***
Театр и вправду был бедным. Пары тусклых газовых фонарей над сценой едва хватало, чтобы рассеять темноту летней ночи. Они покачивались на ветру, тихо скрипя, а возле их исцарапанных, закоптившихся стёкол кружились мотыльки. Потеряв ориентир, они отчаянно хватались даже за крошечный лучик надежды. Совсем как люди. Занавес, сшитый из грубой потёртой ткани, скрывал сцену от посторонних глаз, но за ним отчётливо слышались торопливые шаги и негромкие голоса актёров. Представление должно было начаться с минуты на минуту. Подошедшие путники поспешили слиться с толпой и занять место на одной из лавочек, находившихся не слишком далеко от первых ступенек, ведущих на сцену. Хозия с неподдельным интересом осматривался вокруг, в то время как Артур прикладывал все усилия, чтобы согреться, плотнее кутаясь в тонкий плащ. – Помнится, раньше и я выступал на подобных сценах… Морган неопределенно хмыкнул, вспоминая то, с каким мастерством Мэттьюз разыгрывал настоящие спектакли перед теми, кого решала ограбить банда. – Актёр? Хозия опустил голову и, покачав ею, грустно улыбнулся, смотря куда-то перед собой. – Теперь всего лишь преступник. Вскоре занавес распахнулся, и в тот же миг все взгляды оказались прикованы к сцене. В слабом, померкшем свете фонарей, прислонившись стеной к широкому дереву и запрокинув голову, сидел пожилой священник. Его старое чёрное одеяние развевалось на ветру, а прямые и редкие пряди седых волос падали на лоб, скрывая под собой мертвенную белизну кожи. Взгляд старика был направлен куда-то в пустоту, а лицо более не выражало никаких эмоций. По разные стороны от него, отделённые деревом и острыми обломками скалы, сидели несколько мужчин и женщин, во многом не похожих друг на друга. Среди них были как старики, так и совсем юные особы, а одна из женщин держала в руках потрёпанную куклу, выступавшую в роли младенца. Но, несмотря на различия, одежда у них была схожей: светлая и широкая, она выделялась в ночном мраке, давая возможность получше разглядеть героев. Время шло, однако никто не спешил подниматься со своих мест. – Они так и будут сидеть? – шёпотом спросил голубоглазый мужчина, которому едва начавшееся представление уже успело наскучить. – Никогда не понимал всё это искусство. – Думаю, эта пьеса мне знакома... – Да? И это пьеса о том, как люди молча просидели добрых полчаса? – Артур! Бывший актёр шумно выдохнул и перевёл взгляд на сцену. Свет вспыхнул ярче, отразившись в его светло-карих глазах янтарным блеском. Сидевшие друг напротив друга герои смотрели вперёд, но их взоры оставались абсолютно пустыми. Они не видели ничего вокруг. – Вроде бы так и называется, "Слепые"… – тихо произнёс Хозия. – Неужели? – наигранно удивился внезапно согревшийся Морган. Просмотр происходящего на сцене без возможности заняться чем-то более полезным угнетал его. Мэттьюз, казалось, не расслышал сказанного мужчиной. Или, по крайней мере, сделал вид, что не расслышал. На миг в воздухе воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим завыванием ветра вокруг. Её неожиданно прервал грубоватый голос одного из актёров. – Священник ещё не вернулся? Он должен был привести нас обратно в приют… – Не знаю, я не слышал его шагов уже давно. Все здесь? Остальные слепцы тут же начали переговариваться между собой. В сложившемся гомоне невозможно было разобрать отдельные слова, однако, судя по количеству откликнувшихся, все оказались на месте. – Вон там, – Хозия кивком указал в центр сцены, – видишь? Это и есть священник. Всё внимание зрителей было обращено к старику, продолжавшему неподвижно сидеть, и крик, внезапно раздавшийся с другого края сцены, заставил толпу испуганно вздрогнуть. – Что-то коснулось моей руки! – воскликнул юноша. Возле одного из актёров сидел лохматый уличный пёс. Он лизал руки слепцу и радостно вилял хвостом, зовя за собой. – Это… Это же пёс из приюта! Он приведёт нас обратно! Мужчина поднялся и пошёл за собакой, не теряя надежды на скорое возвращение. За ним по пятам следовали ещё несколько слепых. Вот только вместо приюта четвероногий друг привёл группу людей к замершему священнику. Актёр вскрикнул, дотронувшись до холодных рук старика. – О Боже, он, кажется, мёртв! – Он мёртв, он мёртв… – шёпотом повторили остальные. Юноша попытался оттащить собаку от тела, но та не желала двигаться с места. Тогда он, спотыкаясь, возвратился к оставшимся слепым и закрыл лицо руками. – Что же теперь с нами будет?.. В следующее мгновение послышался звонкий плач ребёнка, а в полумраке раздались решительные шаги. – Из них всех видит только вон тот малыш, – тихо произнёс Хозия. – Который кукла? – Который кукла, – обречённо согласился бывший актёр. – Он кого-то заметил, – воскликнула женщина и подняла крохотный свёрток выше. Шаги с каждой секундой становились всё громче и громче, а свет угасал, пока, наконец, не померк совсем. В темноте раздался истошный детский крик. – Это так и было задумано? – поморщился Артур. – Да... Раздались бурные аплодисменты. Герои пьесы вышли на сцену, чтобы поклониться зрителям. И пусть театр был бедным, а декорации - выполненными из подручных материалов и мало похожими на то, что они на самом деле изображали, актёры были богаты. Богаты талантом. – Наверное, это – не единственная постановка на сегодняшнем вечере, – задумчиво проговорил Мэттьюз. – Хватит с меня всего этого искусства, – вполголоса пробормотал Морган, поднимаясь со скамьи.***
Охотники вышли за пределы импровизированного театра и направились к лошадям. Гомон позади них постепенно стихал, уступая место чарующей лесной тишине. Короткая летняя ночь близилась к концу. Сумеречная мгла рассеивалась, солнце слабо освещало кромку горизонта, и лес, казалось, вновь оживал в его предрассветных лучах. Артур по привычке достал сигарету и поднёс её к губам. Клубы горьковатого дыма смешались с приторным ароматом душистых трав, оставив после себя странное послевкусие. – Ты бы хотел играть? – неожиданно для самого себя спросил мужчина. – Да, – хрипло отозвался Хозия. – Когда-то это было моей мечтой. Морган с грустью улыбнулся, задумчиво смотря на стайки пушистых облаков в утреннем небе. – А смысл всей этой пьесы в чём? – Ну, они слепо следовали за священником... а когда потеряли его, потерялись и сами. – Как мы за Датчем? – спросил молодой путник прежде, чем успел прикусить себе язык. – О чём ты? – Да так... Оставшийся путь мужчины шли молча: каждый был погружён в свои мысли. – Нет, знаешь, я бы не хотел играть в пьесе, где рано или поздно придётся потерять всех, – наконец произнёс кареглазый охотник, подходя к мышастому жеребцу. Артур, к тому времени уже взобравшийся на своего коня, молча ждал мужчину, размышляя о сказанном. – Сдаётся мне, ты уже играешь в неё, Хозия. – По крайней мере, мы ещё живы... и всё ещё можем что-то изменить, – улыбнулся в ответ Мэттьюз. Яркое солнце медленно поднималось над горизонтом, освещая знакомую дорогу. По бескрайним просторам, покрытым прохладной росой, стелилась пелена ещё не тронутого ветром призрачного тумана. Где-то совсем рядом раздавался шум беспокойной горной реки, шелестела изумрудная листва на деревьях, повсюду слышались звонкие птичьи трели… Лошади мчались по пустынной дороге, поднимая в воздух клубы пыли. Двое всадников наконец возвращались в лагерь, двигаясь навстречу восходящему солнцу.