В дороге

Томас дернулся, выныривая из сна. В последнее время он плохо спал. Дорога казалась бесконечной лентой, которая никогда не закончится. — Моя очередь? — он покрутил головой, пытаясь размять шею. — Еще нет, — Маркус окатил его оценивающим взглядом. Кругом деревья — высокие, почти до серого неба. Томас потер переносицу пальцами. Они только выехали из города, а по ощущениям — провели в дороге целую вечность. Томас уже устал. Он так и не оправился после больницы. При том, что Маркуса потрепало сильнее, до сих пор на теле следы синяков виднелись. Томаса же выписали в первый день. Он все еще привыкал к новой для себя роли экзорциста, врать полиции мог с трудом, оставил объяснения Маркусу. Благо сами преступники были как на ладони: безумные сатанисты, которые хотели принести в жертву священника (популярного после недавнего скандального случая), чтобы вызвать дьявола. Томас передернул плечами, привычно накатила тошнота от воспоминаний. Он лежал на ритуальном столе, привязанный, вымазанный человеческой кровью, кто-то бормотал на латыни, а потом началась стрельба... Томас ясно помнил давление, которое почувствовал в том адском месте, его словно заваливало камнями с каждым словом призыва. Воздуха не хватало, а потом все кончилось, но вот это ощущение тяжести внутри — осталось. Он не смог объяснить это врачам, те дали таблетку от сердца. Давило. Особенно сильно накатывало в местах скопления людей. Из той же больницы Томас практически сбежал, даже не навестив Маркуса напоследок. В церкви было легче. В прямом смысле. Тяжесть уходила, сила веры и света снимала груз с плеч. Маркус постучал в его дверь через несколько дней. Стоял на пороге с рюкзаком за плечом, а у Томаса дыхание перехватило от неловкости и незнания что сказать. Он звонил в больницу — узнавал, как дела и на этом его участие заканчивалось — Собирайся, — вдруг сказал Маркус, прервав их молчаливые гляделки. Томас кивнул, засуетился, но Маркус перехватил его за руку. — Пока без вещей. На улице их ожидал большой черный лимузин. Томас посмотрел на Маркуса вопросительно, тот кивнул — «можно». В машине ему завязали глаза, Томас стерпел, хоть и напрягся. Но он не ощущал той темной энергии, которая чуть не раздавила его у сатанистов. Они ехали-ехали-ехали, их куда-то переводили, возможно они даже летели. Когда им развязали глаза, Томас решил, что они добрались аж до Ватикана. Место, где они оказались было изысканной библиотекой: старинной и огромной; дубовые шкафы вдоль всех стен до самого потолка, окон нет, стол, посредине комнаты, весь завален книгами и даже свитками, коричневыми от старости. Как и их владелец. Старик в монашеском одеянии, сидящий за столом, был весь в пигментных пятнах, дряхлый и сутулый, но с удивительно молодыми для такого тела глазами. — Мои мальчики! — помимо Маркуса и Томаса у двери стоял тот, кто привел их сюда, мужчина в сером костюме. Высокий и худощавый с невозмутимым лицом — такие лица никак не ожидаешь встретить у церковников, скорее у телохранителей или киллеров. Томас огляделся. Тут было легко дышать. Тело звенело забытой легкостью. Он подошел к одной из полок и прикоснулся пальцами к корешкам древних книг. Его охватило радостью и какой-то странной, непонятной и явно чужой эмоцией. Он прислушался к себе. Экстаз. Старик о чем-то беседовал с Маркусом на... итальянском. Томас покачал головой и улыбнулся. Маркус замер на полуслове, смотрел на него с удивлением. — А. О вашей проблеме, — старик порылся в шкатулке, которую Томас разглядел на столе. Она была старинной, как и все тут, а браслет, который старик извлек из нее — выглядел обычным куском грубой кожи. — Руку, молодой человек, — потряс обмоткой старик, и Томас безропотно поднял свою кисть. Кусок кожи застегивался на тугую кнопку и туго сжимал запястье. — Должно помочь, правда, не сразу. Но вы следите. По симптомам похоже на эмпатос одинарос, а эмпатия — до конца не изучена, как и любое чудо в нашей жизни. Зато демонов будете узнавать сразу. Теоретически. Он благословил их на прощание. Обратно ехали так же — с завязанными глазами, но явно быстрее. Томас смаковал то ощущение благостного спокойствия, которое поселилось в нем в той библиотеке. Даже рискнул сходить с Маркусом в бар перед отъездом. — Они пришли ко мне в больницу, — пояснил Маркус после первого глотка, — сказали, что я идеальный кандидат. И то, что меня лишили сана — это отчасти их заслуга. Хотели «обезопасить», так сказал тот мордоворот в сером, сказал, что я стал привлекать излишнее внимание... Внешность у него, видел?! Второй был еще... колоритнее. Нос сломан, шрам через щеку, но... им веришь. Странно, да? Томас кивнул, поежился, покрутил бокал между пальцев. Вечер пятницы – бар был полон людей с определенными намерениями. Эмпат, сказал тот старик. Телепат? Сновидец? Избранный? Божий вестник… — Боевики святой церкви, вот мы теперь кто. Часть большого Плана. Выпьешь за это? Томас мотнул головой, начинало привычно мутить. — Не помогает? — Маркус смотрел на его обмотку. Томас был благодарен ему за волнение. Он не думал, что Маркус воспримет его слова всерьез — те неловкие разговоры по телефону, когда невысказанное тяготит, и нет сил облечь чувства в слова, а погода за окном слишком обычная, чтоб ее обсуждать. Он рассказал ему, почему не приходит в больницу и это звучало жалким даже для его собственных ушей, но не для Маркуса. Никогда для Маркуса. — Тут слишком много людей, которые хотят... повеселиться, — Томас попробовал пиво, которое показалось совсем безвкусным, — а мне по сану не положено. Похоть, темная и жгучая, сгущалась и ложилась на плечи тяжелой мантией. — А ты — можешь попробовать. Вон тот парень не сводит с тебя глаз, — Томас отставил бокал в сторону. Маркус резко вскинул на него голову, и Томас замер, осознав, что сказал. — Все нормально. Я... просто понял. Возможно, только что. Все хорошо. Правда. Он ретировался с красными щеками, оставив ключи от машины Маркусу. Дома начал собираться в дорогу. Встретив Маркуса, став его учеником, он стал проще относиться к таким внезапным событиям, которые переворачивали жизненный уклад вверх тормашками. Страшно было сделать лишь первый шаг в сторону с протоптанной дороги. Приятно было знать, что они не одинокие перекати-поле экзорцисты. Отрадно, что есть еще Организация, которая следит, чтобы не проснулось зло большее, чем этот мир может выдержать. И если Старик сказал, что им надо ехать на другой край страны «вот прям сейчас», они прям сейчас и поедут. Они выехали днем, Томас дал Маркусу отоспаться: про вечер не спрашивал, а Маркус не спешил рассказывать. И теперь они ехали, куда им велели люди, знающие более. Странное было ощущение: из города они выехали и та тяжесть, которая давила на Томаса, несмотря на таинственный кусок кожи на руке, истончилась, почти исчезла, но непонятная чужеродная тревога поселилась в груди. Она не имела ничего общего с тоской или отчаянием, Томас никак не мог понять ее природу. Устал, наверно, он просто по-настоящему вымотался в своих битвах с демонами. Сколько раз за последние три месяца воевал, последний раз — чуть не до смерти. — Ты что-то бормотал во сне, — Маркус жевал губу, было непривычно видеть его таким взволнованным. — Глупости какие или что по существу? — По латыни. Грозил кому-то огнем и мечом. — А. Голод накатил мощной волной. Томасу давно так сильно не хотелось есть, да он и не ел толком последний месяц, все урывками да насильно. Возможно, все-таки обмотка действовала. Маркус безропотно остановился у первой же автостоянки. Еще не глухомань между городами, но уже и не городская цивилизация. Кафе напоминало бар больше, чем хотелось бы Томасу, опять напряглось что-то внутри. Дальнобойщики, байкеры, простые водители — сплошь мужчины, и, казалось, все, как один, смотрели на его колоратку. Томасу не пришло в голову переодеться в походную одежду. Они сели за стойку. Заказали гамбургер и колу. Волосы на затылке вставали дыбом. Он не знал, что не так с этим местом. Томас быстро, но сосредоточенно съел свою порцию. Маркус цедил колу из трубочки рядом с ним и уже непринужденно общался с кем-то из местных. Закончив есть, Томас повернулся к напарнику. Маркусу улыбался красивый брюнет: глаза черные, зрачков почти не видно, губы яркие, волосы модно подстрижены — жгучий красавец восточной внешности, яркий, молодой. Можно было порадоваться — сегодня у Маркуса будет отличный вечер, если они останутся тут на ночь. В голове зашумело, воздух стал давить на плечи. Томасу стало плохо в одно мгновение. Брюнет пристально смотрел на него из-за головы Маркуса. — Вам плохо, - спросил вкрадчиво. И Маркус обернулся. Томас отрицательно мотнул головой, положил Маркусу ладонь на плечо и слегка потянул к себе. Тот быстро подставил плечо и помог выйти на улицу, куда-то на задворки. — Что? — серьезно осмотрел с ног до головы. — Накатило. — Томас помассировал виски, дурнота слегка отступила. — Не знаю. Иди, наверное. Маркус смотрел с сомнением, Томас вцепился в его ладонь. — Нет, не уходи. Опять стало крутить, давить, холодить непонятной тяжестью. Дверь открылась, вышел брюнет. — У вас все в порядке? — спросил он и пошел прямо к ним, прямо к Томасу. — Маркус, он! — зашептал Томас и сложился пополам. С каждым шагом брюнета —становилось хуже. Пока тот не упал с легким стуком на землю. Томас поднял взгляд: Маркус потирал кулак и озадаченно рассматривал тело. — Демон? Это они выяснили в лесу. Уже сгущались сумерки, когда Маркус съехал далеко на обочину: с главной дороги их не было видно; вытащил тело с заднего сиденья. Все было нормально, пока парень не очнулся. Томас отскочил от него, как ошпарившись, спрятался за машину. Сердце билось с ненормальной скоростью, животный ужас парализовал все члены. Черные глаза, в которых теперь можно было разглядеть двойной зрачок, смотрели на него с... жадностью. Томас опустился на корточки, закрыл уши и закричал. Что-то темное, когтистое тянулось к нему, отчаянно пытаясь забраться внутрь. Маркус кинулся к нему, закрыл собой от взгляда нечеловеческих глаз — враз стало легче, отпустила паника. Но потом все оставшееся время допроса Томас просидел в машине, за закрытой дверью, раскачиваясь на сиденье, как аутист. «Чудо, это - чудо» — играла любимая песня Маркуса, добавляя еще больше безумия в эту ситуацию. В зеркало заднего вида Томас видел, что почти голый парень был привязан к дереву, а Маркус доставал из своего походного кофра какой-то артефакт, что дал им Старик в дорогу. И парень кричал, рычал диким нечеловеческим голосом, его вой перемешивался с песней, соединяясь в гимн безумия новой жизни Томаса. Он не собирался оставлять всю грязную работу Маркусу. Томас вышел из машины и упал на колени. Черные когти, невидимые никому, кроме него, тянули его на себя, резали что-то внутри, царапали душу. Маркус выстрелил. — Не надо было выходить! — Сказал, как сплюнул: злой от вынужденного убийства, сердитый на Томаса, переживающий за него. Вырыть могилу Томас помог. А потом слушал в звездной темноте, как Маркус ходил по кругу и орал в телефонную трубку. Дозвонился до Помощника Старика, ругался на него за никчемные Артефакты. Если один демон может такое сделать с Томасом, то что будет в месте, где их много? В отель, отстоящий как можно дальше от предыдущего, они приехали глубокой ночью. Долго сидели в машине под светом фонаря. Маркус смотрел вперед, в одну точку. — Прости, — прошептал Томас, его все еще потряхивало, дергало внутри. — Прости меня. Он потянулся к Маркусу по наитию - желая теплоты, заботы, света; в попытке загладить свою вину, которая была явной и очевидной и пульсировала, как сверхновая, в его груди. Губы почему-то нашли губы, руки обвили шею, и Маркус ответил: жадно, коротко, глубоко, а потом отпрянул, оттолкнул его руки, быстро вышел из машины. В отеле Томас не заснул, а вырубился, как только лег на широкую кровать в одежде. Сон был мутный, темный, тревожный. Он проснулся разбитым, усталым, как при похмелье, со смутными образами предыдущего дня. Аппетит опять пропал, как и не было. Они молча позавтракали. Томас смотрел на Маркуса, тот избегал его взгляда. Томас сосредоточился, попытался вспомнить события вечера. Так: он не просто лежал с Маркусом в одной кровати, потому что номер был одноместным. — Я тебя поцеловал, — выдохнул он и посмотрел на Маркуса страдальчески, — да? Тот только кивнул, по-прежнему не глядя на него. — Это... Это будет проблемой? Маркус качнул головой в отрицании, растянул губы в неискренней улыбке. Вот черт. Томас потер лицо обеими ладонями, щетина царапнула кожу. Он забыл побриться. — Томас, — Маркус положил ладонь ему на запястье, смотрел пристально, — я волнуюсь за тебя. Это сопереживание грело, смывая обиду, горечь, вину. Томас улыбнулся в ответ искренне: — Я в порядке. Они больше не обсуждали это: ни поцелуй, ни демона, ни то, что говорил Помощник в ответ на крики Маркуса. И это было отлично, потому что через час пути они обнаружили на заднем сиденье Кайлу. Томас потянулся за одеялом — ночной сон не восстановил силы, а убавил их — хотел вздремнуть днем, так и нашел плутовку. На вид ей было шестнадцать-восемнадцать; белобрысая, худая, коротко стриженная, как пацанка. Маркус тут же нашел с ней общий язык. Томас завидовал его умению ладить с подростками. Девчонка убежала из дома, путешествовала автостопом, просила подкинуть до Денвера и да, конечно, все демоны мира могли идти лесом, когда Маркус помогал очередному подростку. Томас чувствовал глухое раздражение, в разговоре не участвовал. Кайла болтала с Маркусом легко и непринужденно, объяснила, как выбрала их: двое мужчин, вроде как вместе, и не ее дело, конечно, но ей с геями ездить безопаснее, а с геями-священниками (да, она видела колоратку) так вообще — «отпад» и «я никому ничего не скажу, конечно, вы — не такие». Она поставила свою музыку, смеялась, словно знакома с ними лет десять, а не десять минут, и в конце дня Томас ее возненавидел. Опять давило в груди. — Стой! — заорал Томас. Маркус резко затормозил. Стена черной льющейся воды вдалеке — так это выглядело перед его взором. — Он немного ку-ку, — услышал он слова девочки за спиной, — да? — Немножко. Томас вышел из машины, медленно подошел, протянул руку — холодное. - Можем повернуть обратно, — Томас вздрогнул, Маркус стоял прямо у его плеча, — что ты видишь? — Тьму... Но мы с ней и должны бороться, так? — улыбнулся ему Томас. Вечером заселились в двухместный номер. Девочка о чем-то говорила с Маркусом. Внезапно Томас потерял нить разговора, возможность воспринимать слова явно. Его повело. Пришлось опереться на стену. Опять накатила слабость, он задышал часто-часто. Маркус наконец обратил на него внимание. — Томас? Его ломало, гнуло тело, дергало вверх. Он посмотрел на Маркуса и увидел потрясение на его лице. Маркус стоял снизу, на полу. Томас висел в воздухе, около потолка. Из-за спины его, ломая лопатку, лезло что-то светлое, жгучее... Он потерял сознание. Когда очнулся, было темно. Маркус шуршал блокнотом в кресле. Томас резко сел на кровати, полностью одетый. — Что это было? — Ты о чем? — поднял голову Маркус. — Кайла, где она? Она в порядке? — Моется в ванной. Ты заснул прямо за столом, но смог дойти до кровати, когда я поднял тебя. — Заснул? Я? Я не летал тут под потолком? — Томас быстро ощупал свои плечи: дырок на одежде не было, но боль, ее отголоски еще сотрясали тело. Маркус отложил блокнот и сел рядом с ним на кровать. — Что тебе снилось? — Снилось?! Это было так реально... Ты точно ничего не скрываешь? — Нет. Что тебе снилось, Томас? — Чушь. Я летал под потолком, из меня лез демон. Мы не возвращаемся? Маркус наклонил голову и внимательно посмотрел на него. — Ты сказал: «нет». Томас смотрел во все глаза, так резко встал, что голова закружилась, подошел к окну, за которым — ночь и мигающий фонарь. — А что я еще сказал? Может, опять по латыни разговаривал? — он сильно стукнул кулаком по подоконнику, еще и еще, до крови. — Да что же это? Маркус аккуратно взял его за плечи, не решаясь обнять. — Ты не помнишь? Он мотнул головой. — То, что я видел, — его голос дрогнул на глаголе, — стена черной воды на обочине, это было? — Это было, — Маркус все-таки обнял его, развернул к себе лицом и крепко прижал. — О, я кажется помешала, — съехидничала малолетка, зайдя в комнату в одном лишь полотенце. Ночью Томас крутился на кровати — сон не шел. Темнота комнаты душила его своей тишиной. Маркус спал на кресле, вытянув ноги на подоконник. Кайла неслышно посапывала, вольготно раскинувшись на своей кровати. Томас знал, что за рулем опять будет Маркус, и ему стало тоскливо от своей беспомощности. До Денвера они не доехали. Пигалица попала под машину. Томас потрясенно, как во сне, смотрел на странно изломанное тело на асфальте. Машина, сбившая ее, не остановилась. Маркус вызвал скорую, полицию, опять действовал, пока Томас хорошо, что не мешал. Его лицо гнулось живой маской, когда его расспрашивал полицейский, что, да как, кто, откуда. Заикаясь, он пытался отвечать четко, но вся четкость заканчивалась на моменте происшествия. Буквально отвернулся на секунду, а тут она... Ее... Машина даже не остановилась! Черная... Синяя... Возможно темно-серая, коричневая... Он смотрел на нее, а не на машину. Там движения-то нет, откуда она вылетела? Маркус стоял чуть в стороне: руки скрещены на груди, предельно сосредоточен, изредка косился на него и хмурил лоб сильнее. Вопросы щелкал быстро: машину не видел, собирал вещи, скорую вызвал сразу, зовут, кажется, Кайла, ехала в Денвер, они ее туда подвозили. Томас смотрел на худенькое тельце — капельница, гипс, круги под глазами, и затылок у него начинал неметь. Что-то было не так. Он не помнил. Отвернулся, повернулся — она на дороге. Зачем отвернулся, о чем они говорили? Как стертая видеопленка в голове. И Маркус смотрел так странно, настороженно... Испуганно. Томас сделал шаг назад от кровати, попятился, выскочил из палаты, Маркус за ним. — Эй, — перехватил его у двери на черную лестницу. — Это я? — зашептал хрипло, глаза огромные. — Тише, — толкнул его за дверь Маркус, — возможно. Томас выдохнул со всхлипом, стукнул кулаками по лбу. — Ты видел? И машину, небось, запомнил, а водитель видел как... Как... — Ты толкнул ее, — тихо сказал Маркус, глядя на него исподлобья. Томас рванул воротничок, стало нечем дышать. Он попятился от Маркуса — лицо дикое, стукнулся о перила, развернулся и побежал вверх по лестнице, на крышу. Сколько раз он был в больницах по службе, знал, что там — постоянно курят, дверь не заперта. Он рванул ее и будто с крыши упал, хотя до края было еще далеко. Перед глазами побелело. Он слышал, как Маркус бежал следом. Маркус выбежал на холодный воздух, остановился отдышаться. Кроме Томаса никого на крыше не было, а тот стоял к нему спиной у бетонного ограждения высотой по пояс, странно неподвижный. Потом его голова стала поворачиваться в сторону, медленно. Маркус в три шага оказался рядом. — Нет, — прошептал он. Но голова Томаса остановилась, когда он увидел Маркуса. Угол в 90 градусов — обычный человеческий, хоть и жутко неудобный в разговоре. Томас замер в этой позе, а вот его зрачки менялись: они то сужались, то расширялись, то дергались, как задетая струна, потом замерли тонкой черной вертикальной линией, и Томас открыл рот: — Не. Бой. Ся. Губы его не шевелились, звук клекотом шел прямо из горла. — Хорошо, — сказал Маркус и кивнул, — хорошо. Кто ты? Сложный вопрос? — Могу тут. Р-речь. — Тут? На крыше? В больнице? — Да. — Ты... Ты поэтому толкнул девочку? — Маркус сделал шаг вперед, встал совсем рядом. Губы у него кривило, смотрел яростно. — Да. Нет. Сло. Жно. Томас все еще каменный всем телом, выпятил подбородок вперед, на Маркуса. — Сосуд. Наклонил подбородок к себе. — Сосуд. Опять к Маркусу: — Крышка. На себя: — Нет. Крыш. Ки. Слоги вылетали скрежетом, мало напоминающим человеческую речь. — Так что, у Томаса тут проходной двор внутри? — Да. Нет. С-слож-но. Томас скосил глаза на руку с браслетом и с трудом выдохнул: — Крыш-ка. Я. Внутр-ри. Маркус смотрел не моргая, наклонив голову, потом приподнял бровь: — О-ох, — выдохнул Маркус ему в лицо и спросил почти сочувственно, — застрял? — Да, — линия зрачка дернулась. — Сниму обмотку, и ты свалишь? Томас моргнул. — Покинешь тело? — поправился Маркус. — Не объяснишь, в чем дело? Кто ты, зачем тут? Нет? Просто — фьють и тебя нет? — Я. Рядом. Часто, — линия зрачка опять задрожала. — Где говорить можешь? Только на крыше, в больнице? — Церквь, — слово, словно царапаясь о щеки выплюнулось изо рта, зрачок расширялся. — Там и обсудим. Там и выпущу. Согласен? — Да. Томас заморгал, потрогал челюсть рукой, мотнул затекшей шеей, огляделся. — Что я пропустил? — спросил он обреченно. Ближайшая церковь в будний день пустовала. Маркус сел на пол прямо у алтаря, прямо перед Томасом. — Итак, вызываю на связь, прием. Томас, молчавший всю дорогу, поежился, прислушался к себе, расслабил плечи, прикрыл глаза. Почти сказал «ничего», как его ослепило. — Да, — ответил он, не открывая глаз. — Быстро, — кивнул Маркус, — имя есть? Звание? Томас склонил голову, раскрыл глаза, молчал. — Ты демон? — Нет. — Святая вода тебе не вредит, в церкви ты можешь быть. Условно — ты пока за добро. Если б не Кайла. — Слож-жно, — проговорили они одновременно. — Понимаю, — усмехнулся Маркус, — почти. Почему ты в Томасе? — Было. Пло-хо. — Тебе? Ему? — на втором слове Томас моргнул. — Ты страж? Фильтр? Ладно, проехали. Ты следил за ним? — Да. — Будешь следить дальше? — Да. Нет. — Не всегда, понял. Но мы тебя видеть не будем? — Нет. — А можем? Томас моргнул несколько раз, как в задумчивости. — Да, — слово окрашено удивлением. — Как? — Жив... Жив... — Томас запнулся о длинное слово, открыл рот и залаял. В приюте для бездомных собак Маркус выбрал золотистого лабрадора, больную старую суку. В церкви Томас не без помощи Маркуса открыл браслет, покрутил кистью, на которой остались следы от грубой кожи. — Как? — посмотрел он на Маркуса. — Действует? — Ты скажи. Больная собака, которая лежала у их ног, внезапно, взвизгнув, подпрыгнула и закружилась вокруг себя. Потом села и застыла каменным изваянием. — Наверное, — Маркус шагнул вперед, разглядывая собаку с любопытством, — как назовем? Бобик? Томас фыркнул и протянул ему кисть — застегнуть тугую застежку обратно. В машине он откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Чувствовал он себя хорошо. Собака сидела на заднем сиденье и смотрела в одну точку. — Анафиэль, Адоэль, Баракиэль — начал перечислять в потолок Томас. Маркус усмехнулся в его сторону, завел машину. Их коллективной памяти хватило на полпути. Ни на демонов, ни на ангелов собака не реагировала. Библейских пророков игнорировала, героев Звездных войн — тоже. В эту ночь полиция им еще не разрешила выехать из города, и они сняли очередной безликий дешевый номер. Двухместный. Собака потянула Томаса зубами за штаны к кровати Маркуса. — Тут две кровати, ты — спишь на полу, — улыбнулся Маркус. Улыбка не отразилась в его глазах. Утром они нашли псину, вытянувшуюся между двумя кроватями. — Нормальные собаки так не спят, — хмыкнул Маркус. — Она не нормальная собака, — Томас в кои-то веки чувствовал себя выспавшимся. Они заехали проведать Кайлу, той становилось лучше. Полиция сообщила, что машину, сбившую Кайлу, нашли брошенной на окраине. Им разрешили ехать, но велели оставаться на связи. На выезде из города они перекусили в кафе, где можно было сидеть с собакой: разделили блинчики на три равные части. Собака ела аккуратно. Телевизор вещал местные новости, когда они уходили, стали говорить о Джейн Доу, которую сбило машиной. Всех имевших данные о ней просили сообщить. Приметы: цвет волос, глаз, рост, вес, татуировка в виде перевернутого креста на спине. Маркус замер в дверях, переглянулся с Томасом. — У того парня была такая же. Они вдвоем опустили взгляд на собаку. — Кайла... Она с ними? — тихо спросил Маркус. Собака тихо тявкнула. — Все сложно, понял. Уже в машине Томас подумал, вслух, чтобы вынырнуть из тоскливых мыслей о Кайле: — Надо было взять с собой салат. — И эль, — подхватил Маркус. Собака оживилась. — А ты нажралась блинчиков, молчи уж. Томас повернул голову к собаке, нахмурился и медленно повторил «надо было взять с собой салат», собака кивнула и все еще выжидающе смотрела. — И эль, — повторил Маркус тоже, оборачиваясь. — Салат и эль, — собрал слова вместе Томас, собака радостно тявкнула. — Я же говорил его! — развел руками Томас. — Ты слышал, я называл Салатиэля! Два раза! — Без двойного ударения, видимо. У нас с тобой, друг мой, собака — педант, — Маркус рассмеялся, — и нам определенно надо выпить. Мы должны отпраздновать! — И что же? — У нас есть полудохлая собака с ангельским именем, твоя крышечка и у меня нет сана, чтобы помешать выпить! Бинго! Они заехали в магазин. В очередном отеле — последняя их остановка на ночь перед въездом в город, где, по словам Старика, случилось массовое пришествие демонов. Маркус принес несколько бутылок пива: открыл себе, открыл Томасу, подумав, открыл собаке. Салатиэль прикусила горлышко зубами и задрала морду вверх. — У нас собака — алкоголик, — весело откомментировал Маркус. Они чокнулись бутылками, устроившись на одной кровати. На одной бутылке они не остановились. Собака заскулила и пошла в ванную. У двери зад ее занесло, и она вошла в дверь боком. — Точно напилась, — усмехнулся Томас и повернул голову к Маркусу. Тот ответно улыбнулся — широко и радостно и замер. Томас почувствовал это, потому что прислонялся к Маркусу правым боком и лежал головой у него на плече. Лицо Маркуса застыло, он отвернулся. У Томаса враз зашкалил сердечный ритм, и он чувствовал — у Маркуса тоже. Томасу всегда рядом с ним было лучше, чем без него. Он подумал, а обмотка ли помогала ему все это время? Или этот человек, от которого шло осязаемое тепло, от улыбки которого щемило сердце. И жизни без которого Томас уже себе не представлял. — Я... — Маркус сел на кровати, заметался взглядом по комнате, взъерошил себе волосы, — прости, ты тогда был не в себе, а теперь — я. Томас, я... Томас тоже сел и положил подбородок ему на плечо, ткнулся носом в ухо. Маркус глубоко вздохнул и повернул голову в его сторону. В этот раз он не отпрянул, когда они поцеловались. Маркус повалил его на кровать, накрыл своим телом, и — вот оно. На Томаса снизошло озарение, благодать, телесная радость. Весь свет в Маркусе, невидимый, но сущий, наполнил все его трещинки в душе, укрыл теплым одеялом, отгородил ото тьмы. А еще сыграл на его нервных окончаниях. Они просто целовались, терлись друг друга всем телом, безуспешно пытаясь раздеться в таком положении, когда каждый миллиметр тела прижат к другому миллиметру тела и невозможно разъединиться. Томас всегда чувствовал себя с Маркусом лучше, всегда, но он и не подозревал насколько «лучше» им может быть вдвоем на одной кровати. Томас приходил в себя медленно, под мягкое «Томас, Томас» вперемешку с невесомыми поцелуями в лоб, скулу, подбородок, пальцы Маркуса гладили его лицо. Томас моргнул, фокусируясь на лице Маркуса. Тот улыбался ему мягкой открытой улыбкой и продолжал гладить его лицо. Томас притянул Маркуса за затылок и крепко поцеловал. — Мне плевать, — зашептал он, — будет ли смотреть на нас собака. Я хочу повторения этого так часто, как только можем. — Хорошо, — легко согласился Маркус и засмеялся.