***
Слова однорукой старухи Линды о её матери с детства сидели у неё в памяти: «Левой рукой схватила за волосы, правой за бороду, да свернула этому гаду шею». Мерси не знала, насколько правдив был рассказ, а спросить было уже не у кого. Зато она не раз представляла себя на месте матери: как она подходит к ничего не подозревающему мужчине сзади, как её руки хватают и резко поворачивают голову. Одно движение — хруст — смерть.***
Вход в нужную комнату был скрыт, и Мерси нашла его первой. Сосуд — вытянутая ваза с холодными серебряными ручками и спиралями на боках — был уже у неё в руках, когда дверь открылась, и в комнату вошли. Она одним движением прижалась к стене и прислушалась. Двое. — Ваше Высочество, — сказал мужчина без всякого уважения в голосе. — Если мы не продолжим преследовать сбежавших женщин, они соберутся и ударят снова…***
Женщины из года в год доказывали, что они могут быть опаснее и жёстче мужчин. Девушек учили ненавидеть и презирать врагов. Мерси было плевать, но она старалась притвориться, что ненавидит. Недостаточное рвение было опасным — могли наказать, могли и обвинить в предательстве. Иногда Мерси пыталась угадать, кто из её сверстниц, как и она, притворяется. Сэра, её самая близкая подруга, ненавидела мужчин по-настоящему и не замечала, что Мерси не разделяет общих чувств. С другими и вовсе не о чем было поговорить, кроме мужчин и ненависти к ним. Наверное, они очень боялись сболтнуть лишнего.***
— Нужно сосредоточиться на обыске храма и быстро уйти, — сказал второй голос, совсем юный, мальчишка не старше её. Пытается говорить холодно и жёстко, но силы в голосе не достаёт. — Это приказ. Усмешка. — Ну, хорошо, Ваше Высочество. — Иди, — с досадой ответил голос юноши. — Здесь я сам всё осмотрю. Тяжёлые шаги стихли. Послышался хлопок двери. Юноша помялся у входа и ступил в просторную круглую комнату. Свет от его факела играл на полу. Опасный дрожащий свет.***
Когда Мерси было семь, на их поселение напали мужчины. Была непроглядная ночь, и она с другими девочками сидела в высокой траве, чтобы её не нашли солдаты с факелами. Нужно было правильно выбрать место, сидеть неподвижно и прикрывать рот рукой, чтобы не выдать себя дыханием. Это была такая игра. Некоторые девочки проиграли. Мерси долго ещё слышала их крики в кошмарах.***
Мерси стояла неподвижно, обнимая сосуд, вжавшись спиной в каменную колонну. Не то чтобы она боялась юноши: сейчас, выглянув на секунду из укрытия, она увидела, что он не крупнее её и ступает неуверенно. Она бы справилась с ним. Но он мог успеть позвать других, и тогда она уже не выберется и не вынесет сосуд. Реликвия окажется у мужчин, и у них будет преимущество в войне. Нужно было незаметно уходить. И всё же она медлила.***
— Ты идеальная убийца, — говорила ей старуха Линда, старательно разрезая кусок мяса единственной рукой, — Ты создана для этого. Истинная дочь своей матери. Мерси слышала это много раз, от разных людей и в разных обстоятельствах, но непременно с восхищением или гордостью. Все говорили, что она похожа на мать. Она действительно была успешней, чем сверстницы. Дело было не только в её физических данных — в отличие от большинства девушек, с которыми она тренировалась бок о бок, она не горячилась, не ненавидела врага, только иногда изображала ненависть. Но о таком никому не расскажешь. Это неправильно. Она старалась держать в голове образ великой женщины-воительницы, сворачивающей шею своим врагам. Этим она должна была стать.***
Этот мальчик, оставшийся в одиночестве, «Ваше Высочество» — возможно, это важнее сосуда Кейрефа. А если ей удастся и убить его, и вынести сосуд… Мерси очень редко видела юношей своего возраста, и она не могла не понаблюдать немного за принцем. Солдаты, которых брали в плен и превращали в рабов, обычно были старше, да и видела она их только сломленными и покорными. Скучными. Юноша прошёл в середину комнаты и обвёл её факелом, но не заметил Мерси. Он подошёл к каменному постаменту, на котором стояли чаши и вазы. Больше в комнате ничего не было, кроме колонн и скоб для факелов. Она наблюдала, как он наклоняется над постаментом, и ножны задевают не прикрытую одеждой загорелую голень. Сосуд был не на постаменте — у Мерси ушла четверть часа, чтобы открыть тайник в полутьме. Единственным источником света для неё служила луна, чей свет лился из отверстия в потолке.***
Как в ту ночь с Сэрой, когда они ласкали друг друга. Это было один раз, ради интереса. Им обеим было неловко и продолжать, и останавливаться. Постепенно стало легче, естественней, к концу даже приятно. Но это было один раз, и они никогда больше не говорили об этом. Наверное, нужно было сделать это позже. Мерси слышала, что некоторым женщинам могут больше нравиться мужчины, но надеялась, что её это обойдёт стороной. Впрочем, она видела таких. Она была ещё маленькой, когда на «предательниц женского рода» объявили облаву, и они с девочками залезли на крышу, чтобы видеть казнь. На деревянном помосте стояли женщины, которые вступали с мужчинами в «унизительные отношения». Мерси тогда совсем не понимала, что это значит. Ей запомнилось лицо одной из женщин, упрямое и тоскливое. Также ей запомнилось отрубание голов.***
Юноша осмотрел предметы на постаменте и, не найдя нужного, начал исследовать камень. Самое время, — говорил внутренний голос. — Он увлёкся и не заметит, как откроется дверь. Но Мерси не решалась уйти, а юноша справился с тайником намного быстрее, чем она ожидала. Значит, сейчас? Она тихо поставила сосуд на пол за колонной и начала двигаться к юноше. Босые ноги ступали бесшумно. Всего несколько шагов.***
Мерси не помнила лица матери. Оно навсегда осталось для неё чем-то смутно-прекрасным, величественным. Её высокая широкоплечая фигура была силуэтом на фоне окна в их старом доме. Чаще мать представлялась Мерси как в той истории — прекрасной, сильной и убийственной. Бесстрашной. Идеальной. Такой, какой должна была стать она, как твердили ей все, от старухи Линды до лучшей подруги. Мерси должна была стать ключом к победе в войне. И она хотела им быть.***
У неё пересохло в горле. Приподнятые для захвата руки вспотели и слегка дрожали. Казалось, это тянулось бесконечно, как во сне. Мерси сделала последний шаг. Руки обхватили голову юноши. Он вздрогнул и выронил факел. От него пахло потом. Подбородок был гладкий. Большой палец упёрся в крепкие зубы — рот приоткрыт, пересохшие губы потрескались. Волосы тонкие, густые, вьющиеся, как у Сэры. От него исходило тепло человеческого тела. Что-то внутри Мерси перевернулось. Она стояла, держа его голову слегка откинутой назад, и не могла пошевелиться. Она чувствовала, как напряглись мышцы шеи на мальчишеской шее — человеческой шее — и поняла, что ей было так же далеко до убийства этого юноши, как до Солнца. Она отпустила его, сделала шаг назад и беззвучно рассмеялась. Она задыхалась и не могла остановиться. Мышцы живота напряглись до боли, кулаки шлёпали по коленям. Она села на корточки, хватаясь за живот и утыкаясь мокрыми глазами в колени. Вот только сейчас он закричит, и её, хохочущую сумасшедшую девочку, ненавистную женщину, врага, идеальную убийцу, схватят, изобьют, изнасилуют, подвергнут пыткам, унижениям, и в конце концов убьют — или заставят вынашивать для них детей, ведь она молода и здорова, давать жизнь новым солдатам, продолжать войну, ох уж эта война… Юноша не закричал. Его меч оставался в ножнах. Он только смотрел на неё — сначала испуганно, потом поражённо, потом с затаённой надеждой. У него были пронзительные тёмные глаза, как у неё самой. Он быстрым движением присел на колени перед ней, облизнул губы. — Послушай, — прошептал он. — Меня зовут Фалиго. Фалиго Вайл… Сосуд Кейрефа у тебя? — Мерси взглянула на него враждебно, силой прерывая рвущий грудь сухой хохот. — Я хочу уничтожить его, — продолжил юноша. — Он не должен достаться никому из нас, понимаешь? — Мерси молчала. — Я не хочу, чтобы кто-то победил. То, что вы делаете, жестоко и несправедливо, и то, что мы делаем, жестоко и несправедливо. Кто бы ни победил, будет только больше смертей и больше жестокости. Нам нужно согласие. Нам нужен мир. — Но если никто не победит, война не закончится, — сказала Мерси. У неё дрожали руки. Он опустил глаза. — Знаю. Он помолчал. — Мы должны закончить войну, — раздалось в полутьме. — Как? — Не знаю. Но это необходимо сделать.***
Через десять лет бывшие диктаторы будут казнены, а Комерсия Лютес и Фалиго Вайл будут коронованы как правители Объединённого Оскрентина, Государства на Островах. Этим закончится история тридцатилетнего кровопролития, унёсшего жизни многих — солдат на поле боя, невинных в захваченных поселениях, несогласных на главных площадях городов. Утерянный во время войны сосуд Кейрефа будет найден и исцелит многих страждущих. А над входом во дворец будет выбита надпись: «Несогласие — преступление против самих себя».