Красиво

Крик, удар по столу, звук разбивающейся посуды. Парень с синими волосами, усмехаясь, выходит из дома и направляется к красному мотоциклу, припаркованному напротив. Кожаная куртка, рваные джинсы и армейские ботинки. — Не надоело? — скучающе спрашивает брюнет, стоящий привалившись к черному мустангу, — Только время тратишь. Синеволосый смеётся, подходит к парню и проводит ладонью по бледной щеке. — Они смешные, — лукавая улыбка играет на лице, а в глазах как будто вспыхивают маленькие огоньки. Огоньки Раздора. Искры, которые перерастают в Войну. — А время… — парень немного щипает собеседника за щеку, — Насколько знаешь, у нас его достаточно. Брюнет снисходительно приподнимает уголки губ и притягивает стоящего напротив за талию к себе. Медленно наклоняется к лицу и, проведя носом по острой скуле, лениво целует, дразня горячий рот. Недовольно мыча, синеволосый углубляет поцелуй, сжимая в кулаках лацканы черного пиджака человека напротив. Тот лишь пуще ухмыляется в поцелуй. Такой нетерпеливый, резкий, горячий. Разрушительный, всепоглощающий, безжалостный. Он моложе: ещё не наигрался с людскими жизнями, все никак не насладится властью над теми, по чьей вине и появился. «И попутала же Похоть с этим несносным мальчишкой,» — проносится в голове. О содействии своей далёкой родственницы Любви в «попутывании» двух существ Похоть умолчала, следуя своей природной язвительности. — Тебе ли не знать, что время — штука растяжимая, — горячее дыхание обдает холодные даже после поцелуя губы, отдающие фиолетовым оттенком. Да, он знал. Из всего квартета Голоду досталась возможность дольше всех созерцать плоды своих трудов. Мучения, попытки ухватиться за жизнь, отчаяние. Потом, правда, приходилось отдавать весь прогресс самому старшему из них — Смерти, но для нечеловеческого воображения этого хватало, чтобы накормить своих демонов. — Конечно, растяжимое, но распыляться на бытовые неурядицы.? — скептически тянет брюнет. Женский визг, выстрел, плач ребенка. — Бытовые неурядицы? — переспрашивает синеволосый, перебирая черные волосы на затылке собеседника, — Люблю Америку, здесь больше простора для творчества. На казалось бы милом лице играет дьявольская, даже немного пугающая улыбка. Высокий брюнет перемещает руки с талии парня на его ягодицы. — Похудел? — Конечно, с тобой похудеешь, — он опять щипает брюнета за щеку, немного оттягивая бледную кожу. — Прости, — парень нежно оглаживает большой холодной ладонью контур лица напротив, и глядит в темные, как грозовые тучи, глаза. В них, казалось, даже молнии иногда сверкали. — Кхм, — синеволосый, покраснев кончиками ушей, неловко выворачивается из объятий и опять направляется к своему ярко-красному мотоциклу, — Пора, а то скоро здесь будет полиция и куча ненужных свидетелей. — Куртку застегни, простудишься, — брюнет улыбается своим мыслям. Синеволосый возмущённо фыркает, но куртку застегивает. Когда-нибудь ему перестанут напоминать про войны, приостановившиеся из-за суровых погодных условий. Голод сопровождал как Раздор, так и Чуму. Но, как известно, противоположности имеют свойство притягиваться, поэтому яркая, безбашенная, необузданная Война привлекала меланхоличную сущность Голода к себе. Это и заметила Похоть, в последствии подбившая Любовь сыграть подобную шутку над самими Всадниками Апокалипсиса. Они сопротивлялись, но безрезультатно. Ведь тандему двух далёких родственниц вечно противостоять невозможно. А времени у них предостаточно.