Не причина, а следствие: Радиоактивно!

      Крепко зажмурившись и мелко дрожа, съёжившись, будто пытаясь стать меньше, незаметнее для боли, Беларусь явно выпал из реальности. Тем не менее спустя пару секунд его хватка всё же ослабла. Правда, это вовсе не означало, что он совсем оклемался.       В подобной близости невозможно просто игнорировать неровные вздохи, отягощенные не только физической мукой. И невозможно не задаться вопросом: «Стоило ли того?» — который, впрочем, так и остался неозвученным.       Чуть скованно ребром ладони Украина вытер мокрую дорожку с чужой щеки, не зная как ещё выразить своё сожаление, и приник к сжатым в полоску губам напротив. Колким. Солёным. Но податливым.       Совладать с неспокойным прерывистым дыханием обоим сложно, поэтому поцелуи оказались совсем без напора, мягкие и короткие, только чтобы привести в чувство. Однако и в них предателем закралась удушливая шкребучая досада, что раздирала, разрасталась, заполняла. Капля за каплей — и вот уже вовсе невозможно терпеть её тяготеющее вязкое присутствие. — …Хватит.       РБ первым отстранился и откинулся на стену, закрыв предплечьем лицо, но не скрывая в сейчас глухом голосе раздражения. — Не понимаю, почему ты злишься, — вполне довольный собой Украина собрал и смял все бинты в кучу, — Завелся из-за ерунды, ей-богу. — Ну точно! — резко вскинул руку тот. — И что тебе не нравится? — Не прикидывайся дураком, плохо получается.       А как иначе? Было бы лучше, произнеси он вслух чужое отравленное разочарованием «Я просто жалок», что навязчиво почти звенело в ушах? Или что за злостью Беларуси скрывалась банальная обида на себя за слабость? Совсем не хотелось опять поднимать эту тему. Куда легче обратить всё в шутку. — Это оскорбление или комплимент, хах? И вообще, вижу у кого-то язык развязался. — С тобой-то попробуй молчать. Выведешь из себя даже мертвеца. — Всё ещё не понимаю, хвалишь ты или опускаешь, ха-ха.       Невесело прыснув, РБ умолк и отвернулся. Его речь и так нередко прерывалась, под конец становясь совсем приглушённой, едва разборчивой. Поэтому ни к чему заниматься пустым словоблудием. Такое даже для заядлого любителя поболтать ясно как день.       Привычно напевая себе под нос, Украина сходил выкинуть испорченное и помыть окровавленный тапочек, параллельно обмозговывая сложившуюся ситуацию, которая, впрочем, вгоняла только в какую-то ебучую апатию. И вдобавок к не шибко позитивному настроению, он, вернувшись, увидел, что за это время брат, обняв себя, с места не сдвинулся, выглядя тоже задумчиво. Собрались два «гения», во дела… В душевую, между прочим, приходят мыться, а не голову ломать, так, может, пора уже по назначению воспользоваться помещением?       По сути оба ждали лишь Украину, который был хоть сколько-то, но всё ещё одет. Осознав, что, собственно, сам тянул резину, тот быстро расстался с последней одеждой. И только это случилось, как тут же (совпадение?) прозвучал ровный голос: — Дай посмотреть.       Встрепенувшись, страна обернулся, мигом прикрывшись только-только снятыми штанами. — На что ты блять собрался посмотреть?! — однако, судя по совершенно непонятливому лицу Беларуси, кто-то что-то как раз таки неправильно понял. Да ладно… Да ладно! — Нет, стоять! Я не-       Предупреждающе начал тот, но поздно, брат уже весело прищурился, кажется, едва сдерживая ухмылку. — О чём это ты подумал? — Ни о чём! — Эх, и кто тут ещё извращенец… — Иди к чёрту! — чуть алея от лёгких злости и стыда за подставу от самого себя (надо же было в единственный серьёзный раз из сотни шутливых не догадаться), южный республика, впрочем, немного расслабился, переваривая чужую просьбу, — И что ты, значит, хотел посмотреть?       Весёлая улыбка РБ, медленно тускнея, превратилась в какую-то нелепую, несуразную, словно она приносила ему неудобство, пока совсем не растворилась. — Руку.       Вот оно что. Украина нервозно затеребил травинку у виска, бегая взглядом по комнате. — Зачем? Это тебе ничего не даст. — Пожалуйста? — ответом послужил тяжёлый вздох с кратким кашлем, — А если очень большое пожалуйста?       Такая неожиданная непосредственность бесила. Разве не очевидно? Разве не Беларусь триггерился со всякой визуальной жути? — Да хоть триста большое. Зачем? Просвети меня, раз не видишь проблемы!       Но вместо вменяемого объяснения оказалось только молчание. Что действовало хуже любых доводов, и от чего Украина мгновенно вскипел, чуть ли не спуская себя с тормозов. Ему уже поперёк горла это дурацкое скрытничество, которым он, однако, тоже в некоторой мере заразился. «— Да пожалуйста, блять! Хоть глаза сотри!» — он плюхнулся рядом с тем и не глядя протянул левую руку, — На.       Однако огромный нюанс: брат взял его правую и стал рассматривать именно ту. — Опять грызешь пальцы.       Украина, глупо вылупившись, только кивнул. Уж за что, за что, а за «это» отчитывания не приходилось ожидать. А как же.? — Дурик. Так и дал бы тебе по лбу, — однако, вопреки своей «угрозе», РБ всего лишь легонько потёр ладонь того, — Вечером не так заметно было. Переживаешь?       Какого.? Что за вопрос такой? — С чего мне переживать? Нормально всё, — собрался наконец тот и с некоторыми сомнениями выдернул свою руку из чужой. Но без церемоний. Потому что Беларусь явно его дразнил. Ну точно, специально же двусмысленность создал, жук. — А я за тебя переживаю.       По какой-то причине услышать это было неприятно, даже в некоторой мере тревожно. — А я за тебя, — совсем без задней мысли повторил. — Сказал же, что не переживаешь, хах. — Что ты к словам придираешься?! — взъерепенился он на издёвку, но понимая, что, в общем-то, беспричинно слишком быстро кипятился, полуобиженно тихо пробурчал, — Такая глупость… — Ты глупость.       Кто бы говорил! — Ой да всё, хватит этого трёпа. Идём уже, — чтобы не расшатывать и без того хлипкий мостик примирения между ними, Украина, порывисто прихватив нужные вещи, вскочил и направился вперёд, но затем вспомнил о состоянии брата и обернулся, — А. Подпереть тебя?       Но видя, что чужой лукавый взгляд находился далеко не на его лице, страна резко прикрылся, возмущённо багровея. А РБ сипло рассмеялся и, тоже поднявшись, встал рядом. — Да чего я там не видел.       Внезапный смачный шлепок вместе со вскриком неожиданности, эхом отразившись от стен, заглушили тут же шустро удаляющееся шарканье. Украина застыл на месте истуканом с наливающимися краснотой щеками. Впрочем, и не только щеками… Сука. Скрежет зубов, казалось, можно было услышать далеко за пределами комнаты, по крайней мере, самому стране так почудилось. Приколы Беларуси всегда не давали ему сразу очухаться. Но, вскоре опомнившись, он последовал за ним, крикнув вдогонку: — Скотина! И куда ты так несёшься?!       Однако брат уже скрылся в одной из душевых, и Украина, бурча, решил пока оставить того в покое, заняв соседнюю.       Совсем не было настроя получать удовольствие от мытья. Поэтому довольно наскоро ополоснувшись, южный республика просто перебирал мысли, которые, сталкиваясь противоречиями, смешивались в бесполезную какофонию.       Всё складывалось как-то тяп-ляп. Да, ему не хватало терпения. Да, он иногда перегибал палку и зачастую являлся тем, с кем находили компромиссы, а не тем кто их находил. Да, порой его строптивость исходила из ничего и была совершенно не к месту, гранича чуть ли не с заносчивостью. Да, ему немного не доставало чуткости и бережности по отношению к другим или даже к себе, и, возможно — некоторой, в самом деле, настоящей уверенности, иначе всё было бы по-другому. Но первый шаг — признание проблемы, верно же? Тяжело копаться в собственном дерьмовом характере, а если ещё и в чужом…       Украина тряхнул ноющей головой, с растений на которой дождём осыпались прохладные капли прочь, словно ненужные сейчас размышления. Он старался больше не цепляться за что-то конкретное из тех, правда, потом внезапно обнаружил себя сосредоточено вгрызающимся в палец до крови. Грх. Действительно дурная привычка.       Статичное шипение воды успокаивало ровно столько, сколько и раздражало. Сознание пыталось уловить нечто в однообразном шуме, но реально заметило лишь то, что по звуку вода у РБ лилась уже некоторое время ровно. Это насторожило, поэтому пришлось заглянуть к нему. Тот стоял с низко опущенной головой, опершись ладонью о стену впереди. Вода даже не попадала на него.       Совесть с особым остервенением ударила под дых, заставив пока позабыть про проделки брата. Украина потянулся и, положив подбородок на надплечье Беларуси, обнял. — Хэ-э-эй… Тот немного оживился. — М? Чего притащился? — Ну-у-у… Допустим, потереть тебе спинку. — Да? — ух как ехидством резануло по ушам, — Разве? А мне кажется, что это просто какое-то нездоровое желание зажимать меня где попало, хах. — Тц, да ну тебя, — захотелось просто укусить засранца, — Почему, вообще, прохлаждаешься? — А что? — Как что? Хочу помочь.       Игривое настроение легко передавалось через влажную тёплую кожу, особенно если прижиматься теснее. Однако РБ пропустил это совершенно мимо, отнесясь излишне расчётливо. — Хм, а реально, надо бы эксплуатировать тебя по полной программе, — мочалка появилась из-за его плеча, — Так что меньше слов, больше дела.       Как не выпасть в осадок от подобной прямоты о корыстных целях? — Грубо. Я тут такое предлагаю… — Раз предложил, давай трудись, кхм, милости прошу.       Прыснув, Украина всё же взял протянутое и напенил, впрочем не сразу приступая к «работе», а кое-что припоминая: — А откуда такая наглость? Между прочим, ты ещё не получил за пакости в раздевалке, — и чтобы не быть голословным, он небрежно собрал языком несколько капель с чужой шеи, нарочито задевая её зубами, что заставило брата смешаться и громко сглотнуть, — Ха-хах, ладно, ладно, сделаю тебе одолжение. Я ведь не злопамятный и такой добрый, верно же?       Судя по насмешливому фырку, Беларусь собирался поспорить. Однако сразу и передумал, не открыв рта. Знал же, что ему может грозить.       Полностью удовлетворённый его покладистостью, Украина принялся ответственно тереть кожу того до лёгкой красноты, под конец наслаждаясь чужим тихим сопением, когда уже свободная рука заключительным аккордом нарочито медленно и чувственно проходилась от шеи до лопаток, по позвоночнику вниз, к изгибу поясницы… Пока неожиданно не послышалось едва уловимое шипение. Ах, синяк, точно. — Прости.       РБ лишь коротко мыкнул. А второй республика вновь примостился у его шеи, вплотную прижимаясь, и намывая уже спереди. — Это не спина, — совершенно резонно подметил Беларусь, — Дальше сам справлюсь. — Мне не в тягость. — Нет-нет, я в долгу, — он вдруг вывернулся и встал позади брата, отобрав мочалку, — Теперь моя очередь. — Да я уже- — Не страшно, хуже не будет.       Ну, как сказать… В принципе, исходя из того, как с ухмылкой это прозвучало, такая ситуёвина не сулила ничего хорошего. Недолго музыка играла однако… — О, э. Чудесно, спасибо… Наверно.       Ключевое слово «наверно», ведь некоторые опасения здесь очень даже имели место. Нет, брат, конечно, предельно аккуратен, ведь не хотел навредить, впрочем, это не мешало ему по-прежнему проказничать.       Пена лениво стекала по щедро намыленному телу. Размеренные движения (самое важное что без вольностей!), лёгкое пошкрябывание, тёплый обволакивающий пар почти насильно заставляли разомлеть. И ничего не предвещало беды. Пока что. Главное не глупить и терять бдительности. Не расслабляться. — Хах, чего так напрягся? — беззастенчиво наглые нотки с мягким смешком защекотали ухо, пугая будто обещание чего-то совершенно бесстыжего, — М, сладкий? — Вот же ж…– чувствуя ладонь, что уже наглаживала куда ниже, чем раньше, Украина вытянулся словно струна и сдавлено попытался осадить, — Это тоже не спина. — Разве? Ну, прости-прости, — притворно извинился Беларусь и приник к шее того у затылка. А ручонки-то шаловливые совсем распоясались, гуляя то там, то тут, где-то ущипнув, где-то пощупав, где-то что-то ещё… — А-а! Пусти блин! — визгнул страна, вырываясь из объятий.       Не то чтобы кто-то его особо держал. — Пха-ха, «пусти»? А кто тут обжиматься лез?       В раз грозно насупившись, Украина обернулся к брату. — Постоянно теперь подкалывать меня будешь? — Постоянно, если ты будешь лезть и так угарно сливаться. — Так не тискай меня! — Как я могу устоять? — РБ с опасно озорной хитринкой во взгляде, склонил голову в бок, — Ведь ты такой аппетитный пирожок.       Только он мог говорить с такой похабной интонацией, от которой южному республике казалось, что Беларусь его уже выебал. По крайней мере морально. И даже, возможно, не один раз. И самыми извращёнными способами. Вот же ж… Не думать об этом отчаянно не получалось. — Кх, — Украина смущённо отвернул пылающее лицо, — Никогда не меняешься. — Мы уже давно не виделись так. Я скучал по тебе, — бархатно вызывающе шептал брат совсем-совсем близко, губами едва-едва касаясь щеки и дразняще водя пальцем по чужому животу. — Угрх, — всё что выдавил из себя страна, только гуще краснея.       А РБ лишь сипло рассмеялся.       На самом деле… Несмотря на все эти маленькие шалости, Украине было приятно слышать его, такого просто от души дурачегося. В груди вместе с привычным жжением от раздражения разливалось совсем чуть обжигающее тепло, тянущее, щемящее. Нежное. Болючее. — А особенно я скучал за твоим румяным ли-и-ичиком, — сказал Беларусь и потянул того за щёку. — П-перестань уже издеваться. — Ты тоже совсем не меняешься, — хохотнул он и погладил его по скуле. Взгляд скользнул ниже, за ним и рука, невесомо дотрагиваясь до шеи, до темного силуэта пальцев. Общее настроение сразу переменилось. Касания стали трепетнее, а тон — сочуствующе обеспокоенным, отчасти печальным, — Как оно? — Пойдёт, — отмахнулся тот, — Нервирует конечно, но терпимо. — Не рад видеть тебя в наших рядах «не дышащих». — Это временно. — Ты так хрипел тогда… Я даже не думал, что почти сразу начнёшь вопить. — Ещё бы нет! Да если бы- — Не бузи, — прерванный задохнулся в невышедшим возмущении и закашлялся в кулак, — Видишь, тебе лучше не голосить. — Это никак не связано! — и вновь разразился хрипом.       Беларусь закатил глаза, а когда брат успокоил дыхание, притянул его и оплел руками за талию. Тот сначала застопорился, но вскоре стеснённо ответил. Какое-то время они так обнимались.       И всё бы ничего, но Украина не мог до конца расслабиться, ощущая себя задеревенело неправильно словно куском полена. Хоть раньше ему и казалось, что вся та неловкость и стыд после ссоры почти ушли, однако нет. Покоя не давала чужая боль, что до чесотки щипала собственную кожу. Он готов был изнутри расчесать собственный череп, лишь бы Беларусь перестал третировать себя совершенно попусту. Хотелось сделать что-то действительно большее для него, сломать эти глупые убеждения, мешающие вдохнуть полной грудью. Если бы только тот согласился зайти немного дальше…       Но РБ, уловив эту последнюю мысль, чуть оттолкнул. — Укра, нет. — Почему? Это бы хорошо на тебе сказалось. Ты же сам- — Я шутил… Не хочу. — Но почему? — И так нормально, — уклончиво сказал тот.       Но в его голосе не было ничего «нормального». Ужасно чувствовать разделяющую стену, не позволяющую по-настоящему приблизиться. Утомительно постоянно безрезультатно биться в неё, но Украине не привыкать. — Кх, ладно, — пересилив себя от уговоров, он отступил. Но не сдался, — Ты мыться-то собираешься? — А кто это мне пришёл мешать? — Наоборот, я ведь помог! Да я же серьёзно! — брат лишь сипел от хохота, — Ах так! Значит, сейчас докажу!       Он отобрал мочалку и принялся ожесточённо намыливать второго. А Беларусь что, а Беларусь ничего, встал ровно, разведя руки в стороны, спокойно принимая напористую заботу, что только лишний раз злило Украину, который поэтому бурчал под нос, ещё активнее «работая». — Дыру не протри с таким усердием. — Поучи меня ещё тут!       Такими пассивно-агрессивными темпами верхняя часть тела быстро была отмыта, а когда дело дошло до нижней, тут уж сложно не замешкаться, что, естественно, не могло просто так уйти от «всевидящего ока». — Всё?       Только насмешливый тон уже выводил из себя. Страна резко сел на корточки сбоку от РБ и стал натирать его здоровую ногу. Но быстро пожалел об этом, потому что затем осталось только одно место, с таким-то ещё, блять, ракурсом. Мимолётно кинув вверх взгляд, он сразу встретился с надменно-довольным совершенно однозначно вызывающим в ответ.       Махом поднявшись и краснея, Украина всучил в чужую руку мочалку. — Всё. — И на том спасибо, кха-ха. — Холера.       Смешавшись и по-прежнему недовольно бубня, он чуть отошёл в сторонку, позволяя второму закончить самому. И только через целых несколько минут (словно нарочито долго) тот повернулся к брату со словами: — Оперативно докладываю: теперь точно всё.       Но, внезапно, не совсем. — Не-а. — В смысле? — Кое-что осталось.       Беларусь непонятливо вскинул бровь. — Это опять какие-то намёки на секс? — Что.? Нет! Я про ногу! Про ногу!       Ведь на неё даже смотреть страшно. Но, в секунду растеряв весь задор, РБ, замявшись, и жалостливо, что аж что-то в груди надломилось, спросил: — А может…не надо?       Эх, если бы! — Надо, Федя, надо. Нельзя же вот так просто перевязать всю эту гадость, — хотя закрадывались подозрения, что тот так и сделал перед встречей, — Сам будешь? Я подожду в раздевалке.       Украина не стал подавать виду и упорствовать, а расстроенный брат досадливо поджал губы и неуверенно несогласно мотнул головой. — Если… Если тебе не сложно…побудь со мной. — Конечно! Кхм, если ты просишь… — южный республика порывисто взял его за руку, не слишком скрывая своей более чем очевидной радости от просьбы. Напускная сдержанность быстро сменилась на торопливое нетерпение, — Сядем где-нибудь, и щас всё сообразим.       Беларусь без особого энтузиазма угукнул.       По итогу они сели в одной из пустующих неразогретых саун. Затем Украина метнулся раздобыть несколько ёмкостей с водой и одноразовые полотенца.       Заражение не проблема воплощений, поэтому достаточно просто хорошенько промыть раны и забинтовать. Душ уже размочил порезы, дело осталось за малым, но далеко не простым. И наблюдая за тем, как брат пытался сам протирать бедро кошмарно трясущимися руками, южный республика не выдержал и предложил: — Давай, может, я?       Тот легко согласился. А Украина сразу закрыл рот на замок, чтобы внимательно прислушиваться к его состоянию, стараясь делать всё максимально осторожно, но на раны приходилось давить, чтобы прочистить, а некоторые были довольно глубокими. Брезгливости или особого страха к этому не было: попробуй сохранить их, встречаясь с подобным не один десяток лет. Однако с долгой непривычки мурашки по коже пробегали, а сердце тарабанило как бешенное.       РБ часто жмурился, но за всё время не проронил и звука, впрочем, как обычно, только громче и громче дышал, сжимая кулаки. Полотенце быстро сильно окрашивалось ало-рыжим, собирая запёкшуюся кровь и струпья, освобождая розовое мясо глубоких борозд.       Однако с горем пополам с бедром разобрались. — Всё окей? — ответом от Беларуси послужил немного беспокоящий своей вялостью кивок, будто голова вот-вот отвалится, — Отдохни. Нужно сменить воду, я сейчас.       Перерыв требовался и ему самому. От нетихой тишины натурально звенело в ушах и сильно разболелась голова, будто что-то давило на неё изнутри, особенно больной глаз ощущал это. А шея как сосредоточение всех бед: в горле с трудом проглотился ком из неприятных чувств и вязкой солёной горечи от обострения. Однако некогда останавливаться на том.       Вернувшись, Украина обнаружил, что брат пересел, оперевшись спиной о стенку, и вытянул повреждённую ногу, чтобы удобнее было её обрабатывать. — Ну как ты?       Не то чтобы он не догадывался, но совсем ничего не говорить невыносимо, сохранять гнетущую атмосферу — тоже. Только пришлось просто сесть рядом, прислушиваясь. И вскоре РБ обратил на него внимание: мимолётно кинул крайне убитый взгляд, но тут же пряча тот и произнеся лишь «Мг». Украина сразу понял, что большего не дождётся и пора продолжать.       Когда на ступню полилась вода, Беларусь дёрнулся и прикрыл лицо, однако ещё держался. Однако стоило только начать протирать её совсем чуть напористее, чем лёгкое прикосновение, он содрогнулся всем телом, стиснув зубы. — Эй, всё хорошо, посмотри на меня, — на это РБ не сразу, но бессильно отнял ладонь от глаз и крупные капли покатились по его лицу, — Потерпи ещё чуть-чуть, осталось немного.       Ведь деваться особо некуда.       Переведя дух, тот прокряхтел что-то нечленораздельное, и Украина принял это за зелёный свет, только вот уже через пару минут почуял неладное: слишком всё затихло. Оказалось, что в какой-то момент брат абсолютно замер. — Дыши, — чуть взволнованно, но ещё не на панике, попросил страна, однако не добившись этим ничего, навязчиво погладил того по здоровой части ноги, хоть касание к ней неприветливо кольнуло, — Бел, Бел, эй!       Тот по-прежнему не реагировал. И здесь уж Украина подорвался с места и стал похлопывать республику по щекам, по которым ручьём потекли слёзы. — Ёбаный рот! Белка, приди в себя, ну же, давай! — он приник к губам напротив, сразу чувствуя острую парализующую боль, и, наконец, Беларусь в раз обмяк с дрожащим выдохом, — Господи! Ты как?!       РБ лишь приоткрыл глаза, но этого было достаточно, чтобы плюс-минус облегчённо выдохнуть. Похоже, это всё его знатно вымотало, заставив словно кукла безвольно свалиться на чужое плечо. Украина хоть и приобнял того, однако не сдерживая негодования: — Ну что за идиотизм?! Я ведь не это имел ввиду под «потерпеть»! — сердце просто разрывалось от понимания, что ссора вместе с её последствиями настолько глубоко ранили брата. И как ему сейчас втолковать, что от него не требовалось никаких жертв или доказательств, и что совершенно нормально искать поддержки? Но он сам же знал! Почему тогда происходило это? Вся ситуация в общем заставляла едва ли руки не опустить. Ничего не менялось к лучшему, совершенно ничего, становилось только хуже, наседая, сокрушая. От чего жгучая досада искала хоть какого-то выхода, — Бел, хотя бы ты, хватит, пожалуйста. Иначе что мне прикажешь делать? Если я не могу сделать достаточно хотя бы для одного, что я вообще могу? Что мы тогда можем? Разве это то, чего мы хотели?       Сорвался.       А Беларусь дрогнул. Раз, два. Тихонько-тихонько всхлипнул. Трактовать это как-либо сложно, вероятно, не нужно, как и пока что взывать к разуму и логике. Просто лишнее уже лезло неконтролируемо, ведь нервы тоже понемногу сдавали. Однако Украина, тяжело вздохнув, постарался собраться с мыслями и поступать верно, чтобы дать понять, что можно, даже нужно, положиться на него. — Но всё в порядке. Тебе не надо думать об этом прямо здесь и сейчас. Можешь спокойно отдохнуть, правда. А я просто буду тут, с тобой, ладно? Пожалуйста… — хоть он никогда особо не умел по-настоящему хорошо поддерживать, РБ вяло потёрся лицом о него, судя по всему, принимая или, хотя бы услышав эти слова, что явно приободрило, — Ну, ну, всё хорошо…       И вдруг, это, похоже, совсем того добило. Беларусь просто затрясло: он двумя руками крепко обхватил брата, прижимаясь сильно-сильно и теперь не стараясь сдерживать невольно вырывающиеся всхлипы. Его кожа будто горела, а грудь заходила ходуном.       Это всё словно громадным грузом свалилось на Украину, оставляя в немом шоке заторможено сцепить подрагивающие ладони за чужой спиной. Он натуральным образом растерялся, ведь для Беларуси подобное поведение — редкость, и от того гораздо страшнее, когда такое происходило. Его сотрясания в безмолвном плаче говорили гораздо больше и резали по сердцу куда больнее, чем любые крики и упрёки. — Тш-ш, тш-ш-ш… Я всё исправлю, исправлю…обещаю…       Не зная как ещё утешить сейчас, он тихо шепча, убаюкивал брата, вместе с тем ощущая, как по коже стекали чужие горячие слёзы.