all-inclusive

марк не сразу понимает, что вообще происходит вокруг. какая-то знакомая мелодия давит на голову, отдаваясь в ушах ужасающим звоном, тени и яркий свет мешают даже просто приоткрыть глаза, и неясная усталость тяжело наваливается на каждую мышцу его тела. все воспринимается расплывчато, по отдельности, и приходится сделать над собой огромное усилие, чтобы понять всю картину полностью, целиком, ничего не упустив. короче, донхек сейчас напился и танцует, абсолютно позабыв про всяких (не менее пьяных и веселых) марков, кинув его одного ловить ужасающий отходняк. в какой-то момент по танцполу пускают искусственный дым, и марк думает, что обязательно бы пожал руку автору дымоимитатора, потому что туман получается ну очень натуральным; он не видит ничего дальше собственной вытянутой руки. преодолевая пыль и мокрый дым в глазах, а также пьяную непонятную тяжесть ниже живота, растекающуюся по ногам и путающую шаги, он идет почти наощупь, на запах донхека - в такие моменты он особенно понимает, что между ними особая связь, благодаря которой он даже в абсолютной темноте, просто чувствуя его тепло, сможет найти младшего. он аккуратно расталкивает толпы таких же пьяных в щи дяденек и тетенек, даже не извиняясь, думая только о том, как бы поскорее найти его, и, наконец, переводит дыхание и успокаивается. донхек, как ни в чем не бывало, крутит бедрами в центре зала под арам-зам-зам. не то чтобы марк сдерживает себя от того, чтобы откровенно заржать. такое шоу происходит раз в тысячу лет, и пропустить его ну никак нельзя. вокруг донхека вьются толпой дети, краснощекие и обгоревшие люди в возрасте, такие же пьяные и радостные парни и девушки, но марк игнорирует их всех, фокусируя взгляд исключительно на нем. правда, это получается не с первого раза: под веки лезет дым, яркий свет и чужое спиртное дыхание, от которого щипет и чешется, поэтому марк еще пару секунд щурит и трет глаза, и даже не замечает, как знакомые руки тянут его глубже на танцпол. донхек начинает двигаться еще более плавно и откровенно, трется об маркову кожу и горячо выдыхает ему куда-то в ключицы. марк думает, что его застали врасплох, когда донхек заводит руки ему за шею, мажет губами по его уху, пару секунд томно дышит, будто выжидая, и без намека шепчет: – трахни меня, пожалуйста. в другие моменты его просить два раза не надо, но сейчас марк тоже решается поиграть. он молча жмется к хеку в ответ, позволяет их бедрам соприкасаться в такт испорченной уже для них обоих (и всех вокруг) песне, и в какой-то момент кладет ладонь на хекову поясницу. тот в ответ тихо стонет, еще не пошло, но уже нетерпеливо, и смотрит прямо в глаза марку, не позволяя отводить взгляд. – я тебя заклинаю, – с невинной улыбкой продолжает хек. – трахни меня так, чтобы я завтра не смог ходить. возбуждение накрывает с новой силой, лениво растекаясь внизу живота, и ожидание становится невыносимым. либо это алкоголь так влияет на марковы решения, либо волшебная мелодия арам-зам-зама, но марк грубо хватает его за запястье и решительно ведет в сторону лифта. кнопки отказываются нажиматься с первого раза, и это невероятно раздражает, потому что донхека хочется отыметь во всех позах прямо в этом ебаном стеклянном лифте, пока он медленно-медленно тащится до их номера на верхнем этаже. – ты издеваешься? – срывается наконец спокойный как слон марк, разворачивая донхека к себе лицом. – это самый ужасный подкат, который я слышал. оттрахать тебя прямо под макарену следующий раз? может, под деспасито? донхек прыскает. – ну сработало же, – он закусывает нижнюю губу, – я пьяный вусмерть, и если ты прямо сейчас не позволишь мне совершить ночной променад на твоем члене, я пойду в караоке петь пачку сигарет. – и ныряет ладонью под маркову толстовку. в этот момент лифт победно звенит, и двери невероятно медленно распахиваются. на них двоих вываливается толпа неторопливых туристов из германии, и как только марк, все еще держа хека смертельной хваткой, отталкивает их всех и заходит в лифт, начинает творится невероятное. он прижимает донхека прямо в лифте, вылизывая смуглую шею, мысленно молясь, чтобы никто больше не зашел за ними следом. кажется, сейчас весь пятизвездочный турецкий отель с сервисом ол-инклюзив наблюдает за тем, как донхек непослушными трясущимися руками пытается расстегнуть чужую ширинку, но попытка не увенчивается успехом; марк просто резко поднимает его подбородок и мокро целует, оставляя между их ртами полоску слюны. и когда лифт еще раз издает финальный дзынь, будто бы напоминая о том, что секс в лифте – это не только не гигиенично, но и просто не по-человечески, марк подхватывает хека под бедра и, не разрывая поцелуй, как рыцарь несет его до номера. с нижнего этажа еще доносится проклятый арам-зам-зам, и марк, почти рыча, ключом роется в замочной скважине, и, открыв дверь, так же громко и агрессивно ее захлопывает. донхек тут же залетает на их кровать размера кинг сайз и призывно смотрит на марка снизу вверх. марк же цокает языком, скидывает с себя толстовку, как ненужную тряпку, и тут же нависает над младшим. донхек, у которого сознание помутнено меньше (или это просто так кажется?), не медля тянет его на себя, снова целуя, уже гораздо глубже, и без особого стеснения стонет в поцелуй и выгибается в спине. он шарит ладонью по марковому прессу, проводя дорожку от груди и до паха, и сжимает через ткань джинсов уже напряженный член. – пожалуйста, – почти плачет хек. марк чуть ли не зубами стягивает с него джинсы, в которых он еще пару минут назад так бессовестно двигал бедрами и откидывает их куда-то в сторону. то же самое происходит и с бельем, и вот донхек, смущенный и раскрасневшийся, сводит ноги, сминая в кулаках простынь от нетерпения. – где? – марк не целует его больше и не покрывает мелкими засосами его голую кожу, а просто кротко спрашивает, и младший кивает головой на тумбочку напротив кровати. он отворачивается, но даже так чувствует, как до этого смелый донхек тяжело дышит, и как неровно вздымается его грудь. он хватает смазку и упаковку презервативов, тут же вскрывая и размазывая по пальцам ледяную смазку, и представляя, как непросто сейчас придется хеку. – раздвигай ноги, – командует марк. – сам раздеться не хочешь? – донхек еще в силах язвить. – и так справлюсь, – хрипло отвечает старший, – раздвигай ноги, я сказал. донхек аккуратно закидывает ноги марку на плечи, и тот еле сдерживается, чтобы тут же не оставить россыпь засосов на внутренней стороне бедер. марк сводит брови на переносице, будто отгоняя ненужные сейчас мысли, и вводит первый палец. хек ощущает только холод и длинные марковы пальцы, и абсолютно никакого стыда, отчасти потому, что тупое возбуждение и алкоголь затормаживают осознание. он с каждой фалангой сжимается, но довольно стонет, потому что знает – сам напросился; хек поначалу шипит и выгибается, как кошка, но на третий палец он насаживается уже сам, и сводит ноги от нетерпения и подается вперед: – я готов, – ноет хек, – пожалуйста, сделай это уже. марк довольно ухмыляется, но не торопится подчиняться младшему. у него в крови сейчас тоже бушует как минимум бутылка вина, и хоть даже от одной мысли о том, как донхек стонет под ним и выгибается также, как на танцполе, становится невероятно горячо, он все равно слишком медленно стягивает джинсы и белье – только до колен. он проходит пальцами вверх-вниз по донхековой дырке, дразня и заставляя младшего напрячься, и только удостоверившись, что донхек сосредоточен и действительно готов, придвигает его ближе к себе и грубо входит. кожа мокро трется об кожу, и от стен их номера эхом отдается донхеков стон. в одно мгновение из него вдруг выбивают весь воздух, и дышать, шевелиться, просто существовать становится невероятно тяжело и очень жарко, и он вцепляется пальцами в плечи марка и закусывает губу. – доволен? – шипит ему на ухо марк, но тот даже не способен огрызаться, как обычно, да даже просто что-то ответить – он просто мычит в ответ, и тянется за поцелуем. – подожди, рано целоваться лезть. марка раззадоривает такой вид младшего – такой хрупкий и зависимый от него самого, что внутри все невольно переворачивается. он набирает скорость, придерживая хека за бока, не сдерживается и все-таки лижет и целует каждую родинку на коже, потому что пахнет донхек ну просто крышесносно, и его недостаточно, и хочется больше-больше-больше. донхек высоко стонет, сам насаживается на член и шипит, будто ошпарившись, закатывает глаза – в общем, делает, все, что так марка в нем заводит, сам не отдавая себе отчета. – ты невероятный, – низко стонет марк ему куда-то в щеку, но хек не успевает даже осмыслить то, что он говорит; мысли путаются и роятся в голове, и донхек натягивается как струна в марковых руках. – марк, я.. – хнычет хек, сминая в кулаках плечи марка почти до крови, – я сейчас... – тише, – командует старший, – я знаю. марк размашисто проводит ладонью по всей длине его члена, и донхек ловит себя на мысли, что будь бы он сейчас хоть чуточку бессознательней и бесстыдней, он бы просто кричал от того, как марк делает ему хорошо. он прижимает его ногами еще ближе, высоко стонет (прекрасно зная, как это действует на старшего) и, содрогаясь, обмякает под ним и громко и горячо дышит, кое-как пытаясь удерживать баланс. марк, пару раз подавшись вперед, тоже валится вниз. первым в себя приходит хек, и снова тянется целоваться; марк уже давно привык к этой его дурацкой привычке, целоваться когда можно и когда нельзя, и пусть иногда это невыносимо раздражает и мешает, сейчас марк готов целоваться с ним хоть вечно. он кончиками пальцев зачесывает назад прилипшую ко лбу донхекову челку и целует, теперь уже медленно и неторопливо, посасывая язык и оттягивая младшего за волосы, углубляя поцелуй. – если тебе так нравится, – переводя дыхание шепчет донхек, – могу все-таки станцевать тебе обнаженную макарену. марк прыскает и прячет пьяную (и невозможно счастливую) улыбку в изгибе его плеча. – только если прямо на мне, – отвечает марк ему в тон. – если ты настаиваешь.. – даже не думай, – он прыскает, – я такого сексуального напряжения не выдержу. донхек громко смеется и мягко ударяет старшего по плечу, на котором еще красными полосками рдеют следы от, вообще-то, его пальцев. и такие маленькие и почти незаметные вещи – вроде засосов, царапин, или даже просто следов от кожи – напоминают ему, что марк, целиком и полностью принадлежит только ему. и это, если честно, немного сносит крышу.