Love is pain

      Алисе всегда твердили, что любовь — это боль. Ещё маленькой девочкой, запертой в сыром подвале, Бет мотала головой, отказываясь слушать, рьяно доказывала обратное, а ночью засыпала с мыслью о том, что любовь — это надежда. Она шептала самой себе, что сестринская любовь преодолеет любые бетонные стены, нужно только чуть-чуть подождать и не переставать верить. И она ждала, наблюдая, как день сменяется ночью, лето — осенью, а сама она с каждым годом всё быстрее превращается из девочки в девушку. Но с каждой новой ночью, с каждой осенью, внутри неё всё яростнее боролись надежда и отчаяние. И однажды схватка закончилась сокрушительной победой отчаяния, породившего на свет чудовище.       Алиса громко смеется, вонзая острые ножи в белоснежные пустые лица манекенов, водит по их острым чертам ладонями, касается губами холодного пластика и, улыбаясь, неразборчиво бормочет себе под нос то, что уже давно стало её клеймом. Любовь — это боль       Алиса тонет в этой боли, барахтается и задыхается, словно слепой котёнок, ненужный хозяевам. Ненужная, потому что не такая, как другая Бет. Другая Бет не знает, что такое затворничество, она успешна и счастлива. А ещё она именно та, кто нужна Кейт. Сестрица не отходит от неё, держит за руку, перебирает тёмные локоны и постоянно улыбается, долго смотря в чужие глаза. А когда-то Кейт смотрела так в её, Алисы, глаза.       И Алиса ненавидит Бет всеми фибрами своей души. Маленькая девочка, которая верила в любовь и надежду, давно умерла, ей не было места в этом жестоком мире, Алиса победила. Но Бет здесь, она — воплощение самых тайных страхов принцессы Страны Чудес. Алиса громко фыркает, топает ногами и кричит, царапая ногтями безжизненный предмет, смутно напоминающий человека. — Отпусти меня, — раздается из-за спины её собственный чужой голос. Она закатывает глаза — до чего же он противный. Алисе хочется вцепиться в её глотку зубами, ногтями, да чем угодно, только бы больше не слышать его. — Пожалуйста. — Я не ослышалась? — принцесса Страны Чудес лениво разворачивается, склоняет голову набок. Ловким движением достает нож-бабочку из кармана своего серого плаща. Привычное ощущение стали в руке успокаивает, придает уверенности и позволяет контролировать ситуацию. — Птичка просится на свободу?       Алиса делает несколько шагов к ней — связанной по рукам и ногам, вжавшейся в угол и со страхом смотрящей на свою злую копию. Ей хочется расцарапать ножом это прекрасное бледное личико, оставляя на нём глубокие царапины, которые потом превратятся в уродливые шрамы; срезать несколько тёмных локонов, чтобы бросить их в огонь и наблюдать, как пламя безжалостно сжирает то, что так дорого Кейт. — Ты ведь не монстр, Алиса, — продолжает Бет, все ещё надеясь достучаться до той, которая давно мертва. — Я знаю это.       Алиса хохочет, громче, чем обычно — ещё никогда её смех не звучал так безумно. Она знает? Абсурд! Глупость! Она ничего не знает: ни о ней, ни о её боли, скребущей изнутри. Алиса искренне не понимает, почему Кейт всегда выбирает эту смазливую, хорошую Бет. Это ведь Алиса столько раз спасала ей жизнь, показывала, как сильно она любит. Знает ли эта Бет, как сильно она хочет запустить руки в её грудную клетку, вырвать оттуда это доброе сердечко и раздавить его, чтобы не было больше никакой другой Бет, чтобы Кейт продолжала бороться за неё, Алису. — Нет-нет-нет, — она расплывается в улыбке, такой же безумной, как и её смех, как она сама. Алиса хватает её за воротник кофты, рывком приподнимает вверх, всматриваясь в чужие - или не совсем? - глаза, — Я хуже.       Алиса облизывается, словно голодный зверь, выследивший добычу. Бет замирает, какое-то странное тепло появляется в груди, оно затмевает страх. Ей даже на секунду становится смешно: её злая копия в нескольких сантиметрах от неё, вот-вот кинется, а Бет вдруг ловит себя на мысли, что у Алисы красивое лицо. И это совсем не кажется странным: завороженно смотреть на неё, желая пальцами коснуться её щеки. Может быть, в ней тоже есть капля безумства? Алиса чувствует перемену и озадаченно хмурится, сильнее цепляясь пальцами в воротник. — Кейт так никогда не думала.       Блондинка рычит, вдавливает Бет в стену и подносит нож к её горлу. Та тяжело дышит и не отводит взгляд от безумных глаз напротив. Алиса наклоняется, не разрывая зрительного контакта, и шепчет почти в самые губы: — Не смей. Произносить. Её. Имя! — Алиса, отпусти её! — громом раздается такое родное, ласкающее слух, и Алиса позволяет себе на секунду прикрыть глаза, словно довольный, приласканный кот. Она усмехается и отпускает Бет, поднимается, разворачиваясь к ней. — Здравствуй, сестренка, — Алиса отходит в сторону, позволяя Кейт убедиться, что её горячо любимая Бет в порядке. — Видишь, я не трогала её. Почти.       Кейт переводит взгляд с одной на другую и шумно вдыхает воздух в легкие. Плотная ткань костюма давит на грудную клетку и впервые ей хочется избавиться от него. Бет и Алиса. Одно целое, разделённое на части. Добро и Зло. — Развяжи её. — командует Кейт, встряхивая головой. Они не могут быть одним целым. Алиса-чудовище, без зазрения совести убившая Кэтрин и ещё кучу невинных жителей Готэма, подставившая их отца. Алиса никогда не изменится, потому что она сама уничтожила в себе все хорошее, что когда-либо было в ней. И любить её было неправильно. Но появилась Бет — та, о которой она всегда мечтала: добрая, внимательная, не желавшая никому мести. И любить её оказалось ещё неправильнее, чем Алису. — Лети, пташка, — кривится Алиса, ловким движением руки разрезая тугие веревки. — Свободна. — Послушай, ещё не поздно исправиться, — Бет касается её руки, сжимает тонкое запястье, словно так может передать ей хоть каплю своей теплоты. — Не поздно стать счастливой. — Счастливой? — она усмехается, скидывая ледяной ладонью её чересчур горячую руку. Глупая, глупая Бет, она не понимает, что нет для неё счастья большего, чем чужая смерть. Алиса цепляет пальцами её подбородок и поднимает вверх, скользя взглядом по лицу. — Только когда мой нож перережет твою гладкую шейку, тогда я буду счастлива.       Она отталкивает Бет в сторону и та оказывается в объятиях Бэтвумен. Бет сжимает ткань её костюма, чувствуя жар чужого тела под ним, но даже сейчас не может позволить себе выдохнуть, потому что каждой клеточкой чувствует ненависть Алисы. Эта ненависть проникает под кожу, отравляет изнутри и заставляет чувствовать себя виноватой. Она не должна была появляться здесь, не должна была… — Люк внизу, — говорит Бэтвумен, нарушая поток её уничижительных мыслей. Она отпускает её и выходит вперед, закрывая собой, чтобы сестра смогла спокойно уйти, не получив нож в спину от самой себя. Бет кивает, бросает взгляд на разъяренную Алису, и исчезает в глубине темных коридоров. — Зачем она была нужна тебе? — не сдерживая злости, спрашивает Кейт, — Ты хочешь моего внимания? Я и так слишком много дала тебе! Чего ещё ты хочешь, Алиса?! — Чего я хочу? — Алиса подходит к ней вплотную, пальцами скользит по лицу, цепляет маску и стягивает её, отбрасывая в сторону. Кейт выглядит спокойно, ждёт ответа на свой вопрос. Блондинке не нравится, что за её действиями не следует никакой реакции, она хмыкает и делает шаг назад, вертя собственный нож в руке. Замирает, подносит лезвие к костюму и ведет его кончиком вверх, прямиком к шее. Кейт перехватывает её руку, сжимая запястье. Алиса улыбается, переводя взгляд с чужого лица на сжатую руку. — Ты не ответила.       Алиса поджимает губы. Ей бы сейчас съязвить, показать своё превосходство над ней, но все безумные мысли вдруг вылетают из головы и даже строчки из любимой, заученной до дыр, книги в самый ответственный момент бросают Алису наедине с Кейт и её совершенно ненормальными чувствами к ней. — Я хочу знать, почему она? — её голос дрожит, взгляд растерянно бегает по лицу. Она замолкает, пытаясь вернуть себе прежнее самообладание, но Кейт смотрит на неё так пристально, что это удается ей не сразу. — Почему ты всегда выбираешь её?       Кейт ожидала подобных вопросов, но всё равно оказалась не готова к ответам на них. Почему? Потому что так было бы правильнее. Она-герой, ей не позволено любить злодеев. Особенно, когда главный злодей Готэма — твоя сестра, при виде которой мурашки бегут по коже, но отнюдь не от страха. — Потому что так проще, — неожиданно слетает с губ, отчего обе вздрагивают. — Проще?! — Алиса возмущена: как она могла так просто сдаться? Не она ли все пятнадцать лет после аварии искала её? Пыталась доказать, что Бет всё ещё жива, просто спит глубоко внутри? — Да потому что я больше не могу бороться за тебя! — срывается Кейт. Её так много гложет изнутри и она не в силах больше сдерживать это. Признавать свою слабость страшно, но, возможно, это единственный шанс сказать все как есть. — Я не смогла спасти Бет пятнадцать лет назад от падения с моста, не могу спасти и сейчас от этих последствий! А сейчас та, за которую я так долго боролась, здесь, и это словно возможность начать всё с чистого листа! Я хочу выбрать тебя, но не могу.       Алиса долго молчит, смотря в её глаза. В них бушует огонь, но если заглянуть глубже, можно увидеть боль. И эту боль Алиса знает не понаслышке. Запрятанная глубоко, она сводит с ума похлеще запертых подвалов и масок из человеческой кожи. — Разве твоя Бет может так?       Алиса делает шаг к ней, пальцами цепляется в ткань костюма и притягивает к себе, впиваясь в её губы поцелуем. Кейт несколько секунд растерянно стоит, борясь с демонами в голове. Так не должно быть. Не должно. Не… Кейт сдается, углубляя поцелуй и обвивая руками талию Алисы.       И не было нежности в этом поцелуе. Каждая пыталась передать другой собственную боль. У Алисы её накопилось столько, что она могла бы часами кричать о ней, срывая голос, царапать ногтями стены, оставляя на них багровые полосы. Но вместо этого, она кусает чужие губы, сплетает их языки, целуя так, словно это позволяет дышать.       Алисе всегда твердили, что любовь — это боль. Бет никогда не мирилась с этим, но её больше нет — есть Алиса. И она соглашается с этим.       Потому что Кейт выжигает это губами на её коже, шепчет на ухо, вдавливая в стену, и заставляет кричать об этом, проникая пальцами глубоко внутрь. И Алисе нравится это. Нравится идти на дно, в экстазе хрипя имя Кейт; тянуть её за собой, в нетерпении стягивая дурацкий костюм с разгоряченного тела, кусая и царапая, оставляя на нем свои метки.       И Алиса знает, что, в конечном итоге, попав на самое дно, они обе захлебнутся, ведь любить, не причиняя друг другу боль, они просто не умеют. Алиса утыкается носом в чужую шею и жмётся ближе, Кейт оставляет легкий поцелуй на её макушке, после чего находит в себе силы нацепить костюм и уйти. Алиса знает, куда она направляется, и поэтому со злостью втыкает любимый нож в голову манекена. На её губах вдруг появляется широкая улыбка, а громкий смех нарушает тишину. Алиса дает ей уйти, потому что точно знает, что Кейт совсем скоро совершит свою самую ужасную ошибку. Она придёт к ней снова.