нет… нет, черт возьми, так нельзя. Просто продержать ее двенадцать часов где-нибудь в другом месте, и все закончится. Вдох-выдох. — Мне почти стыдно за это, — спокойно произнесла Джонс, осторожным ударом вырубила удивленную девушку, и она тут же безвольно упала ей прямо в руки. Несколько прохожих повернулись на странную картину, и Джессика, выдавив кривоватую улыбку, закинула девушку без сознания себе на плечо. Единственное место, куда Джонс додумалась отнести девушку — в свою квартиру. Там не было безопасно, да и вообще это не лучшая идея, но больше ничего не оставалось. Водрузив тело на кровать, Джессика села на стул, который она поставила напротив, и стала ждать. Как бы не хотелось сейчас поспать, нужно быть настороже: остановить девушку, как только она проснется и попытается уйти, или сделать с собой что-нибудь, или еще что похуже. Нужно готовиться к тому, что эта дура будет рваться, как ненормальная. Можно будет снова вырубить ее — шуму будет меньше, но это как-то… неправильно. Может, попытаться поговорить с ней? Конечно, если девочка ее окончательно выбесит, то обязательно отправиться в бессознательное состояние до конца дня, пока влияние ублюдка не закончится. — Что происходит? — внезапно нервно раздалось со стороны кровати. Джессика тут же подняла взгляд на очнувшуюся девушку и приготовилась к борьбе. Однако в этом словно бы не было необходимости: она была практически спокойной. Разве что немного настороженной и обеспокоенной. По крайней мере в ее глазах не было никакого странного блеска или желания. — Ты под его влиянием, так что пока будешь здесь. Пока оно не закончиться, — не зная зачем, разъяснила Джонс. Она прекрасно понимала, что для девушки это просто пустой ничего не значащий звук, но Джессике нужно было сказать это вслух, просто нужно было. Вопреки всем ожиданиям, девушка на кровати слегка выдохнула и немного улыбнулась. — Это не так, — ее голос звучал успокаивающее и мягко. Словно бы она пыталась объяснить что-то очевидное своей малолетней дочери. Это заставило Джессику невольно скривиться. — Ты просто этого не осознаешь, — небрежно бросила она в ответ и скрестила руки на груди. — Ты Джессика, верно? — нахмурившись, внезапно спросила девушка и чуть склонила голову набок, — он был прав, когда сказал, что мы совсем непохожи, — с легкой еле заметной улыбкой добавила она и стала ждать реакции Джонс, с интересом осматривая ее. Под этим взглядом Джессика чувствовала себя неуютно. Как будто эта девочка проникала в какие-то части ее сознания, в которые проникать не должна была. И вообще проникала туда, где ее быть не должно было.Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
Он все еще помнит о ней, сравнивает других с ней. Этот ублюдок точно придет за ней однажды. — Ты оставила его, — с какой-то обвиняющий интонацией продолжила девушка, не дождавшись от Джонс ответа. — Я сбежала из рабства, — отрезала Джессика, понимая, что эта дура начинает ее раздражать. Под влиянием или нет, какого черта она начинает ее в чем-то обвинять? Это мысли Килгрейва, это просто мысли Килгрейва, сквозь зубы прошипела Джонс и выдохнула. Из взгляда девушки почти полностью исчезла вина, оставляя место непониманию. Неужели он настолько подавил волю этой идиотки? Сколько ей лет? Есть хотя бы двадцать? Старый извращенец. Какие вещи он заставлял делать эту девочку, вдвое младше него самого? Лучше не думать об этом. Главное, что для нее это уже сегодня закончится. И это хорошо… И совсем не важно, что для Джессики это не закончится никогда. — То есть он, — медленно и неуверенно начала девочка и подтянула ноги к себе, — держал тебя около себя… силой?Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
Внутри все в очередной раз содрогнулось от болезненных свежих воспоминаний, однако кое-что волновало на порядок сильнее: она выглядела и удивленной и в тоже время совсем не удивленной. Словно бы какая-то часть из сказанного ей была для нее очевидным фактом, а другая неизвестной и пугающей правдой. Страннее всего было то, что эта девушка, кажется, знала о способностях Килгрейва. И судя по ее спокойствию, знала до начала их разговора. Как будто она уже в полной мере осознала это. Да, именно так. Эта маленькая девочка не просто была в курсе сил ублюдка, но уже приняла их существование, как что-то само собой разумеющееся. Кажется, она все-таки не просто очередная жертва жестокого чудовища, но его соучастница. Мысль об этом не хотела укладываться в голове: как у кого-то вроде Килгрейва вообще могли быть настоящие соучастники?! Тем более, они ведь были в том самом ресторане, а затем в отеле… — Что ты знаешь о нем? — пытаясь сделать так, чтобы голос не сорвался на крик, начала Джессика. Девушка тут же выпрямилась, словно желая рассказать все, однако почему-то замялась и, отведя взгляд, задумчиво закусила губу. — О его силах, о тебе, — стала перечислять она, подняв глаза к потолку, — и, кажется, о том, о чем он сам не догадывается, — докончила девушка, немного грустно улыбнувшись. Грустно? В отношении Килгрейва? «То, о чем он сам не догадывается»? Что все это значит? Бред сумасшедшей. Она явно уже не под влиянием. Потому что вряд ли ублюдок внушил бы ей, что она знает о нем что-то такое, чего не знает даже он сам… Жуткий бред, глупый бред, не имеющий никакого смысла бред! Или может быть больному сознанию Килгрейва внезапно захотелось ощущения настоящих чувств? Неужели он внушил этой маленькой глупой наивной девочке, что она какая-то… особенная? Никто в этом мире, черт возьми, не особенный по определению! Но такой идиотке, как она, ни за что этого не понять, не так ли? — Как ты узнала об этом? — сама не зная, зачем спрашивает, уточнила Джессика, глубоко вздыхая, — я про последний пункт, — на всякий случай добавила она, словно бы девочка была настолько глупой, что не поняла бы сразу. — Его взгляд, — все с той же печальной улыбкой кивнула девушка и невидящим взглядом стала смотреть куда-то сквозь Джонс, — я уже видела такой однажды. Кажется, годы назад… Как далеко зашла его промывка мозгов? «Годы назад»? Это когда? Когда ей было десять? И… глаза? Нет, Килгрейв все-таки настоящий инфантильный идиот. Не смог придумать ничего получше? — Что ты имеешь ввиду? — уже с конкретной целью спросила Джессика. Интерес возник внезапно — как только Джонс поняла, что опасности никакой вовсе нет. Почему-то послушать, что ублюдок внушил наивной девочке, казалось невероятно веселым и расслабляющим занятием. — Он очень похож на одного… человека из моего прошлого, — не замечая иронии и некой веселости, которой был пропитан голос собеседницы, покорна начала объяснять девушка, — и у него такие же глаза. Но тот… человек, не смотря ни на что, поступал правильно, а Килгрейв, — имя ублюдка, произнесенное вслух отозвалось дрожью во всем теле, — так не может. Размышления этой девочки казались наивным подростковым бредом, однако, как придумку этого маньяка, все это воспринимать не получалось. Что Джессика и вынесла из проживания с ним: он не считает себя ублюдком, он думает, что делает все абсолютно правильно. Блондинка, сидящая напротив Джессики, была абсолютно уверена в том, что говорила, у нее точно было время как следует это обдумать. А еще, не смотря на саму бредовость ее доводов, голос и тон были настолько серьезными, убедительными и взрослыми, что невольно вызвали у Джонс такие же мурашки, как и имя мучителя, произнесенное вслух. Когда девушка говорила так, Джессика чувствовала, что невольно верит ей. И от этого тошнота, только недавно пропавшая, вновь давала о себе знать. Никто не может говорить о Килгрейве так тепло, с таким сочувствием, с такой жалостью и пониманием. Он не заслуживает этого. — Он душевнобольной придурок, — со смесью ненависти и отвращения выплюнула Джонс, чувствуя, что ей срочно нужно отрезвить себя хоть чем-нибудь, — конечно он поступает неправильно! «Неправильно» — слишком мягкое слово, чтобы описать его поступки, — выпуская наружу все, что накопилось, почти обвиняюще начала Джессика, — взять хотя бы то, как он обошелся со мной! — первый крик за долгое-долгое время, — он управлял мной, моими желаниями, насиловал, — каждое слово отдавалось пульсирующей болью в висках, а девушка напротив все сильнее бледнела и сжимала одеяло, — он насиловал меня снова и снова и снова, — с еле различимыми слезами перешла на шепот Джонс, — он заставил меня… убить человека, — четко ощущая подступившую к горлу тошноту, закончила она. Нет, конечно же она не закончила. Но сказать сейчас что-то еще было выше ее сил.Мэйн-стрит, Берч-стрит, Хиггинс-драйв, Кобальт-лейн
— Это, — как и Джессика, заговорила шепотом девушка, — это просто ужасно, но, — она замялась, ее голос дрогнул, так что перед тем, как продолжить, ей потребовалось несколько бесконечных секунд, — это было когда-то… а сейчас… сейчас его нужно направить. Злость вскипела в Джонс с огромной скоростью, так что она, вскочив со стула, схватила его и разбила об пол. — Ты не можешь говорить мне таких слов! Ты не можешь спокойно говорить, что его легко можно изменить! — уже не контролируя, насколько срывается ее голос, со смесью ярости и отчаянья вновь перешла на крик Джессика. От взгляда, который на нее бросила эта тупая девочка, стало еще хуже. Там было понимание и жалость. Джессике Джонс не нужна жалость сумасшедшей. — Это кажется невозможным, но, — девушка как-то пристыженно опустила голову и сглотнула, — я должна простить его за каждый поступок. Где-то там в своей голове. Мне нужно прекратить судить его, чтобы помочь стать лучше, — ожидая реакции Джессики, она замолчала, но Джонс не была способна выдавить из себя и звука. Абсурдность сказанного вновь контрастировала с тоном, выводя из себя, делая беспомощной и бессильной, — я не могу позволить тем глазам, которыми он смотрит на меня, пылать от неконтролируемого гнева. И если никто не объяснил ему, что так нельзя… это сделаю я, — девушка судорожно выдохнула и в очередной раз грустно улыбнулась, — потому что однажды сделала нечто похожее. — Почему ты думаешь, что тебе это по силам? — чувствуя какое-то опустошение после удушающей волны гнева, сухо спросила Джессика, смерив собеседницу усталым потерянным взглядом. — Потому что он, — она замялась, словно бы не была уверена, стоит ли говорить то, что она собиралась сказать, — не может мной управлять. Джонс криво усмехнулась — это она успела понять сама. Ее волновало другое: — Зачем взвалила эту ответственность на себя? Что ты знаешь о нем такого, чего не знает он сам? — Я нужна ему.***
— Я нужна тебе, — коротко и разрушающе спокойно ответила Роза. Она сказала это так, словно бы это был очевидный факт. Небо голубое, трава зеленая, Килгрейву нужна Роза Тайлер. Но при этом в ее голосе было много боли, усталости и того самого трогательного, но пугающего сочувствия. Наверняка глупая Джессика наговорила Розе кучу глупостей, которые она могла бы принять за чистую монету. Может, Джесси сказала, что он над ней издевался, может, про идиотский шрам… Но это все ложь. И судя по всему, Роза понимала это. Как минимум, почти понимала. Потому что сейчас смотрела на него так нежно и чувственно, как будто пыталась поддержать. Ее глаза так и говорили: я рядом, все будет хорошо. И почему-то Килгрейву казалось, что это именно то, что ему нужно. Кроме — как Роза сама успела сказать — нее конечно же. Прикосновение к руке, казавшееся мужчине обыденностью каких-то три часа назад, сейчас заставило вздрогнуть и шумно выдохнуть. То же, что и во взгляде: поддержка, нежность, понимание. Все это было в этом прикосновении. — А ты нужен мне, — словно бы считая, что предыдущего недостаточно, добавила Роза и осторожно погладила Килгрейва по руке большим пальцем. Эта фраза звучала еще более грустно и даже как-то отчаянно, но мужчине было не до этого. Ощущение от их соединенных рук и внезапного приступа веры в эту девушку были важнее всего остального.