Танец у фонтана

В мерном шуме фонтана мне чудилась мелодия, и несмотря на то, что импровизация вполне удалась бы и без какого-либо сопровождения, я была благодарна, что танцую не в полной тишине. Наверное, тогда бы я точно не сдержала слез, а так их вроде как проливали за меня. Я закружилась на месте с закрытыми глазами, почти не боясь не справиться с управлением собственным телом в расстроенных чувствах, хотя какая-то часть меня отчетливо представила лицо Брэндона, если на следующий после его финта день меня бы нашли убившейся о фонтан. Я невольно улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз. А уж как хотелось бы в этот миг посмотреть на Джастина! Волна дрожи прокатилась по телу снизу вверх, я обыграла это, выгнувшись назад и, прокрутившись, начала оседать. Последние аккорды несуществующей мелодии придавили меня к земле, я сжалась, будто пытаясь исчезнуть из этого парка, из этого мира, где люди так легко и непринужденно предают твое доверие. Одна-единственная непрошенная слезинка все же скатилась по моей щеке. – Мишель. Вздрогнув, я распахнула глаза и повернулась на звук голоса, от которого болезненно сжались внутренности. – Ты следил за мной? – неожиданно прохрипела я и прочистила горло. Принимать вертикальное положение не хотелось. Хотелось в этой самой позе эмбриона лечь на холодную землю и провалиться куда подальше. Брэндон стоял чуть поодаль, опасливо поглядывая на меня. Отсюда его голубые глаза казались темными, почти цвета бури, и проникали в самое нутро. Он неуверенно сделал пару шагов по направлению ко мне и резко остановился, увидев мою реакцию. Не знаю, что было написано у меня на лице в этот момент, но хотелось бы добавить этот, похоже, убийственный взгляд в арсенал. На будущее. – Я хотел подождать до завтра, чтобы ты немного успокоилась, но когда вернулся в номер, понял, что не могу оставить тебя с этим наедине, – по его лицу пробежала тень сожаления, или показалось? Я судорожно вздохнула, против воли выпрямляясь в полный рост и внимательно посмотрела на парня. Смотрела с минуту, наверное. Должно быть, со стороны казалось, будто я жду, что он скажет дальше, но на деле я всерьез обдумывала перспективы впечатать его головой в фонтан и скрыться с места преступления. – С чем, «этим»? С вываленной на меня правдой о том, какие вы все придурки? Или с тем, что теперь я выгляжу в ваших глазах еще большей идиоткой, раз повелась на тебя так же, как те дурочки, которых ты водишь к себе домой? Если так выглядят твои извинения, то уточни, пожалуйста, – сделала акцент на последнем слове, – за что конкретно ты извиняешься, Брэндон? – против воли, под конец мой голос почти сорвался на крик, а предательские слезы вновь начали застилать взор. Брэндон сделал еще шаг вперед, но я изобразила самый презрительный взгляд, на который была способна, и не без удовольствия наблюдала за изменившимся лицом парня. Теперь на нем явственно просматривалась боль, граничащая с отчаянием. Почувствовав в себе садистские наклонности, я поймала его взгляд и без всякого сожаления припечатала: – Я ни слова не сказала тебе, когда ты буквально вышвырнул меня из своей постели. И я не просила держать все в тайне, ты сам! Сам пообещал, что никому ничего не расскажешь. Я не тянула тебя за язык, Брэндон, так скажи, какого же черта ты творишь? – я и сама не заметила, как начала сокращать расстояние между нами. Наверное, так сильно хотелось врезать по его, внезапно опять ставшей непроницаемой, физиономии. – Я приняла твои правила игры и смирилась с тем, что ты такой, какой ты есть. Но тебе, похоже, стало скучно! Ты-то, видимо, рассчитывал, что я буду бегать за тобой, умолять трахнуть меня еще разок, так? А когда этого не случилось, решил все переиграть! – я уже не пыталась сдерживать крик, рвущийся из груди. В парке все равно никого не было в этот час, а если кто и был, мне было все равно, станет ли на несколько человек, знающих о моей минутной слабости, больше или нет. Последние слова я выкрикнула уже ему в лицо, подойдя вплотную. Невольно моя рука взметнулась вверх – не то чтобы залепить парню смачную пощёчину, не то чтобы сломать по-гречески прекрасный нос мерзавца. Он осторожно перехватил мою ладонь, и я вздрогнула от неожиданно мягкого прикосновения. Колени предательски задрожали. Я ощущала, как слезы сбегают по щекам и почувствовала острую ненависть к своему телу, решившему предать меня в такой ответственный момент. Лучше бы убилась об фонтан, – промелькнуло в голове. Тем временем Брэндон, очевидно, решив, что слова сейчас будут бесполезны, легко и просто закинул меня на плечо, как мешок с картошкой, проигнорировав несколько ощутимых ударов в поясницу и мой гневный вскрик. – Ты что творишь? Отпусти меня, немедленно! Помогите! – заорала я уже громче, когда он, свернув с дорожки на газон, направился в сторону озера. Его рука, обвившая мою талию, сжалась сильнее. – Помолчи, Мишель. Град ударов обрушился на его спину, и парень, чуть слышно охнув, поставил меня на ноги, но по-прежнему крепко прижимал к себе. Я пыталась вырваться, как дикая кошка. – Мишель, посмотри на меня. Пожалуйста, – на меня вдруг резко накатила усталость. Я поняла, что убежать все равно не получится, даже отпусти он мои руки прямо сейчас. Тепло его тела, его дыхание, так близко, как в моем воображении на протяжении всех этих недель после той ночи… Я никуда не смогла бы убежать. Удерживая мое запястье одной рукой, другой он приподнял мой подбородок, и я ничего не могла с собой поделать, кроме как взглянуть ему в глаза. Наверное, именно про этот взгляд говорят «вся боль этого мира». Я тонула, задыхаясь, и больше не могла даже подумать о том, чтобы пошевелиться. – Лапуля, – выдохнул он. В этот раз в интонации не было и тени издевки, одна только нежность и глубокая-глубокая печаль, – я кретин, и, скорее всего, не заслуживаю твоего прощения, – он помолчал, разглядывая мое лицо, будто старался запомнить мельчайшие детали, – но я буду просить его, вымаливать, если угодно, каждый чертов день, до тех пор, пока ты не сможешь меня простить, – его ладонь скользнула по моей щеке, стирая слезы, – я нарушил свое обещание, потому что мне хочется, чтобы весь мир знал о том, что ты моя, – он невесело усмехнулся, – но ты не моя, и в этом виноват я сам. Я оттолкнул тебя, Мишель, потому что понятия не имел, что ты для меня значишь. И понял это слишком поздно, уже после того, как все разрушил. Я приму, если ты не сможешь простить меня, черт, я и сам себя простить не в состоянии! Брэндон посмотрел куда-то в сторону, обдумывая сказанное. Я искала подвох в каждом его слове, в каждом взгляде, но не находила. Неужели передо мной настоящий Брэндон? Или в своей игре он превзошел самого себя? Я снова неуверенно попыталась вырваться, его взгляд вернулся ко мне. – Мишель, я тебя не заслуживаю, мы оба это понимаем. Но я прошу тебя на секунду – на одну секунду представить, что я могу стать лучше. Рядом с тобой, – он осторожно отпустил мою руку и обеими ладонями обхватил мое лицо, – пожалуйста. В его глазах отражалась серебристая гладь озера. Теперь я могла бы убежать, и точно знала, что на этот раз он не станет меня преследовать, но, как и предполагала, у меня не было на это сил. Я растворялась в его взгляде, плавилась, будто зефир над пламенем костра, и все, чего мне действительно хотелось – остаться с ним здесь, на берегу, до скончания времен. Подло, Мишель. Это очень подло. Нельзя настолько себя не уважать. – Поцелуй меня, – вырвалось против воли. Я опять попалась на эту удочку, и стопроцентно пожалею об этом. Но прямо сейчас… Спустя мгновение пристального, недоверчивого созерцания, Брэндон чуть выдохнул и его губы накрыли мои. Земля буквально ушла у меня из-под ног, и мир взорвался фейерверками, что замельтешили перед глазами, едва я осознала, что на этот раз все по-настоящему, а не в моем воображении. Он здесь, снова рядом, снова только мой… Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что я лежу на земле. – Брэндон, – не то взмолилась, не то пожаловалась я, сама не до конца осознавая, что имею ввиду. Но Брэндон понял. Его губы спустились ниже, не обходя вниманием ни сантиметра моей кожи. Он задержался у ключицы, нервно расстегивая пуговицы на моей блузке. Прошептал: – Мишель. Земля, наверное, была холодной, но мое тело будто обдавали кипятком в тех местах, где соприкасалась наша кожа, и все, чего мне хотелось, это окунуться в этот кипяток с головой. Я нетерпеливо сдернула с него футболку и резко выдохнула, когда Брэндон, наконец избавившись от моей блузки, накрыл меня своим телом. Я горела и плавилась от его поцелуев, бабочки в животе уже превратились в рой ос-убийц. Я содрогалась всем телом, и молилась богам лишь о том, чтобы это никогда не кончалось и чтобы быстрее кончилось. – Ты не представляешь, что делаешь со мной, – зажмурившись, прошептал Брэндон куда-то мне в шею. Я одной рукой возилась с пряжкой его ремня. – Представляю. Брэндон, пожалуйста… Издав тихий рык, он снова принялся покрывать поцелуями мои ключицы, затем грудь и, спустившись – живот. Я совершенно пропустила момент, когда осталась без штанов, сознание вернулось лишь на секунду, когда горячие губы добрались до края трусиков. Брэндон зацепил их зубами и потянул вниз, а я снова провалилась в беспамятство, пока мои пальцы нетерпеливо гладили его плечи и запутывались в его волосах. Я выгнулась, когда его губы достигли цели, и совершенно забыла, как правильно дышать, чтобы кислород попадал в легкие, а не только вырывался оттуда. Перед глазами было перевернутое озеро, в котором отражалась луна и редкие в Нью-Йорке звезды, но мне казалось, что кто-то перевернул в воду целую вселенную. Его ласки лишали рассудка, хотя я была уверена, что рассталась с оным еще пять минут назад. Мои пальцы сжались в его волосах, и я с удивлением обнаружила, что стоны, которые я слышала уже какое-то время – мои. Мир взорвался еще раз, я качнулась ему навстречу и только через несколько минут совладала с дрожью в коленях. Брэндон прокладывал дорожку из поцелуев вверх по моему животу. Мои ладони поглаживали его мускулистую спину, пока я пыталась восстановить дыхание. – Лапуля, – я скорее почувствовала, чем увидела, его улыбку. Его руки будто жили отдельной жизнью. Невозможно так контролировать свое тело! Они буквально везде. Я совершенно обессиленно притянула к себе его лицо и поцеловала. – Осторожнее, лапуля, я могу привыкнуть к этому, – чуть отстранившись, прошептал он. В глазах плясали чертята, на губах играла фирменная ухмылочка. Я открыла рот, чтобы сообщить, какой он негодяй, когда откуда-то со стороны дороги раздалось: – Американцы, вы такие примитивные! Наши с Брэндоном расширившиеся от ужаса глаза встретились и спустя несколько мгновений над озером разнесся смех, заглушающий слова случайного прохожего.