Нефритовая шпилька

      До часа Свиньи¹ было ещё далеко, но на Облачные Глубины, словно тончайшая вуаль, медленно опустились сумерки. Из распахнутого окна Лань Сичэнь видел, как во внутреннем дворике и саду слуги не спеша зажигали бумажные фонари, чей тёплый свет делал всё вокруг мягким и уютным. Из сада до Лань Сичэня долетал терпкий аромат цветов, но скромная по размерам комната, точно чаша вином, была заполнена запахами чая и благовоний.       — Бабушка Сун, — негромкий голос Лань Сичэня нарушил тишину, — сегодня я как никогда нуждаюсь в совете. Прошу, не откажи мне в нём.       Ду Сун — пожилая служанка его покойной матери, к которой Лань Сичэнь с самого детства относился как ко второй бабушке, тихо вздохнула, расставляя чайные принадлежности.       — Господин, наверное, шутит. Какой совет может дать ему простая служанка? — она почтительно склонила голову. — Прошу, присядьте и выпейте чая. Это особый сорт, который приводит в порядок мысли и дарит спокойствие душе.       Лань Сичэнь сел за низкий столик, на котором были лишь простой чайничек, две глиняные чашки и крошечное блюдце со сладостями.       — И всё же, — он кивнул, приглашая служанку сесть напротив, — выслушай меня. Видишь ли, я хочу сделать подарок одному особенному человеку. Но мы слишком мало знакомы и почти ничего не знаем друг о друге. Будет ли уместным человеку моего положения обременять его своим вниманием? Ведь тот, о ком идёт речь, небогат и, скорее всего, не сможет одарить меня в ответ. Я не хочу, чтобы он чувствовал неловкость, но сделать что-то приятное для него — самая живая потребность моей души.       Ду Сун неторопливо пригубила чай, скрыв лицо за длинным рукавом.       — Прежде чем высказаться, позвольте мне спросить, как хорошо глава ордена изучил вкусы этого юноши? — она сделала паузу. — Подарок подарку рознь. Канарейку или сверчка в изящной резной клетке принять проще, чем ларец с драгоценными камнями.       — С чего ты решила, что он молод? — Лань Сичэнь не удержался от улыбки.       Помощник главы клана Не действительно был ещё очень юн, но Ду Сун, весьма далёкая от всего, что касалось учеников, прибывших в Облачные Глубины, не могла этого знать.       — Пожилого человека трудно обидеть вниманием: подарок он принял бы за почтительность, — Ду Сун мягко улыбнулась в ответ. — Мужчина средних лет рангом ниже вашего рассматривал бы любой дар как желание сделать его союзником или же попросту уязвить, указав на невысокое положение. Лишь беззаботным юношам позволено делать подарки просто так, от чистого сердца. Ни о чём, кроме душевной симпатии и искреннего расположения, такой жест не скажет. И если дело не в его знатном происхождении…       Ду Сун замолчала, точно давая Лань Сичэню возможность самому закончить её мысль, но этого не случилось.       — Происхождение Мэн Яо — вопрос весьма непростой, — обычно спокойное и мягкое выражение лица Лань Сичэня сделалось сдержанным и строгим. Говорить с кем-то о подобных вещах ему было непросто. — Его отец — глава клана Цзинь, но мать работала в цветочном доме. Глава Цзинь не выкупил её, поэтому официальный статус наложницы эта женщина не получила.       На впалых щеках Ду Сун отчётливо проступил румянец.       — Что ж, — широкий рукав простого белого ханьфу на мгновение спрятал её лицо, — положение таких детей незавидно. Никто не выбирает, в какой семье родиться… Однако пусть глава ордена ответит на ещё один мой вопрос. Может ли сын распутника и продажной женщины сам оказаться достойным человеком? Не нами замечено: не найдёшь праведника в семье грешников, как не найдёшь голубиного яйца в вороньем гнезде.       Сказав так, Ду Сун опустила глаза и чуть поджала сухие губы, но сохранила всё то же кроткое выражение лица.       — Кто я такой, чтобы спорить с чужой мудростью? — невольно нахмурился Лань Сичэнь. — Однако, бабушка Сун, та же мудрость учит нас, что не существует правил без исключений. Насколько мне известно, молодой господин Мэн вовсе не такой, как его отец, и глава клана Не назначил его своим помощником не просто так. Что до матери Мэн Яо, то от осуждения я воздержусь, поскольку такую судьбу она выбрала не сама.       — Всё может статься, — Ду Сун вежливо уклонилась от ответа. — Так насколько же верно глава ордена может судить о пристрастиях и увлечениях юного господина Мэн Яо?       Простой вопрос, точно взмах веера, отогнал от Лань Сичэня все мрачные мысли. Воспоминания перенесли его в тот день, когда Мэн Яо впервые появился в Восточной комнате. То, как он смотрел на пальцы Лань Сичэня, перебиравшие струны, как одухотворённо вслушивался в мелодию, наполняло сердце радостью и едва уловимой тревогой. Эти чувства… Раньше Лань Сичэнь ничего подобного не испытывал.       — Нам обоим нравится музыка, — он задумчиво улыбнулся. — Находясь в Облачных Глубинах, молодой господин Мэн каждый день упражняется в игре на гуцине, переписывает ноты с большим усердием, прислушивается к моим советам и самостоятельно освоил пару сложных композиций. На прощанье я мог бы подарить ему один из своих инструментов, но не сочтёт ли бедный юноша этого сверчка за драгоценный ларец?       «Подарок как повод для встречи наедине перед долгой разлукой — таковы ли мои истинные намерения?» — мысленно спросил себя Лань Сичэнь, но так и не нашёл ответа.       — Господин выбрал поистине прекрасный дар… — выдержав паузу, сказала Ду Сун, аккуратно надломив пирожное, — но для принца или же человека, не столь поглощённого заботами, как помощник главы клана. По моему скромному суждению, в качестве подарка этому юноше подошло бы что-то попроще искусного инструмента, требующего постоянного ухода. Нечто, идущее более от вашего сердца, нежели от ума. Прошу меня простить.       Отставив блюдце, она приподнялась, почтительно склонив голову.       — Ты права, бабушка Сун, к чему извинения? — Лань Сичэнь тоже привстал, жестом призывая её остановиться. — Это мне неловко за то, что был так недальновиден и слишком поспешно принял решение. В стремлении угодить ему я упустил из вида, какую жизнь ведут люди клана Не. Военные походы и частые разъезды — старинный гуцинь, пожалуй, стал бы приятным, но обременительным приобретением. Я мог бы нарисовать для Мэн Яо волшебный горный пейзаж, которым каждый день любуюсь из окна, но где будет висеть эта картина? В Нечистой Юдоли, где советник главы клана, занятый делами, почти не бывает? Нет, тут нужно что-то другое. То, что легко взять с собой, как…       Размышляя о подходящем предмете, Лань Сичэнь обвёл взглядом комнату, но тихий голос Ду Сун прервал ход его мыслей.       — Как гребень или шпильку для закрепления волос? — теперь и она улыбалась. — Господин это имел в виду?       — Очень может быть, — Лань Сичэнь даже удивился. Как нечто подобное раньше не пришло ему в голову. — Благодарю за мудрость, бабушка Сун, ты как всегда мне помогла.       Он тепло взглянул на неё и встал.       — Час поздний, — тут же поднявшаяся вслед за ним Ду Сун вежливо поклонилась. — Глава ордена, позвольте мне откланяться.       Служанка ушла, а Лань Сичэнь неподвижно стоял посреди комнаты, представляя украшение, которое хотел бы подарить Мэн Яо. Определиться оказалось несложно. Выбор почти сразу пал на голубую нефритовую шпильку и гуань, украшенный тонкой резьбой в виде облаков. Эту изящную пару дед преподнес их отцу в день церемонии совершеннолетия — священный праздник, когда мальчик становится мужчиной. И хотя Мэн Яо всё ещё носил юношескую причёску — простой конский хвост, туго перевязанный тесьмой, до его двадцатилетия оставалось менее полугода.       Лань Сичэнь живо представил Мэн Яо в праздничном облачении: алое ханьфу с изысканным золотым шитьём, пояс, украшенный жемчугом, старинный меч. В воображении тут же возникло лицо Мэн Яо с кожей такой белизны, словно её обладатель родился и вырос среди горных снегов, милая, чуть застенчивая улыбка и глаза, огромные и чёрные, точно небо перед грозой. От блеска этих глаз у Лань Сичэня знакомо перехватило дыхание.       «Твой взгляд — жаркое пламя, а я как тот мотылёк, что летит на него, рискуя обжечь крылья. Сгореть в твоих объятиях — если бы я мог позволить себе такую роскошь…»       Лань Сичэнь горько усмехнулся этим мыслям. Он посмотрел в окно: сад совсем опустел, а далёкие горные вершины мягко освещала необычайно яркая луна. Лань Сичэнь подошёл к большому резному сундуку и, открыв его, извлёк шкатулку, покрытую красным лаком. Нефритовая шпилька и голубой гуань — совсем скоро у этих украшений появится новый хозяин.

***

      Лань Сичэнь быстро шёл через сад к старой Ореховой беседке. В этом месте, надёжно укрытом листвой от посторонних глаз, он собирался проститься с Мэн Яо. Хотя времени у него было достаточно, Лань Сичэнь спешил, опасаясь не прийти первым и заставить Мэн Яо ждать. Из библиотеки он захватил несколько свитков с нотами, а широкие рукава ханьфу прятали красную лаковую шкатулку. Свернув с главной аллеи на узкую тропу, ведущую к беседке, Лань Сичэнь почувствовал, как сердце взволнованно забилось в предвкушении встречи.       Задержавшись у входа, Лань Сичэнь осмотрелся. Поблизости никого не было видно. Тишину сада нарушали лишь щебет птиц, шелест листвы, да стрекотание кузнечиков в густой траве.       «Похоже, я здесь один», — быстро пронеслось у него в голове. Волнение понемногу утихло. В надежде окончательно овладеть собой, он шагнул через порог, но внутри беседки его ожидал сюрприз.       — Цзэу-цзюнь! — Мэн Яо застыл перед ним в приветственном поклоне.       Бледный и взволнованный, сейчас он казался даже моложе своих лет, и хотя на губах Мэн Яо не было привычной улыбки, блеск больших чёрных глаз говорил о том, как страстно он, должно быть, желал этой встречи.       — Молодой господин Мэн, неужели я опоздал? — давая понять, что церемонии излишни, Лань Сичэнь протянул к нему руки. — В таком случае, искренне прошу меня простить.       Он поклонился, кончиками пальцев едва касаясь рукавов Мэн Яо. В этом прикосновении не было ничего особенного, но сердце Лань Сичэня отчего-то опять забилось чаще.       — Цзэу-цзюнь, вам не за что извиняться, — Мэн Яо смущённо потупил взгляд, — это я пришёл слишком рано, чтобы не заставлять вас ждать.       Его голос показался Лань Сичэню напряжённым, но сильное смятение вполне это объясняло.       — Признаться, я и сам думал о том же, но вы сумели опередить меня, — Лань Сичэнь нехотя отступил на шаг. Стоять столь близко к кому бы то ни было в Облачных Глубинах считалось недопустимым. — Как же так вышло?       Губы Лань Сичэня тронула лёгкая улыбка. Как бы старательно Мэн Яо ни отводил глаз, его бледные щёки тут же заливались краской, стоило Лань Сичэню хотя бы на миг поймать его взгляд.       — Вероятно, мое желание увидеть вас было несколько сильнее, — Мэн Яо горько усмехнулся.       Лань Сичэнь не сразу нашёлся, что ответить, но повисшая пауза не оказалась неловкой, они просто стояли один против другого, слушая тишину.       — Прошу прощения, но это не так, — наконец серьёзно произнёс Лань Сичэнь. — О нашей встрече я думал с самого утра, или же даже со вчерашнего вечера. Плодом этих раздумий стало то, что пришёл я не с пустыми руками.       Он извлёк из рукава дощечки и бережно передал Мэн Яо.       — Вы принесли мне обещанные ноты? — на мгновение лицо его просияло.       «Этот юноша, — вздохнул про себя Лань Сичэнь, — догадывается ли он, сколько блаженства дарит мне одна лишь его улыбка?».       — Да. Ноты и не только, — он охотно кивнул. — Если позволите, у меня есть прощальный подарок. Пусть эта изящная пара станет напоминанием о том времени, что вы провели в Облачных Глубинах.       Лань Сичэнь преподнёс шкатулку. Мэн Яо протянул руку, и их пальцы на целый бесконечный миг коснулись друг друга.       — Нефритовая шпилька? — заглянув внутрь, тихо спросил Мэн Яо с грустной улыбкой. — Какой прекрасный и печальный символ, Цзэу-цзюнь.       — Что же в нём печального, молодой господин Мэн? — ласково спросил Лань Сичэнь.       Он смотрел в лицо Мэн Яо, пытаясь хотя бы внешне сохранять сдержанность, подобающую высокому статусу главы клана, однако все мысли Лань Сичэня были о другом. Возможно ли, чтобы два разных человека так тонко чувствовали одно и то же? Без памяти, без оглядки влюбиться в мальчишку — как такое могло с ним произойти?       — Перед отъездом он так подходит к моему настроению, — Мэн Яо вздохнул, — что в памяти невольно возникли строки: «В разлуке седину свою я стал быстрей терять, и скоро шпилька для волос не сможет их держать…»       — Не говорите так, прошу, — забыв о приличиях, Лань Сичэнь порывисто сжал его руку, — иначе мне придётся пожалеть о своём подарке.       — Даже если пожалеете, — взгляд Мэн Яо буквально обжёг Лань Сичэня, — назад я его не верну.       — Этого не потребуется.       Лань Сичэнь замолчал, неохотно отпуская его ладонь — узкую и изящную, точно у девушки, но на удивление сильную. Ему вспомнилось изречение, встреченное в одной из старинных книг: «Мужчина с маленькими, но твёрдыми руками, настойчив и многого добьётся. Широкая же ладонь выдает простолюдина». Даже помня о сомнительном происхождении Мэн Яо, Лань Сичэнь был склонен согласиться с безымянным мудрецом.       Меж тем выбранный для отъезда час Собаки² неумолимо приближался, а это значило, что задерживать Мэн Яо далее было бы неучтиво. Тот и так потерял целый день, ожидая, пока Лань Сичэнь закончит все свои дела и уделит ему время.       — Пожалуй, мне стоит поторопиться, — будто читая его мысли, сказал Мэн Яо, рассеянно оглядевшись. — Вещи давно собраны, но… Ваш подарок, Цзэу-цзюнь, я бы хотел… — заметно краснея, он смешался. — Возможно ли, чтобы именно вы впервые закололи мне волосы? Прямо здесь и сейчас.       Отступив ещё на шаг, он почтительно склонился, возвращая шкатулку. Лань Сичэнь замер. Обряд вступления в возраст проводился в строгом соблюдении традиций, и, конечно же, подобной просьбы он никак не ожидал.       — Молодой господин Мэн, не скрою, что… своим порывом вы оказали мне большую честь. Однако не разумнее ли дождаться вашего совершеннолетия? — Лань Сичэнь тактично отказался. — И разве не почётный член Ордена или кто-то из кровной родни должен совершить обряд Первого закрепления гуань?       — О чём вы говорите, Цзэу-цзюнь? — на бледном лице Мэн Яо ни дрогнул ни один мускул, но в глазах читалась такая боль, что сердце Лань Сичэня сжалось от сочувствия. — Почти все члены ордена Не сторонятся и презирают меня точно так же, как семья Цзинь. Никому из этих мужчин не придёт в голову даже прикоснуться ко мне. Что до главы ордена, я бы никогда не посмел побеспокоить Не Минцзюэ подобной просьбой.       Мэн Яо с горечью замолчал, но, видимо, взяв себя в руки, вновь склонился в почтительном поклоне. На сей раз это было прощание.       — Приношу свои извинения за проявленную дерзость. Цзэу-цзюнь, позвольте откланяться.       Он резко развернулся и, не дожидаясь ответа, быстрыми шагами направился к выходу. Вне всяких сомнений, это было бегство, и Лань Сичэнь прекрасно понимал его чувства.       — Мэн Яо, подожди же!       Он с трудом устоял на месте. Преследовать человека, если он не враг, или пытаться удержать кого-то силой — поведение, недостойное главы. Запечатать дверь, наложив заклинание, тоже было нельзя — без особой нужды духовную силу в Облачных Глубинах никто не использовал.       Мэн Яо остановился, но головы не повернул.       — Пойми… Я вовсе не против первым заколоть твои волосы, — от сильного волнения Лань Сичэнь перешёл «ты» и даже не заметил этого, — но существуют правила, львиную долю которых мы сейчас точно нарушим. Однако если ты и правда просишь об этом, то…       Вместо ответа Мэн Яо рывком потянул за тесьму и распустил волосы, которые тяжёлой чёрной волной рассыпались по его спине и плечам. Он развернулся, и теперь Лань Сичэнь видел его лицо: яркий румянец, огромные глаза, полные слёз, и искусанные, оттого чуть припухшие губы.       — Это похоже на просьбу? — его твёрдый упрямый взгляд был красноречивее любых слов.       — Подойди.       Лань Сичэнь опустился на жёсткую деревянную скамью, а Мэн Яо послушно сел на пол у его ног. Когда длинные тонкие пальцы впервые прикоснулись к волосам Мэн Яо, его дыхание сильно участилось. Лань Сичэнь заметил это, но продолжил осторожно перебирать прядь за прядью, вплетая их в толстую тугую косу, как того требовал обряд. Поскольку запрокинутая голова Мэн Яо лежала теперь у него на коленях, Лань Сичэнь видел и дрожание сомкнутых ресниц, и то, как его острый кадык напряжённо ходил под кожей. Незаметно для обоих мягкие поглаживания с волос перешли на шею и ключицы. Рука Лань Сичэня точно сама собой скользнула под плотный ворот ханьфу. Впервые ощутив гладкую горячую кожу под грубой тканью, Лань Сичэнь смутился и попытался было исправить свою оплошность, но Мэн Яо мягко удержал его ладонь.       — Цзэу-цзюнь, прошу, продолжайте… — его тихий шёпот прозвучал точно стон.       — А-Яо, ты сводишь меня с ума, — Лань Сичэнь неловко отстранился, — боюсь, если вовремя не остановиться…       Почувствовав сопротивление, Мэн Яо открыл глаза и быстро встал перед ним на колени.       — Что же может произойти?       Он осторожно обхватил Лань Сичэня за шею, и тот, растерянный и возбуждённый, сам потянулся к нему за поцелуем.       Их прервали голоса и громкий звон снаружи. Размыкать губ безумно не хотелось. Целовать его с языком, торопливо, но нежно ласкать тело, снова и снова запускать пальцы в густые длинные волосы, ощущая скорое биение собственного сердца — никогда ещё Лань Сичэнь не испытывал ничего подобного.       — Сюда идут, ты должен поспешить, — выдохнул Лань Сичэнь, осторожно проводя пальцем по горячим влажным губам Мэн Яо. — Нас не должны видеть в подобном месте… Но даже если и так, сплетен, порочащих тебя, я не допущу.       — Цзэу-цзюнь, не тревожьтесь, — прикрыв глаза, Мэн Яо с наслаждением потёрся щекой о его ладонь, — я умею быть незаметным.       В саду снова зашумели, и до них донеслись голоса как минимум двух мужчин, по-видимому, садовников, занимавшихся отловом змей. Мэн Яо и Лань Сичэнь встревоженно переглянулись и поднялись, поспешно приводя в порядок свои одежды. Люди находились слишком близко, потому ждать дальше было нельзя.       — Мы скоро увидимся, А-Яо, — пообещал Лань Сичэнь уже у окна, — теперь же прощай.       — Я буду ждать, — пряча шкатулку, тот легко запрыгнул на перила.       На крыльце послышался топот ног, а голоса зазвучали значительно громче. Словно в попытке скрыть Мэн Яо от чужих глаз, Лань Сичэнь вытянул руку, которую тот порывисто, но нежно поцеловал, прежде чем оказался на земле.       — Глава ордена!       Едва показавшись из-за двери, оба садовника замерли в низком поклоне.       — Простите, что невольно нарушили ваше драгоценное уединение, — виновато пробормотал старший. — Мы думали, тут никто не бывает.       — Всё в порядке, — Лань Сичэнь заставил себя улыбнуться, — мне уже пора возвращаться к делам.       Его дыхание почти выровнялось, а широкий покрой ханьфу надёжно скрывал то, чего не должны был видеть. Посчитав, что Мэн Яо смог отбежать достаточно далеко, Лань Сичэнь направился к выходу. Всё ещё не смея поднять на него глаз, садовники почтительно расступились.       — Как много змей вам удалось поймать? — зачем-то спросил Лань Сичэнь, задержавшись на пороге.       — За весь день примерно с десяток гадюк, — пожилой слуга указал на мешок в руках своего товарища. — Смею надеться, господин старший повар останется доволен. Однако кобру я всё же упустил, и боюсь, в этой части сада изловить её будет непросто.       — Вам стоит соблюдать осторожность, — озабоченно нахмурился Лань Сичэнь, — испуганная кобра опасна, хотя эта умная змея никогда не нападает без причины.       Покинув беседку, он осмотрелся. Над садом начали понемногу сгущаться сумерки, горячий воздух звенел от мошкары, душный запах цветов словно ощущался сильнее, а на траву уже упала первая роса. Сделав глубокий вдох, Лань Сичэнь закрыл глаза. Он думал о Мэн Яо, и сердце его сжималось одновременно от тоски и счастья.

***

      Оставляя позади Облачные Глубины, Мэн Яо спускался с горы почти налегке. Перекинутая через плечо дорожная сумка была полупустой и совсем не причиняла неудобств. Мэн Яо взял с собой только необходимые вещи, самыми драгоценными из которых были подарки Лань Сичэня. Подумав о нём, Мэн Яо мягко улыбнулся.       Со временем Лань Сичэнь мог стать для него не только восхитительным любовником, но, что важнее, великодушным и верным другом. Смел ли ничтожный ублюдок, отвергнутый отцом и людьми, даже мечтать о таком? Судьба впервые была к нему благосклонна. На Мэн Яо обратил внимание один из самых красивых и благородных людей во всей Поднебесной, и теперь душа его была преисполнена нежности.       Мэн Яо провёл ладонью по грубой холстине сумки. Пальцы без труда нащупали шкатулку, гладкую, точно отшлифованный водой прибрежный камень. Шпилька из голубого нефрита. Возможно, когда они встретятся снова, Мэн Яо будет достаточно взрослым, чтобы носить её, а Лань Сичэнь сможет спокойно завершить то, что начал.