(редактируется) Осколки жизни в пасти динобота

      Дропкик снова посмотрел на серый пол. Нахмурился. Не нравится ему все это. Нет, не мир вокруг, к нему-то он давно привык, а вот это, вот эти дурацкие слова, которые он написал. В шлак все раздери, если бы Баррикейд увидел, до смерти бы засмеял и припоминал бы это. И не важно, что праксианец умер давным давно. А если Сверхновая? Что бы она сказала, если бы прочла это? Отвернулась бы от него. А может и нет...       И почему ему только пришла в голову эта абсурдная идея разбавить свой бесконечный досуг поэзией? Он много раз слышал, что Мегатрон когда-то писал стихи. Слышал, что Сверхновая когда-то писала стихи, и даже рассказала ему парочку. Сказать, что он был шокирован, ничего не сказать. Слог хромает, рифма тем более, но смысл... Смысл заставил его задуматься на многие дни вперёд. Да и сама она как будто знала, как прочесть, чтобы изъяны были незаметны. Когда он сам пробовал прочесть, спотыкался на каждой строчке.       Он задумался, случайно погрузившись в воспоминания. Что было бы, если сложить мастерство Мегатрона складывать слова и смысл, который закладывала туда Сверхновая? Это было бы оружие массового поражения. Кибертронцы от тоски самолично самоубились бы. Или ревели до смерти. Столько там тоски и одиночества. Вселенской печали и чёрной иронии. Ему и в голову не приходило, что она умеет так мрачно шутить.       Он помотал головой. Нечего. Ересь все это, бред проржавевщей от скуки и одиночества головы.       — Ну а ты что смотришь? — спросил он недовольно у вросшего в стену дезактива, удивительно похожего на сенатора Протеуса. Дропкик знал, что это не он, но сходство резало оптику, так и побуждая поизмываться над ненавистным старым коррупционером. Раздраженно фыркнув, он попытался стереть надпись, но та решила остаться на веки вечные на этом дезактивном покрытии.       — Шлак, и закрасить нечем, — он опустил дверцы и просто сел рядом, рассматривая ровные надписи.       Признаться, он думал, что разучился писать. Мало кто из кибертронцев за всю свою жизнь хоть раз писал руками, а не печатал, но Дропкик просто на спор с Праулом и Баррикейдом научился писать от руки. Потом это много раз помогало на миссиях. Хороший навык.       Вспомнил замысловатый почерк Сверхновой, пишущей на родном языке. В пору было использовать эти письмена как шифровку для секретных данных. Саундвейв еле расшифровал. Не удивительно, она сама не могла толком прочесть, что написала, и смущалась, повторяя, что у неё всю жизнь были проблемы с чтением собственного письма и с этим ей помогала подруга. Интересно, люди все такие были, или это она уникум? Дропкик не знал ответ на этот вопрос, но полагал, что это просто её особенность.       Взгляд упал на кристальный гладиолус. Он все также сияет своими полупрозрачными гранями, отбрасывая красные блики на пол.       — Если я тебе прочту, даже ты меня засмеешь, — протянул он, прекрасно понимая, что цветок останется нем, в отличие от его собственного внутреннего голоса и критика. — Но тебе все-равно от этого никуда не деться. Должен же хоть кто-то это услышать.       И он прочёл свое маленькое произведение цветку.

«Сидела на камне крылатая дива, Смотрела в закат, а рядом могила. Когда-то его она искрой полюбила. Не закат, а того, кто в могиле. Голова на коленях сверкает, А слезы по лицу её стекают Тронуть хочет, но силы нет. Спросить все хочет, да вот ответ... Ответа он не даст, за что ушёл, За что он жизни был лишён? Пальцы гладят синий шлем, Вот уйти бы от проблем, Обнять его, упасть в снега И вспомнить, что же за нега Была тогда в душе, когда он пел, Когда учил, когда исподтишка смотрел Но нет. Лишь в думах пепел это Да голова на коленях эта, Что оставил он заветом».

      Цветок остался равнодушен. Дезактив в углу тоже.       На самом деле, он просто попытался повторить то, что когда-то рассказывала ему Сверхновая. Точнее, как она пыталась, жутко смущаясь, запинаясь и переходя на смех, прочесть свои стихи. Сколько раз она спросила у него, насколько все это было ужасно, он даже не решится посчитать. Ему, как далёкому от литературы, все это казалось чем-то удивительным и сложным. Сейчас ему кажется это... Глупым.       Нет, не её старания, а его собственные. Может, он сам случайно заразился от неё этой вездесущей неуверенностью? Может быть.       — Одна радость, этого она никогда не услышит. Я надеюсь. Ты же ей не расскажешь?       Цветок снова промолчал, как ему и положено. Дропкик сам себе кивнул, как бы отвечая на вопрос за своего неживого невольного спутника.       Он встал, кинул последний раз взгляд на текст и... завалил его обломками, чтобы больше никто его не увидел.       Рука не поднялась зацарапать его. Может, кто-то оценит.