Это дико даже

— Ты изменилась. Нат говорит это совершенно спокойно. В ее холодном взгляде невозможно прочитать ни единой эмоции — Романофф всегда остается лучшей наемницей, так что скрывать свои эмоции умеет хорошо. И мысли тоже скрывает хорошо. Слишком хорошо. Наташа смотрит холодно, отчужденно. Совершенно н е з, а и н т е р е с о в, а н н о. — Жизнь в Готэме тебя изменила. И снова этот взгляд, улыбка, наклон головы. Снова падающие на лицо рыжие пряди. Харли хочет смеяться. Расхохотаться прямо в лицо Наташе и показать той свою самую лучшую улыбку. Потому что это все ложь. — Ты врешь, милая, — улыбается Харли, подаваясь вперед. — Врешь. Ты же скучала по мне? — Нет. Наташа качает головой, старается не смотреть в горящие ненормальным огнем глаза Квин. Но та изворачивается, ее взгляд бегает по лицу Наташи, по шее, по груди, старается высечь у себя в памяти тот образ, который предстал перед ней в эту минуту. Лживый образ. — Перестань, — смеется Харли. — Малыш, перестань, ты же не такая. Улыбнись же, ну. Наташа не улыбается. Даже не дает намека на то, что сделает это, что послушает Харли. Квин это не нравится, но она скрывает свое недовольство за широко растянутыми губами и высунутым наружу языком. — Малыш. — Не называй меня так. Наташа не подает вида. Старается. Старается всеми силами, черт его дери. И у нее это получается. Почти. Ведь Харли слишком хорошо ее знает, чтобы просто поверить в то, что преподносит ей Романофф. Слишком хорошо знает. Этого не должно быть. Это дико даже. Харли, мать ее Квин, Королева Готэма и спутница Джокера проводит носком ботинка по ее ноге, обтянутой черной кожей, и пытается растормошить ее. Наташа думает, что это неправильно. Считает так. Но сделать не может что-нибудь — это означало бы проиграть Харли, проиграть самой себе в этой игре «не дай ввести себя в заблуждение». Наташа начинает играть не по правилам, но Харли, будто бы зная об этом, меняет их. — Ты тоже изменилась, — прищурившись говорит Харли. — Мстители изменили тебя. Знаешь, они все какие-то не от мира этого. Наташа качает головой и, убрав ноги под свой стул, скрещивает руки на груди. Улыбается. Впервые, за эту короткую встречу, обнажая ряд белых зубов. — Тебе ли не знать, что меня привлекает это? — О, да, малышка, у тебя всегда были пристрастия к сумасшедшим.