Продавец человеческих внутренностей

      Он занимал подвальное помещение в глубине одного из стандартных дворов бетонного города. Над дверью не было вывески, но это место в ней уж точно не нуждалось — хозяин позаботился о том, чтобы сюда попадали только те, кто по-настоящему этого хочет.       Магазин не был похож на большинство своих сородичей: здесь не было витрин и ярких ламп, не было навязчивой музыки и услужливых консультантов. Был лишь Он — именно так, с большой буквы. Продавец человеческих внутренностей.       Его не интересовала личность входящего. Не спрашивал он и о причинах страшной покупки — эти тайны клиенты предпочитали уносить с собой. Ему нужна была лишь плата — годы человеческой жизни в обмен на желанный товар.       Когда в каморку, освещенную лишь тусклым светом масляной лампы, вошел бледный, будто призрак, юноша, продавцу показалось, что зажгли прожектор — глаза гостя сияли неземным, ослепляющим светом. Две умирающие звезды горели на лице юноши. — Что вам угодно? — недовольно спросил Продавец. Он не любил юнцов за их драматичность. — Продайте мне сердце, — юноша с хрустальным звоном опустил на стойку перед ним холщовый мешочек. — Моё уже не починишь.       Продавец осторожно заглянул в мешочек. Так и было: там лежали мелкие, с ноготь мизинца осколки когда-то пылающего алым, а ныне стремительно сереющего сердца. — Я пытался склеить, — продолжал юноша. — Сперва суперклеем, потом пробовал залить эпоксидной смолой… Все коту под хвост.       Продавец не сдержал любопытства. — Кто же так основательно потрудился?       Ответ был вполне очевидным, но слова кровью плеснули на пол, растекшись там неопрятными лужами. — Девушка. Надя. У неё такие глаза. И улыбка.       Осколки полыхнули багрянцем и стали ещё бледнее.       «Ну конечно, — подумал Продавец, осторожно завязывая мешочек и убирая к себе под стойку. — У нее глаза и улыбка — они сильнее любой атомной бомбы. На таких и держится моё дело». — Я возьму дорого за новое сердце. Двадцать лет, меньше никак не получится. На таких, как ты, дешёвых сердец не делают, — заговорил он и недовольно потер лоб: звезды сверкали слишком ярко, отчего у него поднялась температура.       Юноша согласно кивнул.       Продавец долго перебирал товар, выбирая самое пылающее, самое алое, самое крупное сердце из всех. Наконец оно радостно зазвенело в его руках, и Он вложил его в грудь пылкого покупателя.       Призрак вздрогнул, захлебнулся воздухом, сложился пополам, прижав руки к груди, глаза мучительно зажмурил. — Как больно, — прохрипел он и судорожно сжал челюсти. Смоляные его кудри мигом намокли от пота. — Когда сердце оживает, всегда поначалу больно, — согласился Продавец. Его не пугала развернувшаяся перед глазами сцена: он знал, что скоро, очень скоро мальчишка и не вспомнит об этой боли. Сердце его уляжется, как надо, примет нового хозяина и запоет — вот тогда-то впору будет радоваться.       Юноша медленно выпрямился. Задышал глубоко, не раскрывая глаз. Он весь дрожал. — Кажется, оно теперь совсем моё, — сказал он, и едва уловимая улыбка тронула уголки его губ. — Чего не скажешь о жизни. Я чувствую, как годы утекают из меня. — Это справедливая плата, — напомнил Продавец. — Я предупреждал, что товар не из дешевых.       Звезды вспыхнули снова, но не обожгли, а обласкали сиянием весь магазин. Не прощаясь, юноша покинул его — и света масляной лампы вдруг стало остро не хватать. Темнота накрыла глухой подушкой. Продавец впервые ощутил острую потребность выйти под солнце, и он поспешил ее удовлетворить.       Молодой человек стоял в десяти шагах, жадно вдыхая сырой мартовский воздух. Лицо его, румяное и свежее, освещалось счастливой улыбкой, губы еле заметно шевелились, и с них взлетало в небо воздушное «Надежда».       Было что-то неприличное в том, чтобы наблюдать за ним, и Продавец отвел взгляд. Они с мальчишкой были не одни в этом дворе: возле соседнего подъезда обжималась парочка, они были примерно одного возраста с его недавним покупателем. Девушка льнула к парню, как тростинка льнет к ветру, парень сжимал ее крепко, как медведь сжимает деревце. Яростные поцелуи отпечатывались на их лицах.       Парень отлип от подружки. В тишине двора голос его слышался до зловещего отчетливо. — Надюш, пойдем домой.       Юноша, обнимающий свое новенькое сердце, вздрогнул как от удара и распахнул глаза. Невидяще обшарил ими все кругом и наконец выхватил из пестроты двора двоих влюбленных.       Воздух наполнился звоном разбившегося стекла.       Горячие звезды вспыхнули так, что померкло солнце.       А затем погасли.       Теперь уже навсегда.