ID работы: 9135012

Уйти в отставку

Слэш
NC-17
Завершён
646
Размер:
94 страницы, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
646 Нравится 163 Отзывы 237 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Аккерман Леви Исаакович. Карла, кот и кавардак Утро второго дня после эпичного переноса из оттуда в сюда не играло сотней оттенков ахуя. Велика вероятность, что причиной тому стала установка обновлений в башке. Или вчерашний террористический акт, совершенный черным гопником семейства кошачьих, отвлек. Придется вынужденно освежить гардероб, таки да. Сам Поц поставил в игнор лежанку, выбранную с тщательностью, заботой и выносом мозга прыщавого продавца-консультанта «ЗооПозитива», а потому, перевернувшись на бок, Леви уткнулся носом в меховую жопку. Ну ясен-красен — на подушке рядом с человеком спится мягче, удобнее, а главное — можно засрать наволочку клочьями черной шерсти. Ничего, сегодня кошака ждет страшная месть — визит к ветеринару. Пора вставать, положить чего-нибудь в животное и в себя заодно. Ерен больше не готовит завтраки по выходным. Но это временно. Пока Поц аристократично шуршал наполнителем в лотке, кофемашина выдала чашку эспрессо. На зубах похрустывали жалкие останки чиабатты с подсохшим сыром. Вялотекущее утро слегка скрашивала мысль — в мире титанов Леви с голодухи работал на Лобова, а здесь дал ворюге долгую пайку.* Настырное пиликание смартфона заставило по-быстрому протолкнуть комок сыра в горло глотком горячего кофе и шкандыбать в спальню. Кто там осмелился побеспокоить товарисча прокурора? Майор Очкастая. А кто ж еще. — Доброго утра, Зоинька! Как живется с новой прошивкой? «Здрасьте, гражданин-начальник! — Здесь ей тоже палец в рот не клади. — Сообразил уже, что всех, кто оказался на крыше, перебросило сюда? Я в тебе не сомневалась! — Несмотря на кардинальную смену локации, энтузиазм лился через край. — Тогда слушай сюда. Пока некоторые пожинали лавры в суде, — кстати, поздравляю, — я кое-что придумала. Сегодня часиков в шесть заберешь из больнички своего собутыльника Эрвина и Армина. Ах, ты ж не знаешь, что Армин томограф налаживает — обоих из Германии прислали. У меня есть теория… точнее, в этом мире она есть. Но нужно подтверждение. Сегодня проведем ма-а-аленький эксперимент и узнаем. Или не узнаем…» — Что-то последняя фраза не вызывает щенячьего восторга. Меня терзают смутные сомнения — мы в процессе не загнемся? «Это вряд ли. Надо просто вырубить нейроны передней части поясной извилины и в МПЗ… то есть, в медиальной префронтальной зоне. Пройдет как по маслу, не волнуйся за свой ценный мозг. Я нейрохирург или где?» — жизнерадостно влетело в ухо. — Умеешь ты приободрить. Буду ждать с нетерпением путешествия в кроличью нору. Только вытащить не забудь, ладушки? «Оладушки!» — захихикала трубка. — Кстати, на праздник расширения сознания Микаса Аккерман прибыть не соизволит. Она в Голливуде, видишь ли. «Ни хрена ж себе! Когда узнал? Говорил с ней? Писал? Связь есть?» — Узнал вчера. А говорить не стал. Для такого щастья Йегер имеется. «И фиг с ней. Для эксперимента достаточно меня, тебя и нашего Сына турецко-подданного. Арлерт проконтролирует. У него есть базовое медицинское и навыки оказания первой помощи…». — Очкастая, мне снова печально. Уверена, что не превратимся в овощи с грядки мамаши Кирштейн? «Железно. Я ведь отправлюсь с вами». — Ну утешила. Куда деваться. «Пока, гражданин-начальник!» — раздался прощальный вопль. Смартфон наконец-то заткнулся. Заклеив створки дедулина шкафа крест-накрест липкой лентой, Леви погрозил пальцем наблюдающему за действом Поцу. Кошак и ухом не повел. Он хорошо покушал, и сейчас настало время утреннего туалета. Старательно облизав левую лапу, потер мордель, мол, не видишь, человек, я занят. Но стоило только руке почесать за ухом, автоматически сработала мурчалка. — Ты у меня, похоже, домашний. Или был? — Шерсть оказалась мягкой, чистой. Поц «тарахтел» и щурился от кайфа. — Что, хозяева свалили туда, где лучше, тебя выкинули, и ты решил подать на них в суд? Поц приоткрыл один глаз, стрельнул зеленой молнией и спрыгнул на пол. Кончик черного хвоста мелькнул в кухонной двери. Как многие представители семейства кошачьих, Поц, помимо независимого характера, обладал способностью к телепортации. Белая футболка. Синие спортивные шорты. Кроссы. Защелкнуть спереди фастекс поясной сумки и готово. Пробежка поможет думать. Ведь некому кружить башку ветром цветущей степи с пряным привкусом счастья. Мальчишка не будет дышать рядом, приоткрыв пухлый рот. Изредка косить глазом из-под опущенных ресниц. И сердце не даст сбой, когда в глубокой зелени радужки вспыхнут искры живого пламени. Гибкие подошвы почти неслышно шуршат по плитке. Самое лучшее в беге — фаза полета. Кажется, стоит оттолкнуться сильнее, и взлетишь прямо к свободно парящим облакам. Навстречу солнцу… Впереди замаячили чугунные ворота, обмазанные десятком слоев черной краски: главная аллея тянулась от типа парадного входа с улицы Моргенштерна** до типа запасного выхода на улицу Горелые хаты. Шайтан побери на сковородку здешнюю версию Дариуса Закклея с его тягой к возвращению исторических названий! Леви остановился. Ничего себе, пронесся через парк насквозь и не заметил. Вытащив из поясной сумки бутылку, свинтил крышку и плеснул немного на лицо. Вода успела согреться, но тонкие струйки приятно освежили горящие щеки. И тут в жопе зажужжало. Нет сегодня отдыха для бедного еврея. На смартфоне красовалась чопорная физиономия главы Департамента градостроительства Елды-Марлийска. А вот это уже совсем интересно. Неужели решила лично поздравить с удачным завершением дела Лобова? Не похоже на нее. Обычно присылает на почту суда. Что ж, послушаем. — Утра доброго, Карла. «Есть разговор. Дело не терпит отлагательств. Встретимся в одиннадцать тридцать возле…» — Я, конечно же, все понимаю, но сегодня у меня законный выходной. Еще хочу напомнить, что месяц не спал, не жрал, не срал из-за Лобова, с которым ты заключила контракт на строительство нового рынка у Арбузной пристани. Я понятно намекаю? И кота надо к ветеринарам везти. Если совсем приперло, подъезжай к парку со стороны Горелых хат. Подожду в тенечке. В динамиках напряженно гудело рассерженное молчание. «Скоро буду» — прозвучал короткий ответ. Леви уселся на лавочку под пышным каштаном. Отхлебнув воды, задумался. Какая хрень стряслась у Карлы Йегер с утра посрамши? Впрочем, на фига грузиться: приедет — сама расскажет. Мысли в черепушке дрейфовали в сторону Флока, но затем изменили курс на комнату памяти. Там, запертые на семь замков, хранились лица, улыбки, смех, малиновые хвостики, дружеское похлопывание по плечу, копна светло-русых волос. Изабель Магнолия и Фарлан Чёрч. В мире титанов от них остались лишь имена и даты на серых камнях. Его названную семью навещают только снег и дождь. Еще осенний ветер проносится мимо, сметая с могил жухлую листву кладбищенских вязов. А здесь?.. Вдруг их тоже перекинуло после смерти? Не факт. Майк Закариус порван на тряпочки титаньим выводком, приведенным Звероподобным, а Миха Захарченко ни сном, ни духом, ни рылом, ни ухом. Тут прокурорская чуйка не подвела. — Леви, давай договоримся сразу — ты не станешь отрицать очевидное. Так мы сэкономим время. — Сморщив тонкий нос, Карла с сомнением оглядела лавочку, но все-таки решилась присесть. Быстро примчалась. Видать, правда приперло. — Согласен. Излагай. — Вы с Ереном встречаетесь уже год, но позавчера ты его бросил. — Она вытянула из темно-синей сумочки пачку сигарет, но затолкала обратно и резко вжикнула молнией. — Не поверю, что нашел кого-то получше, а значит, женишься на Раловой… Мой сын, он отказался из-за тебя от шанса выбраться с этой помойки! Я не позволю искалечить ему жизнь… Мда, объяснить бы ей доступно, что в другом мире съедена заживо человекообразной тварью, а любимый сынуля видел, как его матери ломали хребет. Стала бы тогда глава Департамента градостроительства гнать на родной Елды-Марлийск?.. Сидит тут в туфельках в тон сумочки, рассуждает о помойках, об Ерене беспокоится. Да, с названием городишке не повезло. Да, не столица какая-нибудь, зато тут запросто сходить подстричься к самой королеве Хистории. Не ценишь ты, Карла, что имеешь, потому что не знаешь — может быть иначе. И не лучше, а хуже. Здесь люди не согнаны за пятидесятиметровые стены, не трясутся от страха с утра и до глубокой ночи, пока не повезет ненадолго уснуть… Пропустив большую часть праведного гнева мимо мозга, сказал: — Притормози, мамуля. Твой сынок сам послал меня такими словами, что не рискну повторить при даме. Хочешь выписать люлей? Не по тому адресу заявилась. Хреново воспитала — теперь разбирайся. — Вот дерьмо, зачем мальчишка Карле про них разболтал?! — А у меня ветеринарка сегодня по графику. Леви поднялся с лавочки. Солнечный луч пробился сквозь разлапистую листву и ужалил в правый глаз. Жара потихоньку завоевывала каштановую аллею, расползалась по кривым улочкам старого города до бывшего Коммунистического тупика, накрывала торжище Арбузной пристани. Начинался новый день. Мирный. Без титанов. — Бывай. — Воткнув бутылку с водой в карман сумки, потрусил обратно. — Леви, подожди. — Он остановился, скосил глаза в сторону густой тени. Карла сидела, свесив голову. Едва тронутые сединой каштановые волосы закрывали лицо. — Не делай ему больно. — В голосе растерянность, даже беспомощность. — Никогда. — Он не обернулся. Незачем. Не дура — поймет. — Спасибо, — прошелестело в спину, и следом раздался удаляющийся стук каблуков по плитке. Афишная тумба торчала у типа парадного входа половину вечности. Установленная еще при царе Александре-освободителе, она плевала на шквалы большевистского террора, рассвета и заката социализма. Ее не снесло волной перестройки, и только лихие девяностые оставили на крапчатом граните четыре пулевых: случилась стрелка с перестрелкой между кандидатом в мэры Дамиром Закклеевым и действующим градоначальником Фрицем. Сейчас тумба исправно исполняла свое исконное предназначение. Обычно Леви пробегал мимо, не обращая внимания на очередную морду, оскаленную притворным весельем или, наоборот, искаженную фальшивой болью, смешанной с любовью, политой алкоголем (шайтан побери судебную секретаршу Ралову вместе с ее плейлистом и Ольгой Пузовой!). Обычно пробегал. Но не сегодня. Сегодня он затормозил на скаку, едва не боднув ни в чем не повинного «урюка», который методично разгонял пузыри на глянцевой поверхности нового плаката. — Съебись, — коротко бросил в обтянутую оранжевым жилетом спину. Пожав плечами, спина покорно свалила. Поднятая вверх левая рука. Рокерская распальцовка. Волосы цвета малинового заката обрамляли лицо, знакомое до дрожи сердца. И главное — широко распахнутые изумрудные глаза. Кроваво-алое платье в пол. Надпись внизу летела серебристыми стрелами букв по длинному подолу. Magnolia Steel. Этот мир отхуячил сюрпризом по самое предынфарктное. Доставая из сумки смартфон, Леви опустился прямо на пыльный бордюр. И начал копать. Оказалось, что Стальная Магнолия родилась под Елды-Марлийском в деревеньке Пьянкино и числилась по паспорту Похмелкиной Изабеллой Ринатовной. Состояла на учете в детской комнате милиции за драки и мелкое воровство. Потом, в течение трех лет, — ни единого протокола. Зато в девятнадцать была отправлена в КПЗ прямиком с финала конкурса «Молодые голоса России» за нанесение повреждений легкой и средней степени тяжести дочурке некоего олигарха, которой отдало первое место купленное с потрохами жюри. И дальше — тишина. Пока с новым именем и малиновыми патлами не всплыла под ручку с наследником фирмы «Чёрч-рекордс» на затуманенных дурью рок-просторах Альбиона в баре Big Red. Фарлан, мать твою, Чёрч! Ты здесь оказался не просто мажором, но талантливым аранжировщиком и клавишником от боженьки всемогущего. Глаза неслись галопом по первым строчкам чертовой кучи хит-парадов, обложкам журналов «Биллборд» и «Ролинг стоун». К тридцати годам бывшая воровка Изабелла Похмелкина пребывала в шаге от Зала славы рок-н-ролла. А еще она решила заявиться на малую родину. В блеске бабла, славы, стали и под торжественные звуки собственного симфонического оркестра. Надо попасть на шоу. Да, Магнолия и Чёрч не заметят Леви в толпе бушующих фанов. Но пофиг. Он обязан их увидеть. Живыми. Придется напрячь Сына лейтенанта Шмидта. Пусть устроит Мадам Шнеерсон такую камасутру, чтоб вознеслась, потом спустилась и раздобыла билет! Два билета. Ерен тоже пойдет. Это не обсуждается. Точка. Рассматривая фотографии рок-банды, Леви заметил потеряшку. Рыжий ритм-гитарист со смазливой мордахой и коком под Элвиса изогнулся, оттопырив задницу, и самозабвенно надрачивал гриф. Вот и Флок Форстер нашелся. Иисус, Будда, Прародительница Имир, хоть кто-нибудь, объясните — почему чувак разгуливал в мире титанов с причей Короля?! Что-то внутри стен никаких Элвисов Пресли ухом не видали, глазом не слыхали. Причуды множественных, мать их, вселенных. Не иначе. Что ж, удачно оклематься после прихода, бывший рядовой Разведкорпуса. Леви поднялся и потрусил к дому. День начался бодро, даже слишком, и обещал ускориться стараниями чокнутой Очкастой. В душ бы успеть, еба. Единственная ветклиника Елды-Марлийска располагалась в здании скотобойни на южной окраине. Уважаемое сельхозпредприятие прекратило свое существование по причине того, что рогатое сырье передохло с голодухи в конце перестроечных восьмидесятых, но таки все равно символично. Однако заядлый кошатник Закклеев отзывался о «коновалах» неплохо и, до кучи, отстегивал из городской казны. Во всяком случае, коридор сиял кипельной белизной кафеля, стулья стояли рядком вдоль стены. А еще невыносимо воняло цветочной отдушкой. Поц в переноске заворочался и недовольно чихнул. — Какой няшка! — захлопала ресницами девица в бирюзовом халатике, едва Леви усадил кошака на смотровой стол. «Няшка» ехидно прищурил левый глаз. — Леви Исаакович, вы в коридорчике посидите, пожалуйста, — затараторила ветеринарша. — Мы сами справимся, — кивнув в сторону коренастого чувака с бритой башкой и золотой цепью вокруг мощной шеи. Чувак казался смутно знакомым. Точно! Когда в прошлом году город накрыло эпидемией тиара-вируса, он толкал на Арбузной пристани таблетки для стерилизации свиней под видом чудо-средства. Тогда Захарченко просто приказал дежурным отпиздить горе-дилера и отпустить с миром. — Давай, котейка, ушки посмотрим… Воркование ветеринарши прервалось собственным визгом. Держась за щеку, она отшатнулась от стола. Голубая латексная перчатка окрасилась алым. Благородный Поц не собирался подпускать к себе всякий плебс. — Э-м-м, господин… товарищ Аккерман. — Чувак-с-таблетками робко посмотрел на Леви. — Давайте я попробую? Ну чего ты такой сердитый, мы тебе плохого не сделаем, только посмотрим… — И неосмотрительно протянул руку. — А-а-а, ебаный пиздец! Он, падла, мне вену порвал! Количество разбрызгиваемой по кабинету кровищи увеличилось. Девица хлюпала носом возле стеклянного шкафчика с лекарствами. Чувак-с-таблетками нянчил на груди раненую кисть. Поц прижал уши, оскалился, распушился и, похоже, приготовился сдетонировать маленькой, но ядреной бомбой. — И что тут происходит? — раздалось у Леви за спиной. — На-на-на-Нанаба? — Ну да, уже тридцать лет Гюзель Нанабова. — Указательный палец постучал по бейджику, прицепленному к карману халата. — Здравствуй, гордость нашего задрищенска. Кстати, поздравляю с победой. Сука Лобов… хорошо еще никто не погиб. Почему из башки вылетело, что здешняя Нанаба рулит клиникой для хвостатых и пернатых? Он с интересом наблюдал, как, открыв стеклянный шкаф, Гюзель Нанабова взяла с полки серое тонкое одеяло, невозмутимо подошла к шипящему кошаку и легким движением рук превратила буяна в крайне недовольный ролл. Спереди торчала ошарашенная мордель, сзади дергался черный хвост. — Леви, подержи, будь добр, шею и тут, где окорока. А вы, рукожопы, пошли вон! — рявкнула в сторону девицы и чувака. — Леви, дави сильнее, не бойся. Кошки хорошо выдерживают давление. — И сунула Поцу под хвост ватную палочку. Через двадцать минут усмиренный гопник добровольно-принудительно сдал все полагающиеся анализы, получил две прививки внутрижопно и пилюлю от глистов прямо в пасть. На Гюзель Нанабовой не было ни царапинки. По дороге домой Поц горестно мяукал в переноске, а едва очутился в квартире, посмотрел на своего человека с укором и презрением. Что, впрочем, не помешало кошаку, как истинному представителю хвостатых, вальяжно проследовать к миске. Леви тоже хотелось жрать. В морозилке обнаружились пельмени, просроченные всего-то на полгода. Они и полетели в кастрюлю. Блять. Слева под ребрами словно образовалась пустота. Там разрасталось вязкое, грозило затянуть во мрак кромешный, похоронить в пустой мерзлоте одиночества. Горько и сумрачно без тебя, Ерен-Эрен… Лежащий на пластике под мрамор смартфон оповестил звяканьем, что прокурора кто-то хочет. Не опять, а снова. Сообщение в ватсапе от зеленоглазой погибели заставило злорадно ухмыльнуться. «Маман отслеживала телефон и знает, что мы встречаемся. Собралась на тебя наехать. Решила — женишься на Раловой и хуйнул меня». Очень вовремя! Ничего, тебе от нее прилетит во все места и разом. «Уже. Поплакался ей, как на духу, исповедался, мол, сам меня бросил. Готовь жопу для мамкина ремня, раз мой хер не по вкусу» — одной рукой пытаясь отловить шумовкой скользкие комочки, Леви быстро набирал другой колючие фразы. В ответ прилетело: «Пошел нах». «Не, сегодня не получится. Майор Очкастая объявила общий сбор у себя на хате». Тарелка с хавчиком глухо стукнулась о пластик. Гаджет едва не выскользнул из моментально вспотевшей ладони. «Придешь?». Кап. Кап. Кап. Когда начал подтекать кран?.. Секунды молчания капали так же медленно. Кап… «Да». Ну вот и ладненько! Выключенный смартфон отправился в задний карман джинсов. Где-то должен валяться майонез… Забрасывая в себя безвкусные слипшиеся комочки, Леви чувствовал, что слева теплеет. Тоскливая мерзлота одиночества отползала обратно во мрак. И причина — явно не просроченные пельмени. Два слова «…мы встречаемся». Оговорочка по Фрейду. Черт возьми, Ерен, неужели вспомнил нас? Год идеального шторма, когда срывало шифер только от звонка пятничным вечером или короткого «сегодня, как обычно, в семь» в ватсапе. Фразу дежурно завершал дебильный смайлик. Штормом накрывало не сразу. Сначала он давал о себе знать тяжелой зыбью. По телу от макушки до пяток разливалось огненной волной предвкушение. Налетал первый шквал, и мысли выдувало из башки напрочь. И вот долгожданное лязганье замка диссонансом пробивалось сквозь гул крови в ушах. И, едва выдернув ключ из скважины, чертов сопляк рвался за поцелуем с порога. И получал. Иногда до крови из прокушенной губы. Потому что, подпирая стену прихожей, Леви не отрывал взгляд от часов дедули Аккермана — считал минуты. Избежать встречи со стихией по имени Ерен невозможно. Попытаться изменить курс, выбрать другой маршрут? Поговорить сначала о погоде за кружкой чая? Зачем?! Когда уже закружило в дикой жажде распустить каштановый хвост, сорвав на фиг резинку. Чтобы волосы по плечам. Стянув майку, зашвырнуть куда-то в угол. Чтобы добраться пересохшим ртом до нахальной пуговки соска. И рукой вниз, царапая пальцы о пафосную пряжку ковбойского ремня. Чтобы почувствовать под тонкой тканью брифов крепкий стояк. Они не всегда доходили до кровати. Ванная? Душ? Да на хуй сдалось! Едва спустив джинсы, яростно дрочили друг другу. Кому нужна промывка кишки, если стоны и рык сливаются с ликующим хоралом ветра, во вселенной нет никого, кроме них, а вокруг ревет идеальный шторм?! Поц налопался и задрых на хозяйской постели. Хрен с ним и клочьями шерсти по всему покрывалу. Хотя зря щетку не купил. Ничего, Ерен вернется, затарится в «ЗооПозитиве» и пусть вычесывает. С каких-то фигов появилась твердая уверенность — два зеленоглазых засранца поладят. Как же быстро засосало в этот мир… Щедро полив «Фейри» губку, Леви поймал себя на мысли, что не думает ни о титанах, ни о лицемерных королях, ни о мертвых, ни о живых. «Старая» память не стерлась, не растаяла, будто снег под лучами весны, облаченной в сияние солнца. Память о ебучей дыре, где есть только два варианта прожить жизнь. Первый — прозябать внутри стен, убивая таких же бедолаг за кусок тухлого мяса или пригоршню мелких монет. Второй — перешагнув через гибель Изабель и Чёрча, прорубить дорогу лезвиями УПМ сквозь переплетения лжи, тайн, интриг, отыскать причину и уничтожить последствия — титанов. Оба варианта не предусматривали Кушель, встречающую взрослого сына со счастливой улыбкой; рассвет, робко розовеющий за окном, когда рядом посапывает Ерен, и сквозь каштановые пряди беззащитно торчат острые позвонки. И уж точно в мире титанов не завалялось карьеры рок-звезды для Изабель Магнолии. Леви взглянул на часы. Размышлизмы за мытьем кастрюли — дело хорошее, но пора отправляться за Сыном лейтенанта Шмидта и Арлертом. Какой бы эксперимент ни породил дурной гений майора Очкастой, если он поможет объяснить, что к чему и почему — это заебок! У въезда на территорию больнички, прямо за чугунным забором торчали под сенью лип две знакомые фигуры. Одна — высокая, широкоплечая и по-армейски прямая. Другая низенькая, тщедушная и по-гиковски скособоченная. Эрвин с Армином поджидали транспорт. На ум пришла шутейка о полутора землекопах. Только тут у нас полтора блондина. Шлагбаум дрогнул, скрипнул, затрясся и рывками пошел вверх: авто прокурора узнавали в Елды-Марлийске хромой, кривой и даже вечно бухие ЧОПовцы. — Ну здравствуй, Эрочка. Как больная головушка поживает? — Ну не мог Леви, не мог не подколоть командора. Взгляд скользнул по белой футболке, отглаженным джинсам и… — Моднявая у тебя обувка. Где надыбал? — Ханджи… Зоя Арменовна принесла откуда-то. — Тапочки из коричневого плюша словно ожили и попытались потеряться в траве, но их хозяин светло улыбнулся. — Может, от ее БУ остались? Меня увезли ночью на скорой прямиком из офиса в халате и босиком — ночевать там собирался, только-только в душ сходил. Утром мать принесла джинсы с футболкой, а кроссовки не захватила. Память уже не та… Леви. — Напускная веселость сползла с лица. — Она жива, и отец тоже. Понимаешь?.. — А сам-то как думаешь? Я вчера вместе с Кушель Аккерман отпраздновал восемьдесят седьмой день варенья дедули Аккермана. Смит-Шмидт отвернулся, шмыгнул носом, опустил глаза, явно сдерживая всхлип. А затем взглянул растерянно, даже беззащитно: — Я… не хочу обратно. А ты? Ответить Леви не смог. Слова свалили дружными рядами неведомо куда и в ближайшее время возвращаться не собирались. Да и что сказать? Что за сутки врос в пыльные улицы, пропитанные солнцем, где живут мать, старый друг Шмидт, где с Михой Захарченко запросто жахнуть водки после трудового дня, где есть надежда на… Ну погоди у меня, Йегер! Сам не вернешься — протолкну в Госдуме закон об ответственности за разбитое сердце с отбыванием наказания в койке потерпевшего. Шутки шутками, но здесь у них есть, черт возьми, шанс. — Моня, держи, а то упадет! Ой-вей, по асфальтированной дорожке громыхала подвыпившими колесиками больничная каталка, энергично влекомая той, которая здесь звалась Зойкой Ханджинян. Рядом суетилась еще одна знакомая личность. Выгоревшие русые волосы разобраны на прямой пробор, глаза напряженно следят за летящей вперед Очкастой, руки скользят по черному мешку для трупов, пытаясь удержать его на каталке. Моблит Бернер. Только не совсем. На бейджике, криво прицепленном к карману помятого синего халата, значилось «Бернер Моисей Соломонович. Зам. главврача по хозяйственной части». — Ёптыть! Задроченное многочисленными телами болящих транспортное средство накренилось набок, правое переднее колесо отлетело и приземлилось на тапочек Шмидта, надеясь обрести покой в мягкости плюша. Очкастая отскочила в сторону. Мешок свалился на асфальт, страдальчески позвякивая содержимым. Значит, там-таки не свежий покойник. Уже неплохо. — Итить, сумку не взяла. — Очкастая посмотрела на мешок. — Леви, закинь это в багажник. Не бойся — там разобранные стойки для капельниц. Моня, принеси из лабы мою сумку-холодильник. Она у двери стоит. — Зоя, пожалуйста, что происходит? — Бернер старательно удерживал каталку от окончательного падения. — Ничего противозаконного! Видишь — с нами прокуратура. — Победно сверкнув очками на несчастного хозяйственника. — Завтра верну на место. За сумкой сбегаешь? Уложив потерпевшую каталку поближе к бордюру, местная версия исполнительного директора Исследовательского отряда покорно потащилась к одноэтажному бараку. Над казенной железной дверью красовалась синяя вывеска с надписью «Лаборатория». — Уфф! У меня получилось! Леви, Эрвин, погрузите уже все. Армин, просыпайся и садись на заднее. — Фрау… Ханджи, — подал голос Арлерт. — Мне немного страшно. — Ты не пойдешь с нами. Туда… Будешь следить за общим состоянием. Если начнутся судороги, изо рта потечет пена, отключишь капельницы и сделаешь каждому укол из шприцев, помеченных красным скотчем… Не, до этого не дойдет. Обещаю. А ты, — поворачиваясь к Шмидту, — пригляди, чтоб он в обморок не хлопнулся. — Тихо. — Леви скосил глаза направо: из «барака» вышел Бернер. На плече висела квадратная кошмарно-розовая сумка. — Вот. Забирай. — Спасибочки! — Вырвав из протянутой руки блестящий ремешок, Зоя чмокнула в щеку растерянного Моню. — Поцелуй от меня Софочку и скажи моей Аньке, чтоб свои чипсеги пачками не жрала — знаю я ее. И вот еще что, девчонки у нас ушлые не по годам — ты завтра проследи, а то опять до школы не дойдут, как две недели назад, океюшки? — Прослежу. — Завхоз Бернер неловко потрепал ее по плечу и посмотрел на Леви: — Поздравляю с победой в суде. — Затем с сомнением взглянул на мешок для трупов и, махнув рукой, пошел к серой бетонной коробке главного корпуса. — Пихайте уже добро в багажник и поехали! На заднем сидении напряженно молчали полтора блондина. На переднем устроилась Зойка в обнимку с розовым кошмаром. И первой заговорила, конечно же, она: — Здесь, — похлопав по блестящей крышке, — вытяжка из грибов. Псиломелан. Грибы мамаша Кирштейн выращивает в подвале на даче. Ну ты же знаешь? — Знаю. Однако у нее хватает мозгов не попадаться. — Я еще кое-что добавила… — Очкастая! — Руки сжали руль. Дело понеслось семимильными шагами в сторону серьезной статьи. — Смотри на дорогу. По документам все чисто. А мне надо нас отправить в путешествие и не угробить. — То есть собираешься пустить по вене грибной бульончик, приправленный опиатами? барбитурой? чем? — Так я тебе и сказала. Предъявите ордер, гражданин-начальник. — И вдруг заозиралась вокруг. — А куда это мы едем? Адрес же вроде в ватсап сбросила… Надо через Чертов мост на сторону Елды. Бодрое утро, Карла с предъявой, рок-звезда Магнолия, кровавое ветобслуживание Поца Злоебучего и шторм по имени Ерен не прошли даром. После погрузки Леви тупо дал по газам, и сейчас они катили по улице. Абсолютно не в ту сторону. Разворачиваться пришлось через двойную сплошную. Давным-давно обыватели всех видов и мастей переправляли себя и грузы из Елдыйской в Марлийскую часть города и обратно на утлых лодчонках. Потом недолго существовала паромная переправа. А при царе Николае Втором был построен деревянный мост. Который эпично рухнул в Гражданскую, не выдержав отсутствия техобслуживания и пулеметные тачанки Красной Армии. Пулеметы благополучно утонули. Кони выплыли. Солдаты революции отделались легким испугом и поправляли здоровье арбузным самогоном еще целую неделю. Женское население младше шестидесяти ховалось по чердакам и подвалам, мужское материлось сквозь зубы, а бабки, объявив забастовку, отказались гнать продукт по причине отсутствие сырья. К тому времени окрестные бахчи были вычищены под ноль. Слава богу, в тогда еще не переименованном Царицыне вспомнили о пропаже целого отряда и прислали телеграмму с пиздюлями на уцелевший почтамт. Красноармейцы ускакали, мужики выдохнули, девки и бабы повылезали на свежий воздух, а мост отныне стал называться Чертовым. Новый, уже бетонный, с башнями-пилонами построили в конце правления Иосифа Виссарионовича и поименовали соответственно. Только не прижилось. Мэр Закклеев всегда был близок к избирателям, потому узаконил «историческое» название. Минут через пятнадцать Леви припарковался возле пятиэтажного кирпичного здания эпохи перемен. То есть когда сталинский ампир уже почил в бозе, а хрущевский минимализм еще не заполонил весь СССР от Москвы до самых до окраин. О, точно! Вспомнил! Дом строился как пансионат для ветеранов ВОВ и работников тыла. И даже использовался по назначению где-то до конца семидесятых. Немногочисленные елды-марлийские ветераны постепенно вымерли кто от старых ран, кто от водки, и пансионат перевели в жилой фонд, заселив очередниками из коммуналок.*** Тут-то, на четвертом этаже, и снимала однушку старшая медсестра нейрохирургии Ханджинян Зоя Арменовна. Перед единственным подъездом не случилось вездесущих бабушек, а потому позвякивающий мешок для трупов они с Эрвином спокойненько затащили в облезлый лифт. Следом проскользнул тощий Арлерт. Сама Зойка, утрамбовав честную компанию розовым кошмаром, втиснулась последней. Кабина крякнула от натуги и, потряхивая живую начинку, поползла вверх. Дверь в квартиру выглядела на удивление прилично: железная и с двумя замками. — Проходите и разувайтесь, мальчики. — Сумка отправилась под прямоугольное зеркало аккурат напротив входа. — Эрвин, заинька, разложи диван и достань из шкафа три подушки. Армин, помоги собрать стойки. Леви никогда тут не был — за «Араратом» для личных нужд заезжал в больницу. Пока Сын лейтенанта Шмидта шарился по полкам «стенки» из ДСП, пережившей лихие девяностые, выглянул в приоткрытое окно. Да уж, комната с видом на пиздец. Внизу медленно и со скрипом осыпались в раскидистые лопухи железные гаражи, подъездная дорога заросла полынью, кусты дикой малины подарили покой древнему запорожцу — кое-где на крыше жалобно выглядывала из ржавчины голубая краска. В небо грустно смотрело черным глазом дисковое колесо — оно отбегалось по дорогам еще при Царе Борисе. **** А посреди локального постапа широко распростерла изумрудную крону старая акация. И, покорная воле апрельского ветерка, застенчивая листва баюкала нежным шепотом руины суматошных жизней. Наверное, дерево уцелело еще со времен пансионата. Взгляд скользнул по стене, оклеенной практичными виниловыми обоями под серый камень (ремонт явно сделан в двадцать первом веке), на дешманском офисном столе притулились монитор никак не моложе конца нулевых, печальный кактус, нефритовая пирамида, стопка школьных тетрадей, стакан для ручек «Хэлло Китти», китайская фигурка Железного человека и… фото в рамке под дерево. — Моя Анька, Ануш.***** — Задев плечом, Очкастая встала рядом. — Знаешь, она у меня прикольная получилась, умная — вся в мать. Хочет стать суккулентологом. Представляешь? Просит на днюху pseudolithos cubiformis, а эта редкая зараза стоит пол моей зарплаты и есть только в Астрахани, но это не точно. Они с Софочкой, дочей Бернера, в одном классе учатся, дружат. Анька тусит у Мони почти все выхи: у Софы своя комната, а тут — кровать с тумбочкой за шкафом. Вот и все личное пространство. — Ханджи… кстати, как тебя называть-то теперь? — Зоей, Зойкой. Очкастой тоже можно. — Она рассеянно улыбнулась. Взгляд прилип к фото девчушки с короткими кудряшками и улыбкой до ушей. — Ладно, понял. Обратно и тебя не тянет. — Не знаю… Думаю, мы сдохли на треклятой крыше и возвращаться некуда — остались пустые оболочки, которые закопали с почестями или без. Мне еще никогда не было так спокойно… Динь-дилинь — раздался звонок. Зойка метнулась в прихожую, и через секунду в комнате нарисовалась зеленоглазая погибель Леви Аккермана. Таки приехал, сопля малолетняя. — Ну раз сын турецко-подданного почтил нас своим присутствием, заседание клуба анонимных, или не очень, попаданцев можно объявлять открытым. — Пока с языка стекал сарказм, сердце застопорилось, кишки смерзлись от страха в ледяной комок. Но заметив покрасневшие скулы и смущенный взгляд из-под дрожащих ресниц, Леви выдохнул. Ливер оттаял. Сердце пошло. — Ханджи… — Ерен запнулся, потряс головой. Зыркнул в сторону Леви. Тут же перевел взгляд на Армина и окончательно растерялся. — Я так не вкурил, что мы собираемся делать. — Как это — что? Искать истину! Сумку принесу и отправимся.— Вылетая за дверь. — Здесь у меня кое-какой препарат… Не кипишуй, все ништяк и заебумба! — Очки вдохновенно сверкали на горбатой переносице, розовый кошмар покачивался на ремне, зажатом в вытянутой руке. — Выруби турбо-режим и объясни капельку подробнее. Пожалей нас, горемычных. Вон Арлерт сморжопился от нервяка, нашего бравого инвалида того и гляди инсультом пришибет, и мне тоже интересно.  — Ты хочешь, чтобы я изложила коротенько статью, которую час читала, пока отвар в центрифуге крутился? Слушаюсь, гражданин-начальник! — Пристроив груз у стены, Зоя медленно опустилась на диван, потертый до потери идентификации цвета, и возвела очки к потрескавшемуся потолку. — Статью настрочил какой-то шизофреник (сам признался), и он утверждает, что есть всего семь параллельных миров. Первый — самый страшный. Там некоторые люди превращаются в гигантов и даже могут крушить каменные стены. Ничего не напоминает? Во втором мире идет война между ментатами — это такие люди, которые управляют стихиями силой мысли. Но способности раскрыты не у всех, понимаешь? И они разделились: одни ментаты считают, что любой может открыть в себе, развить и приумножить конкретный талант, а другие уверены, что истинная цель продвинутых — создание рая на земле, а бездари должны использоваться в качестве полуразумной обслуги. Ну и воюют стенка на стенку. В третьем бои уже вроде как закончились и жизнь налаживается. Четвертый — это тот, где мы сейчас находимся. Пятый мир едва не захлебнулся в локальных конфликтах, но уничтожение верхушки террористов в результате военной операции и последующие жесткие переговоры с тем, что чудом уцелело, помогли эти самые конфликты погасить. Теперь там мир, сплошная экология, энергия только от солнечных, ветряных и гидроэлектростанций. В шестом все совсем шоколадно — развитые технологии, какие тут и не снились, люди не бедствуют. Ну прям сказка… А в седьмом живет Великий Дух Создателя, и туда нет хода, пока нирваны не достигнешь, карму не отработаешь или вроде того… Армин, принеси с кухни водички: бутылки под столом, рядом с деревянными ящиками. Согласно взмахнув блондинистой челкой, Арлерт резво притащил в охапке пять штук, три поставил возле печального кактуса, одну взял себе, другую подал взъерошенной сильнее обычного Очкастой. — На чем бишь я остановилась?.. — Высосав половину, она почесала воронье гнездо на голове. — Точно! Люди живут параллельно в этих мирах, но не все… Кто-то, ну допустим, в первом мире уже сам помер или погиб, а в пятом даже не чихает, кто-то где-то вообще не появился на свет… — Подтверждаю. — У Леви сжалось под ложечкой от осознания. — Мой дядя Кенни здесь так и не родился. — Во-о-от! Шизик о том же пишет! Еще утверждает, будто сумел подселиться ненадолго в сознание своих «двойников» — якобы, он один из тех, кто существует во всех шести мирах. Потом решил открыть широкой общественности великую тайну… В общем, с этим маниакальным бредом его в психушку и упрятали. — Ясно. — Леви захлестнуло шальной решимостью. — Я сказал: «Поехали». Командуй парадом, майор Очкастая. — Щас. — Удовлетворенно окинув взглядом разложенный диван-гармошку и выстроенные сбоку стойки, она кивнула стоящим рядом полутора блондинам. — Слушайте сюда… Врубив турбо-режим на максималку, чокнутая выстреливала явно высоконаучными терминами в физию Армина. Физия бледнела с каждой фразой. Ну еще несколько наставлений и бледнеть станет больше некуда, и парнишка растает в воздухе. Речь Зойки Ханджинян напоминала тактовой частотой победитовое сверло, ласково долбящее несущую стену. Шмидт прислушивался, силясь понять, но, судя по насупленным бровям, получалось хреново. Ерен исподлобья озирался вокруг, отчаянно пытаясь придумать — куда бы дематериализоваться. Леви внутренне усмехнулся. Ну и чего собираешься делать, сопляк? Друган твой в осаде, командор-пекарь-пивовар скрипит мозгами — аж за рекой слышно — за них не спрячешься. И тут раскосые глазищи вспыхнули, прожигая зеленым огнем грудь до самого сердца. И не только. Да что же ты творишь, ядрена вошь! Стояк сейчас нужен, как рыбке плавки! Заалев скулами, чертов Йегер оперся коленом о диван, демонстрируя обтянутую джинсами задницу. Взметнулся в воздух фейерверк: каштановый хвост поймал весенний свет уходящего дня. Йегер перекатился на спину, плавно растекся по замученной обивке и опустил ресницы. Стрельчатые тени легли на скулы. Язык влажно облизал верхнюю губу и тут же спрятался. Блять. Пришлось жестко, с вывертом ущипнуть себя за бедро сквозь тонкую ткань спортивок. Помогло слабовато. В трусах продолжало неумолимо набухать. Отвлекла Зойка, метнувшаяся к сумке, из розовых внутренностей которой были извлечены три капельницы, наполненные субстанцией, подозрительно смахивающей на утреннюю мочу. Стояк рухнул от изумления. Похоже, они действительно «поедут»… Проинструктированный до полусмерти Армин с тоской взирал на три шприца, помеченные красным скотчем, лежащие возле стаканчика «Хэлло Китти». Высоченного Шмидта приняло со стоном древнее кресло, а сам он очень старался выглядеть уверенно, но пальцы левой руки отстукивали по колену нервный ритм. — Армин, открывай капельницы. Ну, мальчики, понеслась! Леви смотрел на желтоватую жидкость, постепенно заполняющую прозрачную трубку. Полоска пластыря поперек. Тонкая игла в вене. Рядом подрагивает в напряжении теплое бедро — сопляк пододвинулся вплотную, хотя места хватало. Тьма наползала неторопливо. Баюкала, нашептывала, обещая взорваться за горизонтом событий россыпью миров. Пространство свернулось в крошечную черную точку и…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.