Вишнёвая Барби

      Несмотря на долгую и довольно успешную политическую карьеру, Марин Ле Пен сегодня находилась в штаб-квартире ООН впервые. Она, как президент французской партии "Национальное объединение", часто получала приглашения на различные саммиты и форумы, но всегда игнорировала их. Она предпочитала заниматься политикой, а не говорить о ней. И она до сих пор не могла дать точного ответа, почему в этот раз дала согласие посетить заседание Совета женщин–мировых лидеров.       Члены этого Совета больше напоминали светских дам, которые просто собрались обсудить последние новости моды и светские сплетни. А их председатель — женщина с труднопроизносимой фамилией, от которой заплетался язык — своим внешним видом меньше всего походила на политика. Скорее на куклу Барби из элитного магазина дорогих игрушек.       Бывший Президент республики Хорватии Колинда Грабар-Китарович сегодня провела своё последнее заседание в качестве лидера этой организации. И как истинный лидер она блистала на фоне остальных, купаясь во всеобщем внимании. Она была одета в ярко-красный брючный костюм, облегающий плавные изгибы тела; светлые волосы были уложены в элегантную причёску; на её ухоженных ногтях красовался лак оттенка спелой вишни, и точно такой же оттенок помады украшал губы. Да она вся будто источала вишнёвый аромат — сладкий и дурманящий. Он проникал под кожу, оседал в лёгких, пропитывал собой всё вокруг, и Марин очень хотела поскорее избавиться от него и вытравить из головы мысли об этой женщине.       Вкус терпкого табака на языке был сейчас единственным необходимым ей ощущением, и она направилась по нескончаемым коридорам штаб-квартиры в поисках укромного местечка. Но так и не найдя ничего подходящего, она зашла в первую попавшуюся дверь. Помещение оказалось уставлено всевозможными растениями и напоминало зимний сад. Марин открыла окно и поудобнее устроилась в стоявшем рядом кресле. Она достала из кармана пачку сигарет и зажигалку, и вскоре спасительная доза никотина, в которой она так отчаянно нуждалась, попала в лёгкие. Она прикрыла глаза, пытаясь тем самым отрезать себя от внешнего мира, и вдохнула дым полной грудью.       — Здесь нельзя курить, мадам Ле Пен! — Марин услышала за спиной знакомый голос, говорящий на безупречном французском, и раздражённо фыркнула. Есть хоть что-то, в чём эта женщина не идеальна?       Колинда стояла в нескольких метрах от неё и следила за поднимающимися вверх кружевами дыма. Она любила отдыхать здесь после долгих заседаний, но сейчас это место было совершенно непригодно для отдыха из-за невыносимого запаха табака.       — Буду весьма благодарна, если вы скрасите моё долгожданное свободное время своим отсутствием, — сквозь стиснутые зубы процедила француженка и сделала очередную затяжку, стряхивая пепел в один из пустых цветочных горшков.       Она повернулась и смерила хорватку надменным взглядом, наслаждаясь её недоумением. Колинда заправила за ухо непослушную прядь волос изящным движением руки, и в воздухе появились лёгкие нотки вишни. Это был аромат духов или шампуня, и он перекрыл собой даже запах сигарет.       «Вишнёвая Барби...» — про себя усмехнулась Марин, считая, что данное прозвище очень подходит этой женщине. Но если внутри Колинды и были какие-то фрукты или ягоды, то только гнилые. Яркая внешность совершенно не сочеталась с её внутренним, насквозь прогнившим миром. У неё на повторе всегда звучала фраза "Всё хорошо", подкреплённая широкой улыбкой, когда на самом деле хотелось выть. Прошедшие президентские выборы дались ей очень нелегко. Она оказалась всего лишь незначительной пешкой на политической доске среди более сильных фигур. СМИ выливали на неё по тонне грязи в день, со злорадством смакуя её поражение, а она улыбалась. Улыбка всегда была её верным противоядием от человеческой зависти и злобы.       Она была очень рада любой возможности покинуть Хорватию, и эта поездка словно была послана ей свыше. Здесь она чувствовала себя комфортно, все относились к ней очень доброжелательно и приветливо. Все, кроме одной странной мадам.       — Я вас чем-то обидела? Или ваше предвзятое ко мне отношение не имеет веских причин? — поинтересовалась Колинда, чуть наклонив голову вбок.       Она привыкла к предвзятости в своей стране, мало кто там относился к ней объективно, но неприязнь со стороны француженки была ей непонятна.       Марин прищурила глаза, в которых плескалось неприкрытое раздражение, и усмехнулась. Ведь, действительно, ничего такого не произошло, и эта женщина не сделала ей ничего плохого. И Марин сама не понимала, почему так остро реагировала на неё.       — Уж простите, но я не наш президент, который будет утешать подвыпившую и плачущую женщину. — Она любезно припомнила Колинде финал Чемпионата Мира по футболу 2018-го года, на котором она и лидер Франции Эммануэль Макрон вели себя, по мнению Марин, слишком эмоционально и фривольно. Не трудно догадаться, что такое поведение было вызвано, отчасти, и воздействием алкоголя.       — А я разве нуждаюсь в жалости? — поинтересовалась Колинда, безотрывно глядя на женщину.       — А разве не вы совсем недавно позорно проиграли выборы? — Марин поднялась с кресла и, вздёрнув подбородок, показательно выдохнула дым в её сторону.       Марин казалось, что поражение совсем не расстроило Колинду, что она, вдоволь наигравшись в главнокомандующую, просто решила поиграть во что-то другое. Но её догадки не имели ничего общего с суровой действительностью. Карие глаза Колинды вспыхнули огнём, и если бы взглядом можно было убить — Марин была бы уже мертва.       — Но это к лучшему. Какой из вас политик, а уж тем более президент! — Марин вновь припала губами к фильтру.       — И почему же, по вашему мнению, я не заслуживаю эту должность? — Колинда старалась собрать всю свою волю в кулак, требуя от самой себя успокоиться и так болезненно не реагировать на слова этой женщины.       — Вы давно смотрелись в зеркало? — Марин сверлила хорватку своим фирменным "лепеновским" взглядом — насмешливым и оценивающим. — Вы будто только что сошли с подиума на Парижской неделе моды.       Колинда молчала, невольно задержав внимание на тлеющем огоньке на конце сигареты и кольцах дыма, периодически выдыхаемых её не слишком вежливой собеседницей.       — Вы не созданы для политики. Таких женщин, как вы, не хочется слушать, — колкие фразы, одна за другой, срывались с губ Марин, — вас хочется...       — И что же хочется делать с такими женщинами, как я? — с вызовом спросила Колинда, из последних сил стараясь скрыть, насколько неприятно ей было слышать подобные слова, да ещё и от женщины.       Марин сделала несколько шагов вперёд, бесцеремонно вторгаясь в её личное пространство, и опёрлась рукой о стену. От её действий все эмоции Колинды потонули в удивлении и растерянности. Она не могла отвести взгляд от глаз Марин. Они — лесная чаща, в которой заблудиться — проще простого, она затягивала всё дальше, вглубь. А поддавшаяся порыву Марин, коснулась пальцами губ Колинды, стирая с них красную помаду. Дурманящая сладость вишни, вновь сконцентрировавшись в воздухе, кружила голову. — Да что вы себе позволяете? Что вы вообще знаете обо мне? — Колинда отпрянула от неё. Она опустила глаза и часто заморгала, борясь с подступающими слезами, но всё же нашла в себе силы вновь посмотреть на Марин. — Вы ничуть не лучше всех тех мужчин, которые считают, что в политике не должно быть женщин. И подобные форумы — не место для такой как вы. Вы не заслуживаете находиться здесь.       Она замолчала и лишь по растерянному лицу Марин осознала, что в пылу эмоций с середины монолога перешла на хорватский язык. Она со злостью смахнула скатившуюся по щеке слезу, коря себя за столь постыдную и несвоевременную слабость, и поспешила уйти. Слёзы срывались с пушистых ресниц и оставляли влажные дорожки на щеках, и она надела солнечные очки. Колинде было очень стыдно за свою несдержанность и чрезмерную эмоциональность. Но обида, скопившаяся внутри, оказалась сильнее стыда. Женщине хотелось пробить рукой рёбра и вырвать её, чтобы было не так больно. ***       Марин сидела на диване в гостиничном номере и отрешённо смотрела на выключенный телевизор. Здесь, в совершенно чужой стране с другим языком, она чувствовала себя ещё более одинокой, чем дома.       Одиночество... Только оно было с ней на протяжении долгих лет, только оно оберегало от боли и разочарований. Она находила в нём блаженство, упивалась им. Для всех окружающих Марин была независимой и самодостаточной женщиной, но с каждым днём она всё больше осознавала, что ей одной себя уже недостаточно... Ей приелось одиночество, которым она когда-то давно сама себя и заклеймила. Женщина зажмурилась, не позволяя непрошеным слезам прорваться сквозь ресницы. У неё просто не было права быть слабой!       Чтобы хоть как-то развеяться, она взяла телефон и набрала в поисковике имя той, кому дала прозвище «Вишнёвая Барби»... И даже несмотря на не совсем корректный перевод статей с хорватского языка на французский их посыл был предельно ясен. Практически в каждой из них — обсуждение внешности Колинды, её нарядов и её поведения, обвинения в излишнем проявлении эмоций на публике и в злоупотреблении алкоголем. Да после всей грязи, вылитой на неё СМИ за пять лет её президентства, грех было не запить, хотя Марин была уверена, что и это обвинение — очередная грязная ложь.       За глянцевым блеском фотографий и улыбками запечатлённых на них людей всегда скрывалось нечто большее. И как Марин сразу этого не заметила? Как она могла составить мнение о Колинде, не потрудившись перед этим её узнать? Стоило лишь повнимательней посмотреть ей в глаза и увидеть, сколько боли в них таится. Ноющее чувство вины отдавалось где-то в области сердца, и Марин решила, что завтра с утра она обязательно найдёт Колинду и извинится перед ней.       Марин с ощущением ужасающей несправедливости читала очередную порцию статей, выкуривая сигарету за сигаретой. Бросила взгляд на пепельницу, рассматривая смятые окурки. Насчитала целых восемь, скопившихся там за время изучения хорватской прессы. Она продолжала своё занятие до полной разрядки телефона, и как только собралась подключить его к зарядному устройству, в номере погас свет. Было такое ощущение, что от страха волосы на затылке встали дыбом, и женщина машинально провела по ним рукой. Сложно было себе представить, что Марин Ле Пен можно было чем-то испугать, но она панически боялась темноты — всю свою жизнь, начиная с далёкого детства, когда родителям приходилось оставлять свет в её комнате включённым даже ночью. Темнота была везде, куда бы Марин не пыталась от неё спрятаться, она встречалась даже в некоторых людях, которые её окружали.       Понимая, что долго находиться без света она не сможет, Марин решила отправиться на поиски портативного зарядного устройства для телефона или фонарика. Медленно, с опаской делая каждый шаг, женщина начала пробираться к выходу. Темно было настолько, что она не видела даже выставленных вперёд собственных рук, пытающихся на ощупь найти дверь. Спустя несколько минут ей это всё же удалось, и она вышла в коридор. Он встретил её всё той же темнотой и прохладой, и Марин, зябко передёрнув плечами, плотнее запахнула полы пиджака.       Страх оказался сильнее чувства такта, ведь был уже поздний вечер, и женщина, передумав идти дальше, постучала в дверь напротив. Она открылась довольно быстро, и на пороге появилась державшая небольшой подсвечник Колинда. Марин и не подозревала, что она остановилась в этом же отеле, да ещё и в соседнем номере. Француженка озадачено смотрела на хорватку, которая сейчас выглядела совсем иначе, чем днём: на ней были обычные спортивные брюки и майка национальной футбольной сборной, а элегантная причёска сменилась на обычный хвост. А Марин осознала, что так и не переоделась после конференции, и была одета в тот же брючный костюм и блузку.       — У вас, случайно, нет такой же взаймы? — вместо приветствия выпалила она, кивнув на свечку.       Колинда отрицательно мотнула головой, и Марин тяжело вздохнула.       — Не удивляйтесь, если под утро обнаружите в коридоре труп с гримасой ужаса на лице, — нервно усмехнулась она.       Как же постыдно было для неё признаваться кому-то в своих слабостях, ведь люди всегда будут пытаться использовать их против тебя же. И она вглядываясь в лицо Колинды в поисках насмешки, но тщетно — её там не было. Колинда тоже провела время с пользой, изучая биографию своей новой знакомой. Из многочисленных статей она узнала и о взрыве в доме Марин и появившейся после этого события фобии, являющейся поводом для насмешек всю её жизнь, и о её сложных отношениях с мужчинами, и о многом другом. И она прониклась этой женщиной: её упёртостью, прямолинейностью и силой воли. В чём-то они с ней даже были похожи — две безнадёжные патриотки, любившие свои страны очень сильно, но, к сожалению, слепо и часто безответно. Обе проиграли свои выборы, вот только хорватка после поражения долго собирала себя по кусочкам, а француженка отправилась веселиться в один из ночных клубов и протанцевала там до утра. И эта женщина вызывала у Колинды восхищение.       Марин облокотилась о стену и, поёжившись скорее от страха, чем от холода, обхватила себя руками за предплечья. Нужно было возвращаться в номер, но отвести взгляд от света она просто не могла.       — Проходите. — Колинда улыбнулась мягко — и на удивление доброжелательно — и отступила в сторону.       — Спасибо, — облегчённо выдохнула Марин и зашла внутрь, вслед за пламенем свечи и запахом вишни.       Колинда устроилась на диване и указала на свободное место рядом, приглашая присесть и Марин. Она держала подсвечник на ладони, и её карие глаза отливали золотом в отблесках огня. А в глубине изумрудных омутов глаз Марин плескалось желание извиниться.       — Колинда... — Каждая буква этого имени растеклась у Марин во рту сладким вишнёвым сиропом и осела на кончике языка. — Я хочу попросить у вас прощения за все сказанные мной слова. И не только за слова. Простите мне мою бестактность.       Она наклонилась чуть вперёд в попытке разглядеть хоть одну эмоцию на лице сидящей рядом женщины, но сегодня темнота была на стороне хорватки. Марин поджала губы, вновь чувствуя укол вины. Она извинилась ещё раз, а Колинда лишь устало посмотрела на неё, спокойно и понимающе, и заверила женщину, что всё нормально.       А потом наступила тишина. Но не та, которая пахнет одиночеством и отчаянием. Нет. Очень уютная, когда слова совсем не нужны, достаточно лишь присутствия другого человека рядом. И Марин было очень комфортно в компании этой женщины, и та, к своему удивлению, испытывала то же самое.       Поймав на себе пристальный взгляд Марин, Колинда отвернулась показательно равнодушно, а на самом деле просто смутилась. Она закусила губу и запустила пальцы в волосы, распуская их. Встряхнула головой, раскидывая золотые локоны по покрытым румянцем щекам и заполняя воздух запахом вишни. Марин незаметно сделала несколько глубоких вдохов, впитывая в себя этот аромат, и почувствовала лёгкое головокружение.       — Я могу воспользоваться вашим балконом для... — Она достала из кармана сигарету и зажигалку.       Колинда утвердительно кивнула, и Марин направилась к двери. Но открыв её и не увидев в окнах соседних здания ни единого огня, поняла, что электричество отключили в нескольких районах одновременно. Она замерла на пороге, не решаясь переступить его и вновь оказаться в кромешной тьме. Но спустя некоторое время всё же неуверенно шагнула вперёд, дрожащими пальцами пытаясь поджечь сигарету. Но зажигалка не сработала ни после первого раза, ни после десятого. Прохладный ветер перебирал пряди её волос и бесцеремонно проникал под одежду, а женщина продолжала стоять во мраке и ёжиться от холода.       — Вновь темнота... Вновь одиночество... — Она произнесла это очень тихо, в надежде, что Колинда её не услышит. Ей просто было необходимо выговориться.       — Сейчас вы не одна... — Марин не сразу поверила своим ощущениям, когда на её подрагивающие плечи легла тёплая шаль, а по замёрзшей ладони скользнули чужие обжигающие пальцы.       Она повернулась и встретилась взглядом с Колиндой. Марин не терпела жалости по отношению к себе, но Колинда смотрела на неё совсем не жалостливо. В её глазах было сочувствие. Она притянула Марин к себе и обняла, укутывая в кокон своих рук и принося ей долгожданное умиротворение.       А Марин лишь устало улыбнулась, осознавая, что в её жизни давно не было так светло.