В утреннем выпуске «Шоу Патти Винтерс», который я посмотрел перед поездкой с Эвелин в ресторан «Люк», рассуждали на тему: «правда, что человеческое мясо намного вкуснее любого другого». Видя растерянные лица людей, сидящих на шоу, я искренне смеялся. Как можно говорить на тему, которую не понимаешь? Вот если бы я сидел там, вместо того очкастого и прилизанного с ног до головы мужчины в темно-синем костюме от Armani, я бы объяснил, чем вкус человечины отличается от мяса домашнего скота.
— Патрик, ты меня вообще слушаешь? — раздраженно спрашивает Эвелин, листая меню и выбирая блюдо подороже.
— Ну…конечно, милая, — неуверенно отвечаю я. Я не то, что не слушаю ее, я
не слышу. И не хочу слышать. Ее голос. И все, что она мне говорит.
— Хм, пожалуй, я закажу вот это! — Эвелин довольно улыбается и смотрит на меня, — А ты, Патрик?
Я быстро пробегаюсь по ценам в меню и коротко отвечаю.
— Яичный рулет.
— Эм-м… Патрик, дорогой… — Эвелин озадаченно, даже немного пугливо глядит на меня.
— Что такое? — спокойно спрашиваю я, не понимая, что могло ее так изумить.
— Пару минут назад ты сказал, что не хочешь отдавать «двадцать долларов за ебаный яичный рулет», — говорит она.
Я пытаюсь вспомнить, когда это я ей такое говорил, но Эвелин все также продолжает обеспокоенно глазеть на меня, в ожидании…чего?
— Ну…просто, я подумал, что, возможно, он не так плох, — отвечаю я, чтобы хоть как-то оправдать свое странное поведение. — Может быть, этот рулет и правда стоит своих денег.
— Ох, ну понятно тогда, — улыбнулась Эвелин. Ее лицо выразило облегчение. Да, она и правда поверила мне.
Мы делаем заказ. Приносят еду. Так как сегодня мы с Эвелин ужинаем в китайском ресторане, решили заказать что-нибудь из национальной кухни. Как всегда, тарелки из белого фарфора, аккуратно разложенные кусочки сашими из поджаренной лакедры с имбирем, на краю тарелки выложено васаби и маленькие креветки. Ну и, конечно же, вишенка на торте - мой
ебаный яичный рулет, который не то, что не вписывается в атмосферу других блюд, так ещё и не стоит даже половины суммы, представленной за него в меню.
Эвелин преспокойно ест и говорит, ест и говорит, ест и без умолку болтает на разные неинтересные мне темы. Я делаю вид, что слушаю ее бред, но на самом деле я пристально уставился в свою тарелку, медленно прожевывая поджаренную креветку во рту.
И вот, казалось бы, все должно было завершиться как обычно, но наш сегодняшний ужин достигает своей критической отметки, когда Эвелин заявляет:
— Я хочу твердых обстоятельств.
Сегодняшний вечер и правда не задался с самого начала, однако Эвелин подлила масла в огонь, сжигая мое настроение, как соломенный домик. Я давно заметил, что эти последние два года она смотрит на меня с какой-то жадностью, не с обожанием.
— Эвелин, я думаю…что мы с тобой утратили связь, — начал я.
— Почему? В чем дело?
— По большому счету моя…
потребность вести себя…убийственным образом не может быть, мм…исправлена, — продолжаю я, взвешивая каждое мое слово. — Но у меня…нет других способов выплеснуть блокированные потребности.
Это
признание вызывает во мне бурю эмоций. Я ощущаю легкость в голове. Эвелин,
как всегда, не слушает меня, не понимает, о чем я говорю. Я думаю, как бы мне побыстрее избавиться от нее.
— Все кончено, Эвелин. Все кончено.
— Патрик, ну ладно тебе. Пошутили и хватит, — смеется Эвелин. — Мне правда нравится твой новый костюм, не обижайся. Я и не думала, что такая безобидная шутка сможет так сильно тебя расстроить.
— Я серьезно, — тихо говорю я. — Между нами все кончено. Это не шутка.
— Давай не будем портить этот чудесный вечер. Ты будешь кофе, милый?
— Не называй меня так, — огрызаюсь я. — Я, кажется, четко дал тебе понять, что я имею в виду.
— А как мне тебя называть? Что с тобой такое? — Эвелин ведет себя спокойно. Она не выглядит опечаленной или рассерженной. Она до сих пор
не может понять меня.
— Никак меня не называй. Нам не стоит больше видеться.
— А как же наши общие друзья, Патрик?
— Забери их себе, — я чувствую, что начинаю раздражаться из-за этой приставучей суки. Почему раньше она не казалась мне такой тупой?
— Ты серьезно…что ли?
Неужели.
— Эвелин, — я делаю глубокий вдох, — прости меня, но я…равнодушен к тебе.
— Хорошо, Патрик! — с вызовом говорит она. — А к кому ты
не равнодушен? К
кому, Патрик?
Кто тебе нужен?
Я молчу. Мне нечего было ответить. Ведь впервые в жизни, я не знаю, что сказать. Раньше я мог ответить на любой, даже самый сложный и каверзный вопрос, который мне задавал Ван Паттен, но сейчас…я не знал ответа. Эвелин ввела меня в замешательство.
— Ты бесчеловечный, — произносит она, пытаясь, как мне кажется, не расплакаться.
— Я… — запинаюсь я, — в контакте…с человечеством.
Эвелин яростно качает головой.
— Я знаю, мое поведение…иногда выглядит сумасбродным, — растерянно мямлю я.
Она начинает рыдать.
— Что ты от меня хочешь? Что я делаю не так?! — Эвелин кричит на весь ресторан, от чего все люди любопытно уставили свои взгляды на наш стол. — О боже, Патрик, — она всхлипывает и продолжает, — Ты дрянь. Ты…не человек.
— Нет, я… — начинаю я, но запинаюсь. Эта ситуация начинает доводить меня, пробуждая во мне странное беспокойство.
— Ты душевно… — она опускает плечи и снова всхлипывает, вытирая слезы носовым платком, — нездоров. Ты…чудовище.
— Нет, — тихо отвечаю я, глядя на нее смущенно, — Это
ты чудовище.
В этот момент я поднимаюсь изо стола и направляюсь к выходу из ресторана.
— Нет! Постой, Патрик, ты куда?
Все встревоженно смотрят на меня и Эвелин, пытаясь разобраться, что же сейчас произошло. Посетители жадными от любопытства глазами прожигают мне спину, а отчаянный плач Эвелин хочет пробраться в подкорку головного мозга. Нет. Как только я вышел из здания, на меня дунул порыв сильного холодного ветра. Я потерялся в своих мыслях, думал о всякой ерунде. Коты в автоматах, «Шоу Патти Винтерс», шлюхи с загаженного переулка, котлеты из человечины, отрубленная женская голова, которую я, кажется, забыл убрать в холодильник, порнуха про двух лесбиянок, мюзикл «Отверженные». Интересно, как поживает тот бомж с переулка? Интересно…как это жить без глаз вовсе…
В голове играла одна из моих любимых песен, а именно, Genesis «Man on the Corner». Я шел и размышлял на обыденные для меня темы, пытаясь выбросить из головы последние слова Эвелин. Она сказала, что я не человек, что я чудовище. А кто же тогда она? Я понял, что должен был еще раньше разойтись с ней, но по какой-то причине не делал этого. Я трахался почти каждый день. С Кортни, с разнообразными шлюхами. И продолжал встречаться с Эвелин.
Вдруг я думаю, что лето, проведенное с Эвелин в Ист-Хэмптоне было довольно захватывающим. Оно было…как будто романтичным. Однако Эвелин все-таки смогла испортить мои впечатления под конец отпуска своими поездками в город, тупой собачонкой и диетическими трюфелями, которые она ела, пока жаловалась на свой лишний вес, которого не было.
Кварталы сменялись другими кварталами. На улице уже поздняя ночь. Мне показалось, что даже уличные фонари не освещают дороги. Передо мной пробегает рыжий кот, и я, как сорвавшийся с цепи бешеный пес хватаю его на руки. Он не пытается вырваться, наоборот, начинает мурлыкать и сильнее прижиматься к моему дорогому пальто, пытаясь согреться. Я слышу, как с каждым новым «мяу» он дрожит всем телом.
— Может…мне забрать тебя домой? — тихо спрашиваю я, гладя кота.
В ответ я слышу лишь тихое урчание.
— Я мог бы сделать из тебя колбаску. Или сварить вкусный суп, что скажешь?
Рыжий кот не понимает, что я ему говорю. Он напоминает мне Эвелин. Он поудобнее устраивается у меня на руках и продолжает по-кошачьи завывать. Я начинаю злиться и грубо бросаю кота на асфальт. Он приземляется на лапы и злостно шипит на меня. Эта маленькая тварь всего лишь ищет хозяина, который бы кормил ее, держал в тепле, заботился о ней.
— Прямо как Эвелин, — говорю я вслух, морщась при произнесении ее имени.
Патрик никогда не понимал, почему люди заводят домашних питомцев. Он знает много людей, похожих на животных, которым нужно тоже самое, что и им: еда, безопасность, комфорт — одним словом роскошная и спокойная жизнь. Если так посмотреть, жизнь Патрика — это сплошной «людской зоопарк», где все похожи друг на друга, и где каждый хочет выбить себе место под солнцем.
— Я всего лишь хочу, чтобы меня поняли. Чтобы меня услышали, — я беспомощно гляжу на разозленного кота, который приподнимается на задние лапы и продолжает шипеть на меня. — Я так многого прошу? Я лишь хочу быть услышанным… — я убираю руки в карманы и закрываю глаза, пытаясь не заплакать. С глубоким выдохом я открываю глаза и поднимаю ногу, замахиваясь на злющего кота. Кот был ни в чем не виноват.
Сегодня ему просто не повезло, ведь он перешел дорогу Патрику Бэйтману.
— Патрик! Это ты?
Я резко оборачиваюсь на источник звука.
— Ох, Патрик, это и правда ты. Привет… — Луис дружелюбно, но со смущением приветствует меня. — Что ты здесь делаешь так поздно?
— Ты преследуешь меня, что ли?
— Ч-что? Нет конечно! — возражает он.
— Тогда какого черта ты не в Аризоне, а здесь?! — кричу я на него, не понимая, откуда, черт возьми, он вообще здесь.
— Ну…как бы… — замялся Луис.
— Что? — настойчиво спрашиваю я, обернувшись.
Кот уже успел убежать в темным переулок и скрыться. Черт.
— В общем…я никуда не еду, Патрик, — он прикрывает глаза и легко улыбается.
— Это еще почему? — удивленно спрашиваю я.
Я думал, что навсегда избавился от этого голубого балласта.
—
Из-за тебя, — Луис поднимает голову и с нежностью смотрит на меня.
По моей спине проходит волна мурашек. Он опять начинает этот разговор.
— Хватит. Не говори этого, — я небрежно отмахиваюсь от него и пытаюсь поскорее уйти, но он резко хватает меня за руку.
— П-постой! Не уходи!
— Отпусти меня. Мы уже все обсудили ранее. Я думал, что ты все прекрасно понял! — я отпихиваю его от себя, чувствуя нарастающую тревогу.
Я еще раз оборачиваюсь, в надежде, что «кот для битья» еще где-то рядом.
— Но послушай, Патрик… Ты не сможешь без меня жить! Я это вижу! — отчаянно кричит Каррузерс, и я замолкаю.
— Что…ты сейчас сказал? — осторожно спрашиваю я, поднимая свой ошарашенный взгляд на него.
— Ты не сможешь жить без меня, Патрик. Я вижу, как тебе тяжело одному, — он тихо всхлипывает, но продолжает, — Пожалуйста, давай будем
вместе. Я помогу тебе справиться с
этим.
Его слова были для меня подобно яростному раскату молнии, ударившему мне прямо в грудь. От высокого напряжения, в районе живота начало гореть, однако я не помню, чтобы ел что-то острое в ресторане. Ладони резко похолодели. Я не понимаю, что мне говорит Луис. Нет, я
боюсь понимать.
— Я давно наблюдаю за тобой, — спокойным и ровным голосом говорит Луис. — Ты всегда такой идеальный, стараешься подходить под всеобщий стандарт, но самом деле ты совсем
не такой, как мы все… — он недолго молчит, — я видел твою записную книжку в столе…
Мой левый глаз нервно дергается от накипающей злости. Какое право он имеет рыться в моих личных вещах?!
— Ты одинок, потому что тебя не понимают. Ты же только что говорил, что хочешь, чтобы тебя поняли, верно? — он медленно подходит ко мне и аккуратно берет меня за руку.
— Чертов
педик, я говорил тебе не приближаться ко мне.
Луис окидывает меня выразительным взглядом и тихо шепчет, словно вокруг нас собралась толпа людей, и кто-то может услышать, что он сейчас скажет.
— Я знаю,
кто ты, Патрик Бэйтман.
— Ты ничего обо мне не знаешь! — рычу я, отталкивая Каррузерса, что он чуть не падает на асфальт.
— Патрик, пожалуйста, прими мою помощь.
— Почему я должен слушать твой бред?! Почему должен верить тебе? — я чувствую, как закипаю внутри. Сердце бешено стучит в груди, виски пульсируют, по ним холодными каплями стекает пот.
— Потому что я люблю тебя, — с отчаянием в голосе произносит он.
— Ты нездоров.
— Мне все равно, Патрик. Тогда я поступил неправильно, — он уверенно поднимает голову, — Но теперь я точно не отступлюсь. Я не оставлю тебя больше.
— Все… я пошел, — почему-то смутившись отвечаю я, и хотел было уйти, но ноги мои меня не слушались. Они направились прямо к Луису.
Я вплотную подхожу к нему, внимательно вглядываясь в его большие и бесхитростные глаза. Я ищу в них скрытый подтекст, обман, издевку. Однако его взгляд уверенный и настойчивый. В них нет слез. Он смотрит на меня решительно, предчувствуя, что точно выиграет в этот раз.
— Откуда ты можешь знать, кто я, если даже я не знаю этого? — спрашиваю я смущенно.
— Потому что я люблю тебя, Патрик, — опять же отвечает он, улыбнувшись. — Я
желаю тебя всем сердцем. Хочу
понять всего тебя,
слушать и всегда
любить.
— Ох, боже… — выдыхаю я.
Либо на улице стало так жарко, либо у меня поднимается температура, однако слова Луиса сейчас воспринимаются мной совсем не так, как в прошлый раз, когда мы пересеклись с ним в Barney’s.
— Патрик… — осторожно шепчет он.
Я подумал о завтрашнем дне. Я проклял этот чертов мир. Я наконец собрался с мыслями и решительно взглянул на Луиса. Мне уже было плевать, что обо мне подумают другие. Завтра. В "USA Today".
— Я поубивал кучу людей, уродовал их тела разнообразными способами, трахал мертвых потаскух, готовил колбасу из мертвой бабы, чуть не убил ребенка в зоопарке, а может и убил, размозжил череп Пола Оуэна, издевался над чернокожим бомжом в переулке, убил какого-то пидора с собакой прямо на улице… — безостановочно говорю я, надеясь, что-сейчас-то он поймет, какой я на самом деле. Он испугается, убежит, вызовет полицию…и его слова любви просто растворятся в звуках приближающейся полицейской сирены. Я был готов к такому исходу. Возможно, я даже хотел понести наказание за свои действия.
— Я знаю.
— Что? — не понимаю я. Меня всего трясет. В этот момент я почувствовал себя полностью раздетым и безоружным. Я растерянно смотрю на Луиса. Он продолжает мне улыбаться, будто я сказал не про кошмарные убийства, а сделал ему комплимент на счёт его нового костюма.
— Иди ко мне, Патрик. Я приму тебя любого, — ласково говорит он. — Я люблю тебя таким, какой ты есть.
— Ты слышал, что я тебе только что сказал? — испуганно спрашиваю я.
— Да.
— И что же я сказал?! Повтори! — кричу я. Я на грани нервного срыва.
— Ты сказал, что поубивал кучу людей, уродовал их…мм…продолжать? — спокойно спрашивает Каррузерс, доставая из кармана своего пальто носовой платок.
Я хотел отвлечься от этого тяжелого разговора. Думал про отрубленные конечности, автоматы с дохлыми котами, облигации, музыку, жаркое лето, теплые объятья,
любовь… Я запутался, потерялся в своих мыслях, не мог выкинуть из головы Луиса и все, что он только что мне сказал. Что-то мягкое и теплое касается моего лица.
— Не плачь, Патрик. Теперь я всегда буду с тобой, — Луис аккуратно вытирает стекающие по-моему лицу соленые капли.
— Ты… не понимаешь? — еле выдавливаю из себя слова, — Я… могу причинить тебе боль…
— Я не боюсь, Патрик. Если это ты…мне не страшно.
Я смотрю на него, пытаясь найти в нем хоть каплю страха или отвращения, но не могу. Он переполнен любовью ко мне… Кто ещё из нас ненормальный? Я начинаю рыдать. Луис обнимает меня, прижимает к себе, как маленького ребенка. Я всхлипываю, отчаянно бормочу сквозь накатившую истерику: «Я лишь хочу, чтобы меня любили». В ответ Луис шепчет мне, что любит меня больше всех на свете. Он успокаивает меня своим мягким голосом. Я никогда бы не подумал, что он может быть таким убаюкивающим.
— Все в порядке. С тобой все будет хорошо, ведь я теперь с тобой.
Я рыдаю навзрыд, выдавливая через слезы все накопившиеся во мне чувства. Я ощущаю, как мне становится намного легче, как будто с моих плеч сходит тяжелая ноша, которая не давала мне вдохнуть полной грудью. Теплое и щемящее чувство прокрадывалось на пустое, освободившееся от черноты место. Я расслабляюсь в объятиях Луиса. Прикрыв глаза, я вдыхаю его привычный запах одеколона от Cactus. Сейчас он не кажется мне таким мерзким, как раньше. Всхлипнув, я чувствую, как сладкий аромат щекочет мой нос, однако одеколон имеет совершенно другой запах. Моя голова начинает кружиться. Луис, видя, что я не в силах вымолвить и слова, становится смелее. Он дотрагивается до моего лба своим, но вдруг обеспокоенно подскакивает.
— О, боже, Патрик! Да ты весь горишь!
На секунду я приоткрываю глаза, ощущая, что ветер стал прохладнее. И неудивительно, ведь сейчас уже середина ночи. На улице нет ни единого человека, кроме нас с Луисом. Я поднимаю на него затуманенный взгляд, чувствуя усталость и сонливость.
— Пошли, — он берет меня за руку и ведет за собой. — Я отвезу тебя домой.
Я беспрекословно слушаюсь его, иду за ним, сажусь в его тачку на переднее сидение, медленно пристегиваюсь, потом поднимаю на него свой уставший взгляд. Луис делает трогательное лицо, снова дотрагивается до моего лба и заводит машину. Я лишь спокойно выдыхаю, прислоняясь затылком к спинке сидения и закрываю глаза. Мое лицо пылает, сердце бешено стучит. Вдруг в голове всплывает пугающая мысль, и я тихо шепчу Каррузерсу, надеясь, что он услышит меня.
— Поехали к тебе.
Я не вижу его лица в этот момент, но уверен, что он ошарашен моими словами. У него точно покраснели щеки, и сейчас он думает о чем-то непристойном. Но прежде, чем он спросит у меня: «Ты уверен?», я заранее отвечаю ему:
— Я
хочу этого.
Луис нервно вдавливает педаль газа.
***
— Патрик, выпей это, пожалуйста, — Луис обеспокоенно подносит стакан с какой-то разведенной таблеткой в ней к моему лицу.
Я лишь мотаю головой и небрежно заваливаюсь на кровать прямо в пальто.
— Ох, боже мой… — стонет Луис и подползает ко мне, — Тебе плохо, Патрик? Что-то болит?
Я приоткрываю один глаз и смотрю на растрепанные волосы Луиса, потом в его обеспокоенные глаза. Только сейчас я осознаю, что приехал домой к мужчине, который меня любит и который…еле держит себя в руках.
Я не хотел ехать к себе домой. Потому что по какой-то необъяснимой для меня причине, я не хочу, чтобы Луис видел мою изгаженную кровью и отрубленными конечностями квартиру. Я…боюсь показывать ему такое, да и я, наверное, тоже боюсь. Почему-то сейчас все это кажется мне безумным, ненормальным. Я приподнимаюсь на локтях и смотрю в глаза Луису.
— Скажи, Луис… — я медлю, — Я правда нездоров?
Он пару секунд смотрит на мои губы, а потом ласково отвечает, улыбаясь и приближаясь ко мне.
— Нет, Патрик… — он целует меня в лоб, —
Просто сейчас страшные времена.
Его голос отдает в моем сознании громким эхом и разливается по всему телу непривычным теплом. Теперь я готов поверить во что угодно, ведь прямо сейчас я собираюсь сделать самую
безумную вещь в моей жизни.
Я быстро скидываю с себя пальто, ощущая себя, змеей, сбросившей слинявшую кожу и притягиваю Луиса к себе, вовлекая его в страстный поцелуй. От неожиданности он вскрикивает, но почувствовав мой горячий язык у себя во рту, блаженно стонет и даже начинает отвечать мне. Я вскидываю бедра, в брюках становится тесно и жарко. Ощущая, как горят мои щеки, я хватаю Луиса за шею и заваливаю его на кровать. В ответ он протяжно стонет, явно радуясь, что его заветная мечта переспать с Патриком Бэйтманом сбудется.
— Луис… — горячо выдыхаю я, чувствуя, что мой член встал и пульсирует в штанах так, что мне больно. Смотря в добрые глаза Луиса, я, кажется, возбуждаюсь еще сильнее. Никто никогда не смотрел на меня…с любовью. Для меня это новые ощущения, эмоции. Я на грани оргазма и предсмертной агонии одновременно.
— П-патрик…я так хочу тебя. Я люблю тебя, — он возбужденно зовет меня, протягивая ко мне руки.
Я скрещиваю наши ладони и опускаюсь к его шее.
— Луис…я не могу контролировать себя… — томно выдыхаю я. — Я…я хочу разорвать тебя на куски.
— Д-да… Разорви меня на мелкие кусочки! — он закрывает глаза и крепче сжимает мою руку.
— Скажи, что любишь меня, — прошу я и провожу своим носом по изгибу его шеи, от чего он начинает мелко дрожать и нетерпеливо ерзать подо мной.
— Я люблю тебя, — шепчет он.
— Еще… Луис… — я импульсивно поддаюсь вперед, потираясь своим стояком о бугорок в штанах Луиса.
— Я люблю тебя, Патрик! Так сильно люблю! — уже совсем потеряв рассудок, он начинает громко выкрикивать мое имя, отчего я схожу с ума.
Я утопаю в его чувствах, погружаюсь на дно сладкого омута. Ох, если бы Луис знал, как долго я ждал
его…ждал
выход из этого ада каждодневной рутины, переполненной скукой и всепоглощающим безумием.
Мы с ним быстро разделись, и Луис, уже готовый ко всему, уверенно смотрит на меня. Я снова опускаюсь к его шее, несильно прикусывая белую мягкую кожу. Его стоны оглушают меня, словно граната, приземлившаяся рядом. Я думаю, что его возбужденные всхлипы лучше любой песни из моих драгоценных музыкальных альбомов.
Я вхожу в него медленно, стараясь не сделать больно, но он сам нетерпеливо просит меня двигаться. Я не могу ему отказать, от ударившего в голову адреналина я еле сдерживаю себя, чтобы не затрахать его до смерти. Несмотря на то, что я довольно осторожен и внимателен к Луису, он все равно плачет, от чего во мне просыпается какое-то дикое, нечеловеческое чувство. Я вгрызаюсь в покрасневший след на его шее, снова, то прикусывая небольшую ранку, то вылизывая ее. От этого Луис гортанно стонет и сильнее сжимает мой член внутри. Мне сносит крышу, я готов кончить в любой момент, но я так хочу продлить этот крышесносный секс ещё немного. Я оставляю его шею в покое и принимаюсь за губы. Они мягкие и теплые. Прикусываю шаловливый язычок Луиса и толкаюсь вперед. Его ноги крепче обнимают меня за поясницу. Мы уже оба на пределе. Я нехотя отрываюсь от его набухших губ, понимая, что вот-вот кончу.
— Ах, П-Патрик! –вскрикивает Луис и содрогается всем телом.
Я делаю ещё несколько финальных толчков, после чего изливаюсь в Луиса.
За окном уже раннее утро, но я настолько ошеломлен сегодняшними событиями, что так и не смог заснуть. Я уже в сотый раз смотрю на умиротворённое лицо Луиса, чтобы еще раз убедиться в том, что это не сон и не мои фантазии. Что я действительно лежу в постели мужчины, с которым трахался пару часов назад. Я тихо выдыхаю и провожу рукой по лицу. Возможно, я сделал это все назло Эвелин, а может из-за температуры, хотя может я был и вовсе пьян, однако не жалею о сделанном. Сейчас, смотря на улыбающееся во сне лицо Луиса, я забываю о том, что у меня есть собственная квартира, что завтра на работу, что я убил Пола Оуэна, что я…
психопат.
Луис Каррузерс показал мне «ВЫХОД», он единственный, кто может принять меня таким, какой я есть, кто знает ход моих мыслей, кто может меня поддержать и спасти в любой момент, когда я буду чувствовать, что снова падаю в пропасть.
***
Я открываю дверь своей квартиры и приглашаю Луиса войти. Он неуверенным шагом проходит в гостиную. Я жду его в коридоре, тревожно ожидая услышать испуганные крики.
— Патрик… — вдруг доносится из комнаты. — Подойди, пожалуйста, сюда.
Я нервно сглатываю, желая сейчас оказаться где угодно, только не в этой испорченной, проклятой квартире. Я зажмуриваю глаза и вхожу в гостиную. Луис дотрагивается до моей щеки.
— Открой глаза.
— Мне страшно, Луис… — отчаянно шепчу я.
Я не хочу видеть весь ужас, что я натворил здесь.
— Я сказал…открой глаза, — теперь он говорит более настойчиво.
Я делаю глубокий вдох и открываю глаза.
Я стою посреди убранной, чистой комнаты. Утренний свет падает на стеклянный стол, который отражает свет на большие картины, со вкусом развешанные по всей комнате. Нигде не было и намека на кишки, обезглавленные тела и кровь. Куда это все исчезло? Я взглянул в влюбленные глаза Луиса. Нет…
А было ли это все?
Он хитро прищуривается и нежно касается моих губ своими.
— Не хочешь повидаться с Полом Оуэном? Он как раз сегодня прилетает из Лондона, — спрашивает он меня.
Я сначала удивленно смотрю на него, но потом начинаю безудержно смеяться, заваливаясь на мягкий диван и завлекая Луиса в свои объятья.
— Конечно. Почему бы и нет.
Я понял, что Патрик Бэйтман перестал быть подделкой, грубой копией человеческого существа. Все это время со мной происходило что-то ужасное, но я не мог понять, что именно и почему происходит.
Иногда мне хочется пнуть какую-нибудь собачонку на улице. Иногда мне хочется есть песок или грызть обувь. Иногда со мной разговаривают денежные автоматы. Но Луис всегда рядом со мной, как и обещал мне. Он помогает мне справиться с моими проблемами, с моими недостатками и странностями. Он делает меня
нормальным человеком. Он не бросает меня, принимает меня таким, какой я есть…потому что любит.
Я чувствую, что он слушает меня, какой бы бред я ему не говорил. С каждым его взглядом на меня, плохие мысли выходят из головы, и я могу думать только о нем. Возможно ли, что во мне просыпаются
романтические чувства? Я не могу знать этого наверняка, ведь раньше я никогда никого не любил. Но благодаря ему я теперь точно знаю, что в моем шкафу нет окровавленных женских тел, Бетани выходит замуж за Роберта Холла в следующем году, Пол Оуэн сегодня придет на ужин в «Нелль».
По телевизору шел повтор «Шоу Патти Винтерс» про каннибализм. Я понял, что не смог бы поучаствовать в их дискуссии, так как никогда не пробовал человеческое мясо.
Сегодня я говорю ребятам, что больше не буду смотреть это шоу. Ван Паттен и Макдермотт в полном шоке, но мне все равно на их протестующие вопли, так как на горизонте я замечаю Луиса. Сегодня на нем роскошный костюм от Alan Flusser. Но что больше всего в его образе бросается в глаза, так это галстук от Valentino Couture. Я довольно хмыкаю, подмечая, что мои уроки моды пошли ему на пользу. Я приветливо машу ему рукой. Он замечает мой жест и одаривает меня своей теплой улыбкой в ответ.
— Ладно, я пойду. Увидимся завтра, — я поднимаюсь с кресла и прощаюсь с ребятами, направляясь к выходу.
— Эй, постой. Ты куда? Мы разве не едем в «Пастели»? — торопливо спрашивает Макдермотт. — Я уже забронировал столик.
— Позовите Маркуса Холберстама…или Пола Оуэна, если хотите.
— Ладно, но куда ты так торопишься, Бэйтман? — уже в спину кричит мне Ван Паттен.
Я отвечаю быстро, на автомате, и подмигиваю Луису, стоящему у выхода из заведения.
— Мне нужно сдать видеокассеты в прокат.
