легче вывести ряд Фурье. 44 формулы. иль совершить некий математический трюк. чем найти противоядие. чтобы не желать, не требовать — твоих /невыносимых/ рук.
Спиной Ирене ощущала знакомый взгляд, всегда такой приятно-охристый и отнедавна такой болезненно-осуждающий. Она сама не до конца понимала, зачем режет по живому, зачем обижает, зачем приходит на каждую сходку каста с Сарой. Хотя нет, понимала. Чтобы Тамара наконец возненавидела её и всё, что когда-то было между ними, всеми фибрами своей огромной души. И чтобы не сорваться самой, не припасть к знакомым искусанным губам, словно потерянный странник к ключевой воде. Рончесе искренняя. Будто вся из этой искренности соткана, из нитей честности, волокон эмоциональности, а игла для неё – любовь. Самая чистая и светлая. Та, которую никогда не могла себе позволить Феррейро. Тамара – это любовь. После появления на горизонте рэперши Рижа очень редко посещала мероприятия, связанные со «Скамом». Все эти отмазки: музыка, путешествия, нехватка времени – детский лепет. Каждый понимал, что она просто избегает встреч. Но в те редкие моменты, когда ей всё-таки доводилось видеть их вместе, как сейчас, волком выть хотелось. А блондинка лишь обнимала за локоть свою новую пассию, беззаботно болтая о чём-то на балконе. Или почти беззаботно. Ирене – это страх. Ирене боялась и боится до сих пор. Ей приходится лгать. Себе самой и всем вокруг. Потому что открыть свои чувства, которые она испытывала рядом с человеком, поистине любимым, оказалось выше её сил. Так и не смогла дать себе свободу, глупая. Легче жить поверхностно, ни в кого не ныряя с головой. Она выбрала для себя такую тактику и теперь, когда все разговоры с Сокас сводятся к общим интересам и веселью, Ирене смеётся, ощущая, как хлещет кровь там, где оторвали непомерный кусок её плоти. Гарсия оторвала его собственноручно. – Я отойду, окей? – темноволосая чмокнула свою девушку в щёку. – Во мне много водки. – Беги.***
– Ты хоть представляешь себе, как я тебя обожаю, mi niña? Тамара покрывала мелкими поцелуями-мотыльками личико сидящей на её коленях девушки, и оно предательски багровело с каждым прикосновением губ всё сильнее. – Я тоже тебя люблю, Тами, – Ирене выдохнула эту простую фразу прямо в ухо своей новоиспечённой девушке. Вокруг не было никого. Лишь два влюблённых друг в друга подростка, которые пытались выплеснуть наружу всё, что накопилось в них за время съёмок. Они сидели на кровати в тихой, уютной комнате, распахнув настежь окна. Может, для того, чтобы впустить свежий апрельский воздух в прогретую утренним солнцем спальню, а может, для того, чтобы сладкий аромат их по-детски чувственной любви, который окутывал парочку лёгким, едва уловимым шлейфом, услышал весь Мадрид. Было до смешного просто прижиматься оголённой грудью друг к другу и находить в этом жесте не пошлость, а момент абсолютного доверия и единения. Такое девственное сплетение тёплых тел и столкновение бархатистой, совсем ещё юной кожи с короткими ногтями, где местами облупился излюбленный чёрный лак. И если бы спросили у них тогда, как пахнет нежность, обе вспомнили бы запах простыни, на которой вот так сидели, лежали, дурачились вдвоём. Их запах.***
Когда дверца балкона распахнулась, и изнутри послышался гомон, смешанный с ритмичными латинскими мелодиями, Ирене напряглась от кончиков волос до кончиков пальцев, ведь за ней явно стояла не Сара. – Как дела? Знакомый голос пронзил все рецепторы острым клинком, и Феррейро против собственной воли сглотнула тяжёлый ком, застрявший в горле. Руки сами собой потянулись к пачке сигарет в кармане. Нужно было на что-то отвлечься, чтобы не кинуться в объятия. Решение не оборачиваться к незваной гостье пришло неожиданно и казалось наиболее безопасным во всей этой ситуации. – Прекрасно. А у тебя? На несколько секунд балкон погрузился в абсолютную тишину. Блондинка не выдержала и нарушила её щелчком зажигалки. Вверх тонкой струйкой потёк плотный дым. Сейчас все ощущения Ирене обострились настолько, что ей казалось, будто она чувствует на языке мерзкий привкус смолы. – Ну, я не стану врать, – Рижа испустила печальный смешок, опираясь о стену, – без тебя до сих пор иногда хреново. – То есть ты хочешь сказать, что я вру? – А ты хочешь сказать, что нет?***
– Значит, ты влюбилась в меня в первый же день знакомства? – брюнетка смеялась, тычась в висок девушки, что сидела рядом на скамейке. Гарсия прижалась крепче к худощавой фигуре и спрятала лицо в изгибе хрупкой ключицы. – Убери эту самодовольную улыбочку со своей прекрасной морды. Вместо ответа Рончесе склонилась над своей девушкой так, чтобы тёмные локоны скрыли их обеих от чужих глаз людей, прогуливающихся по парку, и чмокнула вздёрнутый носик. Ирене всегда боялась целоваться в общественных местах, но сегодня у неё было какое-то особенно весеннее настроение, поэтому она лишь сильнее притянула Тами за шею и аккуратно столкнула их губы.***
Очередная затяжка и приступ кашля. Она помнила все поцелуи до одного. Поцелуи, которые могли буквально растопить стекло, расплавить железо, разрушить любые стены. Только Рончесе умела целовать так. Жар чужого дыхания, казалось, касался шеи блондинки, несмотря на то, что бывших возлюбленных разделяло расстояние. Пара метров и тысяча километров. Они не были настолько далеки даже до знакомства. – Ты что-то хотела? – лживый холод в голосе Ирене выдавал её слабость. Лживая. Пожалуй, самое точное, хотя и довольно грубое описание этой особы. Враньё давно стало неотъемлемой частью её существования, разрослось терновой преградой на пути к счастью. И что делать с грозными деревьями, загораживающими ей солнечный свет, девушка не знала. – Вообще-то попрощаться, – спокойно ответила Тамара. – С ребятами я уже поговорила. Осталась только ты. Краем глаза певица уловила движение. Изящная спина, укрытая золотистыми локонами, напряжённо выпрямилась, натянулась, словно гитарная струна, а руки девушки напротив заметно задрожали. – Попрощаться? – вместе с вопросом изо рта Феррейро вырвался дымный вздох. – Я возвращаюсь в Аргентину, Ирене.***
Девушки потягивали горячий чай, укутавшись каждая в свой плед. На кончиках их волос скопилась вода, стекая громкими каплями на плитку. В павильоне царило молчание, ведь съёмочная группа уже разошлась по домам, отсняв наконец ту самую сцену в бассейне. – А ты хороша, – старшая заговорила первой. Заигрывающая улыбка мелькнула на лице девчонки с фиолетовыми волосами. От внимательных медовых глаз не скрылось и то, как её коллега пыталась контролировать приток крови к своим уже пунцовым щекам. – Ну, мне просто хотелось сделать всё идеально, чтобы тебе было хотя бы приятно. – Мне в любом случае было бы приятно, если бы это была ты. Ирене зарделась в разы сильнее, пряча лицо за большой кружкой. Такие разговоры не напрягали, но что-то внутри всё равно сжималось, разливалось приятным теплом по венам, касаясь каждого нерва. Это волнение должно было принадлежать исключительно Кристине и Джоане, а одолевало почему-то двух молодых актрис. – Знаешь, – Тамара вновь взяла бразды правления, – лучше бы ты не умела целоваться. – Почему? – голубоглазая и впрямь растерялась. Длинные пальцы бережно согнали прилипшие блондинистые пряди со скулы. – Мы бы тогда чаще репетировали.***
Кровь стучала в висках так громко и даже болезненно, словно к молодой девушке с тлеющей сигаретой между пальцами левой руки неумолимо приближался инсульт. Ирене пыталась собраться с мыслями, но главная задача сейчас состояла всё же в другом – не расплакаться. Нужно было найти подходящие слова и не выдать себя. – А как же четвёртый сезон? – нашла. – Ну, все сцены с моим участием уже отсняты, – Тами говорила удивительно мягко для человека, которого разрывало изнутри больше полугода, – так что я свободна. Свободна – слово, однажды превратившее их крепость в руины.***
– Многие, конечно же, – энергично говорил интервьюер, – интересуются вашей личной жизнью, поэтому я не могу обойти это. Рижа улыбалась до ушей, зная, что сейчас последует вопрос о том, состоят ли девушки в отношениях. И она была готова поведать всей стране о том, что их личная жизнь неразрывно связана друг с другом. – Тамара, – мужчина заговорщически смотрел то на одну актрису, то на вторую, а также изредка поглядывал на их коллегу Алехандро, который приехал на конференцию вместе с парочкой, – что насчёт тебя? – Сейчас у меня есть замечательная девушка, и я реально счастлива. – Какая прелесть... – протянул молодой человек и взглянул на блондинку, сидящую на соседнем стуле от Рончесе в похожей позе лотоса. – Ирене, как у тебя обстоят дела? Именно в этот момент ей нужно было остановиться, хорошенько подумать и хотя бы на секунду посмотреть в глаза своей девушке. Но она этого не сделала. – Я свободна. Как гром среди ясного неба прозвучала короткая, хлёсткая фраза, полоснувшая по лицам стеклянной крошкой всем, кто находился в зале и наблюдал за происходящим на экране. Солнечная улыбка Тами покрылась пеленой и застыла на лице, словно маска. Это оказалось началом их конца.***
Каре-зелёные глаза мирно смотрели в небо, медленно покрывающееся россыпью серебристых звёзд. Надрываться и заливать в уши бывшей тирады о том, как жестока любовь, не входило в сегодняшние планы Рижи, поэтому она лишь тихо сказала: – Ты не плачь только, ладно? – С какой бы мне радости плакать? – младшая постаралась вложить в эту фразу как можно больше пассивной агрессии. – Ну, я что, глухая, что ли? – Рижа усмехнулась, застёгивая ветровку. – Ты великолепная актриса, правда, но меня обманывать у тебя никогда не получалось. – Уходи. Сейчас. Она в последний раз покачала головой со всей снисходительностью к импульсивности Гарсии и обернулась на чужое: – Что здесь происходит? Сара переводила озлобленный взгляд с одной девушки на другую и сжимала кулаки так, как будто готова была в любой момент приложиться к бледному лицу Рончесе. – Я уже ухожу, не волнуйся. Когда дверь балкона захлопнулась, в груди у Феррейро что-то ощутимо кольнуло, и даже рука, опустившаяся на подрагивающее от немых рыданий плечо, никак не помогла. – Малыш, что она сказала? – шатенка покрепче прижала к себе свою девушку и отпила ещё немного ярко-красного коктейля. – Это неважно. – Тогда ты бы не плакала. – У меня просто сердце болит, – Ирене не соврала. – Домой хочу. – Я планировала ещё выступить, пока есть возможность, а потом... Ирене её уже не слышала. Она лишь наблюдала за тем, как Тамара направляется к такси, что ожидало неподалеку, и делала короткие, рваные затяжки, практически скуривая фильтр. И пока смола оседала тяжёлым мазутом в лёгких, отдаляющиеся шаги той, кого она окончательно потеряла сегодня, оседали в аорте ядовитой слизью. Горячий окурок обжёг пальцы. Всё кончено.