Мерзотный Джо

      Ноитора проснулся от жажды и от того, что стены ходила ходуном.       Он сдох? Вот так, просто? Опять? Один раз приложить острой палкой и вот она — новая ветвь загробного мира? Что там дальше по плану? Чистилище? Ад? Превращение в навозного жука?       Там, где он оказался, несло потом. Впору думать, что таки превратился в навозного жука, если бы не сраный свет, сочившийся через жалюзи. Прямо перед его лицом валялся тухлый носок.       Заебись.       Маленькая комнатушка, повсюду разбросаны банки из-под пива и грязное шмотье. Жилой дом?       Нормальный жилой дом, за окном которого светит солнце, а не вечная луна Уэко-Мундо?       Будто по наитию Ноитора в два шага дошел до конца комнаты и повернул за угол.       Блядь.       Блядь!       Если это не ад, то точно что-то дохуя тесно с ним связанное.       Кажется, он сломал палец о тумбочку.       По левую руку стояла раковина. На одной ноге, проклиная тумбочку и того дебила, кто ее туда поставил, Ноитора открыл кран и жадно принялся пить воду.       Холодная, сладковатая. Хорошо…       — Ноитора-сама, может все-таки из стакана?       Голос до жопы знакомый. Голос, которого здесь быть не должно.       — Тесла? Какого хера?!       — Пить из стакана?       — И это тоже, — отрезал Ноитора и вытер рот предплечьем. — Какого хера ты здесь?       — Тут такая история, Ноитора сама…       Он снова открыл кран и уже было приложился к воде снова. Кажется, пришло время напиться на десять лет вперед. Минимум.       — Возьмите стакан. Не могу смотреть. И дотянуться тоже не могу — там, на самой верхней полке.       На самой верхней, сука, полке. Тоесть дотянуться он не может, но стаканы там нашел. Когда Ноитора открыл полку, так и оказалось. Вот только стоило взять стакан, как что-то хрустнуло.       Стакан разбился. Больше стаканов не было. Так или иначе — придется пить так.       — Какая жалость.       Какая жалость, что правая рука хрен пойми почему болталась тряпкой.       — Сустав вылетел. Я вправлю. Потерпите.       — Че?       — На счет «три». Один, два…       С-сука.       — Блядь! Ты же сказал на счет «три»?!       — Эффект неожиданности уменьшает болевые ощущения при вправлении сустава.       — Че?..       — Так меньше боли.       — Да мне насрать. Так, погоди…       — Да, Ноитора-сама?       — Откуда?       — Что именно?       Этих самых «что именно» накопилось уже столько, что Ноитора сбился со счета. С каких пор ему нужно вправлять плечо, если его ни разу не ранили в плечо, почему Тесла здесь, как он нашел стаканы, если не мог дотянуться до верхней полки, почему, сука, в его голове сейчас слишком много сраного «почему».       — Так, — Ноитора одернулся и все же принялся пить из-под крана. И только когда напился, выдал, — ты-то здесь какого хера, если я — мертв?       — С чего бы начать… — Тесла потер затылок.       Ноитора только заметил, что оба глаза у него на месте. Маски нет.       Так, стоп.       Ноитора провел рукой по своему лицу — дыры нет. Оба глаза ошалело моргали.       Нихуя не понятно, но очень интересно.       — Мы не мертвы. Технически. Мы — живее всех живых.       — Бред, — Ноитора обошел осколки и сел на кухонный пол.       Местечко казалось до жопы знакомым. Хотя бы потому, что он находился в сознании минут пять, а уже его ненавидел. Значит, бывал здесь раньше. Обычно на это ему нужно было хотя бы минут пятнадцать.       Тесла сел напротив и скрестил ноги.       — Нас вернули в мир людей. Это, можно сказать, постоянный гигай. Если проще — человеческая оболочка. Наши настоящие тела при жизни.       Охуительно. Значит при жизни Ноитора был тощим хлюпиком, который ударяется мизинцем об тумбочки и даже не замечает их на своем пути?       Резко захотелось сдохнуть обратно.       — Ага, — пробурчал он. — И кто тебе все это сказал?       — Часть — Айзен, прежде чем отправил меня вслед за вами, — Тесла пожал плечами. — Часть — понял сам.       — Понял сам, ага. И как же?       Пару осколков все же попало в пятку. Ноитора сосредоточенно пытался выудить их, пока слушал этот рассказ, который с каждым словом становился все охуительнее.       — Вы были в отключке несколько часов. Решил вас не будить. Пока вы спали — порылся в квартире. Нашел документы.       С этими словами он сунул Ноиторе карточку.       ID карту.       С фотографией его морды, только сильно помятой — нос ушел в сторону, под глазами мешки. О да, если бы Ноитора и правда жил в реальном мире в теле этого задохлика — так бы и выглядел.       Нао Накамура.       Серьезно?       — Да бред какой-то.       — В каком-то смысле это шанс на вторую жизнь, — пожал плечами Тесла.       — Хуевую жизнь в хуевом теле. Знал, скотина…       — Конечно знал. Гриммджо боялся смерти и за непослушание был убит. Вы боялись…       Он замолчал.       — Давай уже.       — … стать жалким.       Просто охуительно.       — А ты тут причем?       — С этим вышла интересная история.       — Валяй уже.       — Они думали, я все знал. И покрывал. И отправили меня с вами — в наказание.       — И правильно сделали, — фыркнул Ноитора. — Собери осколки.       — В этой вселенной я не ваш слуга, Ноитора-сама.       — Тогда что ты блядь здесь забыл?       — Уйду, если попросите.       Он не попросил.       Теслу, оказалось, при жизни звали Такуё.       — Получается, мы вернулись в мир живых, в свои же тела, спустя хрен-пойми-сколько-лет, проведенных в Уэко Мундо? Спустя десятилетия, как мы были пустыми? Это, блядь, бред. Какое-то очередное испытание…       — Не совсем так. Течение времени в реальном и загробном мире немного… отличается.       — Че?       Тесла, будто сраный экстрасенс, среди кучи хлама, откопал письменный стол, а в нем — маркер. И принялся рисовать на стене. Сначала он накалякал прямую.       — Это — течение времени в мире людей. А это… — через пару секунд на стене появилась непонятная каракуля на латинице. И одна точка. — Течение времени в загробном мире.       — Это, блядь, что? — Ноитора сощурился, но все равно никак не мог прочитать. — Джере…       — Джереми Береми.       — Че?       — Время в загробном мире — циклично. Будь то Уэко-Мундо, Сообщество душ или Руконгай — все заплетается в один клубок и начинается снова. Линия течения времени очень похожа на надпись «Джереми Береми».       Ноитора потер виски, в надежде переварить это дерьмо хоть так. Не переваривалось.       — Ага. Круто. Сам придумал?       — Заельаппоро рассказал.       Конечно, кто же еще, как не Заельаппоро, станет разбираться в этой белиберде.       — Допустим. А точка?       — Это вторники. А еще июль.       — Эм…       — А. И изредка — никогда.       Времени, чтобы переварить это — понадобится целая вечность, если не две. Одной человеческой жизни будет маловато.       А может, в этом и был смысл?       — Ноитора-сама, — окликнул его Тесла. Еще секунду назад он сидел рядом, а теперь — стоял перед ним с дымящимся подносом, полном всяких тарелок. — Я сварил суп.       Мисо-суп. В голове щелкнуло — его любимый.       А когда они доели, Ноитора выставил Теслу за дверь и закрылся изнутри.       Ему нужно было немного времени. Переварить.       Джереми, блядь, Береми.       Тесла больше приходил. Раз им обоим достались их тела при жизни, ему было куда идти. Пожалуй, это и был самый логичный исход — разойтись и жить своей жизнью, будто ничего не было.       Тесла ему больше не фрассьон, он — не квинта эспада.       Ноитора опрометчиво назвал это кошмаром, пока не начал вспоминать.       Его и правда звали Нао. Нао-Нао, как звала его мать. Чудесная женщина, была бы, если бы не умерла, когда ему стукнуло десять и его не сплавили тетке.       И тут понеслась — низкие оценки в школе, травля одноклассников. Все сплелось в один клубок — как мироздание сплело Джереми Береми.       Дядя тогда дал ему совет, которого, Нао, оказывается, стал придерживаться и после смерти. Бей или будут бить тебя.       За пару месяцев Нао сколотил из себя какой-никакой авторитет среди трех школ в округе, сломал четыре носа и однажды приперся домой с выбитым зубом.       А потом к нему в класс перевелся блондинистый хафу — Такуё. Еще более хлипкий, чем Нао, да и вряд ли ему кто-нибудь когда-нибудь дал бы совет бить в морду. Уж больно правильным он выглядел. Отутюженная форма, обеденный бенто с мордочками животных…       Несколько месяцев Нао не лез. Он просто знал, что новичка макали башкой в мусорку, пинали в раздевалке голым и подначивали прыгнуть с окна.       Никому не нравились хафу — Нао был в их числе.       Вот только однажды, черт его дернул, заступился. Сам правда пожалел — и до, и во время, и после.       Во-первых, ему тогда впервые сломали нос. Во-вторых — этот Такуё увязался за ним.       Это-то и понятно, хлипкому пятнадцатилетнему пацану, которому не повезло родиться только наполовину японцем, куда выгоднее держаться с местным хулиганом, чем поодаль.       — Нос, кажется, сломан, — спокойно сказал он, когда вытирал лицо Нао от крови.       — А то я не заметил, — буркнул он.       — Прости. Это из-за меня…       Нао хрустнул костяшками на пальцах. Хруст успокаивал.       — Пф. Даже и не думал лезть в драку из-за тебя. Мне просто хотелось подраться.       — Понятно, — кивнул Такуё. — Идем. Мой отец — доктор. Он что-нибудь придумает с твоим носом.       А через какое-то время Нао и сам того не заметил, как Такуё перестал его раздражать. Они сидели за соседними партами, тот даже пытался помочь ему с учебой, а учителя советовали «приличному мальчику держаться подальше от этого отморозка».       Говорили, что он закончит с проломленной черепушкой где-то в трущобах или сопьется. Нао, в общем-то, и сам с этим соглашался. Пусть и молча.       Даже с помощью Такуё, гребаного отличника, его оценки едва набирали двадцать баллов из ста. В то время как его новый дружок набирал не меньше девяноста пяти, и жутко расстраивался, если получал девяносто четыре.       После школы иногда он водил Нао в закусочную друзей его родителей, всегда сам покупал ему рамен. Хрен пойми зачем он это делал, ведь на роже у Нао и правда было написано — помрет как уебище. Так зачем переводить продукты?       Через год Такуё перевели в другую школу — какую-то там элитную, Нао не особо разбирался, но что-то для очень мозговитых.       Сам же он школу бросил.       Примкнул к мелкой шайке, которая орудовала на окраине города. Барыжили паленой наркотой, правда сама наркота никогда не попадала ему в руки — он только выбивал долги. Иногда зубы.       Дело стало приносить деньги, а значит и пользу. Через полгода он смог забрать квартирку, что осталась ему от матери и съехал от тетки.       Старая стерва пилила по-страшному.       Он все еще виделся с Такуё. Уже намного реже — теперь он учился, казалось, за троих. Его отец хотел, чтобы сын поступил в медицинский, а тот, похоже, был и не против.       Только почему-то продолжал зависать с Нао — в его квартире они играли в приставку, правда, ему никогда не удавалось полностью провернуть ни одного комбо. Даже в игре Нао дрался лучше.       В холодильнике у Нао всегда было пиво и никогда не было закусок. Такуё приносил их с собой, они по пятничным вечерам они напивались в хлам с пары банок и глупо мотали башкой под модный тогда зарубежный Enjoy the Silence.       Конечно, про них ему рассказал Такуё.       Когда они в жопу пьяные валялись на полу и пялились в потолок, покрытый плесенью, казалось, что вся хуйня — она как-нибудь рассосется, что их пути, конечно, не разойдутся, что эта тупая дружба — не на годик и даже не на полтора.       Когда Такуё был в выпускном классе, в один из таких вечеров, все вышло из-под контроля.       Они переспали.       Нао сам толком не помнил деталей. Знал только, что его развезло с пятой банки пива, как последнюю мразь, Такуё — тоже. Дальше — все как в тумане. Оба оказались слишком близко и в голове промелькнула тупая мысль «целуй его».       Что-то вроде мысли «прыгай с моста», когда стоишь на мосту, «тыкни себе в глаз», когда держишь ножницы, или «сверни ему шею», когда убираешься в классе биологии, а в клетке суетится ленивый жирный хомяк.       Обычно он никогда этого не делал, только охуевал, что там предлагал ему его же воспаленный мозг, но тут что-то сломалось.       Привычная картина — все та же дурацкая песня, ни слова из которой Нао не понимал, а тут еще его морда, раскрасневшаяся.       И все, пиздец, пропал.       Такуё ответил на поцелуй.       Это было странно, но ему понравилось. Понравилось настолько, что дальше все пошло по накатанной.       В кухне всегда стояло масло. Самое обычное, для жарки. На нем Нао обычно жарил сосиски к рису, но оказалось, его можно использовать по-разному.       Такуё снова оказался не против.       Он понятия не имел как, у него не то что пацана — девки никогда не было, а тут…       Но Такуё откуда-то знал, как надо и направил его. А через пару минут все вошло буквально по маслу.       — Блядь.       Он кончил за сколько там? Секунд десять?       — Это нормально, — спокойно ответил он.       Спустя пару часов, Такуё, стоило ему немного протрезветь, ушел домой. Но перед этим провел ладонью шее полусонного Нао.       И в этот момент до него дошло, что так не должно было быть.       Еще за пару недель до этого, Такуё рассказывал, что на следующий год, после сдачи экзаменов, будет поступать в Токийский университет. Конечно, он будет приезжать на каникулы, на лето, и вообще не забудет своего товарища, потому что как же блядь так.       А Нао и сам не был уверен, что ему не отшибут бошку. С каждым месяцем должники попадались все более охреневшие. В прошлый раз его так отлупили битой, что пришлось звать подмогу.       А спустя месяц — свалился в больницу с кучей ссадин и сломанным плечом. С тех пор оно и стало вылетать из сустава.       Такуё, конечно, пару раз вправил, ему это и правда хорошо удавалось, а потом Нао переклинило.       Он перестал открывать ему дверь. Перестал искать встречи. Дальше — больше. Прекратил здороваться на улице, прикидывался, что не замечает, пока через пол года Такуё не начал делать то же самое.       А с середины лета он пропал.       Через знакомых удалось узнать — да, свалил в Токио. Поступил в медицинский.       Нао знал, что так — будет правильней.       А еще Нао всегда знал, что ему либо разобьют черепушку пополам битой, либо пристрелят. Что-нибудь из этого. Один прогноз учителей не сбылся — выпивка никак на него не влияла. Чтобы спиться окончательно — уйдут десятилетия. Нажить смертельных врагов можно за десять минут.       Правда, предсказания, оказалось, нужны для того, чтобы не сбываться.       Нао и правда умер молодым — на тот момент на улице было лето, а ему недавно стукнуло двадцать два.       После укуса пчелы его щека сначала распухла, потом — разнесло всю морду, а через полчаса он уже не мог дышать. Скорая помощь приехала через полчаса после того, как он сдох.       Странная вышла картина.       Врачи, проломившие дверь в его квартиру, минут пять добросовестно откачивали труп, пока дух Нао, с цепью в груди, стоял рядом и пытался ухватиться за недопитую бутылку пива.       Так он узнал, что его — никто не видит. Вообще никто. Что-то вроде неприкаянной души. Так вот как выглядит смерть?       Такуё много рассказывал о загробном мире в представлении других религий. Они о разном дерьме говорили, когда были пьяные в стельку. Это — одно из них.       Больше всего Нао нравилась идея о перерождении. Хотелось бы, конечно, снова переродиться человеком, только побогаче и поумнее. Или хотя бы котом. У котов забот не было.       Христианский вариант ему совсем не понравился. Больше всех его напугали католики — один раз согрешил, и все, ад. Без вариантов. Пнул девочку, когда тебе было пять — можешь умирать, вся дальнейшая жизнь бессмысленна, гореть тебе в аду. Ну или молись и кайся, и может быть тогда тебе очень повезет.       Вот бы они все охренели, когда узнали, что после смерти не бывает ни-че-го. Ни вкуса, ни запаха. Остался только цвет и шум машин.       Он месяцев пять бродил по Нагое, но не встретил ни мать, ни даже хомячка из класса биологии, который умер, после того, как его перекормили морковкой.       Нао оказался единственным мертвым в мире живых.       Живые, тем временем, продолжали ить. Может, они его не увидят, зато он — увидит их.       Времени, чтобы добраться до Токио и отыскать там Такуё, ушло прилично, но все же ему удалось. Этот юный, блядь, самородок медицины, заканчивал третий курс и единственные отношения, которые у него завязались, это учебник по анатомии и куча лабораторных.       — Чувак, ну так нельзя.       Такая скучная, черт возьми, жизнь, что Нао готов был заснуть, просто наблюдая за ней. Проблема в том, что вместе со вкусами и запахами исчез и сон.       Такуё не то чтобы вспоминал о нем — тут не угадаешь наверняка, в он и себе то в голову не мог залезть, что уж говорить про чужую.       На четвертом курсе у него появилась девушка, через полгода — случился короткий роман с жутко смазливым парнем, а к началу интернатуры он как-то очень быстро женился на медсестре из больницы, где эту интернатуру проходил.       Год за годом, Нао жил их жизнью, потому своей, как таковой, у него никогда и не было. Он сидел на диване в гостиной, когда они ужинали на кухне и стоял рядом в реанимации, когда Такуё уже пять минут откачивал труп.       Время шло и Нао, проживая чужую жизнь, даже не заметил, как дыра на груди разрасталась, как нарывающая рана. А потом замок сломался и все началось с начала.       В голове крутились отрывки, но Ноитора… или все же Нао? Впрочем, черт с ним. Он никак не хотел вспоминать, что случилось после. Пустой. Кучи таких же душ, Уэко Мундо. . Ночь, которая никогда не кончается, песчаные бури, клацающие зубами адьюкасы и меносы гранде, готовые его растоптать.       Загробный мир все же существовал. Католикам стоило взять Уэко-Мундо на заметку — пустыня очень походила на ад, только без котлов.       Обязательны ли котлы?       Страшно было всегда. Он жрал пустых, потому что голод только рос, и продолжил их есть тогда, когда стало невмоготу.       Тело меняло свой вид, форму.       Такуё говорил, что самая страшная боль — когда ломаются кости. Наверное, им стоит в этих своих медицинских книжках написать, что ждет людей после — ломать кости и даже умирать — и близко не сравнилось бы с этим чувством.       А потом боль ушла, а вместе с нею в песок провалились и воспоминания.       Он знал только две вещи — его имя было Ноитора, рога — готовы продырявить небо, а вокруг — песок. Простая истина, а других и не надо.       В одну из бесконечных ночей Уэко Мундо, когда Ноитора вдруг не нашел на своей голове рогов, он повстречал хмурого типа во всем белом.       Тот протянул ему руку и показал, что в его душе… нет, не так, духовной силе, скрывался огромный меч.       Он смутно помнил, где в Нагое жил Такуё. Побывать у него дома удалось лишь раз, в день, когда они впервые толком заговорили. Его отцу он явно не понравился. Не хотелось бы показывать, что такое приличный мальчик все еще шатается с таким отморозком. Радости бы было.       Вот только когда ты уже несколько раз умер и столько же переродился — уже не до радости.       Он позвонил в дверь и ему открыли.       Стучите и вам откроют, кто бы мог подумать, что это работает так просто.       В дверях стоял Такуе. Или Тесла. Хрен пойми как называть.       Оба молчали.       Вообще, в башке крутилось столько всякого дерьма, что проще сказать «забей», развернуться и уйти, но так ли страшен разговор, когда ты вспомнил даже то, что лучше не вспоминать?       Самое стремное во всем этом было то, что он прогнал его дважды. В обоих жизнях.       — К тебе как лучше обращаться? Тесла? Или все-таки Такуё?       — Такуё, — улыбнулся тот и открыл дверь шире. Указал рукой на коридор. — Проходи. Нао.       Домишко оказался такой чистый, будто здесь убирали каждую неделю.       — А твои?       — А что мои? Сейчас лето. Они за городом. А даже если нет…       — Пф.       — Все давно уже не то, что раньше.       — В этом ты прав.       Такуё принес им по баночке дорогого пива. Без закуски.       — Прости, я не ждал гостей. Уж тем более тебя.       Он открыл банку и пиво зашипело, пена капнула на ковер.       Нао совершенно не знал, как начинаются разговоры по душам. Наверное потому, что сам никогда их и не вел. Тактика всегда была простой — бей в морду, будто сегодня твой поседний день, или трахайся, будто успел задернуть занавески.       — Ты все время помнил?       Такуё кивнул.       — И почему ты блядь не сказал?       — У тебя есть одна дурная привычка.       — Влезать в неприятности?       — Прогонять людей.       Блядь.       — Ты ни с кем не уживался. Перебил пять фрассьонов, как нечего делать. Двадцатый, пятнадцатый, тридцать второй, шестидесятый и сорок третий.       — Сорок третий жив.       — Ты разбил ему маску.       — Он меня бесил. Все бесили.       — А я?       — Не особо.       По-правде, даже нравился. Но не говорить же об этом вот так, громко и сука, ртом.       Такуё пожал плечами и отставил банку пива. Включил ту самую самую пластинку той самой группы, которой они заслушивались раньше у него дома.       Ещё две банки пива они просто говорили ни о чем. Об очевидной херне, которая уже ничего не значила.       — А вообще, я рад, что ты вспомнил.       Нао не знал что ответить. Он всегда выбирал словам действия и не собирался этого менять. Он поцеловал Такуё и тот, как всегда, ответил.       Банка пива слетела со стола и вылилась на пушистый ковер. Нао же толкнул Такуё на диван и принялся расстёгивать ремень. Пальцы не слушались.       Учение Такуе еще с тех времён он тоже вспомнил. Сначала пальцы, потом уже хер.       Главное не перепутать.       У него дома все было как у людей. Не липкий стол, смазка вместо масла, музыка, от которой развозило в хлам. С одной, правда, оговоркой — думать надо о мертвых щенках и Нэлиэл. Такая себе фишка, но помогает продержаться дольше десяти секунд.       Стоило кончить, как он с гордостью победителя олимпиады, не меньше, допил залпом остатки пива из банки и застегнул ширинку.       Такуё по привычке одевался отвернувшись.       — Я скучал.       — Да. Неси ещё пива.       К ночи в пластинке явно протерлась дыра, в диване — вмятина, а в голове… А черт ее знает.       Они не спешили съезжаться. Такуё искал работу, Нао — завязал со своей, правда, перед этим пришлось сломать не одну челюсть. И речь сейчас шла не только о должниках.       Вот только тело просило разрядки. Вечерами, он бесцельно шатался по улицам, в надежде найти хоть что-то, что поможет ему остудить и очистить голову, как он делал это раньше.       Драка — это как напиться до беспамятства, только в десять раз лучше.       Стучите и вам откроют. Ходите по злачным местам и рано или поздно на вас нападут.       В тот вечер Нао ограбили. Тоесть как, в кармане у него было что-то около пятидесяти йен, только вот головорезы с битами этого и не знали. А может, им и вовсе было все равно.       В этом их желания совпали.       Сегодня Такуё должен был остаться на ночь у него. Он неплохо готовил мисо-суп и эту бурду с креветками, вспомнить бы название.       — Нет, серьезно? — нервно усмехнулся Такуё, когда в квартиру буквально ввалился Нао.       Стоило закрыть дверь, как Нао тут же сполз по стене, оставляя за собой красный след. Сломанный нос стал чем-то вроде привычки хрустеть пальцами.       — Серьезно.       — И зачем? — едва ли не кричал Такуё и прикладывал лед к его расшибленному носу.       — Чтобы чувствовать себя живым. К тому же, теперь меня есть кому подлатать.       Мисо суп в этот вечер ему вывернули на голову.