за закрытой дверью

— Хорошо вышло, скажи? — взъерошенный Ярик с горящими глазами буквально влетает в гримёрку, захлопывает за собой дверь и улыбается так ошалело, как будто не выжимал всего себя на сцене минуту назад. Саше в этот момент немного хочется его придушить. — Ага, — он кивает, скрещивая руки на груди, не двигается с места даже и только следит внимательно за Яриком, смотрит, не моргая. — Хорошо. Саше хочется ему высказать за всё: за взгляды эти, которые как будто и не для сцены совсем, за то, как он иногда слишком близко рядом стоял. Саша может прямо сейчас глаза закрыть и как фильм прокрутить всё, что Баярунас успел натворить за те несколько минут: от позирования у стойки для микрофона до каждого прикосновения. И в каждый из этих моментов в Саше росло желание бросить микрофон, схватить Ярика за галстук и утащить в гримёрку подальше от зрительских глаз. — Саш, ты чего? — Ярик подходит ближе, но уже не так, как на сцене, держит расстояние в пару шагов и чуть голову склоняет набок. — Всё окей? — Ты иногда совершенно невыносим, ты в курсе? — Саша всё так же смотрит неотрывно, хмурит брови и со вздохом качает головой. — Это всё нарочно было, да? На терпении моём сыграть решил? — Ты о чём вообще, Саш? — Яр глазами непонимающе хлопает, но Казьмин ему сейчас не верит совершенно. Нет, только не после всех этих взглядов на сцене. Он глаза закатывает и всё-таки хватается за чужой галстук, резко тянет на себя, тут же впечатываясь в губы поцелуем. Ярик тихо ойкает, пытаясь равновесие не потерять, упирается ладонью в чужую грудь, но не отталкивает, а скорее образумить пытается. — Сашка, Саш, нам же скоро обратно на сцену, — но Казьмин его не слушает даже, мажет поцелуем по колючей щеке, губами нащупывает уже учащённый пульс на шее и стискивает зубы от досады, с трудом не сорвавшись на тихий рык — никаких следов сейчас, им ведь и правда нужно потом возвращаться. Времени в принципе не так много, пока Гордеев с Верой и Леной по очереди развлекают зал, но у Саши буквально зудит под кожей от желания показать Ярику, к чему такие его выкрутасы могут привести. Он разворачивает Баярунаса так, что теперь они оба смотрят в зеркало напротив, подталкивает ближе к гримёрскому столику, заставляя упереться бёдрами в край столешницы, и шёпотом обжигает ухо: — Расстегни рубашку. — Саш, мы же… — Замолчи и расстегни рубашку, Ярик. Саша следит за подрагивающими пальцами, переходящими от пуговицы к пуговице, ловит немного растерянный взгляд синих глаз в зеркале, улыбается и снова оставляет несколько поцелуев на шее. Спускает рубашку с плеча, не выдержав, кусает там, где потом не видно будет под одеждой, и тут же целует место укуса. — Саша. — Ярик. — Не передразнивай, — Яр смотрит в глаза ему через отражение в зеркале, а Саша залипает на секунду, улыбается и, ткнувшись носом в колючую щёку, бормочет: — Я соскучился. — А подождать нельзя? — Нельзя. Ты сам напросился. И у тебя поезд в одиннадцать, забыл? Ярик виновато вздыхает, опускает голову и кивает. Точно, поезд, про него трудно не забыть. Он закрывает глаза, чувствует сашины ладони на груди, тёплые прикосновения к животу, слышит, как шуршит ткань брюк и тихо разъезжается молния. У них совершенно точно нет сейчас на это времени, но Ярик сдаётся и выдыхает рвано, стоит только ощутить прикосновение чужих пальцев. — Саш, — Яр губы кусает, жмурится и в миг заливается румянцем, но Казьмин свободной рукой ловит его за подбородок, вынуждает поднять голову и опять шепчет бесстыдно в ухо: — Ярик. Посмотри в зеркало. Они снова встречаются взглядами в отражении, но Ярик уже через несколько секунд сам первый прерывает эти гляделки и упирается ладонями в стол, пытаясь хоть так устоять на дрожащих ногах. Остатки здравого смысла очень быстро теряются, стоит только Саше крепче сжать пальцы, а Яр не успевает сдержать сдавленный стон и тут же зажимает рот ладонью. — Тише, — Саша прижимается губами к виску, убирает непослушные пряди со лба и тянется к оставленному кем-то на столе крему для рук. И в этот момент Ярик понимает, что попал. Колени предательски подгибаются, стоит только чужим пальцам так уже привычно скользнуть внутрь, и Ярику приходится упереться ладонью в зеркало и прогнуться в пояснице сильнее. Он глухо мычит в прижатую к губам ладонь, теряется в ощущениях, отдаётся чужим рукам и глаза закатывает, принимая от Саши всё . На каждое движение отзывается дрожащим вздохом или стоном едва слышным, шепчет глухо в ладонь бесконечное «Саш-Саш-Саш» и буквально плавится от переизбытка чужой ласки и нахлынувших разом чувств. Ему мало, ему чертовски мало, но времени у них, как и всегда, катастрофически не хватает, так что даже это в итоге лучше, чем совсем ничего. — Саша, пожалуйста, — у Яра голос дрожит предательски и уже не стон даже с губ срывается, а почти жалобный всхлип. Он то в ладонь чужую пытается толкнуться нетерпеливо, то замирает, чувствуя, как пальцы сгибаются внутри, и просто пропадает. Кусает губы, кусает ладонь, чтобы быть потише, но всё равно редких стонов сдержать не может. Запоздало приходит осознание того, что дверь в гримёрку они, кажется, даже не заперли — вот же идиоты. Ярика такой резкой волной ощущений вдруг окатывает, пробирает до мурашек и искр перед глазами так, что на ногах удержаться всё-таки не удаётся: он сквозь туман в голове чувствует, как сильные руки держат крепко и не дают сползти на пол. Яр бессовестно виснет у Саши на шее, чуть дрожит и пытается хоть немного отдышаться. Слышит мягкий тихий смех, чувствует прикосновение губ к щеке и тычется носом в шею, как слепой котёнок. — Дай мне минуту, ладно? — Ладно, — Саша улыбается, гладит его по спине, даёт немного времени, чтобы прийти в себя, а потом приводит в порядок, стирая салфетками вязкие капли с живота. — Тебе на сцену пора, — разомлевший, растрёпанный и раскрасневшийся Ярик всё ещё в этой остаточной неге пытается задержаться, целует коротко в уголок губ и вдруг щурится хитро и выдаёт со знакомой шальной улыбкой: — Надо будет повторить, да, Саш? Казьмин в ответ смеётся — вот ведь наглое чудовище, — но кивает, целует мягко в лоб и по привычке ерошит волосы на голове, на секунду посмотревшись в зеркало перед выходом. Уже на полпути к сцене Саша думает, что Ярик, конечно же, совершенно невыносимый. Но с этим, пожалуй, можно как-нибудь смириться.