Больно?

Субботин слышит торопливые шаги. Они такие громкие, что все другие звуки заглушают мгновенно. Кроме гула в висках — он сильнее. Голова, по ощущениям, раскалывается в самом натуральном смысле слова, и больно не то, что шевелиться, думать даже. — Господи! — раздается справа почти шепотом. Сил повернуться не хватает, но это и не нужно. Леня видит, не открывая глаз, и узнает каждый шорох. Дышит Оксана тяжело. Бежала, точно бежала, из гаража или тира, на высоченных каблуках через всю контору, потому и запыхалась. Слышится звон. И Субботин знает — браслеты. Золотые, тонкие. Его подарок. Амелина носит их на запястье левой руки, и они звенят при каждом движении. Наверное, поправила прическу — жест крайнего волнения, обычно при этом Оксана еще закусывает губу. Картина безумно соблазнительная. Каблуки цокают еще пару раз. Шуршание, тихий скрип старого диванчика. Опять тишина. Оксана близко. Так близко, что аромат ее духов перебивает стойкий буфетный запах кофе. Опять звенят браслеты — протянула руку. Амелина делает глубокий вдох, как-будто собирается что-то сказать, но не говорит. Леня слабо улыбается. Он ее нервные движения и внимательный взгляд буквально чувствует. На секунду кажется, что и дыхание тоже. Амелина гладит его по плечу, потом аккуратно, почти невесомо касается бинта где-то в районе виска, где нет раны, и шепчет: — Как же я испугалась. — Да ладно, что со мной будет. Немного трется о ее руку, как дворовый кот, и улыбается снова. Голова болит. Жутко болит, и невысокая диванная спинка кажется настоящей пыткой. С трудом, но устраивается удобнее, положив голову Амелиной на колени. Как ни странно, становится ощутимо легче. Оксана осторожно запускает пальцы в его волосы, чуть выше бинта, и тихо спрашивает: — Больно? — Теперь — нет. А если еще поцелуешь… Облегченно выдохнуть у Оксаны получается только сейчас. И усмехнуться по-доброму тоже. — Дурак. Наклоняется и с плохо скрываемым трепетом касается губами его виска, потом щеки. Улыбается. — Да, ради этого получить по башке однозначно стоило.