1
Сегодня Лирэй ел горячую кашу, а не грыз сухие лепёшки, но это приятное обстоятельство его не радовало. После поединка, который чуть не стоил ему жизни, к нему приставили двоих стражей, чьей задачей являлся, похоже, не столько надзор за инмерийцем, сколько охрана его от аурранцев. Впрочем, никакой благодарности за столь трепетную заботу о своём благополучии Ирр-Орлессан не испытывал. Стражи оказались знакомцами: та же самая парочка, чтопо распоряжению мастера Гилжита стерегла Лирэя на Площади во второй день его пребывания в тарском посёлке. Они, разумеется, не представились ни тогда, ни сейчас, но имена их Лирэй быстро узнал из разговоров: молодого охотника звали Келлухи́р, а его спутницу и боевую подругу – Хаура́йса, но чаще всего их имена сокращали до «Кел» и «Хайса». Стражи считали своим долгом сопровождать инмерийца за пределы лазарета, но не следили за ним круглосуточно и часто уходили по своим делам, пока Лирэй оставался в Лёжке. Ночевали они тоже где-то в другом месте. Где именно спят тары, он пока так и не выяснил; впрочем, и не горел желанием выяснять. Довольно скоро Лирэй заметил то, что прежде от его внимания ускользнуло: оба выглядели неважно – то ли страдали какой-то хронической, затяжной болезнью, то ли оправлялись после тяжёлых ранений. Об этом говорил нездоровый цвет лица, общий истощённый вид и некоторая скованность движений. Даже странно, что столь явные признаки прежде не бросались иверину в глаза. Впрочем, в первые дни он и сам чувствовал себя отвратительно, не разбирался в том, какой вид и цвет лица для таров естественный, а какой не очень, а все его мысли занимали опасения за собственную жизнь. Скорее всего, болезнь объясняла то, почему именно этим двоим поручили охранять инмерийца: заниматься охотой или разбоем им пока не позволяло состояние здоровья. Более всех довольна была Руанна: теперь она имела возможность следить за тем, чтобы больные принимали лекарства вовремя и в нужном количестве. Насколько инмериец успел уяснить из её ворчаний и сетований, тары, словно дети, не любили лечиться и обычно не задерживались в Лёжке, если могли уйти оттуда своими ногами. Иверин это стремление не вполне понимал и ловил себя на том, что ему немного обидно за Руанну, которая никого из больных не мучила и относилась ко всем с искренней заботой. В последние дни на попечение знахарки поступили ещё четверо: двое серьёзно пострадавших от подземных тварей, одного из которых Руанна половину вечера зашивала на столе в Травнике, отравившийся чем-то бедолага, зелёный от тошноты, и женщина, которую, как и иверина, то и дело скручивало мучительным кашлем. Несвоевременный уход Лирэя был бы непременно кем-то из них замечен – по крайней мере, в дневное время. Только идти ему было некуда. Тары это прекрасно понимали, и оттого, видимо, и не заботились о том, чтобы полностью ограничить ему свободу передвижения. По их разумению, заложнику полагалось радоваться грядущему возвращению на родину и благодарить аурранского князя за проявленное милосердие. Едва ли они были способны понять, что такое айнская честь, а объяснять им Ирр-Орлессан не собирался. По крайней мере, изматывающая неопределённость перестала его так сильно терзать. Стычка главы клана и Сайданара утвердила Лирэя в том, что его действительно собираются привести к инмерийцам. Стоило только вспомнить, с каким выражением посмотрел на него аурранский князь – словно на попорченный товар, который неловко вручать покупателям. По такому заложнику сразу видно, что все слова про добрые намерения – сплошной обман. Знать бы ещё, что на самом деле задумал князь. Спросить об этом иверин мог только у Руанны, но даже если она знает – ответит ли? Она добра, но не глупа, и не станет Лирэю ни случайно, ни намеренно выдавать то, что ему знать не положено. Она даже не стала при нём обсуждать попытку его убийства, ясно дав понять, что это дела клана, которые инмерийца не касаются. Хотя и сделала какие-то свои выводы. А неизвестный доброжелатель, который привёл в Котлы князя и Орхайта, так и остался неизвестным. Если бы речь шла об айне, Лирэй бы предположил, что заявить о себе ему мешает скромность, но поскольку тары этим качеством не обладали, то причина была иной. Расстановку сил внутри клана он пока представлял весьма смутно. Уверившись в своей неприкосновенности, Лирэй здорово ошибся, и эта ошибка едва его не погубила. Неизвестно, сколько сторонников у Сайданара и как далеко они готовы зайти, но ясно, что, поскольку от инмерийца собирались избавиться без лишних свидетелей, открыто противостоять главе клана он не готов. Поэтому в Котлах под присмотром двоих стражей Лирэй чувствовал себя в относительной безопасности от тех, кто мечтает от него избавиться. Но вместо спокойствия в нём глухо ворочалось раздражение. На своей земле, будучи айном, Ирр-Орлессан не нуждался в защите, никакая охрана не таскалась за ним хвостом, будто он какой-нибудь трусливый сборщик податей, который боится шагу ступить по инмерийским дорогам без сопровождения. У Лирэя был меч, пусть и не настоящий, не айнский, но оттого не менее острый и отлично сбалансированный – которого сейчас не хватало, словно отрубленной конечности. Полагаться же на тарских – вражеских! – воинов было унизительно. Хорошо ещё, что они, как обычно, сидели поодаль и лишь изредка скользили по инмерийцу равнодушными взглядами. Гораздо большее внимание ему сегодня отчего-то уделяла стайка молодых девиц, которые расположились неподалёку, возле сплошь заросшего жёлтым мхом валуна. Очередной взрыв смеха с визгливыми нотками заставил иверина поморщиться. Он всё ещё остро переживал поражение в схватке с Дхаем и подозревал, что именно над этим девицы и веселятся. Иверин уставился в тарелку, крепче стиснул черенок деревянной ложки и зачерпнул побольше каши. Проглотил, почти не жуя: скорей бы доесть и уйти отсюда. Тут одна из девушек пружинисто вскочила и решительно направилась прямиком к иверину – лёгкой, свободной походкой, свойственной всем тарским женщинам. Узкоплечая, стройная, с собранными в короткий хвост волосами, из которого выбиваются и падают на лицо короткие пряди, она выглядела ровесницей иверина. На невысокой груди, там, где поверх нижней рубашки сходились края застиранной и выцветшей, как и у многих, верхней суконной одежды, висела на шнурке мастерски отшлифованная капля из светло-голубого камня. Подружки девушки все как одна умолкли, прилипли к ней взглядами и замерли в предвкушении. – Привет, – сказала тара, со свойственной тарам бесцеремонностью подсаживаясь рядом и одаряя иверина обезоруживающе искренней улыбкой. – Меня зовут Тьяра. А тебя? Лицо её, с мягкой округлой линией скул и тонковатыми губами, пожалуй, нельзя было назвать в полной мере красивым, но светившийся в глазах огонёк лукавого любопытства делал его привлекательным. Справа на лбу, теряясь в густых волосах, перевязанных синей лентой, белела полоска давнего шрама. – Лирэй, – лаконично назвался иверин, памятуя о том, как потешался над его родовыми именами Хильван, и не желая снова вдаваться в объяснения. Несмотря на безобидный вид и приветливость девушки, внезапный интерес к своей персоне Лирэя насторожил – до сих пор этого интереса для него не выходило ничего хорошего. Она же ритуал знакомства сочла на этом оконченным и выпалила: – Можно волосы потрогать? Иверин от такой наглости сначала опешил – может, ещё прядочку на память отстричь, как той малявке?! Но потом на него снизошло правильное понимание ситуации – и Лирэй расслабился. – На что поспорили? – поинтересовался он, разом восстановив пошатнувшуюся уверенность. Девушка смутилась – угадал. – На то, кому чистить самый грязный котёл, – не став отпираться, сразу призналась она. Лирэй бросил мимолётный взгляд в сторону её подружек, которые ждали, хватит ли девушке решимости, чтобы подойти к чужаку и озвучить свою просьбу, и настойчивости – чтобы добиться её исполнения. Иверин выразительно помолчал, делая вид, что раздумывает, согласиться или нет, хотя на самом деле уже принял решение. Не в последнюю очередь потому, что Тьяра первая и единственная из всех таров назвала своё имя и не довольствовалась, как прочие, уже набившим оскомину «ты, хорёк» в обращении к инмерийцу. Подобная редкая для таров вежливость заслуживала поощрения. – Ну пожалуйста! Лирэй улыбнулся. – Хорошо. Но тогда, полагаю, будет честным, если и я в обмен попрошу о том же? – не моргнув глазом, предложил он. Девушка прикусила губу, задумалась на несколько мгновений, глядя на инмерийца изучающе, словно искала подвох. Не нашла. – Ладно, договорились. Тьяра с совершенно несвойственной тарам деликатностью коснулась забранных в хвост бледно-золотистых волос, перекинула со спины на плечо, пропустила пряди сквозь пальцы и отняла руку. Лирэй молча порадовался, что удосужился вчера их вымыть и вычесать. – Мягкие... – задумчиво-удивлённо проговорила она, потирая подушечки пальцев. Потом торжествующе просияла, обернувшись к подружкам, и вскинула руку в каком-то тарском жесте. Похоже, сегодня самый грязный котёл будет чистить кто-то другой. На лицах девушек отразилась досада пополам с восхищением. Краем глаза Лирэй уловил, что его стражи тоже не без интереса наблюдают за происходящим, но вмешиваться и не думают. – Моя очередь? – Лирэй улыбнулся, всем своим видом показывая, что ничего плохого не замышляет. Он не был уверен в том, что девушка не убежит сразу же к своим подружкам, наплевав на данное обещание, но Тьяра не обманула. За хвостом, перевязанным синей лентой, иверин тянуться не стал, мягко и осторожно провёл рукой по голове, отмечая, что волосы у таров жёсткие и гладкие, о чём он до сей поры не имел ни малейшего представления и, более того, никакой нужды в этом знании не испытывал. Девушка не вздрогнула и не испугалась, продолжая разглядывать инмерийца почти безмятежно. Впрочем, пугливых или стеснительных таров Лирэй не встречал ещё ни разу. Пожалуй, ему нравилась её улыбка. Теперь ему уже не хотелось поскорее отвязаться от девушки и уйти из Котлов. Интересно, кто она в клане? Оружия при ней нет, но это ничего не значит, тарские воины не всегда его носят, будучи в посёлке, а она, хоть и не мускулиста, но и хрупкой её не назовёшь. Но хорошо бы она не имела его вовсе: мысль о том, что Тьяра могла оказаться одной из тех, кто грабит Инмери, была неприятна. Вопреки ожиданиям, она не ушла, а придвинулась ближе, словно краткое знакомство перевело инмерийца в категорию «своих», и снова огорошила вопросом: – А у тебя есть лошадь? И по жгучему интересу, который зажёгся в чёрных глазах, Лирэй догадался, что светлые волосы инмерийца интересовали не её, а кого-то из её подруг, зато вопрос про лошадь целиком и полностью принадлежал ей. Но если она знает, что такое лошадь, то это может означать только одно... – Есть. В Даэн-Орлессане большие конюшни, – сухо ответил Лирэй, стараясь скрыть разочарование. А ведь поначалу она казалась такой милой! – Расскажи, какая она! – немедленно попросила девушка, не замечая или не обращая внимания на холодность последней реплики собеседника. – Ты их видела наверху? – напрямую спросил Ирр-Орлессан. К его удивлению, Тьяра погрустнела и покачала головой. – Я никогда не была на поверхности. Мне о них только братья рассказывали. Значит, не одна из разбойников! Это Лирэя очень обрадовало. Но как описать коня тому, кто его никогда не видел? Ничего хотя бы отдалённо похожего среди подземных существ иверин не встречал. – Они... большие. Выше иверинского роста. У них четыре ноги, длинные грива и хвост и большие красивые глаза. И они очень умные животные. – А давай я мел принесу, а ты нарисуешь? – предложила Тьяра. Идея эта иверину совершенно не понравилась. – Почему бы тебе не попросить своих братьев? – Я их просила. Но они рисовать не умеют. – Я тоже, – заметил Лирэй. Но девушка продолжала так настойчиво его упрашивать, что в конце концов иверин сдался: – Хорошо, неси мел. Лицо Тьяры озарилось победной улыбкой. – Я сейчас! «Почему я опять согласился на какую-то глупость...» – с тоской подумал Лирэй. В памяти тут же всплыла встреча с тарятами, намерение им подыграть и всё, что за этим последовало. Он криво усмехнулся, вспомнив, чего ожидал, впервые очнувшись в подземелье и разглядев нависших над ним тарских воинов: жестокого обращения и скорой и страшной расправы, или, наоборот, расправы долгой и оттого ещё более страшной. Но рисование лошадей на стенах тарского убежища – нет, это находилось за гранью его воображения. Любопытно, как отреагируют тары на порчу внешнего вида своего жилища? Защитят ли стражи иверина в случае их недовольства от побоев или так и будут флегматично взирать со стороны? Девушка быстро вернулась с пригоршней белых кусков мела, Лирэй тем временем выбрал относительно ровный участок стены в десяти шагах от того места, где сидел. Стражи, как ни странно, не только позволили ему это сделать, но и сами переместились поближе. Ещё трое проходивших мимо таров остановились, чтобы поглазеть за компанию. Ирр-Орлессан с неудовольствием отметил, что, пожалуй, одна из самых раздражающих особенностей аурранского посёлка – то, что тебя всюду, куда ни плюнь, окружают зрители, которые слетаются, словно пчёлы на мёд, едва начинаешь делать что-нибудь с их точки зрения занимательное. Он постарался не обращать на них внимания. Художником Ирр-Орлессан был посредственным, поскольку никогда не проявлял интереса к рисованию. Но Тьяра заворожённо наблюдала за его неуклюжими стараниями, словно ожидала, что, когда он закончит, из стены выступит и тряхнёт гривой настоящий конь, поэтому иверин упорно выводил и стирал линии, испачкал мелом руки, одежду и, кажется, даже лицо. В конце концов ему удалось изобразить нечто похожее на лошадь в полный размер – без сбруи и седла, чтобы не усложнять себе задачу и не объяснять Тьяре, что это такое. Ноги получились кривые и короткие, морда напоминала волчью, зато длинная грива и хвост удались на славу. Лирэй отошёл на пару шагов, испытывая даже некоторую гордость за результат своих усилий: для первого раза вышло неплохо, он-то ожидал, что у него вообще не получится. Оглянулся и убедился, что за спиной уже собралась небольшая толпа. – Здорово! – восхищённо выдохнула Тьяра. Неизвестно, какого зверя она представила по этому наброску, но он ей явно понравился. – Непохоже! – презрительно заявил Келлухир, неожиданно вынырнувший откуда-то вместе с Хаурайсой. То ли чувство долга, то ли любопытство не позволяли стражам остаться в стороне. – Непохоже – рисуй сам, – огрызнулся Лирэй и бросил тару «кисть». Как ни странно, тот поймал огрызок мела и принял вызов, к нему тут же присоединились ещё двое – разумеется, тоже воины, которые бывали наверху и имели дело с конными отрядами. Каждый выбрал участок стены, и белые контуры животных начали стремительно проявляться на чёрной от копоти поверхности. К художникам подтянулись новые зрители, и похоже было на то, что в скором времени стихийное соревнование пожаром охватит все Котлы. Тары обладали удивительной склонностью к глупым, бессмысленным забавам, и предавались им с поистине детской увлечённостью и непосредственностью, ничуть этого не смущаясь. Непонятно только, почему сам Лирэй раз за разом оказывался втянут во всю эту ерунду. Глядя на проступающие морды, гривы и хвосты, он испытывал странное чувство: ведь всё это безобразие началось с него, и он совершенно не ожидал, что тары подхватят эту затею, не гнушаясь повторять за инмерийцем. Строго говоря, идея принадлежала Тьяре, но рисовала-то не она. – Скоро у тебя будет целый табун, – сказал он девушке. – Табун – это что? – Это много лошадей. Тьяра рассмеялась. – Мне кажется, у нас здорово получилось! В чёрных глазах блеснуло озорство, и иверин подумал, что она, возможно, с самого начала знала, во что выльется её невинная просьба, и теперь рада, что шалость удалась. Обещанный табун обретал всё более чёткие очертания, вереница коней исчезала в клубах желтоватого пара, который постоянно наполнял Котлы. – Давай пройдёмся, посмотрим! – предложила Тьяра. Они неспешно двинулись вдоль стены за спинами художников и зрителей, разглядывая изображения, которые порой походили на волков, лисиц или вовсе диковинных зверей. Но своё мнение Лирэй не озвучивал: с таров станется в ответ на критику дать кулаком в челюсть. Тьяра между тем засыпала иверина вопросами о том, как выглядят конюшни, чем питаются лошади (и очень удивилась, узнав, что они не хищники и даже не ядовиты), как иверины на них взбираются и удерживаются на спине. Лирэй, любивший лошадей с детства и много времени проводивший в конюшнях, подробно и с удовольствием отвечал на все вопросы, поражаясь неуёмному любопытству девушки и её страсти к животным, которых она никогда не видела. Они так увлеклись беседой, что забыли обо всём, и проговорили бы гораздо дольше, если бы не лирэевы стражи и тьярины подруги, которые развели тару и иверина в разные стороны. Стражи хотели, чтобы Лирэй вернулся в лазарет, а Тьяру ждала работа на кухне, которой хватало и помимо отскребания котлов. С девушкой Лирэй расстался с большим сожалением и только на пороге Лёжки вспомнил, что так и не доел свой завтрак.2
– О, белобрысый, давно не виделись! Лирэй, чьи мысли всё ещё занимала Тьяра, встрепенулся и обернулся на звук. Осипший до неузнаваемости голос принадлежал Огешу, который сидел, закутанный в одеяло и с дымящейся кружкой в широких мозолистых ладонях. Кожа на его щеках и на лбу нездорово розовела, глаза лихорадочно блестели, но настроение было отличное, и он щербато улыбался иверину с таким видом, будто встретил старого приятеля. Лирэй его радости не разделял. Хотя он и не питал ненависти к добродушному и неотёсанному тару, похожему чем-то на большого лохматого пса, но и симпатии тоже не испытывал, а обстоятельства их недолгого знакомства предпочёл бы вычеркнуть из своей памяти. Не ответив на приветствие, иверин прошлёпал в отгороженный ширмой закуток, который уже привык считать своим, скинул сапоги и с ногами забрался на тюфяк. Забыл, что тары не понимают намёков. Через несколько мгновений над ширмой показалось щекастое лицо под шапкой встрёпанных волос, на котором отражалось искреннее огорчение. – Ты обиделся, что ли? Извини, мы же не нарочно. Никто не хотел, чтобы ты расшибся. Мы думали, ты просто не хочешь туда лезть. «Обиделся»?! Иверин воззрился на тара, не зная, злиться ему или смеяться. После того, как Лирэя, едва не падающего с ног от последствий отравления, с первого же дня заставили таскать камни, не давая ни еды, ни воды, обращались с ним хуже, чем с ксаном, унижали и насмехались, бросали связанного на ночь замерзать на Площади – после этого Огеш всерьёз полагал, что иверин всего лишь обиделся на то, что чуть не свернул шею из-за глупой тарской игры, в которую его против воли втянули? То ли у тара настолько короткая память, то ли Огеш и впрямь ничего дурного не видел в том, как тары обошлись с представителем древнего айнского рода. Скорее, второе... Молчание Лирэя, так и не нашедшего слов, чтобы выразить всю полноту своей «обиды», Огеш посчитал за принятые извинения и плюхнулся рядом, потеснив иверина. – Ты бы слышал, как ругался мастер Орхайт! – доверительно произнёс тар. – Он тогда бегал искал тебя по всему посёлку, а ему ничего никто толком сказать не мог, куда ты делся. Когда он добрался до нас, он был в ярости! Тар вынужденно прервался, сотрясаемый сухим, раздирающим горло кашлем, и расплескал частьцелебного отвара из кружки, иверин едва успел увернуться от брызнувшего на него кипятка. Так вот почему Орхайт рвал и метал! Лирэй усмехнулся – без особой, впрочем, весёлости – и почувствовал себя отчасти отмщённым за перенесённые унижения. Вероятно, аурранский князь сразу по возвращении велел своему помощнику привести инмерийца, и Орхайту пришлось сначала, вместо того чтобы отдохнуть и переодеться, разыскивать его, а потом не только отчитываться обо всём, что с ним случилось, но и извиняться за самоуправство тех, кому было поручено приглядывать за пленником. Менее всего виноват был Лирэй – его-то согласия никто не спрашивал, и на него Орхайт рычал совершенно несправедливо, и всё же приятно знать, что гнев княжеского помощника обрушился не только на иверина. – И на нас он ругался, – сипло пожаловался Огеш, с трудом прокашлявшись и ещё больше раскрасневшись от натуги. – За то, что я сломал руку? – За это тоже, – печально подтвердил тар, утирая вспотевший лоб. – Но в основном за то, что мы с Ченом оставили тебя у мастерицы Руанны одного. А как не уйти, если она нас выгнала? Я так и сказал мастеру Орхайту – она сама велела нам убираться, к тому же, он хороший парень, честный, Руанну не обидит, а мастер Орхайт всё равно бушует – мол, вы все рехнулись, это же хорёк! Характеристика, выданная таром мимоходом, как нечто само собой разумеющееся, повергла Лирэя в изумление – не меньшее, наверное, чем мастера Орхайта. «Хороший парень»? Простодушие Огеша поистине не знало границ. Впрочем, ведь и Руанна иверину доверяла, хотя и непонятно, чем он заслужил такое отношение – разве что тем, что в нём не видели угрозы. Сомнительная честь для айна... Огеш удивления иверина не заметил и продолжал с увлечением пересказывать, кого и в каких выражениях обругал мастер Орхайт, и как был недоволен мастер Гилжит, узнав о том, что его работники отлынивали от своих обязанностей и играли в кости посреди дня. Причём, похоже, Гилжита возмутило только это обстоятельство, а всё, что касалось инмерийца, не имело для него значения. Рассказ то и дело прерывался надрывным кашлем. Лирэй предположил, что к Огешу привязалась та же дрянь, которую знахарка назвала пещерной лихорадкой, и не ошибся. Тар охотно поведал, что это частое заболевание, и каждый аурранец перенёс её хотя бы единожды. Лихорадку эту почти всегда приносят из Диких Пещер, отсюда и название. Умирают от неё редко – обычно это случается, если слишком долго пробыть за пределами посёлка или не начать сразу лечиться. А у тех, кто болел много и тяжело, голос становится хриплым на всю жизнь. Последнее обстоятельство Лирэю особенно не понравилось. После болезни из его голоса никак не желала уходить лёгкая хрипотца, и от этого неприятного сходства с тарами его каждый раз корёжило. Даже думать не хотелось о том, что голос может таким и остаться. Подземелья словно отнимали его жизнь по кусочкам... Допив в процессе рассказа свой отвар, успевший остыть, Огеш заметил лежавший рядом мешочек с костями, обрадовался ему, как мешку золотых монет, вскочил и обратился ко всем присутствующим: – Кто со мной в кости? Один из раненых заинтересованно зашевелился. Маявшийся желудком тар невнятно что-то булькнул и снова со стоном уткнулся лицом в ладони. Вторая больная пещерной лихорадкой неодобрительно проворчала: – Тебе бы только играть! Но в итоге присоединилась к Огешу и раненому, которые сдвинули вместе два тюфяка. – Белобрысый, давай с нами! На этот раз Лирэй понимал, что может отказаться – никто его заставлять не станет, и вряд ли Огеш сильно расстроится. Но, во-первых, иверину всё равно нечем было заняться, а во-вторых, хотелось проверить, насколько хорошо он за прошедшие дни научился вытягивать из мешка нужную кость. Поэтому он тоже устроился на сдвинутых тюфяках рядом с Огешем. Лирэевы стражи в забаве участвовать отказались, а потом и вовсе ушли, решив, что инмериец никуда в ближайшее время не денется. И не ошиблись: незамысловатая на первый взгляд игра оказалась увлекательной. Хаурайса, одна из стражей, вернулась раньше своего друга. Игра к тому времени уже закончилась, и Лирэй перебирал кости, стараясь вспомнить как можно больше комбинаций. Юная разбойница неожиданно подошла к иверину и спросила: – Это правда, что ваши сюда придут всех убивать? Лирэй с удивлением отметил, что она искренне обеспокоена. Неужели она запомнила сказанные тогда её другу слова об инмерийском войске? Прежде иверин бы мстительно подтвердил её опасения, но, глядя на плохо скрываемую тревогу в ясных глазах, только вздохнул. – Они пока ещё даже не знают, где находится ваш посёлок. – Когда меня ранили в живот, – сказала вдруг Хаурайса, – я чуть не умерла, и долго блуждала, как призрак, по каким-то тёмным и страшным местам, но Дух Клана вывел меня и сказал, что теперь я буду долго жить. Но я не хочу выжить одна, без своего клана. Лирэй с ужасом уставился на девушку, которая так спокойно говорила о страшных вещах. Всё-таки это чудовищно, что тары позволяют своим женщинам вот так рисковать собой и получать серьёзные раны, которые и здорового мужчину могут легко убить. – Надеюсь, дух твоего клана... этого не допустит, – пробормотал Лирэй. Говорить так было совершенно неправильно, но сказать что-то другое не поворачивался язык.3
Ближе к ночи, как обычно, навестить больных пришли друзья, знакомые и родственники. Лёжка наполнилась разговорами и смехом, как будто тары принесли с собой кусочек шумной Площади. У Огеша действительно оказалась похожая на него жена, добродушная и смешливая, которая привела с собой пятерых детей разного возраста. Они, впрочем, быстро убежали, и были ли они все её детьми или нет, иверин так и не разобрался. Позже заглянул Ченхилт с каким-то своим приятелем, который долго сетовал на чересчур требовательного мастера Гилжита, а потом все трое, разумеется, сели играть в кости. Отравившийся тар, которому к вечеру полегчало, с позволения знахарки ушёл, заботливо поддерживаемый осанистой и крепкой женщиной – видимо, женой. Иверин от всей этой суеты отгородился ширмой, не желая мозолить тарам глаза. Его и не замечали, даже Ченхилт, прежде не упускавший случая съязвить в адрес инмерийца, не подошёл – ему и так было на кого нацелить своё сомнительное остроумие. Но вместо того, чтобы наслаждаться покоем, Лирэй терзался неприятным чувством, больше всего похожим на зависть. Он болел редко, но когда случалось всерьёз слечь в постель, он скучал в одиночестве целыми днями, только лекарь заходил в одно и то же, точно назначенное время, осматривал, заставлял принять какое-нибудь гадостное на вкус лекарство и снова оставлял Ирр-Орлессана одного. Наверное, если бы мать Лирэя была жива, то она бы сидела с сыном, но она умерла, когда он был совсем маленький, так что он её даже не помнил. Лёжа под душным тяжёлым одеялом, с мокрым полотенцем на голове, в окружении пузырьков с лекарствами, Лирэй втайне мечтал о том, чтобы к нему зашёл отец, справился о самочувствии, приободрил или хотя бы молча посидел рядом, когда сгущаются сумерки и на душе от вынужденного безделья и головной боли становится особенно тоскливо. Но понимал, что неправ, что это в нём говорит слабость, с которой следует бороться, потому что с болезнью, как с личным врагом, нужно справляться самостоятельно – так учил отец и так говорил Кодекс Айна. Сам ирр Ирдан никогда не демонстрировал собственных слабостей и терпеть не мог жалости и утешений по отношению к себе, и от сыновей требовал того же. Лирэй даже не знал, болел ли когда-нибудь его отец – если да, то ирр Ирдан отлично умел это скрыть. Никакая болезнь не могла сломить его стальную волю. Тары придерживались ровно противоположного мнения, поэтому к больным даже днём изредка кто-нибудь заглядывал – узнать о здоровье, поделиться новостями, принести что-нибудь вкусненькое. Кроме, разумеется, Лирэя. Навестить его мог разве что ирр Гирем со своим войском, но на это Ирр-Орлессан уже почти перестал надеяться. К тому же, строго говоря, он уже не очень-то и болен. Рука его, чудом заново не искалеченная в поединке с Дхаем, срасталась хорошо, Лирэй уже начал её разрабатывать – хотелось поскорее вернуть себе возможность действовать обеими руками. Шрамы от кнута зудели под повязками и заживали. Пещерная лихорадка благодаря знахарке отступалась от инмерийца, всё ещё огрызаясь кашлем, но и тот сходил на нет, изгоняемый целебными отварами. И всё же в глубине души ворочалось смутное чувство несправедливости – оттого, что у жалких изгнанников с примитивными традициями, не чтивших никаких кодексов, имелось то, чего Лирэй всегда был лишён. Но самые тяжёлые и тоскливые мысли приходили к Ирр-Орлессану ночью, после того как Марса меняла отмеряющую время свечу, и Лёжка постепенно погружалась в сон. Лирэй словно выныривал из наваждения и с отчётливой ясностью вспоминал, кто он такой и в каком качестве здесь находится. Самым странным и пугающим было то, что днём он порой ухитрялся об этом забывать. Как, например, сегодня, когда по-дружески болтал с Тьярой и, хуже того, искренне веселился, разглядывая чужие рисунки. Разве подобает айну так легкомысленно себя вести во вражеском стане? Разве можно забывать, с кем Инмери ведёт необъявленную войну? Даже страшно представить, что бы сказал отец – да что там, любой айн! – если бы увидел Ирр-Орлессана играющим в кости с тарами... Как вообще Лирэй мог до такого дойти?.. По ночам с глаз спадала пелена дневной суеты, и в нём просыпалась тревога, которая, словно пружина, всё туже и туже закручивалась с каждым бессмысленно проведённым днём. Ирр-Орлессан обязан был действовать, но не предпринимал ничего. Он словно бы падал в пропасть, дно которой было усеяно острыми камнями, падал мучительно медленно, скованный собственной слабостью, и мог только наблюдать, как это дно, щетинившееся острыми пиками, приближается, и цепенеть от ужаса и полной беспомощности. Он знал, что ему следует делать. Перед его мысленным взором неумолимо вставали пожелтевшие от времени страницы Кодекса Айна – книги, которую каждый айн с малых лет учит наизусть. Каллиграфически выписанные, строгие буквы складывались в строки, которые Лирэй отчаянно страшился прочесть, хотя и знал в точности, что они говорят. «Я что-нибудь придумаю, – беззвучно шептал он неизвестно кому, словно эти слова могли его защитить от надвигающегося ужаса. – У меня ещё есть время.»4
Днём мрачные мысли отступали, но ненадолго и недалеко. Безделье изводило Лирэя больше, чем любая, самая тяжёлая работа, и даже игра в кости успела поднадоесть. А Тьяра куда-то запропала, иверин не видел её со вчерашнего утра, и впору было бы решить, что весёлая затейница ему померещилась, но меловый табун в Котлах, мчащийся неведомо куда, доказывал, что это не так. Хуже того, теперь с Лирэем, как с приятелем, здоровался не только Огеш, но и некоторые из тех, кто участвовал в той забаве, отчего у иверина сводило зубы. Вдобавок у него появился новый недоброжелатель, неожиданный, но, увы, закономерный. Прошлым вечером в тех же Котлах на него без всякого предупреждения набросился рассерженный тар и схватил за грудки. – Слушай сюда, хорёк! – прошипел он. – Если ты будешь липнуть к моей сестре, я тебе яйца оторву, ясно? «Она первая подошла!» – мысленно возмутился Ирр-Орлессан, но по опыту знал, что говорить этого не стоит. – Ясно, – кротко согласился он. Широкоплечий тар, в котором при желании угадывалось некоторое сходство с Тьярой, ожёг иверина яростным взглядом, от души встряхнул и только тогда ушёл. Лирэевы стражи не без интереса наблюдали эту сцену издалека. Почему-то у всех девушек, которым он нравился, – девушек-айн, разумеется, – обязательно находились старшие братья, которым Лирэй, наоборот, очень не нравился и которые ставили ему в вину симпатию своих сестёр, как будто он нарочно что-то для этого делал, в то время как Лирэй всего лишь был учтив и любезен, как полагается айну, и проявлял к девушкам искренний интерес. Ирр-Орлессан был не самой хорошей партией, но и не самой плохой. Как младший сын, он не наследовал ни земель, ни титула, и всё же быть женой брата будущего ирлеса тоже чего-то стоило. Но все знали о том, что ирр Ирдан не жалует младшего сына, и предпочитали, чтобы сёстры выбирали себе в пару более достойных айнов, которым есть чем гордиться. Только благосклонности юных бойких служанок Лирэй радовался безнаказанно, несмотря на то, что никогда ни на ком из них не обещал жениться. Почему-то это обстоятельство смущало только самого Лирэя, а не их. Впрочем, один раз он всерьёз задумался о свадьбе, потому что красавица Кайтрина ему очень нравилась, хотя он боялся даже представить, в какую ярость придёт отец. Но она сама же его отговорила, а потом счастливо вышла замуж за орлессанского кузнеца, и сейчас у неё уже подрастал годовалый сынишка. А Лирэй позже понял, что она была права: влюблённость испарилась так же быстро, как и появилась, всего лишь одна из многих. И, в любом случае, ксана айну не пара. Тара, между прочим, тоже, так что тьярин брат беспокоится совершенно напрасно... Тут Лирэй встрепенулся и отвлёкся от своих мыслей: в просвете между столбами, похожими на застывшие потёки чёрной смолы, мелькнула синяя лента. И сразу же живо вспомнилось юное лицо и звонкий голос, который пещерная лихорадка, к счастью, не успела попортить, и неуёмное любопытство в глубине чёрных глаз. Не особенно раздумывая, иверин вскочил и двинулся следом. О стражах он и не вспомнил, и лишь потом удивился, что его даже не окликнули. Тьяра опять была не одна, а с двумя подругами того же возраста. Одна – красивая, высокая, немного похожая на Мирайну, только младше, с цветными браслетами на запястьях и замысловато уложенными в косы волосами. Вторая девушка смотрелась более невзрачно, зато уложенная вокруг её головы коса была в руку толщиной. При виде Лирэя Тьяра просияла, и хотя она не была красавицей, иверину она в этот момент показалась ярче всех – как настоящая драгоценность рядом с поделками из стекла или живой цветок рядом с бумажными. – Доброе утро, красавицы! – приветствовал иверин всех троих. – Можно? – он вопросительно указал на свободное место рядом с Тьярой. – Конечно, садись, места хватает! – ответила похожая на Мирайну девушка. Похоже, в этой компании она была главной. Тьярины подруги оживились и беззастенчиво разглядывали Лирэя. О чём с ними говорить, он заранее не думал, не зная, как они его встретят, но не беспокоился об этом – что-нибудь да придёт в голову. Непринуждённая беседа действительно завязалась быстро. Лирэй узнал, что девушки в основном трудятся на кухне, а распределением обязанностей в посёлке занимаются мастера и мастерицы – что-то вроде управляющих в Даэнах. Среди таров не существовало деления, подобного делению на айнов и ксанов, воины не чурались той работы, которую в Инмери выполняли только ксаны, а местные мастера, такие, как Гилжит, пользовались не меньшим уважением, чем лучшие воины – впрочем, это иверин уже и так заметил. Работы всегда было много, хватало на всех. Лирэю вспомнилось, что его стражи – Келлухир и Хаурайса – тоже не сидели в Лёжке без дела – что-то обтачивали, штопали, латали доспехи. Жизнь в подземном убежище была тяжёлая, и тарам приходилось много трудиться, чтобы не умереть с голоду и поддерживать порядок в посёлке. Когда за Лирэем пришли стражи, чтобы отвести его в Лёжку, иверин с неудовольствием понял, что с Тьярой поговорить толком не получилось. Она охотнее слушала, чем рассказывала, зато её подруги трещали без умолку. И хотя Лирэй не без удовольствия с ними перешучивался, их интересовали вещи самые простые и обыкновенные, в то время как в глубине тьяриных глаз, казалось, плавали крошечные искорки, каждая из которых могла в любой миг вспыхнуть и воплотиться в ещё одну безумную затею. Хорошо бы поговорить с Тьярой так, как вчера... Только как застать её одну? Тары практически всегда собирались отрядами, группами, компаниями или, в крайнем случае, парами, даже Лирэя караулили двое, хотя хватило бы и одного. В одиночку аурранцы попадают только в Лёжку, и не оттого ли стремятся как можно скорее её покинуть? Вот и Келлухир с Хаурайсой довели инмерийца только до входа в Травник, а сами куда-то ушли. Но заходить Лирэй не спешил – он подумал, что раз уж застать Тьяру одну вряд ли получится, то отчего бы не попросить её напрямую хотя бы ненадолго отойти от подруг. Что он теряет? В худшем случае девушка просто откажется. Поколебавшись, Лирэй двинулся назад. Но Тьяру он заметил ещё прежде, чем вернулся в Котлы. И, что самое удивительное, она была одна! Тара с ловкостью ящерицы юркнула в узкую трещину в стене тоннеля, на которую Лирэй прежде не обращал особого внимания, будучи уверен, что она никуда не ведёт. Озадаченный иверин, дождавшись, пока никого из таров поблизости не будет, протиснулся туда следом за девушкой. Это была даже не пещера, а узкий клиновидный разлом, словно породу разрубили гигантским топором. Каждый шорох порождал эхо, отражавшееся от невидимого в полной темноте и очень высокого потолка, одинокий факел едва освещал пространство, сплошь состоящее из острых сколов и почти отвесных стен. Передвигаться здесь можно было только по узким уступам, карнизам и верхушкам каменных столбов, выраставших из глубины, перепрыгивая с одного на другой. Тьяра поспешно спрятала за спиной накрытую тряпьём корзину и сердитым шёпотом спросила: – Ты что тут делаешь? – Да я просто... случайно увидел... – Лирэй смутился, поняв, что опять ненароком влез в чужую тайну. Ему и в голову не приходило, что Тьяра что-то тут прячет! Знал бы, прошёл бы мимо. – Не говори никому, что меня здесь видел! – Не скажу, даю слово. А что, собственно, ты тут делаешь? – осторожно спросил Лирэй. Ему никак не удавалось представить, что Тьяра затевала что-то нехорошее, кого-то обманывала или имела отношение к внутриклановым дрязгам и борьбе за власть. – Так ты никому не скажешь? – Я ведь уже пообещал! – с лёгкой обидой ответил Ирр-Орлессан, не привыкший к тому, что в слове айна можно усомниться. – Хорошо. Смотри, – Тьяра загадочно улыбнулась и откинула тряпицу с корзинки. Внутри лежало что-то серовато-белое и воздушное, похожее на одуванчиковый пух. – Вон там наверху, – она ткнула куда-то под потолок, – есть узкий лаз, такой, что даже ребёнок не пролезет, и там всегда дует ветер. Воздух засасывается внутрь. И где-то выдувается наружу. Действительно, прислушавшись, иверин уловил тихий монотонный свист. – И куда он выдувается? – А я не знаю, – в глазах Тьяры блеснул азарт исследователя. – Вот это я и собираюсь выяснить. Она подцепила одну пушинку из корзины, и та легко закачалась в воздухе, плавно опускаясь вниз. Лирэй поймал её на ладонь. – Осторожно, они кусачие! – запоздало предупредила Тьяра. – Ай! – Лирэй затряс ладонью, в которую невинная с виду пушинка вцепилась маленькими, но цепкими коготками. – Сейчас сниму! Не бойся, они не ядовитые. Укус быстро пройдёт. Тьяра умело схватила фальшивый одуванчиковый пух за серёдку и по одной отодрала тоненькие лапки от ладони Лирэя, покрывшейся узором из красных точек. На её руках он заметил несколько старых шрамов – из тех, которые зарабатывают не от оружия или побоев, а по собственной глупости и неосторожности, чаще всего в детстве. Правда, обычно мальчики, а не девочки, но у таров, как иверин успел убедиться, между ними особой разницы нет. – Тьяра... А если эти штуки полетят в посёлок? – Они наверняка полетят в посёлок, – как ни в чём не бывало подтвердила девушка. – Вот поэтому я и прошу никому не говорить. Лирэй изумлённо уставился на неё. Да, Тьяра не замышляла злодейства, никому не хотела специально навредить и никакого отношения не имела к конфликту князя и Сайданара. Ей просто было скучно, и она развлекалась как умела, а умела она, насколько иверин успел убедиться, отлично. Вот что бывает, когда дети не получают должного воспитания! С другой стороны, именно эта внутренняя свобода в Тьяре и привлекала. Такой удивительной девушки Лирэй не встречал ни среди айн, ни среди ксан. Она тем временем повесила корзинку за спину и проворно полезла наверх, цепляясь, казалось, за отвесную стену. – Осторожно! – невольно вскрикнул Лирэй. – Не бойся, я с детства отлично лазаю! – донёсся сверху её жизнерадостный голос. Она уверенно забиралась всё выше, и её силуэт уже едва угадывался во тьме наверху. Сначала иверин удивился, как она ухитряется карабкаться наощупь, потом вспомнил, что тары прекрасно видят в темноте. Возможно, девушке хватало света факела снизу. Сверху послышалась какая-то возня и приглушённое шипение – похоже, Тьяре тоже досталось от «одуванчиков». Смелая девушка... Если она так развлекается, будучи взрослой, что же она вытворяла в детстве? Наверняка излазила весь посёлок. «А что если?..» Лирэй вздрогнул, уставившись перед собой невидящим взглядом, поражённый внезапным предположением. Что если Тьяра, с её-то любознательностью, знает тайный выход из посёлка? Мысли Лирэя лихорадочно заметались. Если он прав, то это его шанс – шанс, который он не имеет права упустить! Но согласится ли Тьяра помочь инмерийцу – врагу, чужаку, о котором она мало что знает? Участие в организации побега – уже не игра и не безобидная шалость, за которую разве что заставят лишний раз отдраить котлы или, к примеру, вымести мусор со всей Площади. Такая помощь может обернуться для неё серьёзными неприятностями. Да и вряд ли Тьяра поймёт, почему Лирэй хочет сбежать, несмотря на то, что его вроде бы и так собираются выпустить, она потребует объяснений, а объяснять он не хотел. Значит, нужно как-то выведать у неё про выход так, чтобы она не поняла, зачем иверин об этом спрашивает. Но что если она заподозрит, догадается, что если расскажет кому-нибудь? Он так ничего и не успел толком придумать. Тьяра спустилась, с довольным видом отряхнула ладони и почесала правую, усеянную красными точками. Корзинка была пуста. – Ну вот, осталось только чуть-чуть подождать. – Пока не услышим крики? – скептически уточнил Лирэй, стараясь скрыть охватившее его волнение и всё ещё не зная, как подвести разговор к нужному месту. – Ну, вроде того, – Тьяра рассмеялась. – Идём, не нужно, чтобы кто-то нас тут увидел. Она развернулась и легко запрыгала по верхушкам каменных столбов, словно по кочкам, направляясь к выходу, ещё немного – и возможность о чём-то её спросить без лишних ушей будет безвозвратно упущена. Лирэй прыгнул следом и ухватил девушку за руку. – Подожди… А что если этот ход ведёт не внутрь, а наружу? – Нет, это вряд ли, – усомнилась она. – Будь это так, мастер Гилжит бы давно распорядился его заткнуть. Иначе в посёлок может пробраться что-нибудь по-настоящему опасное из Диких Пещер. – То есть... он знает, куда ведёт этот лаз? – Наверняка. Он всё знает про посёлок и многое – про Дикие Пещеры. Больше него не знает никто! – Но почему ты просто у него не спросила?! – Так не интересно, – отмахнулась Тьяра. Лирэй уставился на неё со смесью неодобрения и восхищения. Взрослая девушка, а балуется ерундой, как ребёнок! И тут нужный вопрос сам сложился у Лирэя в голове. – Может, ты ещё и в Дикие Пещеры пыталась тайком выбраться? Он постарался, чтобы фраза прозвучала непринуждённо, как шутка, но затаил дыхание в ожидании ответа. – Ну... – девушка смутилась, но ненадолго. И не без гордости призналась. – Не только пыталась, а даже выбралась. Мне тогда было десять. – Ого! – уже без притворства восхитился Лирэй. – Как? – Нашла одну дырку внизу, рядом с Кузней. Там есть пустая пещера, в которую обычно никто не заглядывает, она соединяется с одной из внешних пещер. Но проход засыпан. Мы с друзьями как-то ночью его раскопали и выбрались наружу, никто даже не услышал. Там было не слишком-то интересно – узкий карниз, с которого не спуститься без верёвки. Так что мы побродили там, пошвырялись камешками и вернулись. Значит, рядом с Кузней... Но уточнить, где она находится, Лирэй не рискнул – слишком подробные расспросы насторожат девушку. – Побоялись спускаться? – Нет, конечно! На следующую ночь мы собирались взять верёвку и устроить настоящую вылазку, но старый мастер Наурбин – мастер Гилжит у него тогда ходил в помощниках – учуял лишний сквозняк и нашёл наши раскопки. Ух и влетело нам за это! – вопреки последним словам, Тьяра улыбнулась воспоминанию, так что в глазах заискрился отблеск восторга от дерзкой выходки. – Но мы тогда просто не понимали, насколько это опасно, – добавила она на удивление рассудительным тоном. – Не только для нас, а для всего клана. Будь мы старше, нас бы за это выставили за ворота. Ну а сейчас я и так иногда хожу в Дикие Пещеры. – Одна? – изумился иверин. – Нет, конечно! Не одна. С охотниками, собираю травы для Руанны. Они часто растут на самой высоте или в таких местах, куда сложно добраться, а я отлично лазаю. Тут Тьяра спохватилась: – Ой, мне пора бежать! А то меня потеряют! Лирэй подумал то же самое, но молча. А вслух сказал: – До встречи! Тара улыбнулась, махнула рукой и первой выскользнула в тоннель, убедившись, что снаружи никого нет. Лирэй выждал какое-то время, прежде чем последовать за ней. Удивительно, как легко всё получилось – Тьяре даже в голову не пришло, что иверин завёл разговор о тайных выходах из посёлка не только из любопытства. Она с такой непосредственностью поделилась с ним историей из своего детства, что теперь Ирр-Орлессана мучила совесть. Кодекс Айна не одобряет лжи... Но ведь Тьяра – не айна, а тара, а с врагами соблюдать Кодекс необязательно, они этого не заслуживают.И всё равно иверину было неловко за обман: он чувствовал, что Тьяра ему доверяла, а он этим воспользовался. По дороге в лазарет Лирэй был погружён в свои мысли, рассеян и едва не налетел на какого-то тара, который, разумеется, инмерийца тут же злобно обругал, но иверин почти не обратил на это внимания. В Травник он вошёл, тоже ничего вокруг не замечая. Но его окликнула Руанна, которая что-то толкла в глиняной чашке. – У меня для тебя хорошие новости! – Что? – встрепенулся иверин, непонимающе глядя на знахарку. – Твои сородичи согласились прийти на встречу. Через шесть дней. Скоро вернёшься домой! Она тепло улыбнулась. Иверин скомканно поблагодарил её за сведения, надеясь, что его волнение примут за радость, а не за смятение и страх, и торопливо прошёл в Лёжку, чтобы там без помех всё обдумать и прийти в себя. Новость, которую он одновременно так ждал и боялся, окончательно выбила его из колеи, и в голове теснились, толкаясь и мешая друг другу, обрывки мыслей. Согласились... Шесть дней... Неужели из-за него? Может быть... Может быть, отец всё-таки хочет знать, жив ли Лирэй? Нет, вряд ли дело в этом. Прежде тары никогда не просили о переговорах, и айны хотят выяснить, что им нужно, а заодно узнать, правда ли, что сгинувший полмесяца назад разведчик всё ещё жив. И оружие – тары же вернули оружие, и пусть ценность имеет лишь кинжал, этого достаточно, чтобы хотя бы выслушать их. И если на этой встрече Ирр-Орлессан будет стоять на стороне таров... У Лирэя холодок пробежал по спине. Что если его ещё и обвинят в предательстве? Нужно бежать отсюда, бежать, пока ещё есть время и возможность. Если он выполнит свою задачу, если покажет дорогу к аурранскому посёлку, то, может быть, всё остальное ему простят. Может быть, отец смягчится... Однако, как только Лирэй начал размышлять о том, как на практике осуществить побег, лихорадочное возбуждение схлынуло, сменившись тягостными сомнениями. Допустим, он сумеет незамеченным выбраться ночью из лазарета и повторить то, что удалось малолетним тарским сорванцам во главе с Тьярой. Но от Инмери его по-прежнему отделяют неизведанные пространства подземного лабиринта, полные опасностей. Правда, сейчас Лирэй кое-что о нём знает и уже не попадётся в ловушку, потому что будет избегать отмеченных знаками ходов, а также сумеет подготовиться – раздобудет факелы, кремень и огниво, верёвку, топор, запасы воды и еды, благо склад никак не охраняется. А если повезёт, то в Кузне найдётся кинжал или нож. Но получится ли пройти там, где даже выросшие в подземелье тары не ходят в одиночку? Лирэй ничего не знал о повадках подземных тварей. Он видел только нападение скриссов недалеко от посёлка, но прежде, идя следом за разбойничьим отрядом, никаких чудовищ не встречал. Может быть, они водятся только в глубине Туманных Гор, а ближе к поверхности их меньше либо нет вовсе? А может быть, опытные воины шли самой безопасной дорогой. И сумеет ли Лирэй найти путь наверх? Подсказка, ненароком данная мастером Гилжитом, была столь же проста, сколь и коварна: каждый тоннель ведёт наружу, но одновременно он же ведёт и вглубь Туманных Гор. Можно долго идти в неверном направлении, прежде чем ошибка станет очевидной. Но если Лирэй не попытается, если продолжит бездействовать, то ему даже нечего будет сказать в оправдание отцу...5
Лирэй пробирался по тоннелю, ведущему к Котлам, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Стояла глубокая ночь – одна черта после полуночи на огненных часах-свечке. Аурранский посёлок спал, и окутанные призрачным голубоватым светом тоннели пустовали. Выскользнуть незамеченным удалось на удивление легко. Даже не пришлось воспользоваться «тайным» выходом – дождавшись, пока все уснут, Лирэй прошёл через Травник, где в отсутствие тяжелобольных никто не дежурил. На пороге он обернулся, но спящие в Лёжке тары не пошевелились. О том, где находится Кузня, даже не пришлось спрашивать, рискуя навести на себя подозрения. Лирэй припомнил, что громче всего удары молота о наковальню слышались из Котлов, а значит, она располагалась где-то рядом, на нижнем ярусе. Лазарет находился на уровень выше, поэтому в нём было заметно теплее, чем на Площади, но не так жарко, как в Котлах, согреваемых огненной жилой. Если мерить по прямой, Котлы находились близко, но спускаться туда приходилось кружным путём, что Лирэй сейчас и делал, стараясь ступать бесшумно. Он знал, что ночами в посёлке бдят обходчики – довелось с ними столкнуться, когда за проигрыш в кости Хильван потребовал принести ему что-нибудь поесть. Длинные участки тоннелей, где негде укрыться, иверин старался миновать как можно скорее. К полумраку подземелий он уже привык, и пусть и не научился видеть в темноте столь же хорошо, как тары, но глаза уже не напрягались так сильно, как поначалу. Над головой мерцали и беспокойно переползали с места на места синьки («Видимо, давно не кормили», – по привычке отметил Лирэй.), шептались и свистели подземные сквозняки, где-то мерно капала вода. Не хватало только шума, создаваемого обитателями посёлка, и оттого он выглядел непривычно пустынным. А ведь если Ирр-Орлессан выберется и покажет инмерийцам дорогу сюда, то эта тишина воцарится в посёлке уже навсегда... От этой мысли Лирэя мороз продрал по коже. Прежде он думал об этом отстранённо, как об очередной странице в книге славных деяний рода. Но сейчас впервые представил так зримо, что замер на полдороге, придавленный тяжестью этой картины.Айны никого не пощадят, убьют всех, и детей, и женщин – чтобы «подземные крысы» никогда больше не тревожили Инмери. И Тьяра тоже погибнет – Тьяра, которая с восторгом слушала о конюшнях Даэн-Орлессана и которая так доверчиво рассказала Лирэю о тайном лазе. И дело было даже не в том, что всё это слишком походило на предательство; предательство или нет, но Лирэй не хотел, чтобы Тьяра погибла. Не потому даже, что она этого не заслуживает и не причинила вреда ни одному инмерийцу, а потому, что от мысли о том, что её живые глаза погаснут и остекленеют, становилось тоскливо и холодно. Из оцепенения иверина выдернули приближающиеся голоса – кто-то шёл навстречу. Как назло, ни одной развилки поблизости! Лирэю ничего не оставалось, кроме как рвануть вперёд и свернуть в продолбленный ход, каким обычно соединялись два проходящих рядом тоннеля. Но, как выяснилось, короткие ступени вели не в тоннель, а в небольшую пещерку, в которой находился... нужник. То есть деревянный помост и хищные плети всеядного растения в яме под ним. Лирэй едва не застонал от досады – ну что ему стоило застрять со своими сомнениями ближе к Котлам, где легко спрятаться, а не посреди тоннеля! Сюда-то и тары могут заглянуть по естественной надобности, а укрыться негде, кроме как в зарослях, из которых к иверину уже тянулись почуявшие его плети с лопастеобразными концами, неприятно похожие на длинные бескостные руки, усеянные тонкими иголками. Иверин отошёл от входа вправо, насколько позволял узкий карниз над ямой, лихорадочно соображая, что будет говорить, если его здесь застанут. Что нужник возле лазарета ему чем-то не приглянулся? Даже тары в такую чушь не поверят... Двое обходчиков приближались, обсуждая что-то вполголоса. Разговор, как ни странно, шёл серьёзный. Из него Лирэй уяснил, что аурранский князь зачем-то отозвал большинство отрядов с поверхности, и тары этим обстоятельством недовольны. Новость иверина сильно встревожила. Аурранский князь готовит большое нападение, а встреча с инмерийцами и возвращение заложника – отвлекающий манёвр? Или в опасности те, кто придёт на встречу? Голоса зазвучали совсем близко, и Лирэй непроизвольно затаил дыхание и сильнее вжался в стену, молясь Аэссе, чтобы никому из обходчиков не приспичило сюда свернуть. Иначе эта ночная вылазка станет последней. Длинная растительная «рука» мягко ткнулась в носок правого сапога. Иверин мысленно её обругал и оттолкнул – ещё не хватало, чтобы эта дрянь попортила его обувь! Ну почему он опять застрял в каком-то дурацком положении? Лучше бы встал на мостках, как полагается, где, по крайней мере, растение его бы не достало и где он бы не выглядел столь явно застигнутым врасплох. Несколько растянувшихся в часы мгновений Лирэй был уверен, что тары вот-вот сюда свернут и клял себя за неосторожность, но ему повезло – они прошли мимо, и он горячо возблагодарил добрую богиню за помощь. Подождав немного для верности, Ирр-Орлессан выбрался назад в тоннель и поспешил к Котлам, где укрыться гораздо проще. Кузню он нашёл довольно быстро, она действительно находилась неподалёку. Там лежали заготовки для кинжалов, но готового оружия, увы, не нашлось. Рядом обнаружился вход в какую-то пещеру, в которой царил непроглядный мрак. Лирэй мысленно чертыхнулся – говорила же Тьяра, что пещера неиспользуемая, можно было догадаться, что синьков там нет. Придётся идти сюда ещё раз со свечой. Но уже завтра – на сегодня с него достаточно беспокойства, да и не стоит в первую же ночь надолго покидать Лёжку – не хватало ещё, чтобы кто-нибудь проснулся спозаранку и заметил отсутствие инмерийца. После услышанного у Лирэя не осталось сомнений в том, что он обязан отсюда выбраться и предупредить своих о готовящемся нападении.6
Хвост, ребро, лопатка, череп... Пальцы Лирэя сами по себе вытаскивали нужную кость почти без задержки; когда кости заканчивались, иверин ссыпал их обратно в мешок и начинал заново. Бессмысленная тренировка помогала обрести спокойствие, которого в последние дни Лирэю очень не хватало – он жил в постоянном напряжении, боясь того, что его план сорвётся. Скрыть своё состояние от наблюдательных таров оказалось сложнее, чем избежать внимания ночных обходчиков. Даже Марса вчера спросила с детской прямотой и серьёзностью: – Ты не рад, что вернёшься? Не ожидавший такого вопроса Лирэй промямлил что-то невразумительное, но девочка, к счастью, не стала докапываться. Но ещё раньше его настроение и дневную сонливость заметила Руанна, и отделаться от её расспросов удалось с большим трудом. Испугавшись, что проницательная знахарка обо всём догадается, Лирэй ответил излишне холодно и грубо, её это задело, и с тех пор она больше ни о чём его не спрашивала. Он чувствовал себя виноватым, но, как бы ему того ни хотелось, извиняться не стал. Во-первых, тогда пришлось бы объясняться, а во-вторых, всё равно он уйдёт из посёлка через несколько дней, тем или иным способом. Лучше, конечно, тем, чем иным... Марса права – он не рад. Вернувшегося из плена разведчика ждёт неласковая встреча, и единственное, что может смягчить его вину за всё, что он сделал и всё, что из-за него тарам стало известно, – это выполненное задание. Но другого пути у него нет, как нет и другой страны, другого ирлеса и другого народа. И всё равно в глубине души бродили какие-то смутные, неясные сожаления непонятно о чём, которые Лирэй старался задвинуть как можно глубже. Вчера, уходя из лазарета, выздоравливающий Огеш жизнерадостно распрощался с Лирэем. «Может, увидимся ещё, белобрысый!» – легкомысленно сказал тар, отчего иверина передёрнуло. Он бы предпочёл с Огешем больше никогда не встречаться, потому что если судьба их всё-таки сведёт, то говорить с тарами он будет на языке меча, и никак иначе. Ирр-Орлессан раз за разом напоминал себе, что тары – враги Инмери, его враги, даже самые добрые из них. Клан – это одно целое. Как зверь, у которого есть и мягкое брюхо, и острые когти. Чтобы избавиться от когтей, нужно уничтожить всего зверя. Только сердце смиряться с этой истиной отчаянно не желало. Добрая Руанна со своими учениками, легкомысленная Тьяра, простодушный Огеш и его язвительный товарищ Ченхилт – они же не виноваты в том, что уродились тарами! И если прежде Лирэй с гордостью и предвкушением думал о том дне, когда инмерийское войско войдёт в тарское логово, то теперь втайне надеялся, что не разделит с прочими айнами эту славную битву. Если бы можно было увести Тьяру с собой и спасти её от той судьбы, которая рано или поздно ждёт аурранский посёлок! Но Лирэй понимал, что это невозможно – по многим причинам, и потому старался об этом не думать, иначе на душе становилось совсем уж пакостно. Упомянутый Тьярой проход в пустой пещере ему удалось, хоть и не сразу, отыскать на вторую ночь, когда он вернулся со свечой. Проход представлял собой узкую вертикальную щель под потолком, заделанную плотной глиной, которую приходилось соскабливать и долбить позаимствованными со склада инструментами. Хорошо ещё, что тары не сочли нужным приделать сюда решётку. Вероятно, во времена тьяриного детства глину заменяло что-то менее прочное, потому что двух ночей иверину не хватило, чтобы расчистить ход. И оттого Лирэя чем дальше, тем больше снедала тревога: успеет ли? Тьяру он видел мельком пару раз, но больше к ней не подходил. Боялся, что говорить с ней будет неловко и тягостно. И был, пожалуй, даже рад вмешательству её брата – наверняка ей тоже запрещено приближаться к инмерийцу, поэтому она больше не обращает на него внимания. Лирэй был уверен, что их прошлый разговор – последний. Но он недооценил упрямство Тьяры. И потому, увидев её прямо в Лёжке, вздрогнул от неожиданности. – Привет! Она воспользовалась вторым входом и каким-то образом подгадала момент, когда Лирэй находился в Лёжке один. И теперь стояла напротив, похожая на доверчиво вышедшего из леса игривого оленёнка; чёрные глаза светились лукавством, волосы растрепались, словно от быстрого бега. – Тьяра! – воскликнул он не то испуганно, не то сердито. – Ты не рад меня видеть? – она оперлась сложенными руками о верхний край ширмы и положила на них подбородок, с любопытством глядя на иверина. – Рад. Очень. – Лирэй светло улыбнулся, понял, что говорит чистую правду. Действительно рад, несмотря ни на что, и все эти дни скучал по её улыбке, на которую невозможно не ответить. Неужели когда-то ему казалось, что тары похожи на мертвецов или призраков? Её лицо и вся её фигура дышали жизнью – быстрой, подвижной, изменчивой. Непривычной, но не чуждой. Настоящей. Лирэй смутился, осознав, что рассматривает девушку слишком откровенно, и отвёл взгляд. – Разве тебе не запретили со мной разговаривать? – Ну запретили, и что? – Тьяра пожала плечами, всем своим видом демонстрируя, что запреты глупых братьев для неё мало что значат. – Идём! – Куда? – поинтересовался Лирэй, уже, впрочем, вскочивший и готовый идти куда угодно. Вся сонливость последних дней улетучилась без следа. – Увидишь! – загадочно пообещала Тьяра. – Так идёшь или нет? – Иду. Тьяра ухватила его за руку и потащила к выходу. Лирэй надеялся, что вернётся раньше, чем его отсутствие будет замечено. Хорошо, что девушке не вздумалось прийти ночью, как Полуночной Розе, с Тьяры бы сталось отправиться на его поиски и даже найти. Тоннель снаружи, как и в прошлый раз, пустовал. Вероятно, в эту часть посёлка редко кто забредает, поэтому она отлично подходит для тайных визитов. Тара повела иверина куда-то на верхние ярусы, кружным путём, по вырубленным в камне крутым лестницам. Пару раз, заслышав голоса или шаги, приходилось нырять в боковые отвилки и пережидать. Тьяре сопутствовала удача – им удалось проскользнуть незамеченными. Тёмный проём, к которому они пришли, напоминал формой стрельчатую арку. Тьяра достала откуда-то факел, высекла огнивом искру, и пламя с готовностью вспыхнуло, осветив уходящую вдаль череду ещё более высоких нерукотворных арок. Здесь было холодно, холоднее даже, чем на Площади, так что при дыхании изо рта вырывалось лёгкое облачко пара. Девушка уверенно двинулась вперёд, высоко держа факел в тонкой руке, Лирэй последовал за ней, оглядываясь по сторонам. Справа блеснула длинная россыпь золотистых искр, вросших в стену, – словно след диковинного змея, проползшего сквозь толщу камня в незапамятные времена. Последняя, самая высокая арка открылась в обширную пещеру с высоким сводом, где каждый звук подхватывало звонкое эхо. Тьяра обвела факелом ближайшую стену, и тёмная порода неожиданно вспыхнула многоцветьем – ленты золотистых, тёмно-зелёных, чёрно-красных, зеленовато-голубых вкраплений переплетались, словно горные духи сплели узор из самоцветных жил, который таинственно мерцал и переливался в неровных отсветах пламени. – Нравится? – гордая собой, спросила тара. – Потрясающе! – ответил иверин, с восхищением оглядываясь. Он и представить себе не мог, что в подземном посёлке есть что-то подобное. – Мы не трогаем это место, – пояснила Тьяра, ведя иверина дальше в глубину природной сокровищницы, и её факел высвечивал новые и новые узоры. – Так повелось со времени основания посёлка. Здесь нет синьков, потому что в их свете вся красота тускнеет. Только в огне она по-настоящему видна. Тьяра воткнула факел в трещину внизу, с непринуждённой грацией запрыгнула на уступ и уселась там на корточках. Лирэй садиться не стал, встал напротив, украдкой любуясь девушкой. Гибкость и сила её тела происходили не от воинских тренировок, а от сочетания ежедневной нелёгкой работы и непоседливого нрава, не позволявшего сидеть на месте в минуты отдыха. Факел освещал её лицо снизу, так что глаза тонули в тени, но никакая тень не могла погасить их живого блеска, и Лирэю вдруг подумалось, что девушка похожа на горный ручей – прозрачный, чистый и стремительный. Ручей, который либо огибает все препятствия, либо сносит их, либо прокладывает себе новое русло там, где ему хочется течь. Сейчас ручей желал знать, как живут наверху инмерийцы, и об этом Тьяра расспрашивала Лирэя, с огромным интересом внимая рассказу о самых простых подробностях айнского быта и традиций. Он говорил о том, как устроен Даэн – большая деревянная крепость в окружении хозяйственных построек, венчающая холм. О ежедневных тренировках во дворе Даэна айнов и тимиров – воинов-ксанов, о мастерских и кузницах, где варят самую прочную сталь из железа, которое добывают в Звенящих Горах на севере страны, и куют из него самое лучшее в мире оружие. Об усадьбах тимиров в посёлке, окружающем Даэн, двухэтажных, с крытыми тёсом крышами, с белой кипенью яблоневого и вишнёвого цвета по весне за невысокими заборами, открывающими ухоженные огороды. О том, как вечерами загораются огоньки в маленьких раскрашенных глиняных домиках размером с кувшин, которые лепят на все заборы и подвешивают на козырьки крыш над крылечками, – жилищах природных духов, которых подманивают выдумкой и изяществом домика, чтобы они помогали хозяевам. О Доме Предков – отдельной постройке, которая есть в каждом Даэне и где на постаментах стоят сосуды с прахом, а в особом сундуке хранится летопись всех славных дел, совершённых предками рода от самого его основания. О собственной жизни Лирэй говорил менее охотно, умалчивая обо всём, что касалось его отношений с отцом и братом и своего неудавшегося задания. Впрочем, об этом Тьяра спрашивала мало, и иверин довольно быстро пришёл к неутешительному выводу, что её интересовал не столько он сам, сколько возможность больше узнать о жизни на поверхности, и с тем же успехом на его месте мог бы быть любой другой инмериец. Но общество Тьяры всё равно было ему приятно, а надеяться на что-то иное в любом случае не место и не время. – Как ты думаешь, я смогу всё это увидеть своими глазами, если мы замиримся? – спросила она вдруг. – Пригласишь меня в свой Даэн? Лирэй уставился на неё в полном изумлении. – Что?! – Что что? – озадаченно переспросила девушка. – Замиримся? Ты хочешь сказать, что ваш князь на самом деле хочет заключить мир?! Тьяра непонимающе моргнула. – Ну да. Разве тебе никто об этом не сказал? Как ни вглядывался Лирэй, никаких признаков обмана в глубине её чёрных глаз не находил. Тьяра искренне не понимала, что его так удивило. Неужели правда? Ведь своих подданных князь едва ли обманывает – зачем ему это? Но если правда, то совершенно немыслимая. – Да, но... я думал, что это... уловка. – Какая уловка? – Неважно, – Лирэй вздохнул. – Просто дело в том, что это... невозможно. – Почему? – спросила Тьяра с искренним недоумением. Будто и в самом деле не видела к тому никаких препятствий. Лирэй видел множество, но все они безмолвно тонули во взгляде Тьяры – прямом, настойчивом, открытом, – проваливались в чёрную бездонную глубину и исчезали бесследно. Как будто бы и в самом деле ничего невозможного не было в том, чтобы два враждующих народа сложили оружие. – Мы же не нападаем сейчас друг на друга, а мирно разговариваем, – продолжила она. – Почему Иверин и Альтаран этого не могут? «Горный поток, смывающий на своём пути все преграды», – вспомнилось Лирэю недавнее сравнение. На короткий миг его посетило странное чувство – он словно бы увидел всё глазами Тьяры и понял, что все возражения, приходившие ему на ум, для неё несущественны. – Не знаю, – проронил он, не став спорить. – Может быть, это просто никому не приходило в голову? Он, конечно, шутил. Или думал, что шутит. Тьяра хотела добавить что-то ещё, но тут снаружи послышался шорох. Девушка на миг приложила палец к губам, спрыгнула и ловко погасила факел. Тонкие, но сильные пальцы ухватили его за запястье, потянули куда-то – видимо, девушка знала, где здесь можно спрятаться. Лирэй запоздало сообразил, что они с Тьярой пробыли в самоцветной пещере непозволительно долго, увлёкшись беседой и совершенно забыв о времени. И теперь его ищут, а, воможно, и Тьяру тоже. Следом пришла ещё более ужасная мысль – если их увидят вместе, потом девушку могут заподозрить в том, что она помогла ему бежать! Свет факела и чьё-то сердитое сопение неумолимо приближались. – Прячься! – шепнул иверин еле слышно. – Я выйду первым, а ты – потом, когда никто не увидит. Тьяра запротестовала, но он решительно высвободился и вышел на свет, где его тут же заметили. – Вот ты где схоронился, гадёныш! Что тут вынюхиваешь? Орхайт не просто злился – он был в ярости. Ноздри крупного носа, пересечённого старым шрамом, раздувались, лицо покраснело, глаза полыхали гневом. Кнут взметнулся и опустился, разнеся в крошку известняковый нарост. Хоть с этого расстояния удар никак не мог его достать, Лирэй отшатнулся, разом вспомнив, чем грозил Орхайт за прогулку по посёлку, и пожалел, что не укрылся вместе с Тьярой. Но мысль о девушке придала иверину решимости, и он шагнул вперёд. Нельзя, чтобы её обнаружили! – Мне хотелось побыть одному, – ответил он первое, что пришло в голову. Тар не поверит – ну и пусть, главное, чтобы не догадался, кто привёл сюда инмерийца. Лирэй с опаской подошёл, в любой миг ожидая, что следующим движением страшное оружие обрушится на него, но вместо этого получил кулаком в солнечное сплетение, согнулся пополам и долго ловил ртом воздух, пытаясь вдохнуть. – Одному, говоришь? – прорычал Орхайт. – Это я тебе устрою! Он сграбастал иверина за ворот, приподнял над полом и безжалостно встряхнул, так что сломанная рука отозвалась протестующей болью. – Из-за тебя, белобрысый недоносок, я разругался с Сайданаром! «О нет...» – только и подумал иверин. Какого же дурака он свалял, поддавшись сиюминутной прихоти! Орхайт, похоже, решил, что Сайданар вознамерился во что бы то ни стало избавиться от инмерийца, и попытался его прищучить, но он оказался ни при чём. И теперь Орхайту придётся признать свою ошибку, да ещё и, наверное, извиниться за ложные подозрения! Лирэю стало страшно. – Я приношу свои извинения... – пропыхтел он, всё ещё вися в воздухе. – В задницу свои извинения себе засунь! – прорычал Орхайт, ещё пару раз от всей души врезал иверину и куда-то поволок, заломив ему за спину здоровую руку, так что она рисковала превратиться в ещё одну нездоровую. Шли недолго – всего лишь до конца тоннеля, который упирался в длинную пещеру, надвое рассечённую широкой расселиной. Увидев впереди обрыв, Лирэй запаниковал и принялся вырваться, но тщетно. – Уймись, не сброшу я тебя! Хотя руки чешутся, – рыкнул Орхайт и достал из-под камня верёвочную лестницу. – Полезай вниз! Внизу ничего рассмотреть не удавалось – сплошная чернота, которую свет одинокого факела пробить не мог. У Лирэя закружилась голова, и он отступил на шаг назад. – К-куда? – Спустишься – увидишь. Полезай! Подойти к пропасти иверин никак не мог себя заставить, обнаружив в себе внезапно возникший страх высоты, которым он прежде никогда не страдал, но чувствовал, что ещё несколько мгновений промедления, и взбешённый Орхайт загонит его вниз пинками. С трудом переборов себя, иверин подобрался к краю обрыва на четвереньках, судорожно ухватился вспотевшими ладонями за скользкие верёвочные ступени и полез в неизвестность. Свет факела всё отдалялся, и скоро цепляться за ступени пришлось почти наощупь. Когда они закончились, иверин покрылся холодным потом, явственно представив, что повис над бездонной пропастью, но тут же с облегчением ощутил под ногой твёрдую поверхность – то ли дно, то ли карниз. Осторожно пошарил вокруг, убедившись, что рядом нет резкого обрыва, и встал на ноги, на всякий случай не выпуская из рук лестницу. – И что теперь? – иверин подёргал за верёвку. Ответом ему была тишина, и лестница резко выскользнула из рук, ободрав кожу на ладонях.