Город пал. Йокогама пала. Вся страна пала.
Что это было? Плата за доверие, ирония судьбы или же что-то иное? Никто уж не сможет дать ответа на этот вопрос — так прежде думал Юкичи. Мириться с прошлым приходилось уже далеко не в первый и даже не во второй раз, и в ответ на каждый из них всегда ждало лишь одно — кара за наивность и, возможно, за доброту.
Мир никогда не должен был делиться на свой и пришлый, пусть даже всё то, что являлось к ним из-за моря, называлось грубым словом “чужое”. Впрочем, смысла своего этот термин не утратил и за целую сотню лет, хотя и получил нынче совсем другое название. “Новое” или “зарубежное” вселяло куда более позитивные эмоции, звучало приятнее, оттого, возможно, и пришлось многим по душе. Эдакая вера в перемены к лучшему, поощрение технического прогресса на самом деле заставляли мысленно перенестись в глубокое прошлое несмотря на то, что взгляды человеческие были устремлены в прямо противоположном направлении. Глупая у них страна, откровенно глупая и бестолковая. Как бестолковый художник, намереваясь достичь высот, срисовывает картины с шедевров Ван Гога или Франсиско Гойи, так и они всё своё существование неслись и несутся непонятно за кем и непонятно зачем.
Следовать за кем-то по пятам теперь уже некому. Что это было? Цена дружбы, гнев самих небес или же что-то иное? Никто уж не сможет дать ответа на этот вопрос — так прежде думал Юкичи. Колесо Сансары дало очередной оборот, и каждый раз давался всё более и более тяжело. Фукудзава ждал, когда настанет его ответственный час, и тот вскоре себя явил.
Катастрофа хлынула из вод океана.
Наступать на одни и те же грабли больно, но не зря эта пословица нашла своё существование в мире. Этот самый мир — ни в коем случае не утопия, и той самой тошной утопией ему никогда не стать, Юкичи реалист, он прекрасно понимает это. Даже его собственные взгляды на жизнь — и те теперь казались особенно искажёнными, кривыми и ложными. Впрочем, неправильными они тоже не были. Ничто никогда не должно было делиться на своё и чужое. Всё изначально было равным — земля и небо, море и снег...
Все люди равны.
Простой абсолют, который, как казалось на первый взгляд, вымер тогда же, в первые секунды своего зарождения, но нет — мужчина знал, что тот существовал гораздо дольше, пока люди ещё были способны говорить об идеалах. О высшем, непостижимом, но непременно живущем в мыслях каждого. Для жизни людям необходимо неравенство. Вечное противоречие, доска, на одной стороне которой стоит одна власть, на противоположном — другая. Те, кто находились посередине, были вынуждены лишь ждать и молиться о том, чтобы древесина под ними не треснула ровно пополам. Эти самые молитвы и являлись тем чистым абсолютом. Но какая была разница, если доска в итоге всё равно всегда раскалывалась, и морозная пучина чёрных вод, скрывающаяся под ногами, накрывала с головой всех без исключения? Или же мир был испорченным изначально? И находя в нём что-то прекрасное, люди всё равно что радовались настоящей отраве, которую им подбрасывало бытие. Рождённые в гнили этой же гнилью и являлись, но даже так...
Все люди равны.
Фукудзава окончательно перестал ощущать существование всех своих подчинённых. И своё собственное тоже, к сожалению, поэтому внезапное видение с участием Куникиды при виде
Его, которое посетило мужчину прямо сейчас, скорее всего, являлось очередным больным бредом.
Сейчас он уже и не вспомнит, как Доппо вообще выглядел. Доверять самому себе теперь было невозможно. От всех тех людей остались лишь имена, а что же до его собственного? Как его звали?.. Как?..
***
Сильное землетрясение, принёсшее в итоге не менее мощное цунами. Фукудзава не был христианином, но то, за чем ему приходилось наблюдать, было сравнимо едва ли не с самим Великим потопом. И даже вид разрушенных, стёртых с лица земли городов не вселял того безумия, которое началось позже. Беда пришла из солёного моря. Из источника жизни и из символа их будущей братской могилы. Из воды. Сейчас уже никто ничего не скажет, но Юкичи всё равно догадывается, откуда растут ноги. Знает всё от и до, знает о произошедшем ничуть не хуже того, кто
возвышается перед ним прямо сейчас, но не понимает лишь одного — ненормально испытывать то, что испытывает он сам в эти секунды. В голове нет более никаких мыслей, кроме
осознания. Ни серенад чужих криков, ни плача земли, ни океанского шума. Ни мыслей о том, что он, возможно, вообще оглох после всей этой адской смеси. Громко было сначала. Ныне же настала полная тишина.
Всё было предрешено уже тогда, когда первая волна накрыла их портовый город.
Морская держава почти полностью оправдывала свой “титул”, ведь большая её часть была сравнена с чёрными глубинами. Словно само дно поднялось к ним, хотя больше было похоже на то, что это они сами провалились под сушу, уйдя на сотни километров вниз, до самой преисподней. Фукудзава не был христианином, но алое вечернее небо Йокогамы в тот день стало как никогда высоким и далёким даже для него.
Безумные сны о беззаботной прогулке по нескончаемому понтонному мосту. И был то мост через пролив Йокогамы.
Все человеческие жизни в один момент стали сравнимы с этим самым проклятым цунами. Оно стало их первой волной, ложной, обманчивой. Она накрыла их дом, разрушая вековые родословные, династии, что поселились в нём, приняв за своё родное пристанище. Для стихии это было всё равно что сдунуть с пальца пылинку, но на деле даже эвакуационные операции не смогли спасти от погибели большую часть населения. Всё равно что дать больному ангиной одну жалкую таблетку обезболивающего. Вооружённое детективное агентство, Портовая мафия, да даже Особый отдел по делам одарённых — один лишь литосферный сдвиг размёл все организации если не по Тихому океану, то по разным углам страны уж точно. Тогда всё ещё было живо, тогда всё ещё пело и клокотало. Над чёрной водой ходила-гуляла жалостливая колыбельная материка.
Волны хлещут, волны блещут,
Мёртвой красотой.
Эхо ходит, эхо бродит
По земле пустой.
Я сидел и улыбался,
Снежной полосой
Разграничены два мира —
То есть твой и мой.
Слышишь, фуэ? Ты любимый
Свой мотив напой.
Я сидел, а ты прощался
Со своей судьбой.
Но потом вода ушла, забрав с собой дома, небоскрёбы, человеческие души. Взамен на гостеприимство она оставила и свой подарок. И то была уже вторая волна. Казалось бы, первая схлынула совсем быстро, но Юкичи казалось, что прошло целое столетие, прежде чем они снова смогли увидеть землю. Отрезанные от неё, они были все равно что оторваны от всего остального мира, подобно мешающейся нитке на одежде. Им не могли помочь, ведь принимать помощь было попросту негде. Шло затишье, а между тем иссякали запасы пресной воды, еды, медицинских препаратов. Все они были ослаблены, многие изувечены, и каждый из них обращался к тому самому
чистому абсолюту. И сам Фукудзава тоже. Это не было постыдным или греховным, скорее, оно было даже естественным, однако... Таким бесполезным. Интересно, все ли понимали это? Дазай-кун точно понимал, ибо знал, что всё это не будет длиться вечно.
Как он выглядел? Осаму невозможно было взять под контроль, ровно как и его способность, поэтому директор никогда не ощущал присутствия своего подчинённого рядом. Дазай
наверное был таким же обычным, как и все остальные люди, и одарённым казался порой только лишь на словах. Неполноценный...
Как же он умер?
Вода была отравлена.
Убираясь обратно, в свои родные объятия океана, на берег солёные волны вынесли отраву, мутную тёмную погибель, невесть откуда взявшуюся. Каждый уголок, где успела побывать вода, теперь был насквозь пронизан неизвестного происхождения ядом. Люди, решившие вернуться в свои дома, а вернее, в их остатки, были вынуждены тут же бежать из них вновь. Улицы Йокогамы погрязли в липкой болезни, атмосфера на десятки километров в бесконечную высь пропиталась её невидимым запахом. Началась
эпидемия. Где уж тут было установить источник заражения, если браться за это было теперь всё равно что некому.
Они искали. Они собирали экспедиции. Каждый раз приходилось идти на безумные поступки, но тогда, когда их страна оказалась на пороге геноцида, души человеческие перестали представлять собой какую-либо ценность. Йосано нельзя было брать с собой слишком часто — женщина была куда полезнее в переполненных изоляторах. До поры до времени, разумеется. Остановить источник являлось первостепенной задачей. Они ничего не говорили гражданским, но те, кажется, и без них уверовали в то, что начавшееся вымирание было вовсе не из-за токсичных отходов, которые вода вынесла на берег. Таких цунами
не могло существовать. Все те дни океан был совершенно тих, в то время как на остатках суши царил настоящий хаос. Ничто не могло быть вечным. Дазай знал, что это всё продлится недолго, знал...
Юкичи проклинал самого себя. Его дар был связан с дарами других сотрудников Агентства. Директор привык быть постоянно
с кем-то, ощущение присутствия чужих способностей преследовало его постоянно. Он видел их собственными глазами, заботливо брал под свой контроль...
Поэзия Доппо.
Мелкий снег.
Не уступая дождю.
Тогда их больше не существовало.
Игра пошла не на жизнь, а на смерть. Сейчас уже никто ничего не скажет, но Юкичи всё равно
догадывается знает, откуда растут ноги. Знает всё от и до, знает о произошедшем ничуть не хуже того, кто
прямо сейчас резко дёргает его за подбородок, вынуждая поднять взгляд. Они подобрались к правде очень близко, но слишком поздно. Фукудзава не просто так пошёл на соглашение с
Ним. Поступил он правильно или неправильно — от него ничего не могло зависеть, поскольку уже тогда у него не было никакого выбора.
Каннибализм пожрал всё живое, а остатки растащили
крысы. Что могли сделать обычные люди? А что могли сделать эсперы? Никто никого уже ни в чём не обвинял.
Все люди равны. Если бы Юкичи мог избирать свою судьбу самостоятельно, он бы предпочёл больше ничего не чувствовать. И сейчас он и впрямь ничего не чувствует.
Изначальной
Его целью был зверь, но то был вовсе не белый тигр. То был серебряный волк. И
Он его заполучил.
Расследование дела об исчезновении Катая Таяма, может, когда-то и имело свою ценность, да вот только уже не сейчас. Выход из строя техники, считывающей и записывающей малейшие изменения в сейсмических волнах, был тщательно спланирован. Такое невозможно было устроить, если бы
Ему никто не помогал. А помощников у него было достаточно. Одного из них, Юкичи уверен, он когда-то встречал лично. “Убийца в маске” играл не только на
Его стороне. За занавесом Катай стал ещё одной подобной пешкой. Доказательств тому не было. Было лишь осознание.
На второй месяц эпидемии Йосано сдалась. Фукудзава высоко ценил жизнь каждого из своих подчинённых, но глядя на тех, кто из них остался в живых, даже он начал думать, что погибель — это лучший исход для всех. Пятый пункт давал о себе знать.
Им всем становилось невыносимо их место. Заражённых становилось слишком много. За один только день один и тот же человек мог оказаться в числе инфицированных несколько раз подряд. Смерть забирала людей чересчур быстро. На семьдесят первый день с начала эпидемии Юкичи уже не мог выносить тяжёлого взгляда Акико. Женщина уже всё равно что сама находилась одной ногой на том свете — отсутствие у неё каких-либо сил и рассудка выдавал один только её мутный взор, и среди творящегося вокруг хаоса он не казался пугающим или ненормальным. Фукудзава помнил эти глаза ещё с тех пор, когда они с Рампо забрали её под крыло Агентства. Йосано снова пришлось столкнуться с тем, от чего она изо всех сил пыталась убежать.
Какой она была?Люди не хотели жить. Никто не хотел жить. И именно тогда объявился
Он. Юкичи сам уже давно ждал не волшебного исцеления, а момента, шанса, который избавит его подчинённых от страданий и мучений, и
Он помог.
“Речь идёт о душе Вооружённого детективного агентства, не так ли?”
Когда
Он произнёс эти слова? Фукудзава не сомневался в том, что те когда-то уже звучали в его присутствии, знал также прекрасно и о том, что
Он собирается их исполнить. Такова, видимо, была плата за наивность, и устанавливал её человек по имени
Фрэнсис. Если душа
Агентства Юкичи стоила всего этого апокалипсиса, то ему, выходит, должно было быть лестно от этого? Он должен кричать “ура”? Возможно, однако истинный восторг сейчас плескался лишь в
глазах напротив. Чистый, искренний, едва ли не детский, однако реагировать на него нет сил. Нет желания. Да что уж там, Фукудзава попросту не знает, как это делается. Он не помнит, как должны выглядеть положительные эмоции. “Ради чего всё это?” — такой вопрос был бы куда более уместен сейчас, но ответ на него мужчина уже знает. Что же,
серебро действительно всегда стоило недёшево.
Он явился будто бы луч света в тёмном царстве. Снизошёл на мёртвую и больную землю, чтобы забрать его. Со сломанной душой, такого же изувеченного и разбитого, как их родной архипелаг, но все ещё живого физически. Стоимость своего отказа тогда Юкичи выплатил сполна. Но и
Фицджеральд был справедлив, поэтому не отказался от оплаты со своей стороны. Слишком уж ценной была игрушка, слишком много усилий нужно было приложить, дабы отнять её из чужих лап. Из загребущих лап этого проклятого города. Этой неблагодарной, глупой и гордой страны. Да он же буквально спас его! Нечего ему было делать в этом месте, со всех сторон окружённом водой.
Серебро нельзя держать во влаге, оно может и испортиться. О, нет, Фукудзава не мог умереть и ни за что не умрёт просто так, иначе всё было зря.
Фукудзава ждал
Его. Ждал совершенно смиренно. Ему было некуда идти и более некого и нечего терять — для этого были созданы все необходимые условия. Это место было не достойно его, поэтому его уничтожили. Он должен испытывать гордость за себя? Бесконечное чувство вины? Возможно, но прямо сейчас он не чувствует более ничего.
Он не хотел и не хочет доставаться Ему. Смерть, смерть… Он хотел умереть здесь так же, как мечтали умереть все остальные. Не хотел достаться, но иначе всё и впрямь было бы зря.
“Меня не щади. Но избавь их от страданий, которых они не заслужили…” — такова была очередная плата за счастье для всех оставшихся людей.
На пятый месяц эпидемии Вооружённое детективное агентство перестало существовать.
Все люди равны.
Их тоже теперь не существовало.
Фицджеральд смотрит в серые глаза напротив. Зверь целиком и полностью принадлежит ему. Связаться с русскими преступниками оказалось очень выгодной идеей.
— Пусть их поглотит новый Великий потоп, — именно так сказал тот темноволосый мужчина, возомнивший себя новым богом.
Фрэнсис не может сдержать улыбки. Его цель исполнена, чужая цель исполнена, что может быть лучше удачной сделки? Все пути отступления были уничтожены без следа, его пленнику было некуда деваться, а на планете стало чуточку меньше эсперов. Впереди у них был ещё целый мир. Гильдиец рассматривает лицо напротив, будто бы тот являлся заморским товаром. Настоящее
серебряное сокровище. Греет душу то, какой ценой оно досталось. Уничтожение, вымирание? Какая разница, когда начинать праздник, если веселье всегда было кстати? Всего лишь небольшое соглашение, о котором детективы, бедняжки, ничего не знали.
Юкичи на первый взгляд казался чересчур наивным, однако за отстранённостью и нелюдимостью прятался настоящий хищник.
Всё он прекрасно знал, и на то и был расчёт Фицджеральда. За свои прежние слова директор сам обязался заплатить соответствующую цену. Только вот речь тогда шла не о продаже их горячо любимой компании.
Фрэнсису нужна была душа Юкичи. Тем хуже было для самого Фукудзавы, раз уж он решил связать себя с такими ненадежными людьми, как свои подчинённые. Гордец, о чём же он думал в момент сделки, интересно? Фицджеральд почти уверен — Юкичи было всё равно на себя. Вместо этого он вступился за жизни своих сотрудников, а уступив ему, он продал бы и их всех. Ну, раз уж тот пожадничал — то главе Гильдии пришлось попросту отнять их, сыграв на чужом самопожертвовании. Их всех он сжил с этого света, чтобы
Фукудзава никому не достался. О, он догадывается о настоящем потенциале этого волка, Фрэнсис готов ему и трон свой уступить, и корону лично на голову надеть. Насколько мощная армия могла бы быть у Юкичи, если бы он разумнее распоряжался своей способностью? Страшна ли для него чья-то смерть? Быть связанным со всеми своими подчинёнными, руководить потенциалом каждого из них, чувствовать, как сражаются их способности и как они же бесследно
исчезают, выходя из-под его власти, и растворяются навсегда. Вопрос риторический, Фицджеральд всего лишь проверял Фукудзаву, и тот успешно прошёл этот экзамен. Он совершенно точно готов.
Фрэнсис заполучил желанную душу, а Достоевский оказался на шаг ближе к исполнению своей цели об уничтожении эсперов. Сговорившись у остальных за спинами, их организации образовали поистине мощный союз. Всё оказалось слишком просто. Даже природными силами в этом мире управляли вездесущие эсперы.
Фрэнсис опускает ладони на чужие плечи. Фукудзава выглядит таким неживым, таким идеальным прямо сейчас. Идеальным для того, чтобы забыть обо всём том, что осталось позади, и готовым к тому, чтобы начать своё существование заново. Его перестроят, переделают так, как нужно, пусть не сомневается в этом.
— Вот ты и продал мне свою душу, Юкичи, — звучит из ядовитых уст
золотого короля.
