0.
Утро в «Черной орхидее» было наполнено привычной суетой, гомоном просыпающихся птиц, мягким шелестом волн и ленивым переругиванием персонала, занимающегося своими делами. Дорожки, шезлонги, матрасы, беседки, бассейны — все должно быть готово уже к шести утра, когда просыпаются самые ранние пташки и выходят на пробежки, прогулки, ранний кофе или по рабочим делам, с которыми некоторые не расстаются даже на отдыхе. К этому времени территория должна блестеть чистотой и быть готова к приему новой партии гостей. Идеальное обслуживание — одна из отличительных особенностей «Черной орхидеи», хоть и не самая ее главная. А главная… Комплекс не был включен в каталоги, его не предлагали туроператоры, но те, для кого он был предназначен, знали о его существовании. Место, где никто не смотрел косо, не показывал пальцем или смеялся над однополой парой. Маленький рай, доступ в который был невозможен для людей со «стандартной» ориентацией. Затерянный в океане остров, на котором можно было расслабиться. Несколько корпусов, чистейшая вода, идеальные пляжи, безукоризненное обслуживание, тишина и покой — для тех, кто бежал от городской суеты, развлечения — для тех, кому нравилась громкая музыка, веселье и смех. Планировка комплекса была продумана до мелочей, а потому позволяла и то, и другое. Кто-то приезжал сюда парой, кто-то — в поисках своей половинки. Были и такие, которые искали только одноразовых знакомств. В «Черной орхидее» кипели страсти, рождалась любовь, разрушались судьбы, создавались семьи или совместный бизнес. Но тот, кто побывал в «Черной орхидее» хоть раз, возвращался сюда снова и снова. Уважение к гостям — первое и, пожалуй, самое жесткое требование руководства к своему персоналу. И соблюдалось оно неукоснительно. Но это ничуть не мешало этому самому персоналу чесать языками меж собой, делать ставки и пытаться помочь гостям найти свою судьбу или помирить рассорившихся любовников. По мере своих возможностей и не переступая границы личного, разумеется. И на день сегодняшний самой горячей темой был предстоящий заезд. Люди начали делать ставки еще две недели назад, как только стали известны имена гостей. И не то чтобы Ли Бовэнь их не понимал. Самая «мыльная» из всех дорам — в прямом эфире, без регистрации и смс. …Дверь за спиной захлопнулась с мягким стуком. — Утра, — рядом с Бовэнем встал еще сонный Юй Бинь. Вытянул из пачки сигарету, закурил, лениво выпуская дым. Босой, растрепанный, в черной майке с открытыми плечами и низко сидящих мягких даже на вид штанах на косточках — просто мечта для гостей пятого корпуса, в который селили одиночек. Но Юй Бинь, один из хозяев и совладельцев комплекса «Черная орхидея», свою верность однажды выбранному хранил свято, чем неизменно изумлял не только Ли Бовэня. Не то чтобы Юй Бинь был ветреным, просто виделся со своим парнем от силы пару раз в квартал, при этом фактически круглосуточно находясь в окружении красивых, а иногда и очень красивых мужчин. Правда, последняя встреча закончилась какой-то не очень красивой ссорой, и сейчас Юй Бинь стоял вторым в списке лидирующих ставок. Первую, как и всегда, впрочем, стабильно занимал Сяо Чжань, главный инвестор и владелец контрольного пакета комплекса. — Утра, — Ли Бовэнь покосился на кончик сигареты, гадая, успеет ли Юй Бинь сбросить столбик пепла до того, как тот окажется на полу, уничтожив плоды трудов персонала. Впрочем, Юй Бинь чужой труд уважал, а потому пепел оказался все-таки в пепельнице. — Как у нас дела? — Юй Бинь склонил голову к плечу, прикрывая глаза и прислушиваясь к звукам живущего своей жизнью комплекса. — Как обычно, — Бовэнь пожал плечами. — Звонил Сяо Чжань, сказал, что вылет немного задержали, так что прилетит чуть позже. По губам Юй Биня скользнула улыбка. — Лжец. Бовэнь хмыкнул. — Тем интересней. — Цзинь-Цзинь еще не вставал? — Юй Бинь докурил сигарету, потянулся, демонстрируя мышцы и плоский живот под задравшейся майкой, зевнул. — Он вчера поздно лег. — Уж не позже меня, — Юй Бинь хмыкнул, растрепал и без того взъерошенные волосы. — Соня. — Так рано еще, — Ли Бовэнь сделал слабую попытку защитить Чжу Цзаньцзиня, третьего и последнего хозяина и совладельца «Черной орхидеи». Иногда Бовэнь даже думал, что на самом деле причина такой популярности курорта — эта несвятая троица: Сяо Чжань, Юй Бинь и Чжу Цзаньцзинь. Юй Бинь рассмеялся, но комментировать ничего не стал. — Ладно, давай проведем инспекцию и начнем уже наконец этот день. Бовэнь молча кивнул. До первой волны жаворонков осталось всего ничего, так что самое время. …Было уже почти двенадцать, когда Ли добрался до злого, как сам дьявол шеф-повара. Тот позвонил еще полчаса назад, но вырваться Бовэнь смог только сейчас. О своем приходе он известил коротким предупреждающим звонком, и, что называется, сразу получил в лоб от встретившего его на пороге кухни Ли Чэна: — Угомони эту фурию! Иначе я не знаю, что сделаю! Бовэнь сморгнул мгновенно появившуюся перед глазами слишком яркую картинку. — Ты же знаешь, что иногда проще расслабиться. Сегодня приезжают особенные гости. Гость. — И поэтому он вообразил, что разбирается в готовке лучше, чем я?! — взвился Ли Чэн. — Он хочет, чтобы все было идеально. — И своими ехидными комментариями и попыткой влезть куда не надо, он очень помогает, да, — саркастически, но уже спокойней выдохнул Ли Чэн. — В общем, так… как хочешь, но забери его с кухни. Иначе завтра ноги моей на этом острове не будет. Ли Бовэнь вздохнул и, оставив Ли Чэна переводить дух, нырнул в царство кастрюль и запахов. Найти Чжу Цзаньцзиня в немаленьком, в общем-то, помещении, труда не составляло. Он юлой крутился между поварами и, кажется, успевал заглянуть в каждую кастрюлю, внося заметный хаос в отлаженные действия. Неудивительно, что Ли Чэн так взбесился. — Цзаньцзинь! — Ли Бовэнь дождался подходящего момента и, выцепив его, вытащил из рабочей зоны. Правда, для того, чтобы заставить переключиться, понадобилось его немного встряхнуть. — Уймись. Парни работают идеально, а если завтра мы останемся без шеф-повара, спасибо тебе не скажут. Чжу Цзаньцзинь вскинулся, глядя на него снизу вверх своими влажными глазами, в которых сияла подступающая истерика. Ли Бовэнь только сильнее стиснул пальцы на его плечах и для верности легонько встряхнул еще раз. Цзаньцзинь резко выдохнул, сморгнул. — Они не знают, как ему нравится. И как нужно. — У нас есть диетическое меню, — Ли Бовэнь только глаза закатил. — В прошлый раз оно вполне ему подошло. Цзаньцзинь обмяк. Опустил голову, отведя глаза. — Я хотел, чтобы было что-то особенное. Только для него. — Если ты будешь мешать Ли Чэну, особенное будет точно, только вряд ли оно кому понравится. Оккупируй кухню в апартаментах и приготовь ему сам. Это точно будет только для него. Он оценит, я уверен. У Цзаньцзиня вспыхнули глаза. Такая идея ему, видимо, в голову не приходила. И, кажется, он ее вполне оценил. И уже начал ее обдумывать. — Я могу взять немного продуктов. И посуда у меня есть… — уже не обращая внимания на Бовэня и выдохнувших с облегчением поваров, Цзаньцзинь маленьким ураганчиком вынесся из кухни, составив после себя только грохот закрывшейся двери. Бовэнь вышел за ним следом, правда, двигаясь размеренно и степенно. Поймал взгляд уже успокоившегося Ли Чэна и с улыбкой развел руками в ответ на его вскинутые брови. — Как это у тебя получилось? — Немного смекалки. — Как думаешь, в этот раз у него получится? Бовэнь пожал плечами. — Понятия не имею. Но ставки есть. Соотношение где-то пятьдесят на пятьдесят. Собираешься поставить? — И не подумаю, — Чэн Ли усмехнулся, хлопнув его по плечу. — Вся эта возня не для меня. Но если будут новости — дай знать. Банальное любопытство, ты же знаешь. — Знаю-знаю, — рассеянно кивнул Бовэнь и, как только Ли Чэн исчез за дверью кухни, быстрым шагом отправился к гаражам. Самолет с гостями приземлится через сорок минут, нужно проверить, все ли готово к встрече. В конце концов, эти гости действительно особенные, и Бовэнь не собирался лишаться работы из-за собственного недосмотра или лени.1. Юй Бинь/Ван Чжочэн
…Желание забиться куда-нибудь подальше в местные «джунгли» было огромным. Почти таким же, как и лететь на всех парах на аэродром. Рассудок спорил с сердцем, и выигравших в этой борьбе не предвиделось, поэтому Юй Бинь просто оставался на месте: в своем кабинете, обращенном на океан, который начинался сразу за крутым берегом. Во время редких штормов волны разбивались об уступ, рассыпая брызги, радугой сияющие на солнце, чем неизменно вводили его в транс. Сейчас же был полный штиль, но Юй Бинь все равно был словно в трансе. Пекло за грудиной чем дальше, тем сильнее. А еще где-то внутри жил страх. В конце концов, бронь — это только бронь, и ее легко можно отменить. А звонить в территориальный офис на материке, занимающийся транспортировкой, он не стал из принципа. По крайней мере, срок жизни его надежды удлинился на этот час. Говорят, что обидеть сильнее, чем любимый человек, не может никто. И Юй Бинь был тому самым ярким и живым примером. Идущий по жизни легко и с улыбкой, умеющий из любой проблемы сделать предмет стеба, по-хорошему упоротый — в личных отношениях Юй Бинь становился совсем другим. Неуверенным, мнительным, иногда слишком мягким, а иногда, наоборот, одержимым. И все это усугублялось тем, что рассудком он все отлично понимал, но с собственными эмоциями и поведением поделать ничего не мог. Он любил так сильно, долго и больно, открыто и даже не пытаясь ничего скрыть, что ему казалось: его чувства очевидны и сомнению подвергнуты быть не могут. При этом, собственная ревность иногда сжигала дотла. Нет, он доверял, но… отношения на расстоянии — такое себе удовольствие, на самом деле. Особенно, когда не нужен никто, кроме него. Когда не видишь никого, кроме него. И боишься, что тот, другой мир, в котором живет твой единственный, однажды заберет его насовсем. Их последняя ссора была глупой и очень болезненной. Слова Чжочэна, брошенные в запале, жгли до сих пор. А те, что бросил сам в ответ — медленно убивали виной. Оттого и ссорятся сейчас рассудок с сердцем, а сам Юй Бинь врос задницей в собственное кресло. Показавшаяся вдали на небе точка заставила дыхание пресечься, а пальцы дрогнуть, но с места Юй Бинь так и не сдвинулся. Только закрыл глаза, откидывая голову на спинку. Будь сейчас Сяо Чжань здесь, он бы знал к кому пойти, но его не было, а Бовэнь и Цзинь-Цзинь наверняка уже на аэродроме. Юй Бинь тоже должен быть там. Но все равно торчал здесь, считая минуты. Десять минут на посадку и багаж. Еще десять — на доехать. Через двадцать минут… Юй Бинь резко развернулся вместе с креслом спиной к окну. Распахнул глаза, медленно выдыхая. Он мог бы выйти на крыльцо. Такое себе серединное решение для слабаков и одного конкретного Юй Биня. Он мог уйти вообще, и ему не нужно было даже придумывать причину. Мало ли дел у того, на ком лежит организация работы комплекса по хозяйственной части. Но это трусость, а он не трус. Хотя кому он лжет… Ему не слабо прыгнуть с пика на восточном побережье в океан, но от одной мысли остаться без своего единственного сердце словно судорогой сводит. Закурить бы, но во рту и без того горько. А то, что Чжочэн кривится, когда от него несет табаком — не имеет никакого значения, совершенно. Телефон зазвонил резко, как-то слишком громко. Юй Бинь вздрогнул, выругался сквозь зубы, но трубку взял мгновенно. — У нас проблема… Губы Юй Биня дрогнули. Пожалуй, его надежда поживет еще немного. …От «проблемы» хотелось и плакать, и смеяться. Потому что сующий палец ноги в кран ванны взрослый мужчина — это смешно. Но при этом намертво застрявший в отверстии палец, распухший и покрасневший — это уже больно, пусть и не Юй Биню. И это не считая самого обладателя пальца, голого, смущенного, злого и готового обвинить весь мир в собственной глупости. Но, как бы то ни было, на устранение «проблемы» ушло почти два с половиной часа, и к тому моменту, как Юй Бинь покинул номер, убедившись, что с гостем все в порядке, отведенные им двадцать минут закончились. И первое, что сообщил Бовэнь, принесший в номер пострадавшего вазу с фруктами, это что гости прибыли заявленным составом. Надежда воскресла и тут же угасла до состояния уголька, когда невозмутимый Бовэнь добавил, что о нем, Юй Бине, не спрашивали. Юй Бинь кивком поблагодарил своего главного помощника и замер, наверное, впервые не зная, что делать и нужно ли что-то делать. — А еще тебя искал Фаньсин, — добавил Бовэнь, вытаскивая из кармана телефон Юй Биня. — Ты забыл его в кабинете, малыш тебя потерял. Перезвонишь? Или я сам скажу, что ты нашелся? — Спасибо, — Юй Бинь, который обычно с телефоном не расставался, пролистал журнал звонков. Действительно, Фаньсин звонил четыре раза. Чжочэн — ни одного. — Что у него случилось? — Ты же помнишь, что у господина Вэя сегодня день рождения? Я слышал, что в банкетную виллу приходил супруг господина Вэя. Подозреваю, он остался недоволен. Он и по жизни зануда, а уж когда дело касается его мужа, становится и вовсе невыносим. Юй Бинь хмыкнул. «Невыносим» — потрясающее преуменьшение. — Фаньсин, должно быть, в истерике. Лучше схожу сам, — Юй Бинь на всякий случай пролистал остальные непрочитанные сообщения, вскинул бровь, посчитал время. — Сяо Чжань уже должен быть в воздухе. Бовэнь, тоже зарывшийся в свой телефон, только угукнул. А потом все-таки выдал более вразумительный ответ. — Я знаю, с материка обещали сообщить, когда он полетит в нашу сторону. Ждем ориентировочно часа через два. Юй Бинь едва заметно улыбнулся. — Спрашивал? — Кто? — Ли Бовэнь хлопнул ресницами, а потом до него дошло, и он улыбнулся. — Да. Расстроился. Юй Бинь рассмеялся. — Я ему почти сочувствую. У нашего Босса можно брать мастер-класс по выматыванию нервов. — Они друг друга стоят, — убежденно заявил Бовэнь. — А Цзинь-Цзинь? — Юй Биню действительно было интересно. У Чжу Цзаньцзиня с личными отношениями было чуть проще и легче, но не без своих проблем, пусть кто-то бы это даже проблемой не посчитал. — Собирался готовить ужин. Надеюсь, что если решит поставить свечи, не спалит в результате весь комплекс. — Я верю в Хайкуаня, он должен уметь пользоваться огнетушителем, — Юй Бинь сунул телефон в карман и, взъерошив волосы, спустился с невысокого крыльца. Чем быстрее он доберется до Фаньсина, тем меньше нервов малыш потратит. А улыбающийся и расслабленный Фаньсин — залог хорошей работы оформителей. С учетом регулярно проводящихся в комплексе мероприятий, парни и девчонки из отдела оформления были на вес золота. — Пойду, прогуляюсь до виллы. Бовэнь кинул на него слишком понимающий и в то же время насмешливый взгляд, но комментировать ничего не стал. Юй Бинь только вздохнул и, забрав один из мини-каров, припаркованных у корпуса, направился к банкетной вилле, расположенной в отдалении от жилых корпусов, на ходу прикидывая, чем еще можно заняться до того, как самолет с Сяо Чжанем приземлится. По всему выходило, что надеяться он может только на счастливый (или не очень) случай. Банкетная вилла сияла огнями именно так, как любил господин Вэй. Так что к этому его супруг придраться точно не мог. Может, что-то внутри? Юй Бинь оставил мини-кар у крыльца и, пройдя просторный холл, вошел в зал, уже с порога почувствовав разлитую в воздухе тяжелую атмосферу. Фаньсина в зале не оказалось. «Пошел освежиться», — коротко выдал Го Чэн на вопрос Юй Биня и вздохнул. За любимого во всех отношениях шефа он переживал искренне, а потому рассказ об «инспекции» живописал во всех красках. Продраться сквозь его эмоции и явные преувеличения было сложно, но Юй Биню было не привыкать, так что к концу он уже более-менее понимал, о чем речь. И катастрофы не увидел. Впрочем, Фаньсин всегда был очень эмоциональным, ранимым, неуверенным в своих способностях, но за свое дело переживал искренне, и реакция его была вполне предсказуема. Когда Го Чэн выдохся, Юй Бинь выдохнул вместе с ним. Похмыкал над повесившими нос оформителями, во время рассказа окружившим их, и, закатав рукава, принялся за дело. Под его чутким руководством и с его помощью, они убрали то, что было определено, как лишнее, переставили столики, добавили цветочных гирлянд. И когда порог виллы переступил Фаньсин, осталось только расставить карточки гостей в соответствии с выданным списком. На осознание перемен Фаньсину понадобилось всего несколько секунд, по истечении которых Юй Биню только и оставалось, что ловить кинувшегося в его руки парня. — Шеф! — оказавшийся в его объятиях Фаньсин стиснул его плечи, вжался лицом, заговорил быстро, почти захлебываясь словами, пересказывая все то, что Юй Бинь уже и так знал. — Эй, ну ты как первый раз, — когда Фаньсин замолчал, Юй Бинь отстранил его от себя, заглядывая в заплаканное лицо. — Все хорошо, слышишь? — Вы не слышали, что он говорил. Это… почти сутки на ногах, а по его словам, мы сборище бездельников. Он… он… Юй Бинь легонько встряхнул кажется снова собирающегося скатиться истерику Фаньсина. — Он просто волнуется. И влюблен по уши. И хочет для своего супруга всего самого лучшего, это естественно. — Он мог бы и выбирать выражения! — Он всегда такой. Ну все, успокойся. Тем более, что мы уже почти все сделали, осталось совсем чуть-чуть. Фаньсин оглядел преобразившийся зал и снова кинулся к Юй Биню: — Спасибо! — Всегда пожалуйста, малыш, — Юй Бинь улыбнулся, похлопал его по спине, вскинул взгляд и застыл, глядя на стоящего на пороге зала Ван Чжочэна. Бледный, лохматый — тот прислонился плечом к дверному откосу, скрестив руки на груди, и смотрел на него. Просто смотрел, но от этого взгляда по позвоночнику прокатилась волна озноба. — А-Чэн… — одними губами выдохнул Юй Бинь и даже не заметил, как Фаньсин вдруг вырвался из его рук и шарахнулся в сторону. — А-Чэн! Но Чжочэн отвел глаза, а потом и вовсе отступил, исчезая за дверью. Юй Бинь качнулся следом и замер, когда до него вдруг дошло, как они с Фаньсинем смотрелись со стороны. И это он знает, что это ничего не значит. А Чэн-Чэн… Юй Бинь зло застонал сквозь стиснутые зубы и метнулся следом, почему-то уверенный, что если не объяснит все сейчас, то потеряет своего любимого мальчика навсегда. Между ними и так слишком много всего, любая капля может стать последней. Он догнал Чжочэна уже у самого конца дорожки, ведущей к обзорной площадке. Тот шел быстро, разве что не бежал, но, подгоняемый отчаянием, Юй Бинь был быстрее. Не пытаясь окликнуть или остановить, просто налетел сзади, обхватил руками, не отпуская даже тогда, когда Чжочэн забился в его руках. — Отпусти! — Чжочэн ударил его по пальцам, откинул голову назад, заехав по носу Юй Биню. Тот сдавленно охнул, но только сильнее стиснул пытающегося вырваться парня. — Послушай меня… успокойся… А-Чэн… Пожалуйста… Все совсем не так, — Юй Бинь говорил, отчаянно пытаясь быть услышанным. — А-Чэн! Прошу! И Чжочэн замер, тяжело дыша и больше не пытаясь вырваться. — А-Чэн, — Юй Бинь чуть ослабил объятия, прижался скулой к его волосам. Как же он скучал… — У господина Вэя сегодня день рождения, и его супруг довел до истерики моих оформителей. И ты знаешь какой Фаньсин эмоциональный. И парень его почти такой же. А-Чэн… — А ты, значит, общий папочка? — глухо, с болью и ехидными нотками произнес Чжочэн. — Ну не к Цзинь-Цзиню же им идти. Или к Бовэню, — у Юй Биня вдруг задрожали пальцы. — Это моя ответственность. А-Чэн… я столько наговорил тебе тогда, прости. Я сорвался. Но твои слова… — Хочешь сказать, я был неправ? — Чжочэн неожиданно напрягся и резким движением буквально выломался из его рук. Отшагнул в сторону, на другую сторону каменной площадки. У Юй Биня даже захолонуло сердце от того, что показалось вдруг, как падает Чжочэн с ее края. — А-Чэн, отойди. Пожалуйста. Чжочэн повернулся, сдвинул брови, но от края отошел. Юй Бинь перевел дух. — Ты был не прав. Никто из тех, кто был тогда рядом со мной… А-Чэн, для меня они все — лишь гости комплекса. — Думаешь, я не знаю, сколько из них возвращается сюда снова и снова только ради вас? — почти выплюнул Чжочэн, и Юй Бинь сглотнул. Обычно он об этом даже не думал, но в этом Чжочэн был прав. Тех, кто раз за разом не терял надежды привлечь внимание, было достаточно. Особенно тех, кто приезжал не в первый раз. Отбиваться от их ухаживаний, отшучиваться от предложений разной степени пристойности стало привычным делом. Но обычно дальше острова это не выходило. Так откуда?.. — Просветили, — без труда расшифровав выражение его лица, бросил Чжочэн и отвернулся, глядя на водную гладь. На фоне яркого неба он показался таким вдруг тонким и трогательно-неуклюжим, несмотря на то, что вовсе таким не был, что у Юй Биня перехватило дыхание. — А тебя не просветили, какое прозвище мне дали, А-Чэн? Никто не рассказал, что ни одному из этих… не удалось зайти дальше вежливого разговора о погоде? А о том, как я боюсь, что однажды ты не вернешься? Что тебе надоест такая жизнь, надоем я, ведь там, где ты, целая жизнь. Чжочэн резко развернулся, поджав губы, повел плечами. — Я слышал совсем другое. Юй Бинь стиснул кулаки. — Недотрога. Самое идиотское прозвище для мужика под тридцать, не находишь? Мне нравится твоя ревность, но только не такая, которая сжирает нас обоих. — Ты не пришел встретить меня. Юй Бинь опустил плечи. — Просто струсил. Был уверен, что ты не приехал. — Так вот как ты обо мне думаешь? — Чжочэн метнул на него злой взгляд. — Что мои чувства — пустой звук, и что я готов забыть о них при первой же проблеме?! Юй Бинь вскинулся: — Нет! Нет. Дело не в тебе. Совсем не в тебе. Просто иногда мне кажется, что я тебе навязался. Что ты просто сдался, только чтобы… — Замолчи! — Чжочэн оказался рядом в секунду. Стиснул плечи, встряхнул, глядя с зарождающейся яростью. — Ты всерьез думаешь, что мне можно навязаться? Что можно меня заставить? Да если б я мог… если бы я мог, я бы заставил себя разлюбить! Потому что я так больше не могу! Видеть тебя только в телефоне, знать, что вокруг тебя всегда кто-то есть и думать, что ты можешь найти кого-то, кто сможет быть рядом с тобой все время, а не десять дней в квартал! Ты… Юй Бинь распахнул ресницы, слыша и не веря тому, что услышал. И вдруг выпалил, словно боясь, что его остановят: — Выйдешь за меня? Чжочэн захлебнулся воздухом и словами. Открыл и закрыл рот, хлопнул широко распахнувшимися глазами. — Что? Ты… — начал хрипло, замолчал и продолжил снова. — Если это одна из твоих шуток… — А-Чэн, я не шучу такими вещами, — Юй Бинь качнулся к нему, взял в ладони его лицо, с отчаянием глядя в его глаза. — Никогда не шучу. Я хочу, чтобы каждая собака в этом мире знала, что мы пара. Чтобы никто не смел… — Я подарю тебе самое большое кольцо, которое только найду, — Чжочэн сузил глаза, все еще зло, но уже улыбаясь. — Чтобы «каждая собака в этом мире знала», что ты занят навсегда. Юй Бинь тяжело сглотнул, сжал задрожавшие губы, когда до него вдруг дошло. То, о чем он даже боялся мечтать… — Это значит «да»? — А ты надеялся на «нет»? Ну извини, предупреждать было нужно. — А-Чэн! — Юй Бинь возмущенно вскинулся, поймал сияющий и насмешливый взгляд потемневших до абсолютной черноты глаз и качнулся вперед, обнимая его всем собой. Обхватил руками, прижал к себе, зарываясь лицом в шею, потираясь виском о скулу. — Только попробуй теперь передумать. Не отпущу больше. Чжочэн хмыкнул, запустил пальцы в его волосы, обнимая в ответ. — Ты же понимаешь, что это не решит все проблемы, да? Ты не бросишь комплекс, а я не смогу оставить работу. — Зато я могу с чистой совестью найти себе заместителя. Не одному Сяо Чжаню на материк мотаться, — Юй Бинь на мгновение стиснул его почти до боли, а потом отстранился, заглядывая в сияющие глаза. — Солныш, я что-нибудь придумаю, обещаю. Губы Чжочэна тронула улыбка, и он прижался лбом к его лбу, сплетая пальцы. — Я не шутил насчет самого большого кольца. Здесь столько мужчин, и я ревную. — Когда выбор слишком большой, выбора на самом деле нет, — Юй Бинь коснулся губами его губ, в первый раз за черт знает сколько времени, и тело отозвалось мгновенным жаром. — Я слишком долго мечтал о тебе для того, чтобы похерить нас с тобой вот так. Но супругом я буду ужасным. — Спасибо, что предупредил, — выдохнул Чжочэн в его губы, стискивая пальцы сильнее. — Сделаю ответную любезность: я тоже. — Но нам же это не помешает? — Размечтался, — Чжочэн улыбнулся, и Юй Бинь выпустил его руки. Обнял ладонями лицо, подушечками пальцев погладил скулы, откровенно любуясь точеными чертами. — Через месяц, Чэн-Чэн. Если ты не передумаешь. Глаза Чжочэна нехорошо сверкнули, но возмущаться вслух неуверенностью Юй Биня в его чувствах, он не стал. Только вздохнул и накрыл ладонью его руку, потеревшись щекой о ладонь, как котенок. Губы Юй Биня дрогнули. Желание вжаться, поцеловать, присвоить снова, почувствовать, кипело внутри и грозило выплеснуться сладкой болью, но он тянул. Тянул, хотя дыхание тяжелело с каждой секундой, а от жара сохли губы. И все же первым сдался он. С коротким отчаянным стоном Юй Бинь подался вперед, прихватил верхнюю губу Чжочэна, провел языком, и утонул в поцелуе. Влажном, непристойном, слишком глубоком и откровенном. Чжочэн любил целоваться, а Юй Бинь любил Чжочэна. И терзал, вылизывал, почти насиловал его рот. Постанывал сам, ловил его стоны, жадно ласкал подрагивающими руками сильное худое тело. — Хватит… Остановись, — Чжочэн со стоном отвернулся, уводя губы в сторону, и Юй Бинь накрыл ртом бьющуюся на его шее венку, вырвав задушенный вдох. — Бинь-Бинь, пожалуйста… Иначе… прямо здесь… Юй Бинь низко, по-животному зарычал и заставил себя отстраниться. Кинул пьяный и голодный взгляд, и Чжочэн втянул воздух сквозь стиснутые зубы, глядя на него такого. — Юй Бинь… — Пожалуйста, — хрипло попросил Юй Бинь, не в силах отстраниться и отпустить, разжать руки. — Только попробовать тебя. А-Чэн… Чжочэн прикусил уже припухшую губу, и для Юй Биня свет померк. К черту! К черту… …Чжочэн вскрикнул и закусил ребро ладони, когда Юй Бинь, затащивший его вглубь парка, прислонил его к стволу какого-то дерева, а сам опустился на колени. Содрал джинсы и белье и со стоном принял в рот налитой ствол. И уже через пару движений, поймав брызнувшее семя, кончил сам, едва сжав бедра. Прижался лбом к бедру постанывающего Чжочэна, закрыл глаза. Возбуждение ничуть не улеглось, жажда и голод стали только сильнее. И Чжочэн пахнет так пряно… — А-Чэн, — даже не пытаясь встать, он провел ладонями по бедрам и бокам вверх, закинул голову, ловя такой же голодный взгляд. — В постель? Чжочэн улыбнулся, спросил одними губами: — А есть варианты? Юй Бинь облизнулся, поднимаясь. Снова вжался в него, касаясь губами губ. — Ни одного на самом деле.2. Лю Хайкуань/Чжу Цзаньцзинь
Чжу Цзаньцзинь окинул последним, самым придирчивым взглядом столовую и в волнении облизнул пересохшие губы. Все было готово, и даже с романтичностью он не сильно переборщил, ограничившись темно-бордовой розой в длинной тонкой вазе на столе, а пальцы все равно подрагивали. И в голове ни одной нормальной мысли. Ничего, кроме волнения и легкого страха. В дверь коротко постучали, и Цзаньцзинь резко развернулся. Медленно выдохнул, провел рукой по волосам и, стараясь погасить волнение, пошел открывать. — Привет? — Он не мог не улыбнуться. Никогда не мог удержать лицо рядом с Хайкуанем. Вот и сейчас, увидев на пороге своих апартаментов самого главного мужчину в своей жизни, расплылся в счастливой улыбке. — Привет, — Хайкуань, с которым они виделись сегодня только мельком, отразил его улыбку, закрыл за собой дверь и притянул Цзаньцзиня к себе. — Я скучал. Тот потянулся, уткнулся в его плечо, стискивая летнюю рубашку. Вобрал в себя его запах и зажмурился. Он тоже скучал. Он так скучал, что был готов сорваться, бросив все. — Я рад, что ты наконец здесь, — Цзаньцзинь заставил себя отстраниться, вскинул голову, коснулся губ и отпустил. Хотелось большего, гораздо большего, но сначала ужин и разговор. Пока он не растерял всю свою храбрость. — Я приготовил ужин. — Сам? — в глазах Хайкуаня засияли смешинки. — И даже ничего не спалил? — Иди ты, — Цзаньцзинь несильно ткнул его кулачками в плечи. — Конечно, сам. Я вовсе не такой неуклюжий. И то это было один раз и меня отвлекли. — Не злись, — Хайкуань улыбнулся, кинул взгляд через его плечо и вскинул брови. — Красиво. — Я тоже скучал, — Цзаньцзинь еле заметно перевел дух и повел Хайкуаня за собой. — Надеюсь, ты съешь все. — Я на… — К дьяволу твою диету! Она тебе не нужна! — возмущенно вскинулся Цзаньцзинь. — Ты шикарно выглядишь. Хайкуань только вздохнул, но спорить не стал. И сел на предложенное место без возражений. Коснулся розы, слабо улыбнулся. — Это для меня? — Для нас, — Цзаньцзинь сел напротив него и с сомнением окинул взглядом стол. Он не особый мастер в приготовлении, это верно, да и красивая подача — не самая сильная его сторона, но он старался. — Я хотел сделать что-то для тебя. — Спасибо, — с чувством произнес Хайкуань, который немного посветлел лицом, не заметив среди блюд ничего особо калорийного. Ужинали они в молчании. И не потому, что говорить было не о чем. Наоборот, тем был слишком много, как и теснившихся на языке слов, но уютную тишину нарушать не хотелось. Но когда с ужином было покончено, тарелки оказались в посудомоечной машине, а они — на террасе с бокалами легкого десертного вина, поводов тянуть дальше не осталось. Цзаньцзинь сделал маленький глоток, и вино растеклось по языку терпкой фруктовой сладостью. На остров опустилась ночь, и все как будто стало другим. Под светом полной луны океан серебрился, на мысе, врезавшемся в воду, перемигивались огоньки вышки. От бриза шелестели пальмы, где-то вдалеке слышалась музыка. «Черная орхидея» жила своею жизнью, но здесь и сейчас они были словно в другом мире. — Куань-гэ… — когда бокал почти опустел, Цзаньцзинь коснулся расслабленно лежащей на подлокотнике плетеного кресла руки Хайкуаня. — Тебя очень долго не было. Возникли проблемы? Хайкуань повернул руку и сплел их пальцы, чуть сжал. — Надо было помочь маме с фондом. Она готовила благотворительную акцию. Цзаньцзинь облизнул пересохшие губы. — Родители все еще ждут от тебя внуков? Рука Хайкуаня напряглась. — Я не могу сказать им, что предпочитаю парней. Это будет удар для них. — Когда ты ворковал в соцсетях со своим бывшим, ты об этом не думал, — бросил Цзаньцзинь, вырывая свою руку, и тут же прикусил язык. Сорвался. Дьявол. Это не должно было прозвучать так! И начать он должен был не со сцены ревности! — Бывшим? — Хайкуань повернулся к нему, и под его стремительно темнеющим взглядом Цзаньцзиню стало неуютно. Но, начав, остановиться он уже не мог. — Нет? Не бывшим? Настоящим? — Цзаньцзинь сладко улыбнулся. А еще изнутри рвалось все то, что кипело в нем почти полгода, но чему он дал волю только сейчас. — А он симпатичный, твой Не Цзыхао, даже я оценил. Жаль только, что слезных постов о расставании я не нашел. А Хайкуань молчал. Только смотрел на него, и самоконтроль Цзаньцзиня, и без того слабый, почти исчез. Злость, раздражение, ревность — все это обжигало, горчило на языке, кололось. А потом все размылось от накатившего разочарования, от которого перехватило дыхание. Цзаньцзинь задохнулся, отвернулся, в отчаянии кусая губы. Он так надеялся… еще на что-то надеялся. В конце концов, они оба взрослые люди, и до встречи у каждого была своя личная жизнь. Вот только он своих бывших от Хайкуаня не скрывал, а тот не обмолвился и словом. Цзаньцзинь не требовал, не просил, понимал, что не все готовы делиться своим прошлым, просто надеялся, что в настоящем у Хайкуаня есть только он. И когда наткнулся на переписку в соцсети, словно умер. И пусть посты, полные признаний, любви и нежности, закончились за месяц до их встречи… Хайкуань никогда ему не писал таких слов. Никогда не был настолько открытым и откровенным в проявлении своих чувств. Он заботился, спрашивал, нормально ли Цзаньцзинь поел, вовремя ли лег спать, тратил огромные деньги для того, чтобы прислать корзину цветов, но… Цзаньцзинь почувствовал себя обделенным. А когда до него дошло, что это они с Хайкуанем вживую видятся в лучшем случае раз в квартал, зато этот Не Цзыхао близко, только позови… Он такой глупый… И ужин еще этот… — Прости, — глухо произнес Цзаньцзинь и, осторожно отставив бокал в сторону, встал. Находиться рядом с Хайкуанем было невыносимо. — Я пойду. — Даже не выслушаешь меня? — Хайкуань поднялся следом. — Что мне слушать, если ты ничего не говоришь?! — Цзаньцзинь резко развернулся к нему, поджимая губы. Хайкуань был… бледным. Почти белым. И глаза горели темным огнем. Кажется, Цзаньцзинь смог его разозлить. — Ты мониторил соцсети? Зачем? — Я скучал по тебе! — Цзаньцзинь почти сорвался. — Я так по тебе скучал, а ты никогда не делишься своей жизнью! Никогда не рассказываешь о себе, о том, что тебя беспокоит и чем ты занят! А я скучал! А нашел… вот это. Цзаньцзинь сник. — Я не собирался проверять или контролировать. Я просто хотел хоть так стать частью твоей жизни. Ты ни разу не попросил меня приехать к тебе. Я даже не знаю, зачем я тебе. — Ты не раз говорил, как «Черная орхидея» важна для тебя, и что здесь тебе нравится. Цзаньцзинь резко выдохнул. Верно, он говорил. «Черная орхидея» — единственное, что у него было. Когда они только начинали, он вложил в комплекс все свои финансы, время и силы. Остров стал его домом, и ничего другого у него просто нет. Вся его жизнь сосредоточена здесь, но это не значит, что… — Ты мог бы хотя бы попытаться! И я не прикован к острову. Хайкуань отвел взгляд. Стиснул кулаки. — Я ошибся. Цзаньцзинь похолодел. Еще секунду назад он горел гневом, готовый, как ему казалось, к разрыву, а сейчас испугался. — Во мне? — Нет! — Хайкуань вскинулся, и впервые хоть какие-то эмоции проявились на его лице. Волнение, кажется, даже испуг. — Нет. Просто я… слишком привык решать за других. Думал, что раз я с тобой, то очевидно, что у меня больше никого нет. Что это не требует доказательств. — Только я у тебя на десять дней в три месяца, — горько выдохнул Цзаньцзинь, тоже отводя глаза. — И я понимаю, что ты не железный, а я слишком упрямый и не всегда готов бросить все. И что мы не знаем друг друга столько же, сколько… — дойдя до этого, он запнулся. Сцена ревности сейчас — не самая лучшая идея. И надежда за каким-то дьяволом снова воскресла. — Сколько бы мы ни знали друг друга, Не Цзыхао — мой бывший. И у него сейчас своя жизнь, — невероятно мягко произнес Хайкуань. — Ты никогда не разговаривал со мной так, как с ним! — обиду Цзаньцзиню сдержать не удалось. Хайкуань распахнул глаза. А потом нахмурился, неловко повел плечом. — Я не думал, что тебе это нужно. Не Цзыхао нравилось, а ты всегда смеялся над «телячьими нежностями». — Когда это? — Цзаньцзинь вскинул бровь в удивлении. — Мы смотрели фильм… Цзаньцзинь сморгнул, а потом нервно рассмеялся, пряча лицо в ладонях. — Боги… Это же просто кино и «телячьи нежности» бывают разными. Но ты решил, что я… — У меня не было других шансов узнать тебя! Я наблюдал за тобой, за твоим реакциями, что ты любишь, что ненавидишь. Ты никогда ничего не говорил мне сам. И не моя вина, если я сделал неправильный вывод. Цзаньцзинь судорожно выдохнул, усилием воли заставляя себя успокоиться, пока не сорвался в истерику. Какой дурацкий у них выходит разговор. — Цзинь-Цзинь, — Хайкуань шагнул к нему, но остановился на расстоянии тепла, глядя с высоты своего роста. — Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты верил мне. И чтобы ты был у меня больше, чем десять дней в три месяца. — Позови меня, — Цзаньцзинь сжал-разжал кулаки и качнулся вперед, сокращая расстояние между ними и утыкаясь лбом в плечо. — Просто позови меня. — Поехали со мной, — Хайкуань ответил тут же. Обнял его, прижимая к себе и касаясь губами макушки. — Я покажу тебе свой дом, расскажу все, что ты хочешь узнать. Цзаньцзинь судорожно выдохнул и вцепился в его рубашку. — И поеду. Вот прям с тобой и улечу, без меня обойдутся. — Ты не выдержишь долго без острова и парней, — Хайкуань улыбался. Цзаньцзинь не видел его улыбку, зато очень хорошо ее слышал. — Месяц продержусь, — Цзаньцзинь вздохнул, наконец расслабляясь, и вскинул голову. — Только я? Правда? Никаких бывших? — Еще один такой вопрос — и я обижусь по-настоящему, — Хайкуань вздохнул и провел ладонью по его спине. — Я с тобой. И никаких бывших и параллельных настоящих у меня нет. Я так не могу. И разве я давал повод для твоего недоверия? — Извини, — Цзаньцзиню хватило совести виновато смутиться. — Просто я здесь, а ты там. И там вокруг тебя столько людей. И я далеко… — Цзинь-Цзинь… Не начинай. Иначе я вспомню, как обычно расстраивается Чжочэн, когда думает о том, сколько красивых и одиноких мужчин вокруг Юй Биня. — О… — Цзаньцзинь прикусил губу. Удовольствие от прозвучавшей в голосе Хайкуаня легкой ревности смешалось с возмущением от одного предположения о том, что он мог увлечься кем-то еще. Но развивать тему он не стал. — Я понял. Это так глупо, да? — Немного, — Хайкуань улыбнулся, погладил его скулу. — Надеюсь, ты не передумаешь через десять дней. — И не мечтай, — фыркнул в ответ Цзаньцзинь и сам потянулся к нему. Почему-то почти робко и неуверенно, но Хайкуань его робость не принял. И сам поцеловал напористо и жадно, с едва заметной горечью, которая растворилась очень быстро без следа, как только Цзаньцзинь ответил с такой же страстью. От пережитого совсем недавно волнения еще немного подрагивало внутри, и к этой дрожи прибавилась еще одна, совсем другая. Цзаньцзинь тянулся вверх, подставлял губы, ловил поцелуи, прижимался теснее, чувствуя нарастающее возбуждение их обоих. И когда Хайкуань подхватил его, только сильнее стиснул плечи, не отпуская губ. …Раздеваться они начали, едва оказавшись на постели. Лихорадочно, торопясь коснуться обнаженной кожи, почувствовать, что долгое ожидание закончилось и вот он, тот, кто нужен, как воздух, перед тобой. Тянется за лаской, дарит ее в ответ, готов брать и отдаваться. — Никогда больше… — Хайкуань трогает губы Цзаньцзиня, сминая, обжигая дыханием, — не смей во мне сомневаться. Никогда, слышишь? — Прости, — Цзаньцзинь выгибается навстречу его движениям, впивается ногтями в спину и плечи, оставляя следы, метя. — Никогда. Не свадебные клятвы, но что-то близкое, такое же неистовое, горячее, как и их желание, утолить которое удается только к утру, когда остров заливает рассвет и просыпаются дневные птицы. …Цзаньцзинь потерся щекой о подставленное плечо Хайкуаня, счастливо выдохнул. Привычно прикинул план на день, а потом опомнился и, сотрясаясь в беззвучном смехе, послал подальше всю работу. К дьяволу, обойдутся без него. — Цзинь-Цзинь, — потревоженный его смехом Хайкуань сонно вздохнул, сжал руки крепче. — Уже пора? Может, еще немножко поспим? — Спи, — Цзаньцзинь погладил лежащие на его животе пальцы, — У тебя отпуск. — Хорошо, — Хайкуань придвинулся, ткнулся носом в его макушку и затих, снова засопев. Цзаньцзинь улыбнулся и закрыл глаза. Они угомонились всего час назад, но спать не хотелось. Зато хотелось лежать вот так вечность. И чтобы теплое дыхание согревало шею, а тяжесть чужих рук казалась чем-то естественным и привычным. И он действительно уедет с Хайкуанем. Изучит его дом до последней кладовки, оставит свою зубную щетку и тапочки. И вот над этим планом вполне можно подумать.3. Сяо Чжань/Ван Ибо
Шасси коснулось взлетной полосы, немного тряхнуло, и через пару секунд все стихло. Самолет остановился, и Сяо Чжань с облегченным выдохом отстегнул ремень безопасности и встал, разминая тело. Он обожал остров, в том числе и за его удаленность от материков, но не тогда, когда дорога могла занять почти сутки и включать в себя три перелета. Иногда он, правда, изменял своему самолету с катером Юй Биня, но это было редко и только когда полеты успевали его достать еще на материке. Тогда время в пути увеличивалось, но удовольствия все же было больше. — Шеф, — встречавший у трапа Ли Бовэнь едва заметно кивнул, обозначая приветствие. — Добро пожаловать домой. Сяо Чжань выдохнул, устало улыбнулся, стягивая галстук через голову. Вдохнул океанский воздух и сбежал с трапа. Дома. Наконец-то. — Ты один? Ли Бовэнь повел плечами, пряча улыбку за ресницами. — Нужно было взять кого-то еще? Сяо Чжань хмыкнул, из жесткого дельца превращаясь в самого обычного Сяо Чжаня. — Парни, как я понимаю, заняты? Бовэнь кивнул, выдыхая и немного опуская плечи и теряя весь свой официальный вид. — Бинь-гэ прячется, Цзаньцзинь терроризирует кухню и издевается над продуктами. Сяо Чжань рассмеялся. Все как обычно, и от этого невообразимо легче. Если бы еще Бовэнь не решил продолжить с самым невинным видом ябедничающего ребенка. — Ван Ибо дуется и караулит тебя у крыльца. — Бовэнь! — Что? — тот похлопал ресничками. — Я только предупредить хотел. Сяо Чжань закатил глаза, совсем как Чжочэн, и нырнул в кондиционированный воздух салона. — Садись уже и поехали, хочу в душ и в свои джинсы. — Как прикажет шеф. Кто я такой, чтобы спорить с шефом, всего лишь маленький помощник, — забормотал Ли Бовэнь демонстративно громко, устраиваясь на месте шофера. — Ли! — Сяо Чжань хмыкнул и легонько ткнул его в плечо. — Пожалуюсь на тебя Цзи Ли, вот увидишь. Бовэнь посмотрел на него как щенок, которого пнули. — За что вы так со мной? — За общую вредность характера, — Сяо Чжань улыбнулся глазами и уткнулся в телефон под уютное бурчание Бовэня. Впрочем, ехать им было недолго, и уже через десять минут автомобиль плавно развернулся на подъездной дорожке у небольшой виллы, остановившись у крыльца. Выглянув в окно, Сяо Чжань только бровь вскинул. — А как же «пешком ходить полезно, от дороги всего десять метров?» — О тебе же забочусь, шеф, — Ли Бовэнь с упреком покачал головой. — Сразу в душ и любимые джинсы. Сяо Чжань хмыкнул, но комментировать ничего не стал. Лишь кивнул благодарно, хлопнул по плечу и вышел. Поднялся по ступенькам на крыльцо, но заходить в дом не стал. Как только машина скрылась, он развернулся, прикрывая глаза и подставляя лицо под солнечные лучи, проникающие через густую листву. Такую виллу — стоявшую отдельно, в окружении тропической растительности и птичьих трелей, он строил с нуля под себя. Планировка, дизайн, все, вплоть до того, сколько шагов нужно пройти от дороги к дому — всем эти занимался он сам. Он любил «Черную орхидею», комплекс был делом всей его жизни, но по-настоящему расслабиться он мог только здесь. И, сейчас, стоя на крыльце, он чувствовал себя спокойным. Он дома. Наконец. — Иногда я жалею, что не умею рисовать. Я бы нарисовал тебя. Сяо Чжань улыбнулся, не открывая глаз. Голос Ван Ибо он узнал бы из тысячи. — Хорошо, что ты не умеешь рисовать. — Гэ-гэ такой злой, — Ван Ибо улыбнулся, это было так отчетливо слышно в его голосе. Сяо Чжань чуть не показал ему язык. Вместо этого он открыл глаза, наткнулся-напоролся на тяжелый и теплый взгляд стоящего у подножия крыльца Ван Ибо и вздохнул. В легких голубых джинсах, простой белой майке и распахнутой цветастой «под тропики» рубашке — тот смотрелся таким юным и легким. И наконец-то перекрасился. — Ты вернул свой цвет. Ван Ибо пожал плечами и поднялся на ступеньку. — С ним возни меньше. — Мне нравится, — искренне ответил Сяо Чжань. Тому факту, что они ведут разговор так, словно расстались максимум час назад, он уже не удивлялся. По-другому с Ибо не получалось. Тот просто не замечал никаких границ и проламывал любые преграды. По крайней мере, с Сяо Чжанем. — Правда? — Ван Ибо посмотрел на него с подозрением, словно не поверил, а потом улыбнулся, расцвел. Словно засиял изнутри. И не отразить его улыбку Сяо Чжань просто не мог, пусть сердце и сжалось предательски. Впрочем, справился он с собой быстро, и глаза отвел почти сразу. Поколебался немного, но все же спросил: — А-Бо, ты здесь для чего-то? Как будто он и сам не знает. Ван Ибо тут же потемнел лицом. — Я тебе мешаю? — Просто я устал, — а вот это чистая правда. Дорога вышла очень долгой. — И больше всего сейчас хочу в душ. — Я могу сделать тебе чай? — очень осторожно предложил Ван Ибо. Сяо Чжань вздохнул. Надо было бы ему отказать, но обижать Ибо не хотелось. Особенно сейчас, когда они встретились в первый раз за три месяца. — Ладно, — Сяо Чжань коротко кивнул и открыл дверь виллы. — Только бардак не разводи. — Когда это я бардак разводил? Ты меня специально обидеть хочешь, Чжань-гэ? — Ван Ибо оказался за его спиной в мгновение ока. Теплое дыхание коснулось затылка, и Сяо Чжань незаметно вздрогнул. Слишком близко, он еще не готов. Через порог он переступил слишком поспешно. Скинул обувь, стянул носки и дальше пошел босиком, откровенно наслаждаясь ощущением мягкого ворса ковра. От сквозняка дрогнули колокольчики в проемах не закрытых окон, колыхнулись тончайшие занавески. Сяо Чжань едва заметно улыбнулся, беззвучно здороваясь с домом, и был готов поклясться, что тот ему ответил. Совсем как кошка, которая начинает мурлыкать под лаской любимого хозяина. И… — Я скучал, Чжань-гэ. К объятиям прижавшегося со спины Ван Ибо он тоже оказался не готов. А тот обнимал крепко, но осторожно. Просто обнимал, не пытаясь коснуться как-то еще. Разве что скулой потерся о плечо. — А-Бо! — Сяо Чжань вскинулся, но как-то не по-настоящему. То ли усталость сказалась, то ли то, что тоже соскучился. — Не будь букой, Чжань-гэ, — Ван Ибо, словно почувствовав его нежелание, только сильнее стиснул руки. Правда, за обозначенную когда-то Сяо Чжанем границу не переступил все равно. — Я тебя три месяца не видел. — Ибо, ты мне ничуть не помогаешь. — М? Тебя в душ проводить? Могу спинку потереть, — с легкой насмешкой предложил Ван Ибо и тут же отскочил, справедливо опасаясь получить за наглость. — Ладно-ладно, только не злись. Иди в душ. Но если ты застрянешь там надолго, я решу, что тебе нужна помощь и приду. — Только попробуй, — с легкой, почти не шуточной угрозой произнес Сяо Чжань и в ванную комнату пошел почти бегом. На самом деле душа у него было два. Один — в самой обычной ванной комнате, где помимо кабинки была ванна с функцией джакузи, и второй — на улице. Настоящий тропический душ, который отлично снимал усталость и давал бодрость. То, что нужно по утрам и с дороги, если день еще не закончен. Выходя из дома, Сяо Чжань захватил с собой только полотенце и разделся чуть ли не на пороге спальни, откуда к душу вела вымощенная дорожка. Нагревшийся от солнца камень ласкал ступни мягким теплом, и Сяо Чжань в который раз подумал, что сделать ее было хорошей идеей. Обрушившиеся сверху струи, прохладные, тугие, немного болезненные, заставили резко выдохнуть. Но зато ненужные мысли вылетели из головы сразу. И целых десять минут Сяо Чжань не думал ни о чем, подставив лицо и плечи под льющуюся воду и расслабляясь. А потом до него донесся запах кофе. …В свой самый первый раз они так и прилетели. Лю Хайкуань, Ван Чжочэн и Ван Ибо. Неуверенные, сомневающиеся, настороженные. Каждый из них был чем-то знаменит в своей области, и лишняя огласка была почти смерти подобна. Неудивительно, на самом деле, из новичков таких сомневающихся, готовых сбежать при любом подозрении, было едва ли не больше половины. К тому времени курорт еще только набирал свою популярность и репутацию, поэтому с прибывающими на остров в первый раз кто-то из них разговаривал лично. В тот раз свободными оказались все, так что и беседа получилась не совсем стандартной. Пока Юй Бинь проводил экскурсию по территории и заливался соловьем, а Цзаньцзинь просвещал на тему досуга и кухни, Сяо Чжань наблюдал со стороны за тем, как расслабляются гости и как начинают улыбаться. Ну, а потом в разговор он вступил сам. Он рассказал, как возникла идея, как воплощалась, как они ругались и спорили меж собой, как столкнулись с нехваткой денег и как изворачивались, пытаясь получить кредит, и как в результате на свет появилась «Черная орхидея». Он сам чувствовал, как горят его глаза, но того, какими глазами на него самого смотрели, не заметил. Но ничуть не удивился, когда через неделю вдруг обнаружил, что плавает наперегонки с Ибо, и тот с хохотом пытается его утопить за свой проигрыш. Правда того, что потом окажется вдруг прижатым к стенке бассейна, он предугадать все-таки не смог. Или просто не хотел задумываться над тем, что взгляды Ибо далеки от дружеских или как часто тот пытается к нему прикоснуться, оглушив словами. Тогда, в бассейне, не случилось ничего. И позже. И еще позже — тоже. Они застыли на тонкой грани между «да» и «нет». Выматывали друг другу нервы: Ибо — касаниями, легкой лаской, неожиданными невинными поцелуями, Сяо Чжань — сияющими улыбками, откровенным удовольствием от присутствия Ибо рядом, смехом, легкой игривостью, которая проявлялась только с самыми близкими. Сяо Чжань не хотел только секса, ему нужны были отношения. Хорошие и крепкие, гармоничные отношения. Ибо… не казался тем, с кем можно их построить. Тем, кому они вообще нужны, эти серьезные отношения. Сяо Чжань видел, чувствовал, как Ибо его хочет, хотел его сам, но этого было мало. Нет, Ибо не был ветреным и разница в возрасте почти не чувствовалась, но какие отношения, когда между вами тысячи километров? И никто из них бросить свою работу не мог и не хотел. Вот и держал Сяо Чжань его на расстоянии дыхания от себя, не решаясь перешагнуть черту и хотя бы получить физическое удовольствие. Но Сяо Чжань все равно скучал. Отчаянно скучал по смеху Ибо, по его глазам, надутым губам, когда на того находила блажь изображать из себя то ли обиженного ребенка, то ли девочку. Просто по ощущению его рядом, когда казалось, что никого вокруг в целом мире нет. Да и мира самого нет. Это было так глупо, но так хорошо. Сяо Чжань и боялся, и надеялся, что однажды Ибо надоест биться в закрытые двери, но шло время, а ничего не менялось, кроме них самих. Ибо взрослел, хоть и сохранял свою временами детскую непосредственность и болезненную искренность, смотрел со все ярче горящей в глазах тоской, стараясь быть ближе. А Сяо Чжань… сдавался. Медленно, но неумолимо опускал одну стену за другой. Сдавался не под натиском Ибо, а потому что понимал его все лучше, привык к его немного сердитой заботе, к тому, что, несмотря на все «нет» Сяо Чжаня, все равно оставался рядом, даже находясь за тысячу километров. Они могли переписываться круглыми сутками, могли также круглыми сутками молчать, когда Ибо уходил в крутое пике в работе. Могли поспорить насчет кино-новинки, посмеяться над смешной картинкой, пошутить на грани пристойности. Сяо Чжаню было комфортно. Было тепло. Хотя скучать ему это ничуть не мешало… Сяо Чжань тряхнул мокрыми волосами, выключил душ, потянувшись за полотенцем. Обмотал его вокруг бедер и вышел из кабинки. Обнаженное тело тут же обнял горячий воздух, обласкал, и Сяо Чжань счастливо выдохнул, чувствуя себя обновленным. — Я думал, что ты утонул, — у начала дорожки, на пороге открытой двери спальни стоял Ибо, прислонившись к дверному откосу, скрестив на груди руки. — И благородно пришел меня спасать? — Сяо Чжань пятерней расчесал мокрые волосы, глядя сквозь ресницы на Ибо и его очень мило покрасневшие уши и чуть-чуть щеки и чувствуя его взгляд на себе. Очень горячий и жадный взгляд. Не то чтобы первый раз. — А-Бо, у меня глаза выше. Ибо поднял на него взгляд и зло поджал губы. И вдруг бросил: — Знаешь, мне надоело. Сяо Чжань замер, хорошее настроение испарилось в миг, оставив после себя что-то нехорошее, тяжелое. Что-то, что мгновенно развернулось иголками. — Надоело? — хмурясь, спросил он, догадываясь, но не собираясь озвучивать свои догадки, слишком уже неприятными они были. Оборвать бы начавшийся разговор, который может закончиться чем угодно, но вряд ли хорошим. Ибо вздохнул, отвел глаза, невнятно мотнул головой. — Я приготовил тебе чай. — И исчез за тонкой занавеской. Сяо Чжань сглотнул, облизал пересохшие вдруг губы. Возникшее еще минуту назад желание оборвать разговор тут же сменилось пониманием, что пришло время, и поговорить им действительно пора. Тянуть бесконечно невозможно, это мучение для них обоих. В гостиную-столовую Сяо Чжань вернулся через пару минут. Переодевшийся в домашнюю одежду, с еще влажными волосами — он бесшумно обошел сгорбившегося за барной стойкой Ибо и устроился напротив. Настолько близко, что чувствовал идущее от него тепло. Несколько секунд смотрел на склоненную макушку, а потом отодвинул приготовленную чашку с чаем и коснулся волос. — Ибо? — Ты считаешь меня маленьким? Несерьезным? Глупым? — тот слегка дернулся, уходя от касания, и вскинул голову, глядя на Сяо Чжаня горящими глазами. — Нет. Ни по одному из пунктов, — Сяо Чжань покачал головой. — Иногда ты ведешь себя, как ребенок, но я не считаю тебя… маленьким. — Тогда почему?! Почему ты… Ты же все видишь и все понимаешь. Если я тебе не нравлюсь, если я тебе не нужен, просто скажи мне об этом. Я не рассыплюсь, жалеть меня не надо. Сяо Чжань медленно выдохнул. И отвести взгляд от глаз Ибо не смог. Не посмел. — Я не знаю, что вижу, А-Бо, — наконец произнес он. — И что будет следующим утром после того как мы окажемся в одной постели. Я не из тех, кому нравятся свободные отношения или дружеский секс. Ибо дернулся. И зашипел, совсем как разозлившийся кот. Не к месту разыгравшееся воображение мгновенно пририсовало ему торчком стоявшие уши и мечущийся из стороны в сторону хвост. — Так вот, что ты обо мне думаешь. Что я бросаю все, вырываю себе отпуск только для того, чтобы в постель тебя затащить?! Лечу через полмира, чтобы… — лицо Ибо скривилось, став некрасивым. — Какой же ты дурак, Чжань-гэ! А я — еще больший! Сяо Чжань накрыл ладонью его стиснутый кулак. — Ибо. — Не трогай! — тот вырвал свою руку и отвернулся, занавешиваясь волосами. Такой уязвимый сейчас, что сердце Сяо Чжаня заныло от нежности. — Прости, — выдохнул он. Пока одевался, Сяо Чжань успел подготовить целую речь, но сейчас не мог вспомнить ни слова из нее. — Я не знаю, что сказать. Ты мне нравишься. Очень нравишься. Я не считаю тебя ни маленьким, ни глупым. Я вижу, как ты смотришь на меня и как касаешься. Но между нами океан. И я не знаю, чего именно ты хочешь. Ты никогда не говорил ни прямо, ни намеками. А секс — не то, на чем могут держаться отношения на таком расстоянии. А я хочу именно их. — Только это? — Ибо упорно не смотрел на него. — Тебя сдерживает только это? Ты не уверен во мне? Сяо Чжань покусал губы. — Все намного сложнее. И у тебя там, на материке, своя жизнь. Карьера, которая может рухнуть, если кто-нибудь узнает. И это явно не тот итог, который ты бы хотел. — Вот только не надо решать за меня! — Хорошо, — Сяо Чжань вздохнул. — Тогда скажи, чего хочешь ты. — Тебя, — не сомневаясь, мгновенно ответил Ибо, наконец-то вскидывая на него взгляд. Горящий, упрямый, тоскливый. — Тебя в своей жизни. Я так скучаю по тебе. Мне плохо, когда я не слышу или не вижу тебя. Как еще мне объяснить, как сильно я тебя люблю? Сяо Чжань замер. Застыл каменной статуей на своей барной табуретке. — Любишь? — одними губами выдохнул он, чувствуя, как предательски вдруг заколотилось сердце. Ибо поджал губы, снова отведя глаза. — Мне повторить для оглохших от старости? Сяо Чжань сморгнул и негромко рассмеялся. — Ну, если Бо-ди не трудно, то я бы послушал. Ибо кинул на него косой сердитый взгляд, и Сяо Чжань успел заметить, как дрогнули в улыбке губы. — Обойдешься. В первый раз слушать было надо. Сяо Чжань со вздохом сложил руки на столешнице и устроил на них голову, глядя на Ибо. Взъерошенного, сердитого, невероятно милого и трогательного. О словах Ибо он подумает потом, важнее было разобраться в своих собственных чувствах. Хотя в чем тут разбираться, если от одной только мысли, что все может закончиться, даже не начавшись, ему стало страшно до сорванного дыхания? — А я повторю, мне не трудно. Ты мне нравишься. И я тоже по тебе скучаю. С тобой тепло и интересно. Уютно. И… я готов дать нам шанс. Ибо развернулся так резко, что чуть не слетел с табуретки. Удержался, уцепившись за край столешницы, глядя с такой отчаянной надеждой. — Ты… правда? Сяо Чжань улыбнулся и выпрямился. Подался вперед, погладил его по щеке. Очень нежно и интимно. — Правда. Ван Ибо закусил губу и порывисто прижал его руку к лицу своей ладонью. Потерся щекой, прикрыв глаза. И Сяо Чжань сдался. Забыв о сомнениях и принципах, погладил подушечкой пальца скулу и, обняв ладонями его лицо, притянул к себе. Коснулся губами губ. Коротко, едва-едва. Но уже через секунду завладел ртом Ибо, целуя по-взрослому, глубоко, сладко, чувственно. Для Ибо хотелось самого лучшего. Самого нежного. Самого-самого. Обнимать, ласкать, целовать, быть рядом, защищать и оберегать от всего на свете. Не как ребенка, а того, кто дорог сердцу так, что от этого становилось больно. — Чжань-гэ, — когда этот поцелуй, долгий, нежный закончился, Ван Ибо отстранился едва-едва. И взгляд его… — Эй, не вздумай реветь, как девчонка, — Сяо Чжань улыбнулся. — А то что? — дерзко спросил Ибо, вскинув бровь. Только в дерзость эту не давала поверить легкая дрожь в теле и все еще чуть подрагивающие пальцы. Сяо Чжань усмехнулся, подался вперед и неожиданно даже для самого себя куснул кончик его носа. Ибо удивленно сморгнул. — Чжань-гэ, у тебя старческий маразм начался? От тычка Сяо Чжаня увернуться он не успел. Охнул, замахнулся в ответ, но Сяо Чжань перехватил его руку, и спустя всего пару мгновений они барахтались на ковре в гостиной, пинаясь и хохоча. Как сдвинули журнальный столик, как стащили подушки с дивана — не заметили. Сознание догнало тело только когда воздух от смеха вдруг закончился, и Сяо Чжань оказался сидящим на бедрах лежащего на полу Ибо. Растрепанный, раскрасневшийся, сияющий счастьем — тот сейчас был таким красивым, что замерло сердце, и во рту вдруг стало сухо. — Чжань-гэ? — почему-то охрипшим, напряженным голосом позвал его Ибо, облизываясь, и Сяо Чжань громко сглотнул. — Почему ты так смотришь на меня? — Ты красивый, — искренне ответил он. Ибо смутился, его взгляд заметался по лицу Сяо Чжаня. — От красивого слышу. — Очень красивый, — Сяо Чжань улыбнулся, склонился над ним ниже. И Ибо потянулся навстречу, врезаясь поцелуем в его губы, захватывая в плен сразу. Сяо Чжань подхватил его, обнял за талию, прижимая к себе. Такого родного и близкого. Желанного. — Чжань-гэ! — как только Сяо Чжань отпустил его, Ибо уцепился за плечи, выгнулся в его руках, глядя с легким испугом. Но стоило попытаться отпустить его, как он стиснул пальцы еще сильнее и опрокинулся на спину, увлекая за собой так, что Сяо Чжань накрыл его собой. — Не отпускай. Так… хорошо. Сяо Чжань сдвинулся, чтобы не придавить его, выдохнул, почувствовав пока еще маленький бугорок внизу. — Оу… — Что? — вызов в потемневшем взгляде читался так ярко. — Можно подумать, ты не догадывался. Или я у тебя первый мужчина? — А я у тебя? — Сяо Чжань тронул губами его губы, порозовевшие щеки, открывшийся лоб. Но отстранился, когда в ответ услышал только сопение. — Первый? Ибо отвел глаза, поджав губы. — Мне было не с кем. И некогда. И вообще, разве ты не должен этому радоваться? Ну, нетронутый цветочек и все дела… Сяо Чжань тихо рассмеялся, чувствуя, как распирает его неизведанное доселе чувство. Радость, удовольствие, страх, нежность. — Я рад, — он нагнулся над Ибо, втянул в долгий чувственный поцелуй. И целовал до тех пор, пока воздух не закончился у них обоих. Пока расслабившийся Ибо не потянулся к нему, обнимая и прижимая к себе. Не зашептал горячо в ухо немного подрагивающим голосом. — Знаешь, как долго я мечтал об этом? Как представлял себе, что ты это сделаешь, и как это будет. Не бойся сделать мне больно, Чжань-гэ. — М? — Сяо Чжань провел ладонями по его бокам и груди. — Плохой мальчик Ибо играл сам с собой? — Хороший мальчик Ибо представлял себе, что это делает плохой Чжань-гэ, — Ибо рванулся, перекатился, подмяв Сяо Чжаня под себя. Поерзал, улыбнулся довольно, почувствовав отклик. — И ты не соврешь, что не хочешь меня. Я все чувствую. — И не собирался, — Сяо Чжань смотрел на него с улыбкой. — Тебя нельзя не хотеть. Ибо вспыхнул, расцвел удовольствием и радостью. И поцеловал его с такой жадностью и напором, что на секунду Сяо Чжань даже растерялся. И, мягко освободив руку из захвата Ибо, успокаивающим жестом провел по его спине, зарылся в волосы. — Я здесь, А-Бо. Не торопись. Ибо фыркнул, но его следующий поцелуй был уже мягче, легче. Правда, хватило его ненадолго, и уже через несколько ударов сердца поцелуй раздробился на десятки коротких, глубоких, горячих, непристойных. Которыми он пятнал шею Сяо Чжаня, плечи, ключицы. Оттягивал ворот, шарил руками по груди, торопясь добраться до кожи. А когда получилось — застонал восторженно и как-то враз обмяк, словно потеряв запал и смелость. Только целовал нежно и почти робко обнажившееся тело. И позволил Сяо Чжаню отстранить его от себя. Только вскинулся, когда тот встал на ноги. — Чжань-гэ! — На постели, Ибо, — Сяо Чжань потянул его вверх, заставляя подняться тоже. — Эксперименты на полу будут потом. Ван Ибо вспыхнул, кажется, попытался даже возразить, но замолчал, когда Сяо Чжань положил ладонь на его талию, увлекая за собой. …Днем — совсем не так, как ночью. Не скроешься от света и чужого взгляда, и Ван Ибо только кусал смущенно губы, раздеваясь торопливо и неловко. Но Сяо Чжаню нравилось. Нравился он такой — не дерзкий парень, в свои годы уже обросший изрядной броней здорового цинизма, а смущающийся, немного неуклюжий молодой мужчина, у которого все впереди. Алеющий щеками и ушами, красивый, смотрящий искоса на реакцию. Его такого хотелось ласкать, зацеловывать, любить, каждым прикосновениям доказывать ему, как красив, желанен и любим. — Чжань-гэ… Не потерять контроль — почти невозможно, но Сяо Чжань своему мальчику хотел дать только удовольствие. Чтобы первый раз запомнился на всю жизнь и вовсе не болью. И потому сейчас Сяо Чжань требовал подчинения, не позволяя проявить инициативу. Для всего это время придет, обязательно придет. Но сейчас все сделать должен он. И в первую очередь — забыв о себе. …У Ибо нежная кожа, очень чувствительная. И сам он такой чувственный, реагирует на ласку так открыто и ярко, так искренне, что останавливаться не хочется совсем. И потому Сяо Чжань изучает, исследует, не пропуская и сантиметра, запоминает самые чувствительные места, чтобы вернуться к ним вновь. Целуя, пробуя где пальцами, а где губами и языком, он заставляет Ибо метаться, задыхаться и смотреть удивленно-испуганно. Стоны Ибо тихие, задушенные, словно он стесняется своей громкости и своей реакции, но скоро забывает обо всем. И когда Сяо Чжань добирается до самого сокровенного — не боится, не закрывается. Наоборот — подается навстречу почти с жаждой, коротким грязным словечком. Закидывает голову, распахивая глаза изумленно. Когда кто-то другой — это не как игрушка или собственные пальцы. Совсем, совсем по-другому. И Ибо хватается за подушку, кусает уголок, раздвигая бедра еще шире, надеваясь на пока еще пальцы. Такой открытый, невинно-непристойный. От него такого Сяо Чжаню сносит голову с каждой секундой все сильнее. И когда он оказывается внутри гибкого, податливого, такого желанного тела, до конца, в плену тугих мышц, только глаза Ибо помогают ему удержаться на краю. Он двигается неторопливо, давая привыкнуть к вторжению, дискомфорту, боли, которой все равно не избежать. Выходит почти полностью, погружается до конца, возвращаясь, ловит сумасшедший взгляд почти почерневших глаз. А Ибо мечется, стонет протяжно, почти мучительно, выгибается в попытке ускорить темп. На безмолвные уговоры его тела Сяо Чжань поддается не сразу, только когда собственная выдержка дает сбой, когда двигаться в Ибо становится легко. Это самонадеянно, но Сяо Чжань все-таки надеется, что дополнительной стимуляции не потребуется, а потому почти не касается покачивающегося от каждого толчка налитого члена Ибо. Только иногда проводит пальцем от головки до основания, заставляя Ибо тонко вскрикивать. И в какой-то момент всего становится слишком много для них обоих. Так много, что Сяо Чжань глухо стонет, почти падает на Ибо на подломившихся руках, втирается в него, двигается резко и сильно, почти не выходя, вскидывается, чувствуя боль в спине от ногтей, и кончая, стискивает Ибо так сильно, что тот может только беспомощно биться в его руках пойманной птицей. Самой нужной райской птицей…***
…- Не хочу вставать, ты меня совсем укатал, — Ибо капризничал. Цеплялся за подушку, терся о нее щекой, изгибался, смотрел сквозь упавшую на глаза челку и всем своим видом напоминал кота. День уже почти закончился, Сяо Чжань успел пообщаться с административным персоналом, узнать у Бовэня, что как Юй Биня, так и Цзаньцзиня сегодня вообще лучше забыть, а Ибо все еще валялся в постели. — Нужно поесть, А-Бо, — Сяо Чжань, расслабленный и откровенно счастливый, смотрел на него из глубины комнаты, расположившись в кресле, подальше от соблазна. — Разве ты здесь не хозяин? Пусть ужин принесут сюда. — С каких это пор ты стал таким снобом? — С тех самых, как некоторые старички решили вспомнить молодость, а задница, между прочим, у меня одна! Сяо Чжань нахмурился. Большей частью — играя, но беспокойство и намек на вину он все-таки почувствовал. Не нужно было со всем этим торопиться. — Прости. Очень… больно? Ибо замер. С лица слетело капризное выражение мгновенно, сменившись растерянностью. — Чжань-гэ… Нет! Я же… я же пошутил! — поймал выразительный взгляд Сяо Чжань, отвел глаза. — Ну… дискомфортно просто. Но когда я сам в первый раз… было гораздо хуже. Сяо Чжань вздохнул, пряча улыбку в уголках губ. Ну как можно быть таким? Он поднялся, дошел до кровати, сел на край. Чмокнул Ибо в словно только для этого подставленный нос, не испытывая ничего, кроме нежности и тихой радости. Ибо зафыркал, словно кот, отвернулся, получил поцелуй в висок и потянул Сяо Чжаня к себе. Тот даже не стал сопротивляться, вытянулся рядом с Ибо, обнял, притягивая к себе. Отбросил мысль о том, что они похожи на сопливых подростков и, прежде чем утянуть Ибо в томный поцелуй, подумал о том, на что же теперь будут делать ставки. 0.0 «Черная орхидея» никогда не спит. Даже когда на остров опускается ночь, в его глубине, подальше от жилых корпусов, открываются двери ночного клуба и бара, парочки расходятся по беседкам, и одна смена персонала сменяет другую. Смена Ли Бовэня тоже закончилась, еще час назад, но вместо того, чтобы упасть и уснуть мертвым сном после дневных хлопот, он сидел на самом краю мыса с вышкой и, свесив ноги, болтал ими над океаном, гудящим где-то внизу. День выдался действительно хлопотным, зато ночь никогда не подводила. По крайней мере, его. Здесь он всегда был один. Да и связь здесь была лучше. А то, что совсем скоро задница замерзнет, так это не страшно. Он все равно недолго. — Надо же, обо мне вспомнили. Я польщен, — сонный голос в трубке обрушился ворчанием. — Я тоже рад тебя слышать, — Бовэнь усмехнулся, откинулся на спину, распластавшись на земле и закинув свободную руку под голову. Теперь он видел только звезды. — Не обольщайся, я не рад. Ты вообще о часовых поясах слышал? Или все уроки географии проспал? И вообще, я в отпуске, — Цзи Ли ворчал привычно, тепло, так, что в ответ хотелось только улыбаться. — Я просто соскучился, — выдохнул он то, что никогда не произносил вживую, вслух. И даже в телефонном разговоре. Цзи Ли на той стороне замолчал. Но Ли Бовэнь слышал его дыхание, и то, как оно сорвалось вдруг. — Ты… Что-то случилось? — осторожно, без единого намека на сон и недовольство, спросил Цзи Ли. — Да. Что-то очень хорошее. Знаешь, сыграли все твои ставки. — О… Так я теперь богач? — Цзи Ли рассмеялся. — Да, — Бовэнь набрал полную грудь воздуха и медленно его выдохнул, как перед прыжком. — А-Ли… Знаешь, что я загадал? — А ты что-то загадывал? — Да. Я загадывал, что если сыграет хоть одна, то все получится и у меня. — И… — А-Ли, ты пойдешь со мной на свидание? Сказал и замер, вслушиваясь в гул океана и шелест волн, только бы не думать о воцарившейся в телефоне тишине. И даже не сразу поверил, что слышит смех. Тихий, но ничуть не обидный, в котором было слишком много радости. — Пойду. Только если пообещаешь удивить меня. Бовэнь прикрыл глаза, только сейчас понимая, как сильно был напряжен. Чувствуя, как наполняет его до краев счастье. — Обещаю, А-Ли. И это точно будет не шикарный ресторан на экзотическом острове.