Дважды и в будущем

Его отец сидит у его кровати и, сглатывая, произносит: - Хоуленд Рид был хорошим человеком. Верным человеком. Лжец, думает Бран, хотя это, конечно, неправда, потому что все в Семи Королевствах знают, что лорд Эддард Старк – человек чести и честности. (На подоконнике сидит трехглазый ворон, и он чувствует свои ноги под одеялом, здоровые и невредимые, и он вытягивает ноги и понимает, что забыл, каково это, и забудет снова прежде, чем проснется.) - Его сын – если он делает тебя счастливым, мне этого достаточно, - говорит его отец. – Мы поклоняемся Старым богам, ты знаешь. Если мужчина предпочитает компанию других мужчин, мы не имеем к нему претензий. - И я – не наследник, - говорит Бран. Его отец хмыкает и ерошит его волосы. - И ты – не наследник, ага. Я им буду, думает Бран. Все они умрут, и я буду наследником, и я не захочу этого, вот только захочу. - Так что если кто-нибудь станет тебя беспокоить, вспомни про своих братьев, ладно? – говорит его отец. - У меня есть и сёстры, - говорит Бран. - Ага, но у Арьи характер твоей матери. Медведя лучше не дразнить, а? – ухмыляется его отец. Знак матери – лосось, наш – волк. Медведь – знак Мормонтов, и их последний наследник умер Долгой ночью, думает Бран. Но говорит он, конечно: - Нет, конечно, нет. - Молодец, - говорит его отец. – Ходор. Бран просыпается. - Держись от нас подальше, ты меня слышишь? – говорит Мира, сжимая свой лук, как будто это ей чем-то поможет. Это волк. Волки не понимают человеческой речи, думает Бран, но потом чувствует, как язык вываливается у него изо рта, слышит свое тихое рычание, и он понимает. - Мира, - говорит Джоджен, - не смей. (Оказывается, что словом, которое Бран пытался вспомнить, было моложе.) Чем я?, спрашивает он, хочет спросить, чувствует, как слова обретают форму в его сознании, но его волчья пасть не может создать подходящих звуков. Почему я здесь? (Он знает, почему; запах разлит по всей хижине, болезненно очевидный каждому, у кого есть нос, предупреждающий – держись подальше, беги, не задерживайся здесь, чтобы развести огонь и провести ночь – опасность, опасность, мой, мой.) (Ах, тогда поэтому, думает он: он здесь, чтобы спасти жизни Джоджена и Миры, чтобы они смогли спасти жизнь ему.) - В смысле – не смей? – спрашивает Мира, в её голосе прорезается страх. - Это… Всё в порядке, – говорит Джоджен, пытаясь подняться на ноги после падения. – Это Бран. Мира смотрит на Брана так, будто хочет пристрелить его. Я не заберу его у тебя, хочет сказать Бран. Это только наполовину ложь. Ты не сможешь защищать его всегда. В этом больше правды и меньше сочувствия. Он сам принимает решения. - Вот, мальчик. Бран, - Джоджен протягивает руку и свистит, будто Бран гончая, а не волк. Бран всё равно приближается, потому что он знает, какими могут быть сёстры, лижет ладонь Джоджена, а, когда он опускается на колени, и лицо Джоджена. Мира пытается изобразить отвращение, и Джоджен смеется, и Бран машет хвостом, пока не вспоминает, зачем он здесь и сейчас, и рычит, показывая зубы. - Думаю, он хочет, чтобы мы ушли, - говорит Джоджен. - Ходор, - говорит Мира. Бран просыпается. - Король Семи королевств, а? – говорит Джоджен, откидываясь на единственном стуле в комнате, который едва ли достаточно удобный для таких экзерсисов. (Это неправильно, думает Бран, хотя он не может понять, почему бы здесь не быть Железному трону или на каком троне ему следовало бы сидеть вместо этого.) - Шести, - слышит Бран собственный голос. Джоджен улыбается ему и говорит: - Сёстры, да? – и Бран улыбается в ответ, и не говорит, что Санса более чем заслужила свой титул и власть, которая ей сейчас принадлежит, и почёт, который ей оказывают равно мужчины и женщины. - Шести более чем достаточно. Джоджен тяжело вздыхает: - Можешь повторить. Иногда я думаю, что ты хочешь, чтобы я заработался до смерти. - Ты – моя Десница, - слышит Бран свои слова. – Это идет в комплекте с брошью. - Твоя Десница? И только? – Джоджен смотрит на него удивлённо. В этом есть что-то непривычное, что-то – Бран не хочет говорить «неправильное», потому что Джоджен жив (а почему бы ему не быть живым, почти удивляется Бран, перед тем, как вспомнить, что удивляться нельзя, нужно позволить видению случиться, наблюдать, а не действовать). Бран чувствует, как улыбается. - Ты дразнишься, - влюбленно говорит Джоджен. - Я – трехглазый ворон, - слышит Бран собственный голос. – Я не дразнюсь. Джоджен фыркает. - Прекрати уже. Здесь только мы. Ты не должен играть в эту игру. Я знаю тебя, помнишь? Я помню день, когда ты умер, думает Бран, хотя он вроде бы не, наверное. - А должен? Джоджен бросает на него пристальный взгляд. - Ты в порядке? Ты сам на себя не похож. Нет, думает Бран, и всё-таки, как он может быть кем-то ещё? Я – трехглазый ворон, так он сказал Джоджену, но что это вообще значит? Как он может быть той – вещью? человеком? – который зовет его в его снах, направляя? - Я в порядке, - слышит Бран собственный голос. – Ты слишком беспокоишься. - Вчера ты говорил по-другому, - говорит Джоджен, и Бран думает, вчера мы – и понимает, что он забыл. Прошлое растягивается позади него и впереди него, день за днем, сливаясь воедино, все случайности, и недослучайности, и возможности, и невозможности, и потом Джоджен целует его, и Бран возвращается туда, где он есть, в здесь и сейчас, и он не просыпается. (Дай ему поспать, а? – говорит Оша Ходору, тот пожимает плечами и возвращается к работе, собирая хворост и съедобные растения, и где-то неподалеку Мира вслушивается в ровное дыхание Джоджена и улыбается.)