Академия вампиров. Последняя жертва. (книга 6)

Я предпочла бы ради Лиссы расправиться с целой армией стригоев. Все проще, чем сделать то, о чем она меня попросила: присутствовать во время ее встречи с Джил для обсуждения коронации. В качестве своего рода посредника. Ходить я пока не могла, пришлось эту встречу отложить на денек. Отсрочка, похоже, обрадовала Лиссу. Джил дожидалась нас в маленькой комнате, в которой я никак не рассчитывала оказаться снова: в кабинете, где Татьяна отчитывала меня за связь с Адрианом. Самое странное заключалось в том, что в то время между мной и им ничего и не было. Сейчас, после всего, что между нами произошло с того времени, я просто испытывала… смущение. Я понятия не имела, где он и что делает теперь, после ареста Таши. Оказавшись там, я почувствовала себя вдобавок ужасно… одинокой. Нет, не одинокой. Несведущей. Уязвимой. Джил сидела в кресле, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой с непроницаемым выражением лица. Лицо Лиссы производило то же впечатление. Она чувствовала… Ну, вот оно: я не знала. Не знала. В смысле, было заметно, что она испытывает неловкость, но… Больше ничего. Никаких деталей. Пришлось снова напомнить себе, что весь мир существует именно так. Каждый действует в одиночку, просто стараясь разобраться в незнакомой ситуации без магических озарений в отношении другого человека. Я никогда не отдавала себе отчета в том, в какой степени полагалась даже на мысли другого человека. В одном я не сомневалась — и Лисса, и Джил побаивались друг друга; но не меня. Что ж, поэтому я и здесь. — Привет, Джил. — Я улыбнулась ей. — Как ты? Она вскочила с кресла. Сначала я не поняла, с чего бы это, но потом до меня дошло. Лисса. Когда в комнату входит королева, нужно встать. — Все нормально, — слегка запинаясь, сказала Лисса. — Сядь. И сама опустилась в кресло напротив Джил, самое большое в комнате — в нем всегда сидела Татьяна. Заколебавшись на мгновение, Джил перевела взгляд на меня. И наверное, увидела в моих глазах поддержку, потому что вернулась в свое кресло. Я села рядом с Лиссой, слегка поморщившись от боли. Беспокойство за меня мгновенно отвлекло Джил от Лиссы. — Как ты себя чувствуешь? Может, тебе пока лучше не вставать? Милая, чуткая девочка. Я была рада снова встретиться с ней. — Прекрасно, — солгала я. — Прямо как новенькая. — Я так беспокоилась! Увидев, что произошло… Было так много крови… и все это безумие… и никто не знал, выживешь ли ты… Это было ужасно. Рада, что теперь все в порядке. Я продолжала улыбаться, чтобы успокоить ее. Воцарилось молчание. Напряжение росло. Что касается политики, Лисса мастер найти нужные слова и сгладить ситуацию. Это я всегда в случае напряженного развития событий высказывалась так, что другие приходили в ужас, говорила то, чего никто не хотел слышать. Данная ситуация вроде бы требовала дипломатичности Лиссы, но я понимала, что должна взять все в свои руки. — Джил, нам нужно знать, хочешь ли ты… принять участие в церемонии коронации. Взгляд Джил метнулся к Лиссе — по-прежнему сидящей с каменным лицом — и вернулся ко мне. — Что точно означают эти слова — «принять участие»? Что я должна буду делать? — Ничего сложного, — заверила я ее. — Просто кое-какие формальности, обычно выполняемые членами семьи. Номинальные. Типа того, что ты делала во время голосования. — Я при этом не присутствовала, но, по-видимому, Джил просто стояла рядом с Лиссой, демонстрируя поддержку семьи. Такая малость, но от нее зависела законность происходящего. — В основном быть на виду и держать на лице улыбку. — Я почти всю неделю только это и делаю, — пробормотала Джил. — А я делаю это почти всю жизнь, — сказала Лисса. У Джил сделался испуганный вид. И снова я почувствовала, как мне не хватает связи. Тон Лиссы не позволял судить о том, что она имела в виду. Был ли это вызов Джил — что, девочка даже близко не сталкивалась с тем, с чем приходилось иметь дело Лиссе? Или она просто сочувствовала сестре, поскольку та имела гораздо меньший опыт? — Ты… Ты привыкнешь к этому, — сказала я. — Со временем. Джил с горькой улыбкой покачала головой. — Не уверена. Я даже не была уверена, как вообще нужно справляться с ситуацией, в которую она угодила. Лихорадочно перебирала в уме, что бы еще сказать ей, пусть бессмысленное, но доброе. И тут вмешалась Лисса. — Я понимаю, как это странно, — сказала она, бестрепетно посмотрев в зеленые глаза Джил; это была единственная черта внешности, объединяющая сестер. Джил имела задатки будущей Эмили; в Лиссе отчетливо проступали особенности ее родителей. — Для меня это тоже странно. Не знаю, что делать. — Чего ты хочешь? — спросила Джил. Мне был ясен подлинный смысл вопроса. Джил интересовало, хочет ли Лисса общаться с ней. Гибель брата оказала опустошительное воздействие на Лиссу, но… неожиданно возникшая незаконная сестра не могла заменить Андрея. Я попыталась вообразить, каково это — оказаться на месте каждой из этих девушек. Попыталась и потерпела неудачу. — Не знаю, — призналась Лисса. — Не знаю, чего хочу. Джил кивнула, опустив взгляд, но я заметила промелькнувшее на ее лице выражение разочарования… хотя ответ Лиссы неожиданным не был. Джил задала следующий вопрос: — Ты хочешь… хочешь, чтобы я присутствовала на церемонии? Вопрос повис в воздухе. А ведь это был хороший вопрос — собственно, по этой причине мы здесь и встретились. Но хотела ли Лисса этого на самом деле? Я не знала, даже внимательно вглядываясь в ее лицо. Может, она просто следовала протоколу, хотела, чтобы Джил играла подобающую ей роль? В этом случае никакой закон не предписывал Джил делать то или это; она просто должна была существовать. — Да, — ответила наконец Лисса. И ответила правдиво. Я с облегчением поняла это. Лисса желала присутствия Джил не просто ради соблюдения правил. Какой-то частью души она хотела, чтобы сестра вошла в ее жизнь — при всей нелегкости ситуации. Тем не менее это было начало, и, похоже, Джил поняла это. — Хорошо. Просто объясни мне, что я должна делать. Внезапно у меня мелькнула мысль, что юность и робость Джил были обманчивы. В ней ощущались искорки бесстрашия и мужества; искорки, которые разгорались все сильнее. Настоящая Драгомир. Лисса явно испытывала облегчение, наверное, потому, что достигла крошечного прогресса в отношениях с сестрой. Коронация, думаю, тут была ни при чем. — Тебе все объяснят. Честно говоря, я точно не знаю. Но Роза права. Это будет нетрудно. Джил кивнула. — Спасибо, — сказала Лисса, вставая; мы с Джил тоже поднялись. — Я… Я правда высоко ценю это. Ощущение неловкости вернулось. Подходящий момент сестрам обняться, но, похоже, ни одна из них не была готова к этому, хотя обе вроде бы остались довольны результатами встречи. Глядя на Джил, Лисса все еще видела своего отца с другой женщиной. Глядя на Лиссу, Джил понимала, что вся ее жизнь перевернулась с ног на голову — жизнь, когда-то тихая и уединенная, а теперь выставленная на всеобщее обозрение. Изменить ее судьбу я не могла, но ничто не мешало мне обнять ее. Что я и сделала, не думая о своих швах. — Спасибо, — повторила я вслед за Лиссой. — Все пройдет хорошо, вот увидишь. Джил снова кивнула, и мы с Лиссой направились к двери. Однако голос Джил заставил нас остановиться. — А что будет после коронации? Со мной? С нами? Я посмотрела на Лиссу. Еще один хороший вопрос. Лисса повернулась к Джил, хотя по-прежнему избегала ее взгляда. — Мы… Мы должны лучше узнать друг друга. Все наладится. На губах Джил промелькнула искренняя улыбка — улыбка, в которой была надежда. Надежда и облегчение. — Ладно, — сказала она. — Мне это нравится. Мне, однако, пришлось приложить усилия, чтобы скрыть недоумение. По-видимому, я была способна функционировать и без связи, поскольку с абсолютной уверенностью могла утверждать, что Лисса сказала Джил не всю правду. О чем она умолчала? Лисса действительно хотела, чтобы все наладилось, никаких сомнений, даже если пока не знала как. Но осталось нечто… мелкое, о чем Лисса не рассказала ни одной из нас. Значит, на самом деле она не вполне верила, что все наладится. Словно из пустоты, в сознании зазвучали слова Виктора Дашкова, сказанные когда-то в отношении Джил: «Если у Василисы есть хоть какой-то здравый смысл, она отошлет ее прочь». Не знаю, почему я вспомнила это, но холодок пробежал по спине. Сестры изобразили улыбки, я сделала то же самое, не желая демонстрировать им свои тревоги. Мы с Лиссой ушли, вернулись в мою комнату. Эта маленькая прогулка утомила меня сильнее, чем я ожидала; противно признаваться в этом, но я не могла дождаться, когда снова лягу. К моменту нашего возвращения я все еще не знала, что лучше — расспросить Лиссу о Джил или сначала послушать мнение Дмитрия. Однако выяснилось, что сейчас принимать решение у меня нет возможности. Нас посетил неожиданный гость: Адриан. Он сидел на моей постели, откинув назад голову, как будто полностью поглощенный изучением потолка. Но я-то понимала, что это не так. Он мгновенно ощутил наше приближение — ну, по крайней мере, приближение Лиссы. Мы остановились в дверном проеме, и в конце концов он повернулся к нам. Вид у него был такой, будто он давно не спал — темные тени под глазами, черты красивого лица заострились от усталости, не знаю какой, физической или душевной. Однако ленивая улыбка выглядела как прежде. — Ваше величество, — произнес он официальным тоном. — Прекрати, — фыркнула Лисса. — Пора бы уже понять. — Я никогда не умел понимать, — возразил он. — Ты должна знать это. На лице Лиссы начала появляться улыбка, но потом она глянула на меня и посерьезнела. Осознала, что сейчас вряд ли подходящее время дурачиться с Адрианом. — Ну, у меня есть кое-какие дела. Она явно испытывала неловкость и выглядела совсем не по-королевски. Хочет удрать, поняла я. Я-то согласилась переговорить с ее сестрой, а теперь она бросает меня. Хотя… тем лучше. Разговор с Адрианом был неизбежен, и я тому причиной. Я и покончу с этим — как обещала Дмитрию. — Не сомневаюсь, — ответила я. Она явно почувствовала себя виноватой и, казалось, была готова передумать. Беспокоилась обо мне, хотела поддержать. Я легко коснулась ее плеча. — Со мной все хорошо, Лисса. И будет хорошо. Иди. Она сжала мне руку, взглядом пожелав удачи, попрощалась с Адрианом и ушла, прикрыв за собой дверь. Остались только он и я. Он сидел на постели, внимательно наблюдая за мной и по-прежнему улыбаясь. Я, однако, не предпринимала попыток скрыть свои чувства. Стоять было тяжело, и я опустилась в кресло, нервничая и раздумывая, что сказать. — Адриан… — Давай вернемся немного назад, маленькая дампирка, — дружелюбно заговорил он. — Это началось до того, как вы покинули двор? Вот такого я не ожидала и была немного ошеломлена. Он спрашивал, были ли мы с Дмитрием вместе еще до моего ареста. Я медленно покачала головой. — Нет. Я была с тобой, только с тобой. Правда, в душе бушевала буря эмоций, но настроена я была решительно. — Ну, уже что-то, — сказал он, явно начиная утрачивать дружелюбие. В этот момент я ощутила легкий запах табака и алкоголя. — Лучше представлять себе, что искра вновь вспыхнула в пылу сражения, чем думать, что ты обманывала меня прямо на глазах. Я более энергично покачала головой. — Нет, клянусь. Я не… тогда ничего не было… до того, как… Подобрать слова удавалось с трудом. — Позже? Это произошло позже? И значит, все в порядке? — Нет! Конечно нет. Я… Проклятье! То, что я не изменяла Адриану при дворе, не означало, что я не изменяла ему и позже. Можно как угодно строить фразу, но факт остается фактом: если ты, имея бойфренда, спишь с другим парнем в номере отеля, это измена. И неважно, что этот парень — любовь всей твоей жизни. — Мне очень жаль, — сказала я, не придумав ничего лучше. — Мне очень жаль. Я поступила плохо. Я не собиралась… Мне казалось… Мне правда казалось, что между нами все кончено. Я была с тобой. Хотела быть с тобой. А потом внезапно поняла… — Нет-нет, остановись. — Адриан вскинул руку. В его голосе появилось напряжение, фасад хладнокровия продолжал осыпаться. — Вот уж чего я не хочу, так это слушать твои откровения о том, что вы всегда были предназначены друг другу и тому подобное. Я молчала — потому что… это ведь и были мои откровения. Адриан провел рукой по волосам. — На самом деле это моя вина. Чувство было всегда, оно никуда не делось. Сколько раз я замечал это. И понимал — все продолжается. Снова и снова ты повторяла, что все кончено… и я тебе верил, снова и снова… хотя глаза говорили об обратном. Хотя сердце подсказывало обратное. Это. Моя. Вина. Он говорил обрывочно, бессвязно — не так, как Джил, когда она нервничает, в другом роде; похоже было, что он на краю безумия. И к этому краю в большой степени подтолкнула его я. Захотелось подойти к нему, но хватило ума не делать этого. — Адриан, я… — Я любил тебя! — закричал он и вскочил. — Я любил тебя, а ты растоптала меня. Взяла мое сердце и разорвала на части. С таким же успехом ты могла заколоть меня! — Я оцепенела от ужаса. Его голос звенел по всей комнате. Столько страдания, столько ярости! Так не похоже на обычного Адриана. Он широким шагом подошел ко мне и остановился, с каждым словом ударяя себя в грудь. — Я. Любил. Тебя. А ты все время использовала меня. — Нет, нет, это неправда. — Я не боялась Адриана, но невольно съежилась, столкнувшись с таким шквалом эмоций. — Я не использовала тебя. Я любила тебя и сейчас люблю, но… Его лицо исказилось отвращением. — Роза, перестань! — Это правда! Я люблю тебя. — Я встала, наплевав на боль, — чтобы взглянуть ему в глаза. — И всегда буду, но… Не думаю, что из нас получилась бы пара. — Самое абсурдное объяснение разрыва, и ты знаешь это. Может, в чем-то он был прав, но я припомнила, как все происходит у нас с Дмитрием… это созвучие; то, что он всегда без слов понимал, что я чувствую. Я действительно думала то, что сказала: я люблю Адриана. Он удивительный, несмотря на все свои слабости. Кто, в самом деле, не имеет слабостей? С ним было так весело! И теплые чувства тоже были, но мы не подходили друг другу так, как это было у нас с Дмитрием. — Я… Я не гожусь для тебя, — еле слышно сказала я. — Потому что ты с другим парнем? — Нет, Адриан. Потому что… Я… — мямлила я, не зная, как объяснить то, что чувствую, — что двое могут испытывать взаимную привязанность, с удовольствием общаться, но все равно не подходить друг другу как пара. — У нас с тобой нет полной гармонии. — Что, черт побери, это означает? — воскликнул он. Сердце болело за него, я всегда буду сожалеть о том, как обошлась с ним, но… в том-то все и дело. — Тот факт, что ты спрашиваешь об этом, говорит сам за себя. Когда ты встретишь такого человека… ты поймешь. — Я не стала добавлять, что с таким характером его наверняка ждет множество неудачных попыток, прежде чем он и впрямь найдет этого человека. — Знаю, может, для тебя это еще одно абсурдное объяснение разрыва, но я хотела бы остаться твоим другом. Несколько мгновений он молча смотрел на меня, а потом рассмеялся, без особого веселья. — Знаешь, что самое интересное? Ты говоришь серьезно. Взгляни на свое лицо. — Он взмахнул рукой, как будто я и в самом деле могла посмотреть на себя. — Ты действительно думаешь, что все так просто, что я могу сидеть здесь и радоваться твоему счастью. Радоваться тому, что ты получила все, чего хотела, и наслаждаешься своей жизнью. — Наслаждаюсь! — Чувство вины и сопереживание боролись в душе с нарастающим гневом. — Это вряд ли. Ты знаешь, через что я прошла за последний год? Пережить смерть Мейсона, сражаться с напавшими на Академию стригоями, оказаться в плену у них в России, а потом вести жизнь беглой убийцы. Как-то не вяжется со словом «наслаждаться». — И тем не менее вот она ты, победившая все это. Ты выжила и избавилась от связи. Лисса королева. Ты заполучила этого парня и счастлива навсегда. Я повернулась спиной к нему и отошла в сторону. — Адриан, что ты хочешь сказать? Я могу извиняться целую вечность, но поделать больше ничего не могу. Я никогда не хотела причинять тебе боль. Но все остальное? Ты и впрямь ждешь, что я буду печалиться по поводу всего, чего добилась? По-твоему, я должна хотеть, чтобы меня и дальше обвиняли в убийстве? — Нет. Я не хочу, чтобы ты страдала. Но в следующий раз, когда будешь в постели с Беликовым, вспомни на минуточку, что не у всех дела идут так хорошо, как у тебя. Я повернулась к нему. — Адриан, я никогда… — И не только обо мне, маленькая дампирка. Сражаясь со всем миром, ты оставила за собой множество жертв. Я — одна из них, это ясно. А Джил? Что будет с ней теперь, когда ты бросила ее на съедение королевским волкам? А Эдди? О нем ты подумала? И где твоя девушка-алхимик? Каждое слово пронзало меня, словно стрела. То, что, говоря о Джил, он назвал ее по имени, а не «малолетка», причиняло особую боль. Из-за нее меня и так уже грызло чувство вины, но остальные… ну, это была загадка. После возвращения я слышала об Эдди, но не встречалась с ним. С него сняли обвинение в смерти Джеймса, но убийство мороя — если остальные продолжают думать, что можно было обойтись без этого — оставляет позорное клеймо. Прежние правонарушения, тоже из-за меня, не прибавили ему славы, пусть они и совершались во имя «великой цели». Стражи служили мороям, но, когда проблемы возникали в среде стражей, морои отстранялись и позволяли им разбираться самим. Эдди не отстранили от должности, не посадили в тюрьму… но какое назначение его ждет? Трудно сказать. Сидни… снова загадка, даже еще большая. Все происходящее с алхимиками выходило за пределы моего мира. В память врезалось ее лицо, когда мы в последний раз виделись в отеле, — волевое, но грустное. Я знала, что ее и других алхимиков отпустили, но, очевидно, на этом ее неприятности не кончились. А Виктор Дашков? Как он вписывался в это? Я не знала. Злодей или нет, он относился к числу пострадавших от моих действий, и воспоминания о том, что сопутствовало его смерти, будут мучить меня всегда. «Оставила за собой множество жертв». Из-за меня пострадали люди, это правда, и неважно, входило это в мои намерения или нет. Думать об этом было больно, но внезапно одно сказанное Адрианом слово дало мне передышку. — Жертва, — медленно заговорила я. — В этом разница между тобой и мной. — А? — Пока я размышляла о судьбе своих друзей, он пристально наблюдал за мной, и последние слова застали его врасплох. — О чем ты? — Ты сказал, что был жертвой. Именно поэтому… мы, по существу, не подходим друг другу. Несмотря на все происходившее, я никогда не воспринимала себя как жертву. Быть жертвой означает быть беспомощным. Неспособным действовать, а я всегда… всегда совершала поступки, сражаясь за себя… и за других. Неважно за кого. Никогда в жизни не видела такой ярости на лице Адриана. — Значит, вот как ты думаешь обо мне? Что я бездельник? Слабак? Ну, не совсем. Но можно не сомневаться, после этого разговора он будет искать утешения в сигаретах, алкоголе и, возможно, женском обществе. — Нет, — ответила я. — Я думаю, ты удивительный. И сильный. Но не думаю, что ты осознаешь это и сумеешь использовать. И, хотелось мне добавить, я не тот человек, который способен вдохновить его на это. — Вот этого я уж никак не ожидал. — Он зашагал к двери. — Ты разрушила мою жизнь, а теперь скармливаешь мне вдохновляющую философию. Это был один из тех моментов, когда я жалела, что имею привычку выбалтывать первое, что пришло в голову. Я научилась держать себя в руках… но, видимо, недостаточно. — Я просто говорю тебе правду. Ты гораздо лучше… Ты лучше всего того, что собираешься сейчас делать. Взявшись за дверную ручку, Адриан бросил на меня мрачный взгляд. — Роза, я наркоман, не склонный к трудовому воспитанию, который может вскоре сойти с ума. Я не похож на тебя. Я не супергерой. — Пока нет, — сказала я. Он насмешливо фыркнул, покачал головой и открыл дверь, но, прежде чем выйти, снова оглянулся на меня. — Контракт недействителен, между прочим. Возникло ощущение, будто мне дали пощечину. И редкий случай — Роза Хэзевей утратила дар речи; ни остроумных комментариев, ни изощренных объяснений, ни глубоких озарений. Адриан ушел. Интересно, увижу ли я его снова?