at the fingertips

      Первое, что видит Юлиан, открыв глаза, — это плотные серые шторы, через которые с большим трудом пробиваются солнечные лучи, оповещающие о том, что наступило утро. Ещё до того, как он успевает вспомнить, кто он, где он находится и почему, он разглядывает легко узнаваемый даже в полумраке профиль, который тут же даёт ему ответы на большинство его вопросов.       Часть его упрямо настаивает, что осторожность никогда не помешает, и наглухо занавешенное окно даже в светлое время суток поможет им с Тимо спрятаться на пару оставшихся у них на сегодня часов от давления всего мира и особенно этого города — их с ним города. Но логика все же пересиливает, и он встаёт с кровати, чтобы раздвинуть шторы.       Солнечный свет наполнил гостиничный номер, в котором, впрочем, смотреть было особо не на что, если не считать неизвестно зачем стоящую на тумбочке ярко-красную цветочную вазу и мирно спящего Тимо, который тут же заерзал от внезапно возникшего источника света. В конце концов потревоженный Вернер переворачивается к окну — и Юлиану — спиной.       Но самого Юлиана это совсем не устраивает. Он возвращается в постель и ложится лицом к Тимо настолько близко, насколько позволяет стремление не потревожить его сон. Расслабленный Вернер, вне зависимости от того, подрёмывает ли он в редкое свободное от футбола утро, или озорно, почти бесстыже смотрит в глаза своему тренеру, улучив удобный — во всяком случае, по его мнению — момент на тренировочной базе, был особенно красив. Взлохмаченные волосы и россыпь веснушек придают ему вид симпатичного подростка, а смугловатая кожа будто переливается под скользящими по обнаженным плечам и груди лучами утреннего солнца.       Юлиан не сдерживается и ставшим пугающе привычным жестом накрывает рукой его щеку. Он отдергивает ее практически сразу, но совсем прервать прикосновение оказывается выше его сил, и Юлиан продолжает поглаживать лицо Тимо тыльной стороной ладони, слегка задевая костяшками пальцев жёсткую светлую щетину. Вернер размеренно дышит, и только его длинные чёрные ресницы слегка подёргиваются, будто вторя ласковым пальцам. Юлиан проводит мизинцем по его точёному носу и слегка надавливает на кончик. Тимо, кажется, на секунду перестаёт дышать, но тут же расслаблено выдыхает, едва заметно дёрнув плечом.       Юлиан, к своему стыду, наблюдал за спящим Вернером достаточно, чтобы понять, что сейчас он не спит.       Наверное, он должен был смущенно отдернуть руку, отвернуться и надеяться, что Тимо ему этого не припомнит, когда ему обязательно в очередной раз придётся поспешно прерывать его нежные порывы. Но палец сам скользит вниз по лицу, добираясь до губ, несвойственно плотно сжатых даже для бодрствующего Вернера. Палец затем скользит вдоль по ним до самого уголка, который, словно следуя за его движением, вздергивается в довольной улыбке. Улыбке, к которой Юлиан, кажется, никогда не привыкнет. — Многовато ты спишь, спортсмен, многовато.       Пойманный с поличным Вернер только морщит нос в ответ. Его веки все ещё сомкнуты, когда Юлиан кладёт руку на его затылок и осторожно подтягивает к себе, чтобы поцеловать его во все ещё расплывшийся в улыбке рот. Он чувствует, как его целуют в ответ, и вздрагивает, когда Тимо лениво проводит тёплой ладонью по его бедру.