На свет

«Что может быть нелепее бала священников?» — думал Томас, осторожно пятясь от оппонента в сторону. Хотелось спрятаться за колонну и дождаться окончания вечера в честь приезда Папы Римского, который сорвался год назад, но случился сейчас. Томас уже не помнил причину прошлой нестыковки. Сестра назвала его рассеяным. Долго и тревожно смотрела в последнюю встречу, а потом выдала это слово. «Какой-то ты в последнее время рассеянный». И он не мог ей возразить, или объяснить, или попросить помощи. В конце концов, в их семье спасителем был он. Но в последний год что-то разъедало его изнутри. Он не мог сказать что, но что-то изменилось. Все тоже солнце светило, все те же звезды бриллиантовой ветрянкой обсыпали небо, все те же улыбки прихожан грели его взор. Вера была сильна как никогда, начальство было благосклонно, и к нему явно примеривали красно-пурпурное одеяние. Чего-то не хватало. Внутри было пусто. Он пил витамины, больше общался с сестрой, больше молился. Даже сходил по осени к психотерапевту, опознав у себя синдромы депрессии. И ощущал потерю, утрату неизвестно чего. Фантомную внутреннюю боль, которая все множилась и множилась, увеличиваясь со временем. Один его прихожанин был молодой парень-инвалид. В первый раз увидев его, Томас осознал страшную мысль об их похожести. Только у парня —все это видели — не было ноги, а у Томаса отсутствовало что-то внутри, что ни сам он, ни особенно другие люди — не осознавали. И встреча с Папой Римским, которую еще год назад он ждал как манны небесной, оставила его равнодушным, совсем не потрясла, не взбодрила. Он только и мог думать, как поскорее сбежать с шумного торжества. Томас, отступая спиной, задел кого-то локтем. Он быстро обернулся и замер на начальном «Простите». Высокий священник, светлые волосы, чисто выбритое лицо, а глаза насмешливые и улыбка ехидная. Сердце ухнуло вниз и взлетело к горлу, забилось бешенно, пригнало кровь к щекам. — Жарко тут, — усмехнулся на его пунцовость незнакомец. — Я... Вы... Простите, — смог произнести Томас, сквозь стук в ушах. И тут же протянул руку. — Я Томас Ортега из церкви Святого Антония. — Маркус Кин, — просто ответил блондин, отвечая на рукопожатие. Маркус, конечно, как он мог забыть? И выглядит он значительно лучше, чем... Чем когда? Лучше, сравнительно с чем? Теперь кровь от лица отлила, и Маркус нахмурился: — С вами все в порядке? — Нет, да... Мы раньше не встречались? — в отчаянии спросил Томас — Нет, — покачал головой Маркус, но не слишком уверенно, морщинка между его бровей усилилась, — я бы запомнил. И они говорили на испанском. С самого начала этого разговора — испанский! А ведь они всегда говорили на английском... Голова у Томаса закружилась. Их окликнули одновременно: Томаса его оппонент, Маркуса — епископ. Томасу вручили почетную миссию сопровождения и он изо всех сил пытался на ней сконцентрироваться. А в конце, освободившись, оббежал миссию, но Маркуса уже нигде не было. Спал он плохо. Пустота внутри наполнялась еще более непонятным чувством тревоги. Томас долго крутился на кровати, успокоившись только под утро. В конце концов тот представился, его можно найти, и про Маркуса он узнает завтра у секретаря. Утром, после бессонной ночи бегать не хотелось, но Томас привычно заставил себя выйти на улицу. Он бежал, перебирая в голове порядок действий: сходить в секретарю, узнать полное имя, адрес, поехать к нему, даже если его миссия в Боливии. И самый главный и нелепый в исполнении пункт — поговорить о чудовищном дежа-вю. Томас сильно задумался, поэтому и врезался в единственного человека на безлюдной улице. Его притормозили ладонями за локти, мягкая ткань пальто примяла щеку. — Ох, — удивленно произнесли над его ухом. Томас поднял голову и замер пораженно. — Маркус! —Должен сразу сказать, что я не следил за тобой, честно. И наша встреча — неожиданное совпадение. На которое, правда, я сильно надеялся. — Чаю? — решительно предложил Томас, и Маркус отпустил его локти — Не откажусь. В его квартире Маркус смотрелся естественно, привычно. А Томас ощущал себя... Он просто ощущал себя. Если раньше пустота болезненно выгрызала дыру внутри, и все ощущения утекали в нее, цепляясь за нервную систему лишь жалкими остатками, то теперь будто заплатку поставили, и полнота чувств ошеломляла. Все то непонятное волнение, которое вызывал в нем Маркус, било поддых. Этот человек был важен для него, и если бы на месте него была красивая девушка, то Томас поверил бы в любовь с первого взгляда. Вот только сексуального тут не было ни капли. — У меня огромное чувство дежа-вю, — Томас скрестил руки на пропотевшей футболке, — у тебя такого нет? — Нет, но... — Маркус отвел взгляд, а потом, улыбнувшись сам себе, опять посмотрел Томасу в глаза. — Я вырвал этот пригласительный у своего знакомого с боем. Никогда не любил такие сборища, а тут как ударило — должен пойти и все. —Это не самое странное... — Маркус протянул руку к полке и плавно вытянул из общей кучи дисков один, — я почему-то совсем не удивлен твоей любви к Николасу Кейджу. — Странны дела твои, Господи. — Я... — Маркус прикусил губу, обрывая сам себя, но тут же продолжил, — у меня есть одна знакомая — эм-м, психотерапевт. —Да, отлично, она с утра принимает? Маркус смотрел на него долго, пристально. Тишина звенела натянутым ожиданием. —Я думаю, она нас примет. Кабинет «психотерапевта» был не профессионально завален хламом и забит книгами, которые подпирали стены одинокими колоннами и опасно кренились на бок. — Маркус! — явно искренне обрадовалась Мэддлин «без фамилии» — диплом на стене был написан излишне витиеватым шрифтом и мелкими буквами, а переспрашивать Томас не стал. — Это мой коллега — Томас Ортега, — Томас кивнул, пожал руку и продолжил оглядываться, пока Маркус вводил женщину в курс дела. — Очень необычная ситуация, но ты же знаешь, — необычное — мой профиль. Корешки книг пестрели «иррациональным», «метафизическим» и «опытом прошлых жизней». — Что ж... Попробуем гипноз? Томас вскинул голову, посмотрел на Мэддлин, потом на Маркуса. Сердце забилось диким зайцем. — Кто из вас будет... первым? — Я, — сказал решительноТомас, и сел на диван напротив кресла Мэддлин. Рабочего стола как такового у нее не было. Журнальный столик между диваном и креслом был покрыт разномастными журналами так, что цвета самого стола было не видно. — Ты уверен? — Маркус нахмурился, — уместнее будет выбрать меня первым. Мы с Мэддлин знакомы и было бы благоразумнее, если бы... — Я буду первым, — сцепил руки в замок Томас и кивнул, — я тебе доверяю. — Ну что ж, — развела руками Мэддлин, — начнем. Томас поводил головой влево-вправо и закрыл глаза. Он был в темноте, сразу, как только Мэддлин начала обратный отсчет тьма окутала его и он напрягся. — Ты — наблюдатель со стороны, — мягкий голос вел его, успокаивал, — рассказывай мне, что ты видишь. Томас расслабился, пригляделся: от него шел свет, который потихоньку стал рассеивать тьму, кроме одного места: прямо перед ним тьма была непроницаемой и непроглядной глыбой. Живой. Томас, следуя голосу, подошел вплотную и протянул руку. Ладонь прошла сквозь холодное и густое нечто. Он шагнул вперед. Воспоминания обрушились на него градом, выбив воздух из грудной клетки. Искривленные люди, ползающие по потолку; монахини и странные ритуалы на латыни; много крови и части человеческих тел; вспышки странных и страшных образов и очень много Маркуса. Его улыбка, его шутки, его поддержка, его серое лицо на белых простынях стерильной палаты, ровная линия монитора. — Тише, тише, Томас, Мэдди, вытаскивай его!! — Я не могу! Томас! Он не слушает! Маркус, помоги! Тьма засасывала его, лезла через нос, глаза, уши. Вместе с воспоминаниями она хлынула в него грозным потоком. Паника мешала мыслить, слушать наставления Мэддлин. Он тонул. — Дыши со мной, Томас, — внезапно в хаос его мыслей и чувств ровным метрономом пришел стук чужого сердца. Тук-тук, тук-тук — стучало громко, в самое ухо. — Вот так, молодец. Теперь слушай. Я не умер. Ты не умер. Дыши. Маркус стал читать молитву на латыни. Это было так неожиданно, что Томас замер: и в мыслях и в дыхании, прислушиваясь к таким знакомым словам. Они столько раз произносили эти слова вместе, рассеивая тьму, боль и одиночество, что губы стали автоматически повторять молитву. Сердце стало успокаиваться, дыхания выравниваться. С последним словом молитвы Томас открыл глаза. Мэддлин стояла над ним и кусала костяшки крепко сжатых кулаков. Как-то в процессе всего этого он оказался лежащим на диване, головой на коленях у Маркуса, а тот гладил его по лицу и не сдерживал слез. — Ты сделал это, Томас. Ты это сделал. Всех спас, повернул время вспять, изъял всё зло приченённое демоном, демонами. Вырвал его из нашей жизни. Я не знаю как... Ты сделал это. Но, черт, какой ценой. — Души? — начал что-то понимать Томас, он чувствовал себя слабым и беспомощным, но странно спокойным. — Да, — Маркус наклонился и поцеловал его в лоб, — спасибо тебе. Они сидели в баре — обычная картина последнего полугодия для постоянных посетителей: два священника пьют пиво после тяжелого трудового дня. Только в этот раз они забежали в бар утром, после пробежки, за парой бокалов воды. Бармен привычно привычно выставил им два стакана. — Я нашел Лизу, — Маркус поставил пустой стакан на место, — с ней все хорошо. Томас кивнул. Они делали так в последнее время: искали тех, кого вспомнил Томас во время гипноза, проверяли их. — Кейси и Кэт так и ходят каждое воскресенье на службу. — Ты как магнит, — улыбнулся Маркус, — к тебе всех тянет. Невозможно отлипнуть. Томас несильно стукнул его по плечу. — Ты всю жизнь был как перекати-поле. Я рад, что ты наконец осел где-то. Очень рад, что это где-то — Чикаго. Мобильный телефон запиликал в кармане спортивных штанов. Томас вытащил его и нахмурился, увидев номер. Потом метнул взгляд в сторону висящего в углу телевизора с выключенным звуком. — Кардинал Одонелл в больнице. Инфаркт, — коротко доложил он Маркусу после разговора. — Неудивительно, в его-то возрасте. — Маркус! Имей уважение. — Я его имею, но не всегда проявляю, — Маркус встал и потянулся, — готов поспорить, что тебе безумно пойдет бордовый. Томас открыл рот, но Маркус улыбнулся ему — открыто и радостно: — Мое уважение будет всегда с тобой. В любом одеянии.