Остывшее солнце

Ночь черной пеленой расстилалась по городу, подобно скатерти. Ночь убивала свет, выискивала его в каждом закоулке, где он мог спрятаться. Но свет хватался за свое существование. Конечно, свет не знал, что завтра вновь наступит его время, и уже он будет изгонять злодейку-темноту из каждого уголка небольшого городка в Ирландии, где в кабаках все еще просиживали мужчины, а порой и женщины. Ночь не была помехой жизни этого города. Но не смотря на это, в пятиэтажном здании горело лишь одно окно. Это был город молодых, иначе его было нельзя назвать... Из окна лился приятный золотистый свет, создавая иллюзию мягкого солнца, что завтра обязательно вернется, если тучи не спрячут его. - А вы слышали о Профессоре Руэри? - женский голос первый разбил нависшую в воздухе, подобно Домоклову мечу, тишину. - Я его не видела никогда, а завтра он заменяет у нас... - Он ведет у нас... Не волнуйся, он хоть и требовательный, но тихий, ругать не будет, - откликнулся молодой человек с совершенно другого края комнаты. - Говорят, он умрет скоро, - другой, девичий голосок раздался в комнате, подобно колокольчику. - С чего ты взяла? - Такие как он долго не живут. - Он необычный. Он может еще всех нас переживет... Тишина вновь охватила комнату, заставляя всех сидящих в ней почувствовать напряжение и усталость. И лишь один не издал и звука. Он просто сидел на подоконнике и курил в открытую форточку. Дым сигареты выписывал причудливые узоры, а тонкие пальцы сжимали несчастную бумагу "никотиновой соски". И лишь он не издал и звука. Потому, что он знал Профессора Руэри лучше всех. Потому, что именно его зеленые глаза следят за каждым его жестом, за каждым взглядом, за каждым вдохом. Парень откинулся назад, позволяя черным кудрям шелохнуться, будто от порыва ветра. - Ты грустишь, Сантино? - девушка обратила свой взор на заядлого курильщика. - Да, Сантино, что-то случилось? Молчание. Парень будто выпал из реальности, растворяясь в мире грез, в магическом лесу, что вырисовывался в пахнущем ментолом дыме сигареты. - На Сицилии солнце светит по-другому... - хриплый, надрывистый голос наконец вырвался на свободу. Юноша не был чистокровным итальянцем. Бледная кожа и высокий рост кричали об этом. Да и в Сицилии он был лишь раз или два. Однако, мрачная меланхолия овладевала им. Парень докурил сигарету.... *** Утро. Такой возраст, что просыпаться рано совсем не хочется. Хочется видеть прелестные сны. Кому-то снятся юные нежные девы, кому-то страстные брюнетки, кому-то снится вкусная еда, а кому-то любимая компьютерная игра... Но суть не в этом. Каждый видит свой прекрасный сон. Каждый. Кроме студентов медицинского института, будущее своей страны, молодые и перспективные кадры... Но все это лишь на прекрасных словах, что читает мэр города на традиционной ярмарке, в честь дня их любимого городка, что традиционно празднуют тринадцатого октября. Поговаривают, что суеверные люди в этом городе просто не живут... На деле же, они такие же как все. Молодые, беззаботные, безответственные. Это было их время. Время, когда хотелось выпивки. Коньяк, мартини, виски, да даже пиво сойдет. Время, когда хотелось танцевать. Дискотеки, душный воздух клуба, оглушающая музыка. Время, когда хотелось нарушать закон. Брать все и не отдавать ничего. Хотелось курить, употреблять наркотики, гнать на полной скорости по пустынным шоссе. Но это было их время. Они были молоды, они были свободны. Не обремленны ни семьей, ни обязательствами и даже не клятвами. Но они сидели тут, этим тихим, мрачным утром, когда небо уже было плотно затянуто тучами. Когда дождливая погода навеивала лишь сон. Когда помутневшее сознание не хотело понимать и воспринимать. Он сложил руки на парте, пряча свое лицо в их теплом замке, ограждаясь от всего мира. Его черные кудри торчали во все стороны света. Первый урок - генная инженерия. И с таким же мрачным преподавателем, как это темное небо. Который сам был жертвой того, чему посвещал всю свою жизнь. Дверная ручка щелкнула. Он опоздал на пятнадцать минут. Рассеянный взгляд красновато-розовых глаз оглядел аудиторию. Белые длинные ресницы взмыли вверх. Неопрятно одет, будто одевался по дороге сюда, в трясущемся автобусе. И этот неприятный взгляд, который будто сверлит душу. Он будто уже знает все твои самые сокровенные тайны. Он посмотрел на всех, раскидывая со лба пряди белоснежных волос. Обладатель такого взгляда выглядел мальчишкой лет двадцати или двадцати пяти... То, что он был альбиносом, заметно скрывало его возраст. Хрупкое телосложение, невысокий рост, длинные, тонкие пальцы... Он был похож на легкую фарфоровую статуэтку. - Клод, погоди! - послышался голос Профессора Вонг из коридора, но Профессор Руэри быстро захлопнул дверь. - Подготовьтесь к занятию... - холодный голос будто облил всех студентов ледяной водой, что привело к их пробуждению. И лишь взгляд Сантино взмыл вверх, разглядывая уже до боли знакомые черты. А ведь ему сегодня снилось, как он признается своему Профессору в любви. Именно своему, потому как делить его с кем-либо Сантино не хотел. Ему страшно было представить, что кто-то прикоснется к этой белоснежной коже, что кто-то будет перебирать эти пряди, цвета благородной платины. И так он и сидел, глядя на объект своего обожания, в тысячный раз пытаясь запомнить все то, что он старательно выписывал мелом на доске. Говорят, что альбиносы долго не живут. Кому как свезет. Но несмотря на это отклонение, Профессор был прекрасен. Идеальное лицо. Огромные глаза, такого необычного цвета крови, тонкий, ровный нос, мягкие губы, нежного цвета розовых лепестков, которые хотелось целовать, высокие скулы, и такой холод. Холод сквозил во всем, что было связано с Профессором. Холод был его постоянным спутником и единственным другом. Никто не поймет его и не примет. Покинутый. - Вы никогда не будете одиноки... Я буду вашей тенью... - шепнул сам себе Сантино, прикрывая ядовитые зеленые глаза. Неприятный звук, режущий уши. Знак свободы. А ведь скоро конец... И Сантино больше не сможет сидеть за этой партой и наблюдать за каждым вдохом и выдохом. Быть свидетелем жизни одного из самых необыкновенных людей на земле. Человека-загадки, по имени Клод Руэри. Человека, на чьих ресницах застыли снежинки. Остывшего солнца... - Все свободны. - его ледяной, без тени эмоции голос разнесся по аудитории таким же ледяным эхом. - Сантино, у тебя сегодня третья пересдача, не забыл? - Нет, сэр. Во сколько мне прийти? - Я сегодня веду у параллельного курса... В восемь вечера, вас устроит? - Да, сэр... Сантино печально посмотрел на своего педагога. Кто он для него? Через пару лет он про него и не вспомнит. Конечно, он не захочет оказаться в жарких объятиях итальянца, как бы второму того не хотелось. От этого горячие слезы стекали по бледным щекам. Его кожа, видевшая яркое солнце всего неделю своей жизни не приобрела типичный для итальянца оттенок. Он специально заваливал, чтоб раз за разом оставаться наедине со своим остывшим солнцем. Но больше тянуть нельзя, его просто выгонят. Ему оставалось ждать вечера. Когда он наконец сдаст этот экзамен. Когда он в последний раз будет дышать с ним одним воздухом. *** А тучи все сгущались над городом, никак не собираясь обратиться в поток небесного дождя. Из-за них создавалось впечатление глубокой ночи и тьма охватила город раньше обычного. Вот она, дверь цвета горького шоколада. Такого же горького, как и его безответная любовь. Стук в дверь. Костяшки сами выбивают неведомый ритм. Молчание. Он ушел? Сантино толкнул дверь и та сдалась. Не стала сопротивляться, пытаясь защитить покой того, кто спрятался за ней. Он сидел в кресле, как-то неестественно свернувшись, подобно котенку. Каким же беспомощным он казался, выбывшем из реальности, погрузившимся в свой мир. Серый пиджак одиноко висел на спинке его кресла. В открытое окно беспощадно дул ветер, срывая листья с его любимой сирени, что цвела за окном. - Профессор Руэри...? - Сантино не хотел тревожить его покой, но все же... - Ммм... Сантино, это вы? - профессор поднял взгляд заспаных глаз на студента, оглядывая того с головы до ног. Он прищурился, пытаясь тщательнее разглядеть того, кого откровенно не мог понять. Почему он так ведет себя?... - Да, Профессор, я пришел. - В последний раз, надеюсь. Вы готовы? - Да. - Отлично, идите. - Куда? Сантино показалось, что все процессы его организма на секунду остановились, а профессор нахохлился, подобно обиженному мальчишке. - Домой. Куда же еще? Он оторвался от созерцания ошарашенного студента, выводя "отлично" рядом с именем незадачливого Ромео. - Я прекрасно знаю ваши способности, Роканьеро. Вы добьетесь желаемого результата. Что же, желаю вам удачи и обрести свою жизненную цель. Прощайте. И прошу, закройте окно, мне холодно. Сантино машинально захлопнул окно, все еще не понимая происходящего. - Господин Руэри... Мы больше не увидимся? Я... Я не услышу вашего голоса? Страшно, что он озвучил это вслух. Но от осознавания этого еще старшнее. И что он прогнал своего незадачливого студента, не желая слушать... - Я не понимаю к чему это. - Вы - мой! - животный, отчаянный крик, спазм боли. Это хрупкое существо вычеркивает его из своей жизни. Нет! Не может быть! - С чего вы... Он просто не даст ему договорить. Он схватил хрупкие запястья, перепрыгнув через стол, прижимая к нему желанное тело, целуя в мягкие, нежные губы, накрывая их своими, нагло врываясь на чужую территорию, позволяя языку завлядеть чужим пространством. - Я люблю вас... - Сантино... Хриплый выдох, покрасневшие щеки, поджатая нижняя губа. - И пусть я больше не подойду ближе, но позвольте мне... Сантино просто коснулся его плеча. Такого хрупкого, нежного. И от этого просто прикосновения мужчина закрыл глаза, запрокидывя голову. И Сантино принялся жадно расстегивать пуговки, стаскивая хлопковую ткань, целуя открывшуюся кожу, оставляя на ней свои следы, прикусывая, а затем прерывая мелкими поцелуями. - Сантино... Учитель ухватился своими еще более побелевшими пальцами за ткань рубашки своего ученика, прячась в его объятиях от всего мира, покрасневший, растрепанный и горячий, пока второй гладил его по спине, пересчитывая позвонки, так сильно выпирающие сквозь тонкую кожу. - Я буду стараться... - шепнул Сантино ему на ухо, поглаживая руками его бедра, подпирая под них, усаживая на стол, чтоб потом приняться за ремень, что было так тяжело расстегнуть трясущимися руками. Твидовые брюки полетели в крайний угол аудитории, будто Сантино тренировался в швырянии одежды в самые труднодоступные места. И тут пришло время легкого шока. Оставшийся элемент одежды, интимная часть его гардероба, была представлена боксерами леопардовой окраски. От подобного взгляда Сантино, Клод смутился, отводя взгляд. Но и эта, последняя ниточка, укрывающая его, была оборванна, и отправилась в полет к брюкам. И вот теперь перед ним на столе лежит он. Такой красный, желаемый, нежный, во всей красе, развратно разведя ноги. Контроль был несомненно утерян. Горе-студент избавился и от своей одежды, прижимаясь своим телом к другому, но тоже своему. - Я первый? Да... Первый... Довольство, ликование. Он первый, он единственный. И он не подпустит никого после. Он будет обладать им. Пальцы скользили внутри жаркого тела, принося терпимую боль и наслаждение. И когда Клод стал сам подаваться на него... Смысла больше не было. Он плавно заскользил внутри того, кого желал. Сдавленные крики, искусанные в кровь ладони, что бы не кричать так громко. Приглушенные стоны, спелетение... Танец двух тел, двух сердец. - Сантино! Я люблю тебя! Волна тепла захлестнула обоих, выбивая их из реальности, заставляя время остановиться. И лишь спустя минуты, лежа рядом на одном столе, прижимая к себе того, о ком грезил... - Я полюбил тебя, как только ты переступил порог моего класса... Но это больно, это непозволительно... Это ведь неправильно... Это нарушение всех правил! Это заложено генетически... У меня отвратительная наследственность... - Прошу, не о генетике... Что теперь? Ты уйдешь? - Уйти? Уйти после вспышки, что сумела отогреть остывшее солнце? - Мы... До конца? - Если я и остыну, то только когда кровь перестанет течь по нашим венам. Этого было достаточно.