Кто хотя бы раз в жизни ни обнаруживал себя на отвратительной, совершенно разочаровывающей вечеринке? Стоящим в самом дальнем углу, с пластиковым стаканчиком какой-нибудь дряни, которая в лучшем случае оказывалась блевотным на вкус пивом или – в худшем – «просто улетным рецептом моей тети», с первых же секунд создающим крутое похмелье на три дня. Ну, та самая вечеринка, раздражающая и тупым подбором музыки, и засильем целующихся парочек, и неуместными вспышками пьяного хохота.
Юнги редко приглашали на такие мероприятия. Но сегодня, к собственному удивлению, он сидел в самом темном углу, всех ненавидел, смотрел, как дорогое ему место медленно мутирует именно в такую неудачную вечеринку, и ощущал, как с каждой минутой голова пухнет сильнее и сильнее. А алкоголя все не подавали.
Если бы он захотел продать эту историю отчаявшемуся арт-хаусному режиссеру, то, скорее всего, тот начал бы предполагаемый фильм с ретроспективы места действия. Юнги бы точно начал, пусть ничего и не снимал.
Груда никому не нужного металла: старых вагонов, рельсов, ведущих в никуда, – несколько спусков под землю и куч щебня когда-то давным-давно называлась Паучьим узлом, а в новостях гордо именовалась не иначе как «будущий самый инновационный транспортный узел на планете». На их крошечной нищей планетке, возможно, так все и было бы.
Но незадолго до запуска у государства вдруг закончились деньги, Узел выплюнул в рабочих остатки пауков, на город посыпалось одно чрезвычайное происшествие за другим, и тут удачно подвернулся новый научный гений с кучей неожиданных идей. Уже на следующий год все железнодорожное сообщение сменилось сверхскоростными трубами и поездами на воздушной подушке, а Паучий узел так и остался недостроенным.
Может, не имей он такое неблагозвучное название, рано или поздно в него вложили бы деньги – возвели бы торговый центр, жилой комплекс или хотя бы все разровняли и устроили парковку. Но мало того, что звучало оно чудовищно, так еще и по Декрету об исторических названиях не подлежало замене.
Юнги без особого труда нашел в библиотечных книгах историю жутковатого топонима. Когда-то тут жили полчища огромных пауков, с которыми боролись местные жители. Сказки о чудовищах, приходящих в ночи и похищающих детей прямо из колыбелей, для аборигенов вовсе не были сказками. Местные создавали хитроумные ловушки, искали и уничтожали гнезда, а потом пришли злые люди из космоса и выжгли все паучьи туннели.
Легенда стала крошечным абзацем в статье энциклопедии. Последний чистокровный коренной житель умер через восемьдесят лет после открытия и завоевания планеты. Последние пауки появились незадолго до того, как сама идея транспортного узла стала анахронизмом. Больше всего в своем роду захватчиков Юнги удивляла способность присваивать прекрасные, уникальные, иногда жутковатые вещи, а потом превращать их в нечто скучное и обыденное.
С заброшенного и темного Паучьего узла виделся построенный на месте старого города мегаполис. Одинаково хромированный и стеклянный, пыльно бетонный и пластиковый, многоэтажный, сверкающий огнями реклам и окон. Идентичный еще миллионам мегаполисов не только на этой планете, но и на тысячах других.
Юнги поднял глаза на две одинаково бледно-желтые луны в темном небе, словно пытаясь призвать их в свидетели происходящего. Конечно, кощунственно было сравнивать то, что происходило на планете с неудачами в его крошечной жизни, но сравнение напрашивалось само собой.
Юнги нашел это место первым. Ну, ладно – он и двое мрачных готов, развлекающихся запрещенным в городе граффити, нашли это место первыми. Тогда Паучий узел выглядел не просто заброшенным, а откровенно пугающим. Здесь водились мелкие преступники, агрессивные бездомные и сбежавшие из-под надзора психи.
Если бы Юнги хотел покрасоваться перед кем-нибудь, он бы сказал, что дорого заплатил за свой уголок спокойствия. Из-за опасности он никого и никогда сюда не приглашал.
Но в начале этого года мэр объявил, что безопасность любого – и он отдельно подчеркнул это – любого уголка города стала для него наивысшим приоритетом. Под благое дело зачистили и Паучий узел, и заброшенную каменоломню, и вечную тусовку наркоманов под главным мостом.
И Юнги пришла в голову дурацкая идея – почему бы не рассказать о ставшем безопасном Паучьем узле своему лучшему другу, который, к тому же, жил в соседней квартире. Он как-то наивно предполагал, что они смогут приходить сюда вдвоем, чтобы побыть наедине со своими мыслями, послушать треки и набраться вдохновения. Иногда на него нападало странное настроение, в котором хотелось поделиться чем-то важным. Намджун – единственный человек, способный выдержать его несколько дней подряд в самом мрачном настроении и не убить, – совсем недавно показал ему свои первые серьезные музыкальные попытки, основу будущего альбома. Не их обычные диссы, а что-то большее, попытку обнажить душу перед слушателями, рассказать о важном. И Юнги получил все это первым – вот и решил, растрогавшись, поделиться.
Как он только забыл о том, что Намджун общается не только с ним? И, конечно, пригласил еще кое-кого в то уединенное место, которое Юнги недостаточно тщательно оберегал. Именно поэтому вечеринка, которой внезапно стала вся его жизнь, вызывала исключительно рвотные позывы.
Готы буравили Юнги тяжелыми взглядами, а в спину больно упирался край вылезающей из бетонного куба-опоры арматуры. Если бы Юнги мог, то от всей души извинился бы перед своими соседями, но ему мешали вполне обоснованные подозрения, что потом его удавят черным ремнем и спрячут в горе щебня.
Намджун не просто привел сюда своих друзей. Нет, Юнги выдержал бы кого угодно, но только не группу шумных, безмозглых и до зубовного скрежета позитивных танцоров. Каждый из них определенно был заносчивым мудаком, но вместе они превращались в древнюю мифологическую казнь. Вроде там была саранча, реки крови и, Юнги мог бы поклясться, стайка танцоров, вопящих, как голодные чайки.
Намджун, устроившийся с книгой между танцорами и уголком ненависти на сложенных в кучу проржавевших рельсах, пожал плечами, столкнувшись взглядами с Юнги. Ему явно нравился Паучий узел и таким, но прошлого он-то и не видел. Вздохнув, Юнги представил себе Намджуна, проповедующего местным психам очередную захватившую его идею, и согласился с тем, что и на прошлом Узле тот смотрелся бы уместно.
Юнги перевел взгляд на танцоров, жмущихся к разожженному в бочке огню, но при этом успевающих весело пикироваться и периодически заливаться тем самым раздражающим смехом с вечеринок, с которых он всегда уходил пораньше.
Один из танцоров случайно поймал взгляд Юнги и улыбнулся ему так широко, словно они дружили с детства и встретились после долгой разлуки. Выглядел тот достаточно безобидным, но Юнги уже успел за неделю встреч насмотреться, как мгновенно менялись их лица, стоило только начаться танцевальному баттлу. Не иначе стая хищников, наблюдающая за потенциальной жертвой. Так что Юнги не верил этому показному дружелюбию, тот явно был таким же мудаком, как и остальные.
Кто-то – возможно, внутренний голос Юнги, приобретающий интонации всех людей, которые когда-либо втаптывали его в грязь – шептал ему, что он просто завидует танцорам. Они учились в престижной академии, а потом разлетались по всей галактике, получали хорошие деньги. Они не работали на жалкой, низкоквалифицированной работе, не жили в дешевой съемной квартире в нехорошем районе и не понимали каждый вечер, насколько близки к дну. А Юнги заслуживал только этого, и, наверное, временами любил свой темный путь. Тесные клубы, баттлы, возможность залезть к другому человеку под кожу с помощью слов и разбить на куски. Единственная доступная Юнги власть.
Юнги не сводил взгляда с зарвавшегося танцора, прекрасно понимая, что выглядит сейчас довольно безумно и пугающе. Но тот мало того, что не перестал улыбаться, еще и закивал и помахал ему. Просто верх позитивного восприятия жизни.
Закатив глаза, Юнги покрутил пальцем у виска, слез со своего насиженного места и пошел вдоль рельсов в глубь Узла. На сегодня ему хватило и чужого общества, и голосов в голове. Все, хватит – в крайнем случае, он знал еще несколько мест для того, чтобы насладиться одиночеством.
Затылок продолжал наливаться тяжестью и болью, а, значит, завтра ему предстоял великолепный рабочий день, полный усталости, кофе и ненависти к себе. Лучше не придумаешь.
***
Юнги читал в книгах разные описания звездного неба: конечно, безумно романтичные и полные метафор. Бриллианты на бархатной подложке, сияние душ ушедших от нас близких, где-то упоминались слезы богинь, изгнанных из мест силы новыми религиями.
С тканевой основой Юнги всегда мысленно соглашался. Темное небо действительно напоминало ему материю – до тех пор, пока глаза не начинали различать плывущие по ней облака – а вот звезды… Крохотные, дешевые лампочки, вынутые из гирлянды? Слабый отблеск света в раскрошенном на складках стекле?
Каждый раз прячась от окружающих на крыше одного из старых, заброшенных вагонов, Юнги пытался найти в звездном небе ту красоту, которая должна была бы сделать его жизнь лучше. Ведь люди, придумывающие все эти дутые метафоры, жили определенно чудеснее, чем он.
Юнги видел за всей этой декорацией огромное, темное, безвоздушное пространство, а в нем – ничтожные по сравнению с космосом корабли с крошечными человечками внутри. И от мыслей об этой голодной бесконечности он будто каждый раз отрывался от собственного тела и летел вверх с такой скоростью, что в ушах свистело.
Ни за какие деньги Юнги не захотел бы отправиться за декорации своей сегодняшней жизни. Может, он и напоминал самому себе маленького мальчика, который вырос в коробке с разрисованными стенами, знает об этом, но все равно боится ее покинуть, но что ж поделать. Кому-то же нужно быть неудачником в глазах приличных людей?
Крыша вагона под спиной отдавала накопленное за день солнечное тепло, но Юнги знал, что через пару часов она наоборот станет мертвенно холодной и окончательно добьет ему спину. А завтра предстоял насыщенный рабочий день и разгрузка новых поступлений.
Так что у него оставалось не так уж много минут прекрасного одиночества, а он еще ни одной не потратил на приятные размышления о мести Намджуну. Тот не имел права отдавать ни камушка из места, которое никогда ему не принадлежало. Правда, Намджун всегда вел себя так, будто ему принадлежал весь мир – и чего тут Юнги удивлялся.
Раньше его забавляла эта особенность Намджуна – спокойствие охреневшего властелина вселенной. Тот легко сходился с людьми, легко говорил о важных вещах, при этом ни на секунду не становился менее уверенным. Юнги вот каждый раз испытывал ужас, по касательной задевая в будничных разговорах что-то личное. А Намджун только улыбался, точно божок с алтаря, и продолжал нести свои идеи окружающим.
Но в статусе лучшего друга имелись и свои плюсы – например, Юнги прекрасно знал слабое место Намджуна. Это слабое место, будучи самым молодым и амбициозным поваром в городе, трижды попадало на главную страницу местного кулинарного журнала, а еще вбило себе в голову, что между ним и Намджуном есть какая-то невидимая окружающим связь.
Юнги хмыкнул себе под нос, вспоминая, как чудо-повар штурмовал квартиру Намджуна с неимоверным, многоярусным тортом и чуть не довел всех на площадке до нервного срыва. Молодые и амбициозные, знаете ли, ставили цели и шли к ним напролом, даже если цель, ошалев от напора, заранее отбивалась и баррикадировала дверь.
Рассказывая Намджуну про это место, Юнги хотел дать ему безопасный уголок, чтобы подумать или, например, написать заявление в полицию. Безопасный уголок, а не возможность перетащить свою жизнь прямо в жизнь Юнги. Так что справедливой местью стала бы возможность и для влюбленного повара зайти сюда и получить еще одну попытку завоевать Намджуна. А Юнги еще и подзаработал бы: ведь объединение сердец дело хлопотное и затратное. Он же, в конце концов, не нанимался творить добрые дела.
Не успел Юнги порадоваться своему коварству и хитрости, как услышал шаги. Щебень шелестел под кроссовками, но двигался неизвестный очень неуверенно. Юнги закрыл глаза и взмолился богам, чтобы отвели этого явно перепившего или перевеселившегося и заблудившегося танцора от его замечательного вагона.
Кто-то внизу тяжело вздохнул и подобрался совсем близко к Юнги. Кажется, требовалось срочно сменить богов, а то эти совсем не хотели работать.
Когда неизвестный начал взбираться по лесенке на боковой стене на крышу, свистя своей модной, дутой курткой явно дикой расцветки, Юнги мысленно попросил хотя бы гром и молнию на чью-нибудь голову, но и такой малости ему не перепало.
Пришлось действовать своими силами – Юнги постарался сделать самое недружелюбное лицо из всех возможных, и, когда макушка танцора показалась над краем, рявкнул:
– Занято! Найди себе свой вагон!
От неожиданности танцор чуть не свалился назад, но вовремя схватился за край. Конечно, это оказался еще и тот идиот, который сегодня махал и улыбался Юнги, словно они давно потерянные друзья.
– Ох, прости, – повинился он, опять улыбаясь. – Намджун сказал, что тебя можно найти тут.
– И? – Юнги на секунду захотелось толкнуть его ногой так, чтобы он со своими улыбками немедленно рухнул вниз. И только кровавые картины последствий и тут же возникшее чувство вины от собственной ничем не оправданной злости остановили его.
– Меня зовут Чон Хосок, – танцор все-таки залез на крышу и устроился рядом с Юнги, словно его приглашали. – Приятно познакомиться.
Юнги зачем-то пожал протянутую руку, а потом так уставился на собственную ладонь, будто именно она в этом была виновата.
– Здесь очень красиво и тихо, – Хосок запрокинул голову и снова улыбнулся, на этот раз небу. Вот у него, наверное, не возникало проблем в том, чтобы разглядеть там целую кучу метафор.
– Что нужно? – уточнил Юнги, садясь. – Зачем пришел?
– Я думал… – сбился Хосок от его тона, и его улыбка поблекла. Юнги стало жаль, что она пропала – из окружающего на нее было приятнее всего смотреть. – Думал, что мы сначала поговорим… Просто так…
– Считай, что я ужасно занятой человек, – и говори, что надо, – Юнги чувствовал, как крыша прямо на глазах становится все холоднее и холоднее.
– Как-то это не по-человечески, – тихо заметил Хосок, но перешел к делу. – Намджун сказал, что ты знаешь все ходы и выходы в этом месте. А мне нужна потрясающая локация для съемок дипломного видео. Это добавит мне баллов. Может, отведешь меня… ну, под землю?
– Серьезно? И зачем же мне это делать?
– Я заплачу, – поспешно добавил Хосок. – Намджун сказал…
Юнги издал сдавленное рычание и стукнул кулаком по крыше:
– Слушай, а давай ты Намджуна попросишь? Как-то слишком много он обо мне болтает, а так может, заткнется и проведет куда-нибудь?
– Извини, – зачем-то выдавил Хосок, и Юнги увидел в его лице растерянность. Сегодня, похоже, Юнги сам себя превзошел в умении отталкивать людей. Этот танцор, Хосок, он ведь ничего ему не сделал. Был вежлив и не заносчив. И быстро перешел к делу, когда сказали.
Хуже совести ничего на свете не изобрели – а у Юнги она проявлялась в самые неожиданные моменты и ныла, точно больной зуб.
– Так, ладно, забей. У меня сегодня тяжелый день. Я не хотел быть настолько грубым.
– А не настолько? – уточнил Хосок, удивленно вздернув брови.
– Не настолько – хотел. Моя цель – отпугнуть побольше людей, – Юнги потер лоб. – Значит, двадцатка за каждый поход. Долго снимать нужно? Шуметь будешь?
– Отлично! – Хосок снова расцвел улыбкой, и Юнги едва не сбился с мысли. Он походил на одну из тех вручную слепленных кукол, которыми люди так любили хвастаться в социальных сетях. Просто сложно было поверить, что такие тонкие черты лица, изящные руки и шею создала цепь случайностей. – Мне нужно будет включить музыку, чтобы станцевать, но можно не громко. Для видео я потом наложу ее сверху. И шуметь больше не буду.
– Тогда договорились, – Юнги зачем-то снова протянул руку – нет, та ему вообще сегодня не подчинялась – и пожал длинные пальцы.
– Спасибо, спасибо, – Хосок зажмурился, на этот раз счастливо вздохнув. – Это очень важно для меня. Из этих видео каждый год…
– Не хочу тебя прерывать, но раз мы договорились, то я побуду здесь оставшиеся пятнадцать минут один, – кашлянув, уточнил Юнги. – Это все еще мое место.
– О, конечно, – Хосок так быстро соскользнул вниз с края вагона, что Юнги за него всерьез испугался. – Тогда завтра?
– Завтра в пять. Встретимся здесь же.
Хосок махнул ему рукой и, одарив очередной улыбкой, пошел обратно к свету и своим друзьям. Когда Юнги давал какие-то обещания, иногда он чувствовал сожаления спустя какое-то время – сейчас же они пришли почти сразу.
Но двадцатка оставалась двадцаткой.
***
Спина не простила остывающей крыши, и первые пятнадцать минут после утреннего пробуждения Юнги пытался найти позу, в которой ему не стреляло бы в поясницу при попытке встать. Иногда ему казалось, что старость подкралась к нему как-то незаметно, а на любую претензию в поднебесном департаменте ему отвечали – ну, вы как-то мало и плохо радовались жизни. Вот мы и подогнали вам самый подходящий для вашего настроения возраст.
Что ответил бы им Юнги? Этот возраст его настроения уж точно не улучшал, знаете ли, и верните все назад, пока он не нашел палку подлиннее и не засунул кое-кому… В спине, точно прислушавшись к угрозам, что-то встало на место с такими визуальными эффектами, от которых Юнги увидел вчерашние звезды, сегодняшние и звезды из ближайшего будущего.
Но хотя бы до работы он добрался без новых ощущений и веселых приключений, если не считать назойливого попрошайку в автобусе, третий год побирающегося по вагону с разными слезовыжимательными историями. Маршрут был не самый популярный, так что одни и те же пассажиры редко ездили на нем каждый день. Из постоянных за три года Юнги насчитал себя и двух старушек, которые возили на блошиный рынок вязаные шарфы и перчатки.
Сегодня попрошайка кружил вокруг Юнги особенно долго, с разными интонациями жалуясь на свою тяжелую жизнь, а потом перед тем, как выйти на остановке, задумчиво резюмировал:
– Жизнь – дерьмо.
И Юнги внутренне с ним согласился.
К счастью, работа сегодня заключалась только в запаковке заказов, а доставку отложили из-за проблем на складе. После двух недель повышенного спроса на книги из-за приближающихся праздников, проблем с доставкой и ругани с курьерами Юнги просто хотелось запаковаться самому и отправиться подальше. В идеале, на острова на спутнике. Но, во-первых, таможенный контроль он бы точно не прошел, а во-вторых, его фобия не дала бы ему даже купить билет, какие уж тут мечты.
Наверное, мало кто представлял Юнги за работой в книжном магазине. Намджун, когда в первый раз услышал об этом, пару раз переспросил с таким лицом, словно сомневался в том, что Юнги правильно понимает словосочетание «книжный магазин».
Но Юнги все правильно понимал. Он не работал с покупателями – просто тихо паковал заказы по списку, стараясь вместить книги в подходящую коробку и не представлять, кто и зачем их заказывает. Иногда попадались забавные сочетания, но лично придуманная Юнги служебная этика запрещала ему запоминать их и рассказывать. В конце концов, люди имели право на защиту своих библиофильских чувств от чужого любопытства.
Книги обладали удивительным свойством успокаивать, отводить куда-то назад в прошлое, где проблемы еще не давили на плечи с такой силой. В детстве шелест страниц заставлял забыть обо всем и поверить в то, что возможно абсолютно все. Эта иллюзия всемогущества появлялась и сейчас, пусть только на восемь часов рабочего дня.
Юнги не жаловался и наслаждался ей изо всех сил, пока не отняли. Ведь окружающие словно задались целью открывать ему глаза на реальность, как будто им за такое все кармические долги оптом прощались.
На шестой посылке в дверь постучали. Юнги сначала решил не отзываться, потом притвориться мертвым, но это не помогло, и Юна все-таки влетела к нему на склад, как обычно распространяя вокруг себя запах ванили и блестки.
Ни к духам, ни к косметике эти спецэффекты отношения не имели. Скорее, ее предки побывали где-то в районе новой Венеры и встретились там с местными жителями.
– Я умираю, – так жизнерадостно заявила она, словно сообщала радостную новость. – Мне нужно поесть и дойти попудрить носик, а покупатели все заходят и заходят. Спасешь меня? Всего на пятнадцать минут.
– В прошлый раз в итоге получились все двадцать пять, – заметил Юнги своим самым неприятным тоном, но снял синий форменный халат, в котором обычно упаковывал заказы. – И почему я должен?
– Я принесу тебе кексик, – пообещала ему Юна, в очередной раз обдав волной блесток. – И буду любить тебя вечно! Честно-честно!
– Ты любила меня вечно ровно полчаса, пока не начала любить новый сериал и бариста в кофейне, – Юнги фыркнул. Хоть на кого-то не действовала его манера общаться. Юна слишком любила весь мир, чтобы обращать внимания на грубости.
– Видишь! Нужно еще любви!
На этой позитивной ноте она выпорхнула обратно в зал и тут же скрылась за тяжелой дверью служебного помещения. Юнги осмотрел доставшихся ему покупателей – семейную пару, выбирающую книгу для ребенка, девушку, застывшую перед стеллажом с коллекционными изданиями комиксов и, кто бы мог подумать, вчерашнего танцора, Хосока, присевшего на корточки около мемуаров и изучающего толстый том с воспоминаниями – Юнги мог поставить на это все свои несуществующие деньги – тоже какого-то танцора.
Конечно, Юнги мог просто сесть на место Юны и подождать, пока кто-нибудь из покупателей не выберет или не начнет искать продавца паническим взглядом, но ему в голову пришла очередная недобрая мысль. Ладно, в последнее время все мысли были не самыми человеколюбивыми, но Хосок удивительным образом будил в нем желание ткнуть его воображаемой палочкой.
Так что Юнги бесшумно подкрался к нему со спины и страшным шепотом спросил:
– Решил преследовать меня не только у вагонов, но и на работе?
Хосок дернулся, едва не потеряв равновесие, и так растерянно и испуганно посмотрел на Юнги, что тому опять стало стыдно. Вот и дотыкался – прямо до тошноты от самого себя.
– Извини, – он поднял руки и на всякий случай сделал шаг назад. – Я просто пошутил. Дурацкая, не смешная шутка.
Хосок выдохнул и, сунув книгу на место, поднялся на ноги.
– В каждой шутке есть доля шутки, – со слабой улыбкой заметил тот. – Намджун сказал мне, где ты работаешь, и я хотел…
Он замялся, и Юнги увидел, как часто тот дышит – похоже, он действительно напугал его до полусмерти. И почему всегда из всех вариантов поведения он выбирал самый отвратный?
– Я хотел предложить тебе выпить кофе.
Юнги показалось, что он ослышался, но Хосок выглядел вполне уверенным в собственных словах.
– Кофе? – еще раз переспросил Юнги, надеясь выиграть время и увидеть покупателя, идущего к кассе, но девушка сравнивала цены на издания, а семейная пара по телефону выясняла, какие именно развивающие книги уже куплены в подарок.
– Ну да. Здесь совсем рядом есть кофейня. Я могу зайти за тобой после работы, если ты, конечно, не против. Мне все еще неловко, что я спрашивал о тебе у Намджуна, хотя мог просто подойти и поговорить.
Юнги сделал неопределенный жест рукой, пытаясь предположить, как далеко послал бы Хосока, если бы тот решил провернуть такой трюк.
– Считай, что кофе – это цена за мои поседевшие волосы, – кажется, Хосок уже почти сдался, раз решил сменить тактику, и Юнги поспешил согласиться.
– Ладно, кофе так кофе.
Хосок наклонил голову, точно не веря своему счастью, а потом вдруг выдал дьявольскую ухмылку и быстро сказал:
– Я плачу.
В этот самый момент все, конечно, решили-таки пойти к кассе, так что Юнги пришлось проводить ретировавшегося Хосока взглядом, полным искреннего возмущения, и вернуться к работе.
Как же он мог забыть, что все танцоры мудаки? Просто уму непостижимо. Кажется, Юнги стоило найти баланс между своей совестью и темной стороной, чтобы выжить рядом с этим Хосоком.
Находил же Намджун проблемы на его голову.
***
Остаток рабочего дня испортила навязчивая мысль о том, что Хосок умудрился со всеми этими улыбочками и беззащитными взглядами переиграть его прямо среди родных стеллажей. Пару раз она раздражала так сильно, что Юнги начинал непроизвольно скрежетать зубами.
Он и хотел бы отвлечься и обдумать что-то другое, но удавалось разве что размышлять про истинные мотивы все того же Хосока увести отношения от простых товарно-денежных, а потом снова возвращаться в бесконечный замкнутый круг бешенства. Какого хрена тот вдруг решил за него заплатить в кафе? Что это вообще было?
Ярость подогрела Юнги настолько, что он не только упаковал на два заказа больше, чем обычно, но и высказал трем курьерам все свои претензии настолько раздраженным тоном, что даже возражений и оправданий не последовало. А в конце рабочего дня он выскочил из магазина первым – впервые за много лет.
Кофейню рядом Юнги, конечно, знал. Иногда он обедал там, когда забывал прихватить из дома упаковку с лапшой быстрого приготовления или сэндвичи. В конце концов, хоть он и старался на всем заработать, на самом деле критически в деньгах не нуждался.
Его просто радовала мысль о том, что можно отложить еще чуть-чуть на сберегательный счет и ощутить себя в безопасности хотя бы ненадолго. Дело даже было не в страхе бедности, а в попытке упорядочить творящуюся вокруг энтропию. О, Юнги просто ненавидел энтропию. И немного Хосока.
Но стоило зайти в кафе, как все раздражение куда-то улетучилось. Во многом на настроение повлияло то, насколько Хосок удачно выбрал место – самый дальний, самый темный столик, отгороженный от остальных шкафом с безумно дорогим собранием сочинений нынешнего президента.
– Боялся, что ты не придешь, – вместо приветствия с облегчением заметил Хосок. Он повесил свою гигантскую куртку и вместительный рюкзак на вешалку рядом со столиком и остался в белом свитере с черным узором на рукаве и темных свободных штанах. Наверное, он специально выбирал одежду для записи своего выпускного проекта – удобную для танцев и чуть-чуть вычурную.
Юнги постарался упорядочить мысли и отвести взгляд, чтобы ситуация осталась в деловом русле – а иначе им обоим стало бы неловко. Как будто Юнги себя не знал, и свои привычки. Иногда он сам того не желая, начинал рассматривать окружающих – что уж там, невежливо «пялиться» – и с трудом отводил глаза, когда на него начинали странно глядеть в ответ.
– Никогда не отказываюсь от бесплатного кофе, – заметил Юнги. Его куртка рядом с курткой Хосока смотрелась почти летней. – Но я все равно не понимаю – зачем тебе все это? Я же вроде согласился тебя отвести.
– Я заказал пиццу. А кофе закажешь сам, – Хосок попытался проигнорировать вопрос.
– Что, не спросил у Намджуна? – и как было удержаться от этого вопроса? Юнги не знал, поэтому и поддался искушению. Он выбрал из меню самую большую чашку кофе без раздражающих добавок и сделал заказ подозрительно расторопной официантке. Та явно работала в этом месте совсем недавно – постоянный персонал никогда так не спешил.
– Виноват, – Хосок выставил вперед ладони. – Ладно, это было немного странно с моей стороны. Но ты не выглядел человеком, который легко сходится с другими, и мне понадобился подход.
Юнги не смог сразу сказать – это звучало оскорбительно или наоборот лестно.
– А теперь, – продолжил воодушевленный отсутствием реакции на признание Хосок. – Мне хотелось бы рассказать о себе, чтобы мы были на равных, ладно?
Наверное, нормальный человек встал бы и ушел – в конце концов, Юнги тут сталкерили, а теперь хотели втянуть его в обратное сталкерство, но он остался. К тому же принесли фирменную «маргариту» на толстом тесте – а Юнги никогда не мог устоять перед большими порциями теста.
Хосок, конечно, танцевал. Это Юнги и без его рассказов знал – что-то было во всех них одинаковое, позволяющее точно сказать, что они не поют, не рисуют картины и не изучают интегралы. Когда он говорил про танцы, лицо неуловимо менялось. Юнги редко встречал людей с настолько подвижной мимикой – Хосок гримасничал постоянно, иногда расцветал красивой, журнальной улыбкой, от которой все его лицо светилось, а иногда, увлекаясь, становился совсем другим, строгим, точно на старых гравюрах, – а внутри горел яростный, одержимый огонь.
Когда в середине рассказа про какую-то постановку Хосок случайно посмотрел Юнги в глаза, тот едва не подавился пиццей. Улыбающийся Хосок выглядел красивым и на него хотелось смотреть, но яростный Хосок – сумасшедше прекрасным, буквально сжигающим собеседника собственным огнем.
– И я создал этот трек для танца. Назвал его пока «Зло», – наконец, закончил свою мысль Хосок и подтолкнул к Юнги свой плеер. Все еще чувствуя, как язычки чужого пламени скользят по плечам, Юнги взял протянутый наушник и нажал на кнопку. Он не знал, что ожидал услышать – может, классическую мелодию с новой аранжировкой, но только не мощный бит, который сменился не менее мощной читкой. Это не был коммерческий, продаваемый рэп – нет, скорее, нечто злое и отчаянное. Нечто похожее на Юнги.
– А кто тебе зачитывал? – спросил Юнги, вынужденно сделав паузу.
– Это я, – с улыбкой сказал Хосок. – Там в финале мне друг помог с вокалом, но в остальном…
– Погоди, – Юнги буквально ощутил, как поток его мыслей резко остановился, в середине произошла какая-то авария, и все встали в многочасовую пробку. – Ты сам зачитывал?
– Нет, меня за руку держали, – с легким удивлением сказал Хосок. – Конечно, сам.
Юнги еще раз посмотрел на него – на проклятого танцора, наполненного движением, с самой белоснежной улыбкой из всех, которые Юнги когда-то видел. Потом снова включил голос в наушнике – злой, мощный, сочащийся той же ненавистью ко всему вокруг, которую Юнги чувствовал в себе.
И откуда все это взялось в нем, таком чистеньком танцоре? Если бы Юнги мог устроить музе скандал и вспышку ревности, то занялся бы этим прямо сейчас. Она явно после него заходила к Хосоку.
– Как тебе? – неуверенно спросил Хосок, прячась за полуулыбкой. – Я знаю, что ты тоже пишешь музыку, так что не суди меня слишком строго.
– Я не знаю, что сказать, – честно ответил Юнги и тут же заторопился, увидев, как потухла улыбка. – Но это круто. Серьезно. Вы в хорошей студии писали.
– Да, у нас есть учебная. Мне очень важно сделать это выступление особенным, – Хосок поблек и явно посчитал его «круто» данью вежливости. – Мне хочется показать себя, наконец.
– Разве танцоры не показывают себя каждый день? – вопрос вышел дурацким, но Юнги пытался одновременно со всем этим придумать, как выразить свое отношение к треку.
– Я не только танцор. Я больше, – Хосок вздохнул. Печаль так явно отразилась на его лице, что Юнги стало стыдно за собственное косноязычие.
– Мы сделаем потрясающее видео в потрясающем месте, – пообещал он ему, одним глотком допив свой кофе. – Все с ума сойдут.
Конечно, такое обещание не могло полностью развеять печаль, но глаза у Хосока потеплели. Имел же Юнги право один раз в жизни сделать доброе дело?
***
К пяти вечера рельсы, вагоны и промасленный щебень начинали создавать тот особенный запах, который в самом начале и привлек Юнги сюда. Так пахли дальние путешествия, авантюрные идеи и свобода от всего, что человек оставляет за спиной, отправляясь в никуда с любого вокзала. Космические челноки пахли совсем не так – резко, химически, не по-человечески как-то.
Хосоку тоже понравился запах – он с любопытством оглядывал бесконечные ряды вагонов при свете дня, восторженно улыбался и бесстрашно поднырнул под несколько составов следом за Юнги, вместо того, чтобы пройти через приоткрытые двери. Ладно, из всех танцоров он оказался самым необычным.
– И почему мы не приходили сюда раньше? – спросил он у Юнги. Вряд ли тот мог ответить на этот риторический вопрос – он-то здесь появлялся как на работе.
– Раньше здесь было опаснее. После большой зачистки стало немного спокойнее, – практически незаметные чужому глазу следы вокруг говорили, что опасная часть Узла все-таки ушла не вся. Значит, в метро им придется вести себя еще тише, чем изначально предполагал Юнги. Ну, во всяком случае, по пути к платформе.
– Опаснее? – уточнил Хосок. Его рот округлился, точно он услышал что-то невероятное.
– Здесь же не только неформалы и я собирались, – хотел бы Юнги не разрушать его безопасный мир, но Хосок должен был понять, как себя вести. – Еще бездомные со всего города, преступники и безумцы. Как-то раз мне тут всадили бутылочное стекло в бок.
Хосок издал какой-то сдавленный звук, и удовлетворенный такой реакцией Юнги продолжил:
– Так что в метро нужно вести себя очень тихо. И делать все, что я говорю. Потом дойдем до станции и делай, что хочешь: пой, пляши, вопи. Но не по пути, ладно?
Он повернулся к Хосоку, чтобы удостовериться – все услышано и усвоено, – и обнаружил, насколько тот позеленел и спал с лица. Юнги отчего-то испытал укол разочарования – что ж, сам и виноват, наверное. Не Хосок же ему рассказывал про то, что они похожи, сам зачем-то решил обманываться. Конечно, откуда в прекрасном танцевальном мире могла взяться драка с местными ненормальными, окончившаяся в приемном покое ближайшей больницы? Честно говоря, Юнги бы и из своего темного мирка ее вычеркнул бы.
– Пока ты со мной, все хорошо, – Юнги показалось, что Хосок сейчас просто развернется и сбежит, но тот медленно выдохнул и кивнул. Видимо, окончательно усвоил сказанное.
– Я и не думал, что тут настолько опасно, – заметил Хосок, инстинктивно начиная оглядываться.
– Сейчас тут почти не опасно, – Юнги вздохнул. – Почти. Прошла зачистка, многие сюда не вернутся никогда, но некоторые… От них так просто не избавиться, а я сегодня не намерен драться.
– А то, что мы приходим по вечерам… – начал Хосок, явно не зная, как закончить вопрос.
– Там наша территория. Моя и тех двух классных ребят, которые любят атрибутику смерти.
– Ну, раз ваша… – как-то подозрительно быстро согласился Хосок, и Юнги, фыркнув, предложил:
– Можете шокеры с собой носить.
Или найти другое место.
Хосок издал короткий и нервный смешок, который сразу же оборвался, стоило им дойти до нужного места. На этот раз Юнги его понимал – вход в заброшенное метро производил на всех примерно одинаковое впечатление. Древние много писали о воротах в ад – так вот эти чем-то их напоминали. Арку закрывали приваренные прямо к стенам, толстые листы металла, дешевого, из тех, что добывали прямо на планете. А сверху ради надежности еще и повесили тяжелые цепи.
Все эти меры безопасности ничуть не помогли. Один из углов кто-то сначала оплавил, а потом отогнул в сторону, создав лаз, которым пользовались все местные обитатели. Кому пришло в голову таким варварским образом снова открывать метро, Юнги не знал. Но пару раз слышал жуткие истории о том, что никто и не открывал доступ к туннелям. А, скорее, выбирался из него.
– Сейчас пролезем и молчим до самой платформы, – велел Юнги. – И куртку, пожалуйста, спрячь в свой рюкзак. Она очень громко шуршит.
Хосок послушно выполнил все его указания и кивнул, показывая, что готов попасть внутрь. Юнги преодолел лаз первым, привычно, словно возвращаясь домой. В нос ударил спертый, затхлый запах – не то давно протухшей капусты, не то сгнившего мяса вперемешку с техническим маслом.
Пролезая, Хосок схватился за его руку, и Юнги вздрогнул от неожиданности. Он с подозрением относился к прикосновениям как малознакомых, так и продолжительно знакомых людей. Точно почувствовав это, Хосок виновато похлопал его по предплечью и отпустил. Кажется, тот действительно всерьез воспринял указания про звуки и даже дышать старался как можно тише.
Этим он намного упростил задачу Юнги. Медленно двинувшись вдоль стены вперед, он сам взял Хосока за край рукава и повел за собой. Кое-где тускло горели самодельные светильники – и в пятна света то и дело попадали картины окружающего их запустения. Грязь, вывалившаяся из стен плитка, пробивающаяся сквозь любой бетон жухлая, но живая местная трава, которую называли «мусорником», чей-то покрытый пятнами матрас, остатки бутылок, заваленные обрывками бумаги и полусгнившими остатками еды ниши, расположенные вдоль основного тоннеля на равном расстоянии друг от друга.
Юнги старался ставить ноги осторожнее и мысленно поражался, насколько хорошо и правильно ведет себя Хосок. Видимо, не стоило – сглазил. Впереди послышались чьи-то шаги, слишком тяжелые и уверенные для случайного любителя острых ощущений. Метнувшись вправо Юнги затащил Хосока в ближайшую темную нишу, предназначенную то ли для украшений, то ли для каких-то технических нужд. Кроссовки потом стоило помыть.
Он знал двоих, идущих им навстречу. Бок заныл фантомной болью. Повернувшись к Хосоку, Юнги хотел еще раз сделать ему знак вести себя тише, но увидел, как у того панически расширяются глаза. Схватив его в охапку, Юнги накрыл его рот ладонью и вжался в стену. Причину испуга он прекрасно понимал – в руках одного из бывших местных воротил болтался мешок, пропитанный кровью, от которой грубая, холщовая ткань стала густо-багровой. Если бы он мог сейчас сказать Хосоку, что это с девяносто процентной вероятностью крысы-мутанты из дальних тоннелей, а не головы забредших сюда людей, то тому стало бы полегче. Но у Юнги все слова исчезли, кроме матерных, да и момент был совсем не подходящим для разговоров.
На секунду Юнги показалось, что, хотя Хосок буквально окаменел, уже через секунду может вмазать ему затылком в лицо. Но тот как-то стремительно сориентировался и обмяк, полагаясь на него. Местные прошли мимо, но Юнги все никак не мог отпустить Хосока, чувствуя, как тот быстро и горячо дышит ему в ребро ладони. Через пару минут сознания робко коснулась мысль о том, что губы Хосока касаются его ладони, и Юнги все-таки отшатнулся в сторону.
– Что это? – проартикулировал Хосок едва слышно.
– Местные. Крыс наловили, – так же беззвучно ответил ему Юнги, стараясь не фокусироваться на его губах.
Он снова взял его за руку и повел за собой, тем более до нужной им лестницы оставалось совсем чуть-чуть. Они миновали самую грязную часть и дошли до стены, где любители увековечить свое имя оставляли послания. Кроме имен, мата и признаний в любви неизвестным Юнги людям, выделялась аккуратная, фосфоресцирующая надпись «Мы все переживем», которая всегда вселяла в Юнги немного противоестественного для него оптимизма.
Только свернув на знакомые ступени, Юнги сумел расслабиться. Уже несколько недель он в туннелях никого не видел, а именно сегодня все пошло не совсем так, как планировалось.
– Мы на месте, – сказал он, первым ступив на платформу. – Все в порядке. Местные сюда не сунутся.
– Да? – дрогнувшим голосом переспросил Хосок, вытирая пот со лба.
– Да, – Юнги улыбнулся, понимая, что скажет дальше и как тот отреагирует. – Они считают, что тут все проклято.
– Какое облегчение, – заметил Хосок, садясь на ступени и закрывая лицо руками. Кажется, он там хохотал и почти плакал от пережитого ужаса.
Рано или поздно в жизни все обнаруживали себя в похожей ситуации. Так что Юнги сел рядом и принялся ждать.
***
С расстоянием Юнги не угадал – успокоившись, Хосок подвинулся ближе и положил голову ему на плечо, точно так и надо было. Замерев и закаменев от неожиданности, Юнги на секунду забыл, как дышать.
Он не знал, откуда в нем взялась такая реакция на прикосновения. Кажется, она жила с ним всегда, с самого детства. Все излишние касания казались слишком личными, обременяющими и приносили целый ком невнятных эмоций, и Юнги успешно старался их избегать. В своих коротких, ни к чему не приводящих отношениях он старался выдерживать мало-мальскую дистанцию. До сегодняшнего момента. Хотя чему он вообще удивлялся? Такие люди, как Хосок нарушали личное пространство окружающих постоянно, вроде как профессионально.
Но, к счастью, Хосоку требовалось не слишком много времени, чтобы прийти в себя. Он немного посидел так, а потом со вздохом выпрямился и спросил:
– Покажешь мне здесь все?
– Конечно, – Юнги показалось, что плечо все еще чувствовало его тяжесть и тепло. – Я тут могу экскурсии проводить. Только свет включу.
Он часто проводил тут время и попытался слегка облагородить это место – смел весь крупный мусор вниз на покореженные рельсы у самого завала, повесил лампы с мощными аккумуляторами, а еще принес и спрятал в одной из ниш на стенах три разновозрастных коврика для занятий спортом – это поставило точку в попытках вести здоровый образ жизни.
– Это небольшая станция. Если мы прошли бы по туннелю дальше, то попали бы в большой пересадочный узел. Наверное, отсюда туда должна была вести какая-то лестница или переход, но они почти все завалены.
Юнги действительно почувствовал себя экскурсоводом, тем более, что Хосок внимательно слушал.
– Тут мог бы раз в пару минут проходить поезд, но дальняя часть туннеля просто недостроена, а вот эту завалило. Не знаю, специально или просто от времени. Будка для работника цела – она там, дальше. В ней даже остались какие-то обрывки объявлений для сотрудников.
– Здесь словно случился апокалипсис, – признался Хосок. – А что о проклятии?
– Я не особенно долго общался с местными, но мне не раз обещали, что «они» меня заберут. Пока, как видишь, я тут, – Юнги развел руками. Он потратил кучу времени в библиотеке, чтобы найти обрывки городской легенды или хотя бы новостную заметку об этой станции и проклятии, но ничего не обнаружил. Хотя, возможно, кто-то достаточно подозрительный сказал бы, что отсутствие любых новостей тоже показательно.
– Ясно, – кажется, это объяснение Хосока успокоило.
– Если позволишь, – Юнги повел его вдоль перрона, под их ногами мягко фосфоресцировала линия безопасности. – Тут есть небольшая арка, две ступени и тяжелая дверь. Можно снять, как ты оттуда спускаешься для начала твоего ролика. Будет выглядеть зловеще.
Если бы кто-нибудь вмешался в его творческий процесс, то дождался бы пары непечатных слов, но Хосок кивнул и благодарно улыбнулся:
– Давай посмотрим.
Он казался Юнги то невероятно мягким и позитивным, то таким же темным и одержимым, как он сам. И что же из этого Хосок носил, как маску?
– Здесь дальше прямо кирпичом заложено, – Хосок провел ладонью по стене, в которую упирался проход из арки. – Странное тут место. Ладно, забросили, но зачем же намеренно убирать проходы?
– В газетах писали, что это сделано в целях безопасности и с мыслями о будущем. Многие строительные компании хотели построить тут тематический торговый центр. Вот временно и заложили от случайно забредших людей.
Звучало так же неубедительно, как и обычно. Юнги пожал плечами, показывая, что тоже не особенно в это верит.
– Видео выйдет потрясающим, – переварив услышанное, сказал Хосок и устроил рюкзак у стены неподалеку. – У меня есть несколько ламп, есть штатив для телефона…
– Если что – я могу снять тебя на свой тоже. У меня неплохая камера на телефоне, – Юнги сам не знал, зачем предложил помощь. Вообще он собирался сесть подальше и просто понаблюдать за процессом.
– О, спасибо!
Раньше Юнги не задумывался, сколько нужно труда, чтобы снять небольшой выпускной ролик. Оказалось, когда делаешь это в паре с человеком, который всерьез одержим результатом и с легкостью скидывает маску самого дружелюбного человека в городе, то выходит кошмарно долго и затратно.
Выставлять свет двадцать минут – запросто, снимать один и тот же момент спуска по лестнице сорок шесть раз – все возможно. У Юнги уже ныли кисти: он снимал и на свой телефон, и на телефон Хосока – со штативом и без.
– Мне поможет с монтажом мой друг, тот который с трэком помогал, – объяснял Хосок между двумя очередными указаниями, как выставить кадр. – Он сказал – чем больше материала, тем лучше.
– Ага, – они еще толком не начали снимать танец, а Юнги уже устал и мечтал пойти домой и рухнуть спать. Хотя сцена выходила отличная – они разместили лампы так, что Хосок будто спускался из рая в ад.
– Так, теперь танец, – наконец, удовлетворился результатом Хосок. – Надо поставить штатив там, потом там и там. Снимем с трех сторон, хорошо? А ты пока отдохнешь.
Видимо, жалкий вид Юнги тоже бросился ему в глаза.
– Ага, – опять повторил Юнги, а потом, выставив все и увидев, как Хосок собирается вставать на колени прямо посреди перрона, уточнил: – Ты будешь начинать сидя?
– Да, а что? – Хосок остановился, но выглядел немного раздраженным, будто этот вопрос помешал ему полностью погрузиться в танец. Его взгляд стал вдруг острым и неприятным, и таким он Юнги нравился отчего-то больше.
– Штаны испачкаешь – будешь в видео с белыми пятнами на коленях, – постарался максимально компактно сжать свою мысль Юнги. – Хотя, если это так и должно быть, то продолжай.
Хосок закусил губу, точно пытаясь расшифровать то, что он сказал, а потом медленно кивнул:
– Да. Ты прав. И что делать?
– Полы мыть не предлагаю, – Юнги фыркнул. – У меня тут есть коврик. Пойдет?
Они постарались постелить его так, чтобы не привлекать лишнего внимания, а потом Юнги устроился на ступенях и попытался вникнуть в происходящее. Он не особенно разбирался в танцах – ему хватало категорий древних философов «фу-ура» для осознания собственного к ним отношения.
Музыка зазвучала так органично, словно именно для этого места и предназначалась. Хосок начал двигаться – медленнее и более плавно, чем почему-то представлял себе Юнги. Он даже мысленно начал подгонять его – ну же, быстрее, ну же сильнее, а потом вдруг понял, что едва не пропустил самое важное. Хосок составлял с битом единое целое, а бит для Юнги всегда значил очень многое. Тело двигалось легко, словно марионетка, вырезанная из тонкой бумаги. Если бы к Хосоку пририсовали нити, дергающие его руки и ноги вверх, то Юнги легко бы поверил в невидимого кукловода. Но им абсолютно точно был сам Хосок – кукловод и кукла в одном теле.
Когда тот вдруг совершил невообразимый взмах ногой, Юнги почувствовал, как сердце вдруг подпрыгнуло в груди. Этот новый, танцующий Хосок не напоминал никого из Хосоков уже увиденных. Он словно бабочка-однодневка жил только в этом танце, окончательно заворожив Юнги своими движениями, рассказанной историей. Читка, бит и движения вдруг объединились во что-то единое, неразрывное, умудрившись втянуть вовнутрь и Юнги.
– Ну как? – спросил Хосок, когда музыка закончилась. – Сильно видно, что ближе к концу я пару раз сбился? Нужно будет снять еще раз с этого ракурса.
Юнги кривовато улыбнулся и не смог выдавить из себя ни звука. Сбился он, вы только на него посмотрите.
***
Юнги пребывал в полной уверенности – танец произвел на него такое ошеломляющее впечатление только потому, что он видел его в первый раз. Да, и обстановка, конечно, придавала ему особое очарование.
Но ни на второй, ни на третий, ни на тринадцатый раз его так и не отпустило. У Юнги внутри словно обживался рой насекомых – что-то екало, замирало, чтобы в следующую секунду пустить в разные стороны стайку щекочущих крылышками мерзких существ. Так-то вряд ли в потрохах у него водились бабочки.
То, как Хосок двигал головой в конце – точно нечто механическое и не живое, – как дергались его руки в начале, как плавно он поднимался с колен, чтобы в следующий раз стать мягкой марионеткой – заставляло смотреть и смотреть, до боли в глазах. Мах ногой Юнги каждый раз ждал чуть раньше или чуть позже, ему даже начало казаться, что Хосок намеренно играет со временем, чтобы впечатлить его.
– Ты так пристально смотришь, – между очередными попытками заметил Хосок. Его волосы прилипли к влажному лбу, а белоснежная улыбка начала напоминать оскал. – Интересуешься танцами?
– Ничего в них не понимаю, – честно ответил Юнги. – Пытаюсь разобраться, наверное, вот и смотрю.
– Нравится? – с неуловимой, но почему-то не самодовольной интонацией спросил Хосок. Его язык коснулся угла рта, сбивая Юнги с заготовленного ответа.
– Нравится, – выдавил он. – Думаю, что твоим преподавателям тоже понравится. Да, что там – они с ума сойдут.
– Скажу им про место съемок, и точно рехнутся от восторга, – Хосок довольно зажмурился. – Но расслабляться рано. Попробую еще раз с последнего ракурса.
Юнги вздохнул так, будто сам уже сплясал раз сорок, и продолжил наблюдать. Параллельно он отправил сигнал местной полиции о людях, встреченных ими в туннелях. Нет уж – если сказали, что всех зачистили, пусть доделывают работу до конца. Ну, еще, может, сфотографировал Хосока, просто на всякий случай. На память.
Тот снова и снова повторял свой танец, каждый раз немного меняя эмоцию. Или в последних попытках привкус отчаяния возник сам собой, от усталости. Юнги вспомнился первый серьезный баттл, на который его позвали. Тогда он готовился целый месяц – сначала писал, потом бесконечно и отчаянно повторял и повторял строчки, пока они не начали терять смысл. Баттл вышел не самым удачным, и больше Юнги так над собой не издевался, но эта одержимость была ему знакома.
Перед пятнадцатым разом Юнги поймал Хосока за руку и, не обращая внимания на слабое сопротивление, посадил рядом с собой на ступени.
– У меня есть вода, – он буквально силой всунул бутылку в руки Хосока. Тот так сильно сосредоточился на танце, что всерьез выпал из реальности. – Пей воду. Хосок? Слышал меня?
– Да, – тот вздрогнул, окинул его тем же раздраженным взглядом человека, которого отвлекают от дела всей жизни, а потом все-таки поднес бутылку ко рту.
– Ты в танцевальном зале не падаешь? С такой-то увлеченностью?
Осушив сразу половину бутылки, Хосок пришел в себя и виновато покачал головой.
– Мне хочется хотя бы раз сделать все безупречно. Чтобы я сам себя не узнал, понимаешь?
Юнги понимал, хотя, конечно, предпочел бы не понимать. Совершенство. Яд, который разъедает каждого, кто творит, изнутри. Что такое совершенство? Смотреть на свою работу и не мечтать все переделать? Не видеть тупых ошибок? Не ненавидеть сделанное? Или ненавидеть не так сильно?
– А она бывает, эта безупречность? – спросил он у Хосока.
Тот хмыкнул и взял паузу на обдумывание – сходил за своим рюкзаком, вытащил из него два завернутых в фольгу и пищевую пленку сэндвича, термос с кофе и упаковку мармеладных мишек.
– У других же получается, – сформулировал он мысль. – У тех, кто был до меня. Чем я хуже?
– Ах, вот оно как, – на эти грабли Юнги тоже наступал, и не раз. Даже, наверное, сплясал так же, как Хосок минуту назад, на этих граблях. Сравнение себя с другими еще никого не делало лучше, а вот несчастнее и озлобленнее – сколько угодно. Мудрость для других, но только не для себя. – Хочешь золотую звездочку?
– Хочу, – просто ответил Хосок. – Хочу быть лучшим. Самым лучшим. Осуждаешь?
– Нет. Скорее, понимаю лучше, чем хотелось бы.
Хосок налил изумительно пахнущий кофе в крышку от термоса и предложил Юнги. От кофе тот никогда не отказывался.
– Тоже хочешь быть лучшим? – Хосок вытянул ноги и, наконец, расслабился. – Ох, кажется, завтра я буду ходить на четвереньках.
– А кто не хочет? Думаешь, материала хватит? Они будут оценивать твой танец по записи?
– Нет, это как презентация, а танец я потом еще буду представлять отдельно. Думаю, что мой друг сможет собрать из этого хороший ролик, но…
– Но… – Юнги вернул ему крышку и получил в обмен сэндвич с авокадо и яйцом. Выглядело очень полезно и модно, да и на вкус оказалось ничего. – В чем сомневаешься?
– Думаю, чья это будет заслуга, – Хосок выпил кофе залпом, словно осушал стакан с виски. – Моя или его.
– Вроде как на студиях делают из безголосых певцов – потрясающих исполнителей? – Юнги почему-то развеселился и закинул в рот последний кусок сэндвича. – Моя паранойя так далеко не заходила.
– Думаешь, стоит сказать – эй, да я тут самый охуенный? – Хосок фыркнул и пододвинулся к нему ближе. – Круче всех танцую, всех сделаю.
– И охуенно читаю рэп. Как зверь, – согласился с ним Юнги. Их лица удивительным образом оказались совсем рядом. До этого Юнги особенно не обращал внимания на то, какой у Хосока невероятный разрез глаз. Такой четкий, с опущенными уголками и легкой припухлостью нижнего века – не то от усталости, не то из-за каких-то анатомических особенностей.
Их дыхание смешалось, Юнги чувствовал тепло чужого тела совсем близко. Прикоснуться к таким красивым губам стало вдруг жизненно необходимо – внутри все свело от этого нестерпимого желания.
Хосок подался еще вперед, сокращая расстояние до миллиметра, так что Юнги видел легкую полуулыбку и блеск его глаз.
Ему показалось, что щеки коснулось дуновение ветра, словно к перрону подходил запоздавший поезд. А потом позади них в туннелях дико взвыл сигнал тревоги.
– Что это такое? – спросил Хосок, рефлекторно отшатываясь назад.
– Полиция пришла, – Юнги ощутил, как у него от разочарования свело челюсть. – Это я их вызвал.
– И что будем делать? – Хосок растерянно моргнул.
– Соберем вещи и пойдем домой.
Никогда еще собственная законопослушность и желание сделать мир лучше так не мешали личной жизни Юнги. Хотя, возможно, и к лучшему. Кто знает, чем бы закончилось это наваждение.
Сомнений в том, что Хосок потянулся к нему исключительно из-за атмосферы и выброса серотонина, у Юнги не возникло.
***
Хосок или действительно устал, или чувствовал себя неловко после неслучившегося поцелуя, но на время притих и погрузился в мрачную задумчивость.
– Выйти отсюда проще, чем зайти, – Юнги улыбнулся сам, стараясь разрядить обстановку. Он еще раз, на всякий случай, огляделся, чтобы проверить, не оставили ли они лампы или части штатива на перроне и не забыли ли убрать коврики, а потом выключил свет. – И молчать не обязательно.
– Мне не сложно помолчать иногда, – Хосок слабо улыбнулся и закинул рюкзак за спину.
Юнги хмыкнул и толкнул плечом едва заметную дверь у основной лестницы. Он, как и говорил, мог водить экскурсии по этому месту. Показать аварийный выход, например. Тот не заложили кирпичом исключительно из-за некоторых особенностей конструкции, но дальше констатации этого факта Юнги старался не думать.
Как-то так жить становилось проще без лишних мыслей.
– Поднимайся за мной, – скомандовал он Хосоку и первым полез вверх по железной лестнице, понадеявшись, что тот не настолько обессилел, чтобы свалиться после пары десятков железных перекладин.
На самом верху он дотянулся до скрытого у потолка рычага и дернул, повиснув практически всем телом. Когда люк, ведущий на поверхность, нехотя отошел в сторону, Юнги жадно задышал. После спертого воздуха туннелей даже запахи Паучьего узла казались утренней свежестью.
Вытащив себя на поверхность, Юнги помог Хосоку, а потом толкнул люк ногой. Почему-то закрыть его всегда получалось намного легче, чем открыть. И снова наводило все на ту же тему, в сторону которой Юнги предпочитал не думать.
– Тут недалеко до ограждения, а за ним уже не Узел. До остановки автобуса пара минут.
Хосок покивал и вопросительно указал на мигающие где-то вдалеке за вагонами красные огни.
– Полиция, – еще раз напомнил Юнги. – Идем. Говорить уже можно. О, только тебе нужно снова надеть куртку.
Пока они записывали видео, солнце зашло, и по Узлу бродил холодный и очень кусачий ветер. Такими темпами не пришлось бы Хосоку переносить экзамен из-за простуды или еще чего похуже.
– Да, точно, – с каждой секундой Хосок выглядел все более и более обессиленным и уставшим. Не слишком ли он увлекся там внизу? Незнакомые места могли сильно обмануть любого – Юнги как-то проходил пять часов по соседнему городу, а потом еле заставил себя преодолеть три ступени, ведущие к отелю.
Стараясь не слишком навязываться, Юнги помог ему надеть куртку и снова закинуть рюкзак за спину. Потом они медленно побрели вперед, к мягко горящему табло автобусной остановки.
– Ты тоже на автобус? – спросил Хосок. Он размеренно дышал и, кажется, ждал, пока откроется второе дыхание.
– Нет, мне по переходу и туда, – Юнги махнул рукой в сторону массива однотипных зданий по ту сторону. – Узел почти у меня на заднем дворе.
– Удобно, наверное. Но не безопасно.
Автобус показался из-за поворота, и Юнги хотел уже попрощаться и идти, как вдруг Хосок вспомнил, о чем они договаривались.
– Я же тебе денег должен, – он начал хлопать по карманам своей огромной куртки, но Юнги неожиданно для самого себя замахал руками:
– Нет, не надо.
– Почему? – Хосок наклонил голову так, словно услышал что-то совсем странное. И Юнги хотел сказать ему что-то вроде «спасибо за представление» или «это я тебе должен заплатить за выступление», но, к счастью, мозг выдал более подходящий вариант:
– Тебе же нужно будет еще хотя бы раз туда спуститься? Вот и отдашь двадцатку за все. Сделаю тебе скидку.
– А, ладно, – Хосок заскочил в салон и помахал ему рукой. Так же, как и вчера. – Тогда до встречи завтра?
– В пять, встретимся тут. Около входа в метро, – Юнги посмотрел, как автобус отъезжает, а потом быстро перебежал по переходу в нужную ему сторону. Первые несколько лет он старался возвращаться домой до темноты, потому что близость Узла не шла на пользу ближайшим улицам. А потом начал так уставать и так раздражаться, что, наверное, стал в этом районе самым страшным человеком после захода солнца.
Вот и сейчас он быстрым шагом дошел до своего подъезда, напугав мрачным видом студента, отдыхающего на скамейке. Ноги и руки точно налились свинцом, хотя за весь день он только работал и сидел на лестнице. Разве что еще снимал – и если так уставали все операторы, то он искренне им сочувствовал.
Что действительно удивило его – Намджун, ждущий на лестнице, с очередным томом какого-то философского трактата в руках.
– Ну? – спросил Юнги, открывая дверь. Только вот задушевных разговоров ему не хватало.
– Можно отнять пять минут твоего времени? – деликатно начал Намджун, всем своим видом показывая, что после отрицательного ответа немедленно скроется в своей квартире.
– Давай, отнимай, – Юнги ввалился в прихожую, на ходу скидывая кроссовки и куртку. За его спиной Намджун не только вошел в квартиру и закрыл входную дверь, но и привычно подобрал все брошенные вещи.
Пока он вздыхал и собирался с мыслями, Юнги успел кинуть в микроволновку какую-то из сотни замороженных пицц, которые хранил в морозилке.
– Я хотел извиниться, – наконец, пришел к какому-то решению Намджун. – Мне не следовало никого приглашать. Плохо вышло. Это… Прости, что теперь тебе некуда сбежать, а?
Кажется, он действительно сделал выводы из мрачных взглядов, но утром Юнги уже договорился о встрече с Джином, так что извинения не слишком помогли. Колесо мести запустилось.
– А танцору ты этому зачем обо мне рассказывал? – уточнил Юнги, тыкая пальцем в пиццу, которая делала вид, что вообще никогда не разморозится.
– Он спрашивал и… Показался мне нормальным и заинтересованным в тебе? Тоже читает, да еще и неплохо, – Намджун развел руками. Прямо невинная жертва обстоятельств. Если бы Юнги давно не подозревал Намджуна в том, что тот пытался расширить круг его общения, наверное, поверил бы его честным глазам.
Намджун иногда реально вел себя, как маленький божок. Управлял судьбами людей. Сводил тех, кто показался ему похожим или нужным друг другу – в творчестве, конечно. Не хватало еще Юнги под боком сводни в классическом понимании слова. И если в отношении остальных это не слишком возмущало, то вмешательство в его размеренное существование откровенно бесило.
– Я могу сказать ему, что ты не слишком доволен… – начал Намджун, но Юнги его перебил:
– Нет. Просто нет. Если что – я ему сам скажу. Намджун, мы же не в детском саду, чтобы нас знакомить и разводить в стороны, а?
– Ну, я тоже иногда веду себя, как идиот, – после новой серии вздохов признался тот.
– Запишешь мне это на диктофон? – уточнил Юнги. Вся злость куда-то испарилась, осталось только смутное желание все-таки разок наподдать Намджуну по заднице.
– Ой, иди ты, – с нервным смешком заметил тот. – Я, кстати, заказал пиццу в качестве извинения. Только что.
– И смотришь за моими мучениями? – Юнги вышвырнул полуфабрикат в мусорное ведро, а потом спросил: – Покажешь трек? Или я опять буду его последним слушать?
– Первым, – Намджун поднял руки. – Всегда первым.
Ладно, пицца и творчество действительно делали жизнь лучше. И месть, конечно, месть в первую очередь.
***
Юна, как и обычно, выглядела цветущей и радостной, но даже ее улыбка не могла растопить мрачное настроение Ким Сокджина.
– Мы договаривались на пятьдесят баксов, – шипел он, пока Юнги сгружал ему на руки два особенно непопулярных у покупателей альбома с авторскими фотографиями.
– Тебе же нужна информация, – Юнги чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Возможно, в нем умер глава мафиозного клана. – За информацию – книгами, за личное знакомство в необычной обстановке – деньгами. Так понятно?
– Грабеж, – простонал Джин, но послушно потащил альбомы к Юне на кассу. – Это должна быть потрясающая информация.
– Это будет практически тренинг, – Юнги фыркнул.
– И зачем мне они? – потрясая фирменным пакетом, Джин вернулся к нему.
– Видишь напротив библиотеку? Вот туда и отдай, – бывшая одноклассница Юнги работала там уже много лет. И иногда просматривала эти альбомы – не только очень узкоспециализированные, но и безумно дорогие для маленькой государственной библиотеки.
– Ладно. Давай свою информацию, – велел Джин тоном большого босса.
– За мной, – в ответ скомандовал Юнги, отмечая, как тот снова то багровеет, то бледнеет. – Пойдем на мое рабочее место. Там людей нет.
Ладно, пусть поезд его мести и несся на всех парах к конечной станции, Юнги вовсе не собирался сдавать местоположение Намджуна какому-то психу. Пока Джин реагировал вполне по-человечески, но стоило допросить его с пристрастием.
– О, так это ты пакуешь тут книги? – Джин с интересом огляделся. Куча стеллажей с новыми книгами, рассортированными по отделам и алфавиту для быстрого поиска, всегда восхищала редких посетителей закутка Юнги.
– Да, а что? – Юнги вытащил из-под стола заготовку под коробку и начал ее складывать.
– Я много заказываю книг – и от вас они мне ни разу не приходили помятыми, – Джин уважительно покачал головой. – Ни сломанных углов, ни порванных обложек, ни грязи и пыли.
– Странные у тебя представления, – Юнги впервые похвалили за упаковку, так что он почувствовал себя польщенным. – Но я стараюсь, да.
У Джина обнаружилось первое положительное качество – кажется, он не делил работы на хорошие и плохие, а оценивал только качество выполнения. Это восхищало.
– Информация, – напомнил Джин, выуживая из-за угла старый табурет. – Можно сесть?
– Садись, – Юнги собрался с мыслями. – Ты можешь мне объяснить, почему вообще зациклился на Намджуне?
– Почему я должен тебе все это рассказывать? – тут же возмутился Джин. – Что это за сделка такая, а?!
– Тебе не кажется, что для любой информации нужна какая-то база? – Юнги постарался вести себя очень спокойно. Ему не хватало сигары и белого кота на коленях.
– Ладно, – спустя пару минут оскорбленного пыхтения признал его правоту Джин. – Боишься, не больной ли я?
– Я не психиатр, чтобы больных определять…
Юнги сверился с заказом и отошел к стеллажу.
– Ладно, ладно, – Джин вдохнул, потом выдохнул, а потом торопливо принялся объяснять. – У меня есть кофейня – она уютная, небольшая, и я иногда готовлю там, когда устаю от всего.
Второе несомненное достоинство Джина, кажется, заключалось в том, что если он действительно отчаянно в чем-то нуждался, то, похоже, готов был пожертвовать всем.
– И я увидел там Намджуна. Он приходил по вторникам, брал кусочек торта к чаю – постоянно разный – и наслаждался им… Знаешь, я уже давно не видел, чтобы кто-то так вдумчиво подходил к моей еде. Люди торопятся постоянно…
Джин печально вздохнул. Юнги склонен был с ним согласиться – он сам старался всегда поесть по-быстрому, чтобы освободить драгоценные минуты для по-настоящему важных дел. Ему представился Намджун, смакующий торт в кофейне, и он, не удержавшись, фыркнул. Для дисса вышел бы отличный факт.
– Тогда я попросил официанток узнать о нем побольше. Просто… – Джин потер лоб. – Понимаю, что это, наверное, выглядит нездорово, но люди сейчас не только торопятся, но и большую часть времени проводят в сети. А я не знал, как его в сети найти.
– Если что – я тебя не осуждаю, – Юнги принялся паковать заказ. – А что это был за штурм с тортом?
Джин снова издал серию душераздирающих вздохов.
– Понимаешь, мне нужно было посоветоваться с кем-то, а у меня есть бизнес-коуч. Она очень помогла с открытием ресторанов.
Кажется, Джин обзавелся не таким уж и большим количеством друзей, раз спрашивал совета у коуча. Но у людей, сильно сосредоточенных на покорении вершин, так обычно и бывало.
– Она сказала презентовать себя с лучшей стороны и быть настойчивым. Я приготовил свой лучший торт и… ну… превзошел сам себя в настойчивости.
Только многолетние тренировки силы воли не позволили Юнги совершенно бестактно заржать и испортить отношения. Не зря Намджун жаловался, что чуть не поседел во время штурма.
– Информация, – печально напомнил Джин, видимо, все равно прочитав в лице Юнги его отношение к произошедшей катастрофе.
– Ладно. Намджун – мой лучший друг, так что кому знать его, как не мне? Ты со своим штурмом чуть его до инфаркта не довел. А он самый спокойный человек из всех, кого я когда-либо видел.
– Ну да, добей меня, – Джин покачался на табурете. – Думаешь, что нет шансов?
– Шанс всегда есть, – Юнги наставительно поднял указательный палец вверх. – Но нужно действовать аккуратно. Познакомлю вас, а ты уже извинись за предыдущую попытку и давай по-новой. Намджун любит поговорить, вот и поговорите. Расскажи ему про кофейню. Думаю, что его порадует история о том, как путь к сердцу повара лежал через желудок. Причем, через его, намджунов, желудок.
Джин неуверенно улыбнулся. Его рука дернулась куда-то ко внутреннему карману, но он сдержал себя и пояснил:
– Там блокнот для записей. Я стараюсь все записывать…
– Да хоть зарисовывай, – Юнги поставил коробку в тележку и принялся за следующую. – Просто не надо на Намджуна давить. Он может казаться мягким, но при любом давлении… Не надо, в общем. Это не тот человек.
– Разве я не буду выглядеть, как идиот с этой историей?
– Ну, ты же рассказал ее мне, правильно? А я знаю, как отреагирует Намджун. Если чем его можно взять, так это нестандартным комплиментом. Не думаю, что кто-то когда-то восхищался тем, как он ест торты. Не строй из себя кого-то – вот мне ты симпатичен такой, Намджуну тоже понравишься.
– Отведешь меня сегодня вечером и еще раз представишь? – уточнил Джин. Судя по посветлевшему лицу, он снова начал надеяться на лучшее.
– Завтра, – на сегодня Юнги уже запланировал поход в метро с Хосоком. Если они закончат так же поздно, то никаких душевных сил ни на Джина, ни на Намджуна ему не хватит. – Завтра народ соберется в Узле, там и поговорите. Больше не стоит его нервировать атакой на квартиру, ясно?
– Ясно, но мне голову-то там не снесут? – Джин, похоже, прекрасно знал бывший контингент Узла.
– Нет, там сейчас безопасно, – Юнги отмахнулся и опять пошел к стеллажам. – Встретимся на автобусной остановке рядом с Узлом, я тебя проведу.
Эта месть начинала подозрительно напоминать доброе дело. И у Джина оказалось третье, несомненно, положительное качество – судя по его реакциям и выражению лица, он по уши влюбился в Намджуна.
К этому Юнги всегда относился с уважением.
***
После работы Юнги рванул в сторону Узла с такой скоростью, словно там ему обещали дать награду за лучший баттл. По пути ему пришло в голову, что вчерашняя облава могла не ликвидировать проблему, а обострить ее. Вовремя, конечно, нечего сказать.
Когда он добежал до входа в метро и никого там не увидел, сердце отчетливо пропустило удар. Хосок сейчас мог находиться, где угодно – под землей, среди вагонов, а может в пластиковых мешках где-то в районе ближайшего берега местной речки-говнотечки.
– Хосок, – хрипло позвал Юнги, чувствуя, как не может трезво соображать из-за нахлынувшей паники.
Совсем рядом, на крыше синего вагона в облупившейся краске послышался какой-то шелестящий звук, а потом сонный Хосок свесился с края и смущенно признался:
– Я, кажется, задремал. Тут так солнце греет.
– Ох, ты уже тут, – Юнги едва не сел на землю от облегчения. – Я уже начал ужасы представлять.
– Волновался? – спросил Хосок своим загадочным тоном.
– Да не волнуюсь я обычно из-за местных, но вы меня издергали, – ворчливо заметил Юнги. У него с плеч точно свалился целый товарный поезд. – Идем. Опять же будешь сотню лет снимать…
– Буду, – не стал спорить Хосок. От его улыбки все вокруг начинало казаться не таким уж и пугающим. – У меня тут целый список дел.
– Уже страшно, – Юнги опять кивнул на его куртку и велел. – Куртку в рюкзак и соблюдать правила.
– Ох, я надеялся, что после облавы не нужно будет прятаться, – Хосок сморщил нос, но послушно убрал куртку. Одежда на нем оказалась та же, что и вчера. – Я готов.
Они снова пролезли в дыру в заграждении и снова медленно пошли вперед. Пожалуй, из всех знакомых Юнги Хосок доставлял меньше всего проблем. Он всерьез воспринимал все, что ему говорили, а не пытался спорить или разрядить обстановку неуместными шутками.
В этот раз они, к счастью, никого не встретили. На платформе Юнги внутренне выдохнул и уже хотел спросить у Хосока, с чего начать, как тот, махнув рукой в сторону ближайшего конца платформы, спросил:
– А там что?
– Туалеты, – коротко ответил Юнги, надеясь, что Хосок не начнет задавать еще вопросы, но, конечно, ничто в его жизни не шло по плану.
– А там есть зеркала? Может, снимем пару кадров…
– Нет.
Прозвучало резковато, и Юнги сам от своего тона вздрогнул. Хосок с удивлением посмотрел на него, наклонив голову и ожидая каких-то объяснений. Основная проблема заключалась в том, что Юнги совсем не хотелось ничего говорить. В лучшем случае Хосок решил бы, что он идиот, а в худшем – испугался бы и никогда не вернулся сюда.
– Там… Там что-то не в порядке, – как и всегда язык никак не хотел выговаривать правду. Юнги как-то пытался рассказать о произошедшем Намджуну, но того больше волновало его состояние, а не суть.
– Не в порядке? – Хосок машинально взял его за руку, и Юнги снова оцепенел. Со всеми срабатывало, а его это никак не поддерживало, ну что за проклятая история.
– Мне кажется, что я видел что-то в зеркале. И проверять больше не стану. Тебе тем более не советую.
– Что-то? – эхом отозвался Хосок, нахмурившись.
Что-то. Это определенно было что-то. Нечто. Неживое и напоминающее силуэт. Может, конечно, все эти проклятия от местных и живое воображение сыграли свою роль.
– И потом там не очень крепкий потолок. Если тебя завалит, пропадет моя двадцатка, – постарался смягчить сказанное Юнги. Хосок нахмурился, но потом ободряюще сжал его пальцы и отпустил.
– Ладно, тогда давай по списку. У меня с собой черновой вариант видео – моему другу нужно еще несколько кадров. И я хочу записать танец еще с одного ракурса.
– Договорились, – такой реакции Юнги не ожидал. Или он совсем сошел с ума, или Хосок внезапно ему поверил. – Сейчас коврики достану.
Они снова занялись съемками – Юнги начинал чувствовать себя профессионалом в этой сфере. Руки все еще не отошли со вчера, так что пришлось снимать без фанатизма. На этот раз Юнги старался вести себя тише и незаметнее – он мог бы поклясться, что Хосоку возвращение в реальность из танца каждый раз давалось нелегко. Он сосредоточился на выражении его лица во время танца, уловив, насколько же тот всерьез переживает каждое движение.
Конечно, Хосок не давал ему разрешения, но Юнги сделал несколько крупных планов на свой телефон. Возможно, позже этому другу с талантами монтажера понадобились бы и они.
Хосок, конечно, знал, насколько хорошо танцует. За пределами этой маленькой планетки его ждало большое будущее. А Юнги отчего-то не против был помочь и послужить трамплином для этого со своим особенным местом для съемки. Когда-то он тоже о чем-то мечтал, но мечты, как капризные домашние растения, нуждались в подпитке. И в какой-то момент просто завяли и превратились в прах.
– Эй, все хорошо?
Юнги вздрогнул, выныривая из мутной воды сожалений и печали. С какими-то вещами он не вполне смирился, что уж тут говорить.
Хосок присел на ступени рядом и потянулся за рюкзаком.
– Я снял несколько крупных планов. Перекинуть тебе? – Юнги смахнул несколько видео в мессенджер Хосоку, дождавшись кивка. Тот зачем-то сделал загадочное лицо, а потом сказал:
– Ненавижу незавершенные дела.
– Может, третьего возвращения сюда и не понадобится, – попытался ободрить его Юнги, а потом по блеску в глазах догадался, что тот вовсе не про съемки. – О…
– Доверяешь мне? – спросил Хосок с той же дьявольской улыбкой, что и тогда в книжном.
Юнги на всякий случай не доверял никому, но почему-то кивнул.
– Видишь, не трогаю, – Хосок действительно развел руки в стороны, а потом пододвинулся ближе. – Можно я тебя все-таки поцелую? Или в этот раз еще какая-то облава планируется?
– Никакой, – хрипло выдохнул Юнги, а потом Хосок накрыл его губы своими. Он действовал так невесомо, словно боялся навредить даже таким прикосновением. Но Юнги вовсе не чувствовал себя настолько хрупким. Его оцепенение работало не всегда.
Он сам углубил поцелуй, скользнул ладонью по спине Хосока – ощущение теплоты его тела под мягкой тканью толстовки буквально сводило с ума.
Хосок тоже осторожно прикоснулся к его плечам, зарылся пальцами в волосы на затылке, все так же нежно изучая его рот. Юнги опять показалось, что по щеке мазнуло потоком теплого воздуха, но он не обратил на это особенного внимания.
– Слушай, – сказал Хосок, когда они, наконец, оторвались друг от друга. Его щеки порозовели, а дыхание сбилось. – Раз уж… В общем, ты не хочешь заглянуть на вечеринку завтра, а? Это дома у моего однокурсника, мы с ним проставляемся за последние экзамены. Должно быть весело.
– Мне нужно будет сначала закончить кое-какие дела здесь. Сделаем перерыв в съемках? – уточнил Юнги. Его внутренний рой насекомых окончательно потерял берега и бился обо все внутренние органы сразу.
– Придется. С утра мне нужно помочь с постановкой младшекурсникам. А потом – вечеринка. Но я хотел бы увидеться с тобой снова поскорее.
Юнги не хотелось задумываться о серотонине, способах сбросить стресс и том, что его, кажется, только что позвали на свидание. Так что он кивнул и положился на судьбу. Когда-нибудь она должна была повернуться к нему лицом, а?
***
О состоянии Джина Юнги мог бы догадаться по его одежде. Ну, кому бы пришло в здравом уме надеть розовую толстовку? Нет – не розовую, а такого кислотного оттенка, что глаза от ужаса начинали ныть.
– Ничего не выйдет, – начал тот, когда Юнги подошел ближе. И панически оглянулся в надежде увидеть приближающийся автобус.
– Прекратить панику, – велел Юнги. – Ты обдумал, что будешь говорить?
– Нет, – признался Джин. – Ничего в голову не приходит. Давай потом, а?
– Тогда придется импровизировать, – Юнги принялся буксировать Джина в сторону обычного места сбора всех своих старых и новых друзей, надеясь, что тот не взбрыкнет и не рванет в обратную сторону. – Надеюсь, в этот раз без торта?
– Я взял с собой пару кусочков в контейнере. Не надо было? – ужас в голосе Джина все нарастал. Юнги и сам не знал, как чувствовал бы себя на его месте. Если бы, например, ему понравился бы Хосок, а Юнги сначала выставил бы себя полнейшим идиотом и маньяком, а потом попросил бы о помощи Намджуна.
– Еда – это универсальный язык, – философски заметил Юнги.
– Хорошо сказано. О, Юнги… Я принес тебе книгу.
– Книгу? – от удивления Юнги остановился, но рукава Джина из пальцев не выпустил. Мало ли тот решил использовать отвлекающий маневр.
– Я подумал, что раз ты хорошо знаешь Узел, то тебе будет интересно почитать о его истории.
– Не хочу тебя расстраивать, но я перерыл все возможные источники в библиотеке, – Юнги чувствовал себя неловко. В конце концов, он ничего у Джина не просил. Кроме честно заработанных пятидесяти баксов.
– Эту книгу писал мой знакомый. Он не живет тут, и ему доступны другие архивы, – загадочно заметил Джин, всовывая ему книгу в руки, а потом страдальчески спросил: – Если я выставлю себя полным идиотом, он даст мне вторую попытку?
– Хуже, чем штурм квартиры, уже ничего не будет, – Юнги закатил глаза. Они вышли на освещенную площадку, где уже собрались трое танцоров. Намджун снова выбрал для чтения нейтральное место между юдолью скорби готов и сосредоточению радости танцоров.
Он поднял голову, кивнул Юнги, а потом, заметив, болтающегося на буксире Джина, подскочил и так схватился за томик, будто собирался им отбиваться. Или швырнуть в них и убежать. А ноги у него были явно длиннее, чем у Юнги.
– Ким Намджун, сел на место, – рявкнул Юнги, чувствуя, что с каждой минутой тащить Джина становиться все тяжелее. – Дело есть.
– Дело? – переспросил Намджун, стараясь крошечными шажками удалиться за ближайший вагон.
– Дело, – пропыхтел Юнги. – Стоять, я сказал!
Добравшись до Намджуна, он согнулся пополам и постарался не выплюнуть легкие на щебень – больше он никого на себе никогда не стал бы таскать. Пока он возвращался к жизни, Намджун с Джином устроили панический обмен взглядами.
– Так. Кое-кто – Намджун, это Ким Сокджин – хотел бы извиниться за свое поведение и поговорить с тобой.
– Ага, – согласился все еще напряженный, как струна Намджун. Но поговорить он всегда любил, так что убегать вроде передумал. – Привет.
– Привет, – отозвался Джин, а потом страшным шепотом сказал Юнги. – У меня сейчас сердце остановится.
– Мозг главное не отключай, – посоветовал ему Юнги и, похлопав по плечу, оставил на растерзание Намджуну. Если у того потом появились бы претензии, то Юнги так сказал бы ему – хотел, как лучше. Прямо вот очень хотел.
Конечно, он мог бы сразу отправиться на вечеринку Хосока, но, во-первых, Юнги старался приходить на любое сборище в тот момент, когда половина выпивки уже плескалась в гостях – это обеспечивало ему необходимое наплевательское отношение всех присутствующих. А во-вторых, он собирался все-таки проследить за тем, как Джин попытается найти общий язык с Намджуном. Раньше Юнги думал, что кто угодно может это сделать, но не учел, что во многом это зависело от Намджуна.
Так что он устроился в своей юдоли скорби – готы начали смотреть менее угрюмо, видимо, оценив, насколько танцоры отпугивали всех случайных потенциально проблемных людей. Пусть и гоготали, будто стая гусей.
Книга друга Джина выглядела достаточно мрачной – с темной обложкой, на которой кто-то попытался изобразить знакомые ему станции. Но стоило открыть первые страницы, как все это стало не важным.
Автор действительно черпал информацию не из официальных источников или из местной прессы. Он ссылался на отчеты из архивов, на рассказы еще живых строителей-вахтовиков и прочие недоступные обычной библиотеке вещи.
По его словам, Узел закрыли не просто так, а после крупной аварии с тремя поездами, один из которых вообще был экскурсионным. Виновными в трагедии автор назначил неуничтоженное гнездо с пауками и халатность рабочих.
Но кто вообще пустил три поезда по недостроенным рельсам? Или уже достроенным? Автор считал, что до пуска оставались считанные дни – и в качестве рекламной акции в Узел запустили детей из местной школы, связанной с железнодорожными специальностями, репортеров и выборочно местных жителей.
Вроде бы после оставшихся пауков доуничтожили, а аварию стерли отовсюду, хотя Юнги плохо представлял, как такое вообще возможно. Но зачем же тогда закладывали выходы? И какие такие «они» должны были непременно забрать Юнги с перрона?
Ответы на все вопросы автор обещал дать во второй части, которая только готовилась к печати. Выглядело, как дешевый пиар – если бы Юнги хотел выбросить деньги на что-то бесполезное, то он бы просто высунул руку с купюрой в окно квартиры и разжал пальцы.
Книга больше походила на безумные фантазии любителя теории заговора. Для того, чтобы скрыть трагедию такой величины, местные власти должны были иметь неограниченный административный ресурс, кучу денег на затыкание ртов, а также небольшую команду зачистки всех родственников погибших. Нет, проще было поверить в неизвестное проклятье.
Он поднял взгляд и проверил обстановку: Намджун с Джином что-то оживленно обсуждали, и в ход уже пошли контейнеры с кусочками торта. Пока все шло нормально.
Юнги сунул книгу в сумку и откинулся на свою любимую арматуру. Стоило ли ему вообще соглашаться на приглашение Хосока? Если уж что Юнги и умудрялся предвидеть заранее, так это ситуации, в которых он пожалеет о сделанном. И эта представлялась ему именно такой.
– Эй.
Из задумчивости его вывел Намджун, осторожно дотронувшийся до его плеча.
– Мы уходим, – сказал он. – Меня на кофе пригласили.
Сияющий Джин за его спиной разве что не приплясывал.
– Ладно. Ведите себя хорошо, – Юнги потряс головой, стараясь избавиться от сонливости. – Звони, если нужен буду.
– Скажи честно, – Намджун сощурился. – Это была месть за танцоров? И за Хосока лично?
– Обижаешь, – Юнги фыркнул. – Ты думаешь, что я настолько мелко мыслю? Это была месть, способ заработать деньги и доброе дело. Три в одном, Намджун.
– Совести у тебя нет. Продаешь меня на сторону, – укоризненно заметил Намджун.
– Не я такой, а жизнь.
После добрых дел полагалась награда, так что, проводив взглядом уходящих Намджуна и Джина, Юнги пошел к еще одной автобусной остановке. Он надеялся, что Хосок действительно его ждал.
***
И кто сомневался – танцоры, естественно, проставлялись с особенным размахом. Хосок вчера говорил, что вечеринка будет в доме его однокурсника, но Юнги все равно почему-то настроился на квартиру, пусть даже и очень большую. Отдать на растерзание целый дом… Это впечатляло.
Из окон гремела музыка, и при желании начинать веселье можно было уже с улицы. Входную дверь никто не запер, так что Юнги просто зашел внутрь, поражаясь количеству народа на квадратный метр помещения.
От обычных вечеринок, впрочем, эта ничем не отличалась ни в лучшую, ни в худшую сторону. Куча незнакомых людей, уже надегустировавшихся алкоголя и начавших разбиваться на парочки или небольшие группы, грохот музыки, в котором не опознавалась ни одна нота, жуткая духота и приглушенный свет.
В поисках Хосока Юнги несколько раз обошел все комнаты на первом этаже и, видимо, примелькался – на третьем круге ему в руки сунули стакан с выпивкой. Пошла она слишком хорошо – Юнги не сразу сообразил, что на голодный желудок. Второй стакан ему достался около лестницы, но подняться он не успел.
– Я уже думал, что ты не придешь, – Хосок вынырнул прямо на него не иначе из пространственного кармана. Он выглядел слишком хорошо для любой вечеринки – в военных штанах с сотней карманов и футболкой с таким широким воротом, что Юнги видел и длинную шею, и разлет ключиц.
– Почему? Вроде я обещал, – Юнги в пару глотков допил очередной коктейль, думая о том, как же ему хочется прижать Хосока к ближайшей стене и поцеловать нежную кожу на шее.
– Считал тебя не большим фанатом вечеринок, – Хосок счастливо улыбнулся, походя коснулся ребра ладони Юнги кончиками пальцев и тут же отстранился.
– Я и не фанат, – третий стакан появился как раз вовремя, чтобы Юнги успел заткнуть себе рот и не продолжить откровения о том, чей он именно фанат сегодня. – И как же ты предлагаешь мне тут развлекаться?
– Сейчас покажу тебе, где тут можно перекусить, прослежу, чтобы не доломали кровать на втором этаже, и устрою развлекательную программу, ладно? – Хосок подмигнул и повел его за собой. Оказывается, в своих странствиях Юнги не заметил закрытую дверь в небольшую, очень уютную кухню. Еды там стояло столько, что целый армейский взвод мог бы питаться этим пару дней, хотя гостей в таких местах нечасто интересовала еда.
– Жду тебя где-то там, – Юнги прихватил себе пару сэндвичей и быстро нашел в гостиной самый темный и дальний угол. Ноги и руки уже охватила приятная истома, а в голове начал клубиться туман.
Юнги чувствовал себя человечком, вырезанным из газетной бумаги и прилепленным на красочное полотно дорогого художника. Он никогда не становился частью таких вечеринок, а тут к тому же все, кроме Хосока, были ему незнакомы. Хотя сэндвичи определенно удались.
Наконец, музыка и алкоголь сделали свое дело – Юнги поплыл, словно в трансе. Ему захотелось телепортироваться отсюда прямо домой и крепко уснуть. А утром обнаружить, что вчерашний поцелуй и вечеринка ему только приснились. Такое в его жизни не могло произойти.
А если бы и произошло, то не продлилось бы долго. Самые длительные отношения Юнги закончились таким жутким скандалом, что он до сих пор вздрагивал от одних только воспоминаний. А любая попытка сблизиться с Хосоком – таким ярким и талантливым – просто сама по себе была обречена.
– Я спас кровать и готов тебя развлечь, – Хосок, точно соткавшийся из дыма, забрал у Юнги тарелку с недоеденным сэндвичем и потянул за руку на себя. – Как насчет потанцевать?
Юнги не сразу понял, насколько тот реален, но потом опьяненный мозг все-таки перестал сходить с ума. До галлюцинаций он еще ни разу не допивался.
– Ты меня ни с кем не путаешь? – спросил он. – Где я, а где потанцевать?
– Ничего сложного, просто потопчемся вон там, где все топчутся, – Хосок махнул рукой в сторону парочек, покачивающихся под очередной грохот и скрежет. Ну, хотя бы не у одного Юнги слух сейчас отключился настолько, чтобы танцевать вообще не в ритм.
– Я не настолько пьян, – заметил Юнги, пытаясь сесть обратно, но Хосок тут же выудил откуда-то две высокие стопки и предложил:
– Шот?
И когда Юнги отказывался от бесплатного алкоголя? Тем более, что тот легко проскользнул в горло, усиливая приятные ощущения во всем теле.
– Идем. Пожалуйста, – Хосок потянул его к танцующим, а потом закинул руки ему на плечи, прижался сильнее и принялся покачиваться. Юнги почувствовал, как все реакции замедлились – и он не сразу осознал, что привычное оцепенение не пришло. Прикосновения Хосока казались приятными, не несущими обычной угрозы – и, возможно, спиртное тут не имело никакого значения.
Потом он вдруг острее, чем раньше ощутил чужое присутствие, тяжесть рук, тепло тела, ненавязчивый, искристый запах какой-то туалетной воды. Хосок точно заполнил собой все пространство вокруг него, выкачал воздух, окутал очередным сном наяву.
– Говорят, – прошептал Хосок ему на ухо. – Что секс – это танец в горизонтальной плоскости.
– Тогда я не только ужасный танцор, – отозвался Юнги, наконец, расшифровав его дьявольский тон. С ним почти с первого дня открыто флиртовали, а он только в измененном состоянии сознания это и уловил.
Хосок фыркнул. Его бедра так тесно прижимались к Юнги, что тот никак не мог перестать об этом думать. Одновременно хотелось чего-то большего и сбежать. Сбежать с паническими воплями.
Если что Юнги и усвоил в законах своей жизни, так это баланс хорошего и плохого. Чем лучше он чувствовал себя сейчас, тем хуже все пошло бы потом.
– Не бойся ты меня, – попросил Хосок, мазнув губами где-то у него за ухом. – Ты мне нравишься, Юнги.
– Серьезно? – спросил Юнги, и чуть не дал себе по голове за такой тупой вопрос.
– Серьезнее некуда, – Хосок хотел добавить еще что-то, но его уже кто-то настойчиво звал со второго этажа. – Какого хрена, а… Подожди меня, ладно? Да иду я, придурок!
Юнги с облегчением вернулся в кресло, закинув в себя по пути еще пару шотов с подноса на журнальном столике, чтобы утрамбовать происходящее в голове. А потом комната расплылась в огромное цветовое пятно, пол поехал из-под ног, и все распалось на куски.
Где-то в этом хаосе Хосок разговаривал с ним и тащил куда-то.
– В следующий раз я приглашу тебя на вечеринку трезвенников, – сокрушался он. – Не стоило подсовывать тебе еще алкоголя. Какой же я идиот, а…
Юнги хотел бы ответить, но реальность продолжала вести себя, как сломавшийся калейдоскоп.
– Мы у меня, – наконец, сказал ему Хосок. – Сейчас помогу тебе раздеться и поспишь. Только кровать у меня одна, а на полу я лежать отказываюсь.
Сквозь гул в ушах и вспышки света под веками Юнги различил его лицо – все такое же сумашедше красивое. В самый раз для журнала. С него стянули одежду, завернули во что-то мягкое и, наконец, отпустили в небытие.
А небытие всегда вызывало у Юнги симпатию.
***
В первый раз Юнги проснулся в середине ночи. Сквозь щель в плотных шторах он разглядел ночную улицу за окном, освещенную оранжевым светом фонаря. Голова наливалась нехорошей тяжестью, а глаза пытались сами собой снова закрыться. Хосок тихо дышал во сне совсем рядом, прижавшись к боку Юнги потрясающе горячей спиной. Наверное, он разочаровался в нем.
Говорил же Юнги, что герой-любовник из него еще хуже, чем потрясающий танцор. Вот только в следующий раз стоило бы доказать это, не напиваясь до отключки. Вообще обычно Юнги знал свою норму, но проклятая вечеринка просто действовала ему на нервы, а тут еще и настойчивость Хосока…
Вздохнув, Юнги закрыл глаза, почувствовал запах чистого белья, перемешанного все с той же ненавязчивой туалетной водой, и снова задремал. Мучить его снами голова не стала, с облегчением отключившись до более подходящего времени.
Следующее пробуждение вышло намного более неприятным – по глазам резанул свет, проникший в комнату все через ту же щель между шторами. Голова от этого попыталась развалиться на части, а следом привычно заныла спина. Нет, все-таки к такой ранней старости Юнги не успел подготовиться.
Несмотря на состояние, первая мысль, которая оформилась в голове, говорила собраться и искать выход на улицу.
– Кинь аспирин в стакан с водой, – не зная о его намерениях, велел Хосок из кухни, отделенной от спальни только тонкой стеной. – Дверь в ванную комнату прямо напротив тебя.
Юнги, как зомби, протянул руку и выполнил указания насчет таблетки. От шипения ему заранее немного полегчало.
– В ванной найдешь гостевую зубную щетку. И можешь взять что-то из моего белья, – продолжал командовать Хосок. Судя по голосу, настроение у него было приподнятое. – А я омлет делаю.
В воздухе пахло свежезаваренным кофе, жареными помидорами и нарезанной зеленью. После аспирина Юнги даже мог подумать в сторону завтрака, а не пули в висок.
– Гостевая – это многоразовая? – спросил он, поднимаясь на ноги и стараясь не шевелить лишний раз головой.
– Гостевая – это нераспакованная, – со смехом ответил Хосок. – Можешь тапки мои взять, они рядом с кроватью стоят.
Юнги с подозрением взглянул на меховые тапки в виде кроликов, как будто одним своим видом они могли разрушить его репутацию. Ну нет, он и босиком походит, тем более пол подогревался.
Почистив зубы распакованной гостевой щеткой, Юнги принял короткий душ и сменил белье на чужое. Свое он пихнул в сумку и понадеялся, что не забудет потом об этом.
На этом силы закончились, и Юнги снова лег на кровать, накрывшись полотенцем и лениво размышляя, успеет ли сбежать через окно, чтобы не усугублять ситуацию. Потом он отвлекся на полоску света на полу, длинно моргнул, а когда снова открыл глаза, то в поле зрения оказались колени Хосока. И сам Хосок, конечно, – в майке и широких шортах.
– Доброе утро, – сказал он, садясь рядом. – Как после вчерашнего?
– Бывало и получше, – выдавил Юнги. Голова болела, мысли в ней панически метались, сталкивались и снова начинали биться о стенки черепной коробки. Может, протянуть руку и коснуться Хосока? Но ради чего? Сколько продлились бы их отношения?
– Что-то не так? – Хосок наклонился к нему, стараясь вести себя очень осторожно. – Ты меня все еще боишься или что? Как насчет перейти от поцелуев к чему-то еще? Или просто позавтракаем? Тебе же не нужно на работу?
– Я себя боюсь, – хрипло признался Юнги. Рука сама собой потянулась к вновь открывшимся ключицам. – И будущего боюсь. А вот секса и работы не особенно. В выходные можно и расслабиться, да?
– Будущее никогда не наступает. Все настоящее и настоящее, – легкомысленно заметил Хосок, подставляясь под его руку. – Ты мне нравишься, и я думал закончить вчерашнюю вечеринку чем-то более занимательным, чем крепкий сон. А я тебе нравлюсь?
– Смеешься? – спросил Юнги, чувствуя себя на краю пропасти. Стоил ли полет последующего удара? – Конечно, да.
– Тогда поцелуй меня и перестань думать о том, что никогда не произойдет, – велел Хосок, улыбаясь.
Кажется, это был самый соблазнительный приказ в его жизни. Юнги вдруг стало свободнее дышать. Он так устал думать про то, что никак не поддавалось его контролю, но словно кусок арматуры засело у него в ребрах, мешая нормально жить. Так может Хосок был прав?
Юнги перевернулся, завалив и подмяв Хосока под себя, и наконец всерьез поцеловал, впервые стараясь сосредоточиться только на настоящем. На чужих губах, на потрясающих звуках, которые издавал Хосок, когда так жадно отвечал на поцелуй, на том, что сейчас Юнги было позволено, на белье, от которого Хосок его быстро избавил.
С трудом оторвавшись от губ, он наклонился к вожделенной шее, как оголодавший вампир. Кожа пахла Хосоком – Юнги медленно изучал каждый сантиметр губами, стараясь растянуть мгновение.
Хосок поглаживал его спину, рисовал кончиками пальцев загадочные узоры, явно наслаждаясь тем, что может, наконец, свободно прикасаться. От оцепенения не осталось никакого следа. Кажется, его все это время мучил тактильный голод – и сейчас он старался его утолить.
– Ох, почему ты не сказал, что никуда не торопишься, – простонал Хосок, а потом дернул на себя и втянул в очередной тягучий, нежный поцелуй. – Я так рассудка лишусь.
– Я предупреждал про горизонтальные танцы, – фыркнул Юнги, проводя ладонью по его колену, как давно мечтал. Пальцы скользнули под край штанины, заставив Хосока окончательно потерять голову и застонать ему в рот. Оторваться друг от друга казалось просто невозможным – Юнги потерялся в поцелуях и прикосновениях, чувствуя себя так, будто с него сняли кожу, а сердце того и гляди проломит ребра.
– Ничего, вальсы я тоже умею танцевать, – наконец, выдохнул тот, когда Юнги стянул с него майку и шорты.
– Есть что-то, чего ты не умеешь? – уточнил Юнги. Его охватило странное, почти религиозное чувство – точно прикосновения сделали нечто, происходящее между ними, реальным, настоящим, не подверженным обычной неудаче Юнги. От возбуждения в глазах начало плыть.
– Долго ждать, – прорычал Хосок, обхватывая его ногами за пояс. – У меня в кармане все, что нужно. Найди и не издевайся уже.
Юнги прижался к нему ближе, порадовавшись, что не стал откидывать его шорты далеко, вытащил тюбик со смазкой и презерватив, а потом, пока вскрывал упаковку и надевал, прошептал на ухо:
– Ты не сказал «пожалуйста».
– Я сейчас скажу «немедленно», – прошипел Хосок, а потом нарочито медленно облизал верхнюю губу. – Пожалуйста. Пожалуйста, Юнги.
– Все, что захочешь, – дольше всего в его, как и всегда, холодных руках согревалась смазка. – Но как ты понимаешь – не быстро.
Хосок фыркнул, глядя на него потемневшими глазами. Челка прилипла к влажному лбу, грудь неровно вздымалась, а член стоял так, что Юнги ужасно захотелось попробовать его на вкус, но он отложил это до следующего раза. Кто знает, не прибил бы его Хосок из-за смены хореографии.
– В следующий раз… – Хосок охнул, когда пальцы Юнги скользнули внутрь, выгнулся навстречу, забыв, что хотел сказать. Улыбка опять превратилась в оскал, а лицо стало таким же, как и во время танца. Отрешенным, сосредоточенным только на том, что творится внутри его головы.
Сил терпеть уже не оставалось, и Юнги наклонился к нему для поцелуя, одновременно с этим толкнувшись внутрь.
Они оба замерли на секунду, привыкая, а потом Хосок неожиданно больно укусил его за нижнюю губу, стиснул коленями за бока и подчинил собственному, диковатому ритму. Юнги подстроился под его быстрые движения, понимая, что надолго его не хватит. Хосок виновато поцеловал его в угол рта, извиняясь за укус. Он явно не планировал так делать, и это в какой-то мере польстило.
Ритм напоминал обманчиво простой бит, который мог не только легко уничтожить начинающего, но и принести проблемы опытному баттловику. Никогда еще Юнги не был так сосредоточен.
– Я больше не могу, – Хосок в какой-то момент так сильно впился ему в плечи, что завтра к больной спине прибавились бы еще и синяки. – Я…
– Кончай уже, – выдохнул Юнги, чувствуя, как через секунду сам не выдержит. Хосок вскрикнул, выплескиваясь себе на живот, а через несколько движений Юнги последовал за ним.
Несколько минут они лежали в тишине, пытаясь восстановить сбитое дыхание и справиться с учащенным сердцебиением.
– Так, теперь перевернись на спину, – Хосок пришел в себя первым, а у Юнги не нашлось сил спорить, как и на потенциальный второй раунд прямо сейчас. – Спина болит?
– Временами, – Юнги подтянул к себе полотенце. – А что?
Хосок подождал, пока он вытрется и все-таки перевернется, а потом отодвинул все лишнее и принялся быстро и привычно растирать ему затекшие мышцы.
– Я знаю, как исправить ситуацию. Нас учат массажу и самомассажу, – похвастался он. – Надеюсь, завтрак не сильно остынет.
Юнги прикрыл глаза, стараясь не выдать, что именно сейчас ему абсолютно все равно на все завтраки мира. Лишь бы Хосок разминал ему спину и никуда не уходил.
***
В этот раз метро показалось не таким уж и мрачным. Конечно, розовые очки Юнги так и не надел – все возможные он раскокал еще в предыдущих отношениях, – но общий фон все равно стал более позитивным.
– Он говорит, еще пару кадров – танца больше не нужно. Может, несколько движений, но чего-то нового, – Хосок кружил по перрону, как акула, высматривающая жертву. Пару раз он бросил взгляд в сторону туалета, но, к счастью, еще раз спрашивать не стал. – Может, может… Может, снять что-нибудь на путях?
Пути Юнги тоже не нравились. Странно бояться чего-либо в туннеле, где все входы и выходы завалены, но Юнги все равно старался пореже туда спускаться. Перрон продолжался и за ними, но там с одной стороны обрушилась стена, а с другой находилась только дверь, ведущая в служебные коридоры.
– Ладно, – он первым спрыгнул вниз. – Можем поставить за твоей спиной лампы так, чтобы напоминало огни поезда.
– Будет круто, – Хосок присоединился к нему с ковриком в руках и, несмотря на восторженную улыбку, передернул плечами. – Но все равно неуютно, да?
– Ага, – согласился Юнги. – В меня все детство родители вбивали, как себя вести на железной дороге. И сейчас мне кажется, что выскочит поезд и переедет меня.
– Именно, – Хосок засмеялся, но немного нервно. – Куда поставим лампы? Думаю, что я еще раз сделаю начало и конец. О, и еще ему понравились твои крупные планы. Снимешь побольше?
– Без проблем.
Ну вот, теперь если Юнги уволят из книжного магазина, то он всегда сможет устроиться куда-нибудь помощником оператора. Или даже самим оператором. Заманчивая карьера маячила перед глазами.
Лампы получилось закрепить в завале так, чтобы все действительно выглядело, как огни приближающегося поезда. Юнги даже испытал невероятное желание выдернуть Хосока на перрон и больше не давать ему спускаться вниз.
– А это, кстати, что? – Хосок кивнул на рельс, который Юнги использовал, как ступеньку для возвращения наверх.
– Контактный рельс, – Юнги хотел пояснить дальше, но Хосок, видимо, тоже вспомнил методички по технике безопасности.
– Тот, который нельзя трогать?
– Ага. Только этот можно. Он, как мертвая змея, уже не опасен.
– Ненавижу змей, – заметил Хосок, инстинктивно отодвигаясь назад. – Снимаем?
Он снова впадал в свое трансовое танцевальное состояние. Юнги поднял телефон и начал снимать, стараясь не упустить самые мелкие движения. Он бы с большим интересом посмотрел, что у них за видео получалось, но Хосок не предлагал. Возможно, не хотел показывать незаконченное – Юнги и сам никому бы не дал увидеть наброски дисса или костяк песни. Правда, ни костяков, ни песен в последнее время и не было: Юнги как-то разочаровался в музыке, в своей способности писать ее и всем остальном. Вот у Намджуна получалось, а он оказался способен только изощренно оскорблять людей. Так к чему дергаться? Как правильно говорили старые, мудрые люди – каждый должен знать свое место.
Задумавшись, Юнги едва не упустил выражение лица Хосока, но вовремя успел сориентироваться, и камера поймала его темный, потусторонний взгляд во время финала.
– Ну как? – Хосок вытер пот со лба и подошел к нему. – Вышло что-нибудь?
– Вышло отлично, – Юнги перемотал запись и включил с самого начала.
– Ух, выглядит так, словно я рискую жизнью, – улыбнулся Хосок. – Круто!
Юнги опять ощутил на шее теплое дуновение, но, обернувшись, ничего не увидел. Похоже, кто-то открыл наверху вентиляционную решетку, и теперь сквозняки гуляли по этому месту все время.
– Хосок…
Тот уже собирался снова повторять танец, так что опять выглядел не очень довольным. Юнги не стал бы его прерывать, если бы вопрос не показался ему очень важным.
– Помнишь, ты говорил, что хочешь быть «больше»? Показать себя? Думаешь, оно получается? Что для тебя «показать себя»?
– Не знаю пока, – Хосок пожал плечами и вздохнул. – Мне хочется быть разным, чтобы никто не мог приклеить ко мне никакой ярлык. Хочется быть уникальным, но я понимаю, насколько это… ну… незрело? Наверное, нужно смирить гордыню и просто заниматься танцами, да?
– Ты не к тому человеку обращаешься, – Юнги криво улыбнулся. – Я не знаю, что такое смирить гордыню. Я сам – гордыня.
– Звучит очень достоверно, – Хосок фыркнул. – Ты очень тщеславен относительно объемов своей гордыни.
– Эй, это прозвучало двусмысленно! Не дразни меня, – Юнги отошел подальше, чтобы снять общий план. – Поехали?
Ответ выглядел уместным, но Юнги все равно ощутил легкий укол стыда за себя. Хосок обратил все в шутку, а ведь он совсем не шутил: Намджун иногда замечал, что величина его гордыни прямо пропорциональна его комплексу неполноценности. И это – опять же по его словам – было совершенно нормально, прямо как по учебнику. По какому учебнику Юнги никогда не спрашивал. Его немного пугало, что у Намджуна мог оказаться учебник лично по нему, Юнги.
Ведь он был абсолютно прав. Юнги, как тот осел, не имея сил выбрать, вечно застревал между приятными мыслями о собственной гениальности и крутости и жуткими о том, насколько же ошибается. Самым страшным, наверное, для него стало бы не просто осознать собственное ничтожество, но и понять, что окружающие давно это видели и просто берегли его от правды.
Каждый раз от этих мыслей желудок поднимался к горлу. Вот и сейчас накатило так внезапно, что Юнги согнулся, едва не выронив телефон под ноги.
– Юнги? Юнги, ты в порядке? – голос Хосока звучал слишком близко и далеко одновременно. Только теплые ладони на плечах давали понять, что Хосок подскочил к нему почти сразу и пытался как-то привести в себя.
Тошнота постепенно отступила, перед глазами закружились желтые пятна, и Хосок осторожно подвел его к краю платформы.
– Давай я подсажу, и ты поднимешься, – донеслось до Юнги. Кивнув, он почувствовал, как Хосок обхватил его поперек туловища и поднял вверх. Под ногу попался тот самый контактный рельс, и секунду спустя Юнги уже сидел на платформе.
– После вчерашнего плохо стало? – спросил Хосок, забираясь следом. Он почему-то предпочел не касаться рельса, а подтянулся на руках.
– Нет, иногда бывает. Спать больше нужно, – отшутился Юнги, понимая, что именно так на него накатывает впервые. Одно дело, когда от мыслей дурно, и совсем другое – вполне серьезно едва не вывернуть содержимое желудка себе под ноги. Еще и голова кружилась. – Сейчас уже лучше.
– А по цвету лица не скажешь, – Хосок осторожно погладил его по волосам, как мама в детстве. Юнги положил голову ему на плечо и прикрыл глаза, надеясь быстро восстановиться. Может, действительно вчерашний алкоголь подействовал.
– Давай посидим и вернемся наверх, – предложил Хосок. – Ребята сегодня собираются устроить баттл. А закончим в другой раз.
– Ага, – согласился Юнги. Ему ужасно захотелось оказаться на свежем воздухе. Ради этого он готов бы согласиться на все.
***
На воздухе Юнги почти сразу почувствовал себя лучше – и дурнота, и тошнота отступили. Не стоило, наверное, проводить в метро так много времени, ведь воздух под землей вряд ли принес кому-нибудь пользу. Но в прошлом году Юнги вообще сидел там сутками: писал диссы, репетировал и просто отдыхал от окружающих, и ни разу ему не становилось настолько плохо.
Хосок положил ладонь ему между лопаток, согревая и стараясь поддержать, и, может, это тоже помогало. Теперь Юнги казалось, что к этим теплым пальцам неосознанно тянется его судорожно трепыхающееся сердце, отчего пульс отдается во всем позвоночнике.
Затылком он все еще ощущал теплое дуновение. Может, открытая вентиляция шла не с поверхности, а откуда-то изнутри? И там мог скопиться какой угодно газ.
Дома у Юнги в стенном шкафу валялось много приборов, в том числе детектор газа, который он приобрел после ужасающих статей про утечки и взрывы в домах. Вот в следующий раз стоило прихватить его и все проверить. А потом забыть про станцию.
Почему-то мысль о том, что больше не придется спускаться в метро, не вызывала никакого ощущения потери. В конце концов, он приобрел нечто более важное. Пусть даже и не надолго.
Первыми, кого увидел Юнги на месте сбора, оказались Намджун и Джин. В этот раз хотя бы обошлось без толстовок необычных цветов, разве что Намджун выглядел непривычно мягким и задумчивым.
Пока Юнги устраивался поближе к танцорам, разгребающим от мусора бетонную площадку для баттла, Намджун что-то рассказывал кивающему Джину. Его рука то неуверенно обхватывала его за плечи, то возвращалась на исходную позицию на коленях. Это выглядело так интимно и неловко, что Юнги отвернулся и принялся наблюдать за танцорами. Впервые ему пришло в голову, что он, кроме Хосока, не знает никого из них и для него они представляют собой многоголовую и многорукую невнятную массу – и это не совсем правильно. С другой стороны, для них он – странный, потенциально опасный чувак с неприятным взглядом, так что они квиты.
Хосок сразу же включился в процесс подготовки, и Юнги заметил, как многие беспрекословно слушались его, а иногда очевидно ждали указаний. В первый день он ни за что не принял бы его за лидера, но сейчас, зная, каким разным тот умеет быть, предполагал, что в Хосоке есть умение отдавать приказы и не мучиться вопросом, имеешь ли ты право командовать?
– Ладно, поехали, – велел парень с новеньким смартфоном, который отвечал за музыку. – Включаю?
Юнги отлично представлял, как проходят баттлы – и танцевальные не слишком отличались от всех остальных. Двое танцоров выходили друг против друга, каждый танцевал под случайно выпавшую мелодию со смартфона, а потом остальные голосованием решали, кто победил.
Первыми соревновались двое самых молоденьких танцоров, и Юнги чуть-чуть заскучал. Хосок стоял на другой стороне площадки и изучал происходящее неприятным, цепким взглядом. Казалось, что любой танец он считал своей зоной ответственности и внимательно следил, чтобы исполнитель не налажал и не сбился.
– Давай, Хоби, давай, – начали просить другие, когда первый баттл закончился безоговорочной победой того парня, который, конечно, разок сбился, но зато легко продолжил после собственной же ошибки. Его соперник наоборот пал духом, когда понял, что лажает, и сдался еще до того, как закончилась музыка.
Хосок попытался отмахнуться, что-то с улыбкой сказал, но его все равно выпихнули в круг. Юнги в первый раз услышал это «Хоби», и оно ему ужасно понравилось. Это имя, откуда бы оно ни взялось, ужасно Хосоку шло. Хотя Юнги мог бы поклясться, что тому шло вообще все. Хотел бы он когда-нибудь тоже получить право его так называть.
В соперники Хосоку достался шустрый парень в зеленой налобной повязке, ужасно счастливый от того, с кем он соревнуется. Хосок сделал жест рукой, уступая ему очередь, и импровизированный ди-джей запустил попсовый трек. Юнги не собирался пристально всматриваться в выступления посторонних ему людей, но не мог отрицать, что на его вкус парень танцует хорошо. Не завораживает, конечно, но вполне на уровне – он попадал в бит и получал удовольствие от собственной крутости и легкости, с которой двигалось его тело, к тому же некоторые выверты Юнги не смог бы повторить под угрозой смертной казни.
Интересно, а что делали, если танцоры не слишком отличались по уровню? Как решали? Или, может, профессионалы все-таки улавливали разницу?
Юнги хотел поймать взгляд Хосока, чтобы поддержать его, но тот внимательно следил за чужим выступлением. Наконец, музыка закончилась, и Хосок обменялся с соперником улыбками. Да, на баттлах Юнги о таком и речи не шло. Все радовались, если после победы никто никому не бил морду.
Хосок вышел в центр, ожидая своей музыки. Ему достался быстрый, резкий трек, совсем не похожий на тот, что звучал только что. Почему-то Юнги ждал чего-то вроде танца в метро, и, кажется, слишком широко открыл рот, когда Хосок начал буквально вибрировать под бит. Под заковыристый бит его тело совершало сотни микродвижений, словно превратившись в синхронизированное с музыкой видео. А потом ноги задвигались резко и плавно одновременно, будто в них не было ни одной кости, будто сам Хосок не имел веса и мог одним усилием опустить себя на землю и поднять с нее, опираясь только на край ступни.
В какой-то момент Юнги осознал, что вопит вместе со всеми вокруг, почти ничего не соображает, а Хосок не собирается щадить ни его, ни соперника. В тигрином прыжке он перешел к элементам, напомнившим Юнги нижний брейк, а потом снова поднялся на ноги, став одной плавной линией, волной из движений, как и волна – мягкой и смертельной.
Кажется, Юнги понял, как определяли победителя, и насколько же наивными были его мысли об уровне танцоров. То, что он увидел, превзошло все его ожидания, все его возможные воображаемые танцевальные баттлы.
Ему ужасно захотелось прикоснуться к Хосоку, которого сейчас обнимали и похлопывали по спине друзья, но Юнги остался на месте. Может, ему стоило уйти?
Если бы не Намджун, неслышно подкравшийся и севший рядом, то Юнги постарался бы раствориться в темноте Узла, настолько ощущение инородности стало невыносимым.
– Эй, – тот улыбнулся и кивнул на Хосока. – Я же говорил, что он классный.
– Говоришь как гордый сводник, – фыркнул Юнги.
– Сводник? Ты меня тут за пятьдесят баксов человеку продал, – заметил Намджун.
– Неправда, – совершенно искренне возмутился Юнги. – Я информацию продал и психологическую поддержку. И еще денег не получил.
Намджун закатил глаза, а потом спросил:
– Слушай, у тебя остались проходки на завтрашний баттл? Я хотел бы с Джином пойти.
Юнги кивнул и, порывшись в сумке, нашел ничуть не похудевшую пачку. Ему, как и всегда, дали десять проходок, одну он уже отдал Намджуну, а остальные отправились бы после баттла в мусорное ведро.
– Держи.
– И его пригласи, – Намджун дружелюбно кивнул подходящему к ним Хосоку и ушел. Даже не спросил, как дела, проклятый предатель.
– Куда пригласи? – спросил Хосок, падая рядом на сложенные рельсы. – Как тебе?
Желание прикоснуться к нему прошло, а от вопроса в груди словно что-то скрутилось в жгут и мешало дышать. Хосок потянулся к его руке, но потом, точно ощутив еще не проявленную реакцию, чуть подвинулся ближе и так поставил ногу, чтобы соприкоснуться с Юнги щиколотками. Хотя бы так поддержать.
Юнги с трудом смог выдохнуть и улыбнуться в ответ:
– Это было потрясающе. Ты просто его разнес на куски.
– Впервые видишь баттлы, да? – Хосок довольно блеснул глазами. – Так куда нужно меня пригласить?
– Держи, – Юнги сунул ему в руки проходку и постарался выглядеть совершенно незаинтересованным. – Завтра у меня баттл в клубе. Это тоже тут неподалеку. Может, тебе захочется…
– О, я приду, – Хосок действительно мог одной улыбкой осветить весь мир. Даже мир Юнги. Оттого-то и больно было думать, что скоро Юнги его улыбки больше не увидит.
– Хорошо.
Но что-то внутри все равно нелепо надеялось на чудо.
***
Голова соображала подозрительно трезво и ясно, хотя почти всю ночь Юнги провел за репетициями, в перерывах заливаясь кофе и газировкой. Поэтому на работу пришел не в себе.
Куски дисса сами всплывали в памяти, и Юнги бубнил, пока паковал книги, пока распаковывал новые поступления, пока подменял Юну и бродил по торговому залу. И нужно было быть Юной – с ее блесточками и неизменной радостью – чтобы принять его бесконечную репетицию за тщетную попытку объясниться в своих чувствах.
– Ты влюбился? – страшным шепотом спросила она, когда вернулась с обеденного перерыва.
– Я занят, – невпопад ответил Юнги, что, видимо, только убедило ее в этой теории. До конца рабочего дня она посылала ему ободряющие взгляды и явно старалась дать возможность отточить потенциальное признание.
Хотя, возможно, ее теория возникла не на пустом месте. У Юнги впервые внутри что-то мелко-мелко тряслось, а руки ходили ходуном. Мысль о Хосоке никак не отпускала – и пусть Юнги знал, чем все это кончится, надежда не хотела исчезать. Он сосредоточился на том, что в клубе не мог позволить никаких трясущихся рук, никакого проявления неуверенности, иначе просто просрал бы баттл самым позорным образом.
И вот сейчас, подходя к клубу, Юнги чувствовал удивительную прозрачность собственной головы и мог бы поклясться, что ни к чему хорошему это не приведет. Охранник видел его не в первый раз, так что без вопросов впустил внутрь и занялся несовершеннолетней парочкой, старающейся незаметно просочиться внутрь.
Для сегодняшнего баттла Юнги впервые подбирал одежду. Ему хотелось хорошо выглядеть для Хосока. Вряд ли тот оценил бы его старую, заляпанную красками толстовку или растянутые джинсы, так что пришлось натянуть что-нибудь поприличнее. Но почему-то в черном, новом худи и в неубитых джинсах он ощущал себя более жалким, чем обычно.
Из старого с ним остались только перчатки с отрезанными пальцами, которые приносили удачу. Сколько Юнги ни надевал их, они всегда работали. Сегодня удача понадобилась бы ему совсем в другой сфере, но вдруг чудесным образом и тут перчатки помогли бы.
– Привет, – бросил он Намджуну, как обычно исполнявшему роль его секунданта и няньки одновременно. Вот и сегодня тот притащил бутылку теплой воды, чтобы горло не пересыхало.
– Привет, – тот махнул рукой пробирающемуся к ним Джину. – Ну, как настроение?
– Как обычно. Как у покойника, – отозвался Юнги. Ему хотелось оглядеться и поискать Хосока, но он сам себя одернул. Лучше бы Хосок так и не появился, тогда они смогли бы сделать вид, что никакого приглашения не прозвучало и продлить агонию еще на несколько дней.
– Никогда еще не был на баттле, – с восторгом сообщил Джин. – Я, кстати, познакомился с вашим фанатом. Во-он там, возле бара стоит. Сказал, что его зовут Чонгук, он друг Хосока, знаете такого?
– Мы даже не знаем, что у нас есть фанаты, – честно признался Намджун. – Слушай, ты иди на второй этаж, там будет лучше видно. И поймай Хосока, когда он придет, ладно? Потом со всеми познакомимся.
– Не вопрос, – все с таким же энтузиазмом отозвался Джин и принялся прокладывать себе путь к лестнице.
Юнги постарался дышать носом и не слишком отвлекаться от дисса. Когда-то он слышал про девушку, предсказывающую катастрофы, которую никто и никогда не слушал. Сейчас он чувствовал с ней духовное родство – пока остальные наслаждались жизнью, он уже улавливал едва слышимый голос беды.
– Идем, – Намджун повел его к площадке для баттлов в самом центре клуба, точно слепого. – Все будет нормально. Джин там нашел Хосока, посмотри.
Юнги повернулся и действительно увидел рядом с Джином Хосока в светлой толстовке. Прозрачность в голове дошла до максимума, почти что звенела, как стекло. Все дурные предчувствия обострились, и одновременно с этим Юнги ощутил невероятный подъем. Его словно приговорили к смерти, а потом отправили в бой – и никакого страха больше не существовало. Сложно бояться, когда терять уже нечего. Вступительную речь ведущего Юнги пропустил мимо ушей. На «Шуга» почувствовал, как его охватывает привычная злость и полностью выключился из реальности.
В его мире остались только слова – они были и оружием, и щитом, и самой его сутью. Получив микрофон в руки, он забыл обо всем, кроме текста. А текст был хорош.
– Меня выворачивает от тех, кто делает жалкие копии, пора опустить их, и не важно какого хера они из себя представляют, и мне плевать, бомж ты или псих, я здесь тот, кто пишет новую историю рэперов! И мне похуй на ваш сраный рэперский бит. Что ж, брат, завидуй мне и продолжай ныть, создавая весь этот шум…
Дальше Юнги уже не слышал свой голос – он жил этим текстом, откусывал куски от самоуважения противника, разбирал его на составляющие детали, точно бил по самым болевым точкам. Если бы они дрались, то у Юнги был бы с собой нож, а у человека, стоящего напротив него, – пластиковая вилка из фастфуда. Он несколько раз вырвал бутылку из рук Намджуна, чтобы сделать глоток, а потом снова бросался в бой. Ему хотелось, так хотелось сегодня показать лучшую версию себя, потому что там наверху стоял Хосок.
И он понимал, что все это тщетно. Не в этот раз, не в его проклятой жизни.
Когда туман рассеялся, и Юнги начали трясти и хлопать по спине, он осознал, что впервые выиграл все три раунда.
– Всухую, всухую, – все повторял и повторял Намджун, стискивая его в медвежьих объятиях.
Юнги все пытался понять, куда же делся его соперник, но быстро сдался. В конце концов, кому какое до него было дело – он смог, он доказал, он был действительно лучшим сегодня. Он бы назвал себя охрененно счастливым, но какие-то внутренние ограничители, берегущие его от короткого замыкания, не давали чувству развернуться.
– А вот и мы! – Джин тоже сграбастал его на пару секунд, едва не задушив от радости. Хосок за его спиной выглядел бледным. Конечно, он впервые находился в таком месте – в маленьком грязном клубе, с кучей пьяных агрессивных людей, которые животными воплями приветствовали самые жуткие оскорбления.
– Я рад, что ты пришел, – зачем-то сказал Юнги, точно они столкнулись на званом ужине. – Как тебе? Ты выглядишь бледным, что-то не так?
– Тут душновато. Мне бы на воздух, – выдавил он. И по его глазам Юнги прочитал себе приговор. Он видел этот взгляд не раз – так хорошие люди думают, как бы им поделикатнее соврать тебе. Не выдать своего ужаса от того, насколько не удалась твоя жизнь.
– Пойдем подышим воздухом, – Юнги взял его за локоть, потянул за собой и вывел через заднюю дверь в небольшой переулок. Обычно тут переводили дух между баттлами. До нового оставалось минут пятнадцать, и раньше Юнги ни за что не пропустил бы его.
– Ну как тебе? – с каким-то мазохистским чувством снова спросил он у Хосока, прекрасно зная ответ.
– Поздравляю с победой, – тот скосил на него глаза, пытаясь выдавить более-менее достоверную улыбку. Не вышло. – Все три раунда твои.
– Ага, я сегодня превзошел сам себя. Дерьмово выглядит со стороны, наверное. Не зашло, да? – Юнги чуть надавил, ожидая реакции.
– Нет, все было круто, но я в первый раз на баттле, и мне показалось…
Юнги едва не спросил, не растет ли у него нос, когда он врет, но издал только странный хмыкающий звук.
Хосок дернулся и попытался исправить положение:
– Тебе не кажется… – он отчаянно подбирал слова. Кажется, он не слышал, как все вокруг с грохотом рушилось. – Тебе не кажется, что это все намного меньше, чем ты?
– Что? – переспросил Юнги. Нет, он прекрасно услышал, но под предсмертные хрипы надежды все еще ждал, что Хосок сдаст назад. И соврет… Соврет так, чтобы Юнги поверил, а не так, как секунду назад.
– Намджун говорил, что ты пишешь музыку, хорошую музыку, а все это… оно…
Слишком мало для него, да? А Юнги считал – самое место для его талантов. Жалкое, темное место, дно для тех, кто не может самореализоваться по-другому. Люди ходили на баттлы много лет, публика видела, как они стареют. Слишком мало для Юнги? Или слишком мало для успешного танцора, который закончит обучение и покинет эту дыру? О чем вообще Юнги думал последние несколько дней? Ни о чем. У него совсем мозг отключился.
– Намджун сказал, ага. Опять, да? Мне начинает казаться, что Намджун слишком много говорит. И что у вас двоих больше общего, раз уж ты постоянно вспоминаешь его, а? И, может, ты мне скажешь, что же делать – ведь ты определенно знаешь больше, чем я.
– Прости, это не то, что я пытаюсь сказать, – Хосок попытался положить руку ему на плечо, но Юнги смахнул ее в сторону, и по лицу Хосока понял, что сделал ему больнее, чем своим тоном.
– И отчего я вообще решил, что такой, как ты, поймет все это?
– Прости… Что? Такой как я? Какой как я?! – вот теперь Хосок ответно взбесился и перестал чувствовать себя виноватым. Юнги только этого и ждал. Он ведь так хорошо спланировал эту катастрофу – никто еще не реагировал по-другому на его баттловый образ. Он действительно пугал. Доктор Джекилл и мистер Хайд, как в классике. Он знал, что, как бы ни закончился баттл, больше Хосок к нему не вернется. Вся эта атмосфера заставит его уйти. Наконец это вранье закончится, и Юнги начнет залечивать раны. А они в этот раз будут глубже, чем во все остальные.
А еще Юнги хотелось вывести Хосока из себя раньше, чем он сам сорвется. Раньше, чем наговорит такого, что даже на баттле не упоминали. В своем умении уничтожать людей он не сомневался, и, несмотря ни на что, Хосок этого не заслуживал.
– Такой, как ты. Такие, как ты, чистенькие мальчики, вы боитесь всего темного и грязного, да? Это слишком для вас. Зачем оскорблять друг друга, когда можно просто разойтись? Никакой ругани и драк. Вы и ваша устроенная жизнь. Вы и все ваши легко исполняющиеся прихоти. В вашей жизни нет ничего неправильного, ничего плохого – вас ждет что-то другое, а не эта дыра, да?
Голос звучал ровно и весело. Хосок отшатнулся от него, сначала попытался что-то объяснить:
– Я не говорил про дыру, Юнги, пожалуйста. Я просто… – а потом гнев взял свое. – Какого хрена ты вообще навешиваешь на меня ярлыки, а? Разве я хотя бы раз позволил себе что-то такое? Все это время я бесконечно подстраиваюсь под тебя!
Прозвучало очень громко, повисла неприятная тишина, а потом Хосок коротко горько выплюнул:
– Да пошел ты, – развернулся и выскочил из переулка. Словно увидел демона.
Юнги выдохнул и вытер со лба пот – не сорвался. Внутри точно мешали все органы раскаленной кочергой: в одну сторону, потом в другую. Он медленным шагом вернулся в клуб, плохо понимая, зачем.
– Намджун пошел за пивом к стойке, – сообщил ему Джин, поймав где-то на полпути к площадке для баттлов. – А где… Юнги, ты в порядке? На тебе лица нет. А где Хосок? Юнги, ты что прогнал его? Зачем?
Боль резанула острее, и Юнги еле смог вдохнуть. Никто еще не проходил испытание баттлом, никому не хочется видеть, как человек превращается в глумливое, отвратительное чудовище. Чудовище-неудачника.
– Ох, Юнги, – Джин прижал его к себе и потащил к Намджуну, точно надеялся, что тот все исправит. – Что же делать?
Кто-то одобрительно крикнул ему из толпы:
– Ну, ты и разъебал.
И Юнги истерически засмеялся. Да, сегодня он точно все и всех разъебал. Слова точнее не нашлось бы.
Потом память дала сбой, но Юнги помнил много дерьмового пива, которое влил в себя. Его поздравляли, приглашали на следующий баттл через месяц в качестве судьи, покупали еще пива.
Юнги потерялся в реальности, а в следующий момент его вдруг вынули из клуба и сгрузили на кухне дома.
– Завтра поговорим, – строго заметил Намджун, едва не вызвав у Юнги еще одну вспышку нездорового хохота. – Сегодня бесполезно.
Они ушли, а спустя минуту Юнги тоже выскользнул из дома. Ему требовалось место, чтобы спокойно подумать, и он всегда знал, куда пойти. Не так уж он был и пьян.
***
Даже тяжелый алкогольный сон не заставил Юнги забыть, где он находится. Конечно, не стоило приходить в метро в таком состоянии, но желание сбежать и забиться в самую темную нору упрямо вело его именно сюда. А, может, и не только оно. Сейчас Юнги испытал бы облегчение, если бы встретил тех самых «их», которыми его так стращали, или просто местную агрессивную шушеру.
У него возникла полубезумная мысль зайти все-таки в туалет и дождаться пока за спиной появится смутный, темный силуэт. Но внутри что-то отчаянно сопротивлялось, и Юнги просто сидел, смотрел на дверь и медлил. А потом почти мгновенно отключился на ступенях, но стоило неподалеку раздаться тихим шагам, как Юнги поднял голову и прислушался. Спина тут же ответила на движение вспышками боли, сегодня к ней дополнительно присоединилось плечо.
– Юнги? – послышался голос Хосока. Это окончательно рассеяло сонливость и заставило напрячься. Только его тут не хватало. Зачем он вообще шлялся по туннелям без сопровождения? – Юнги, все в порядке?
С некоторым затруднением поднявшись со ступеней, Юнги отступил на несколько шагов назад и спросил:
– Какого хрена ты тут? Я что, разрешал тебе ходить по туннелям одному?
– С каких это пор я должен спрашивать твоего разрешения? – мгновенно взвился Хосок. Выглядел он измученным и несчастным, и явно мерз без своей куртки, которую по всем правилам безопасности спрятал в рюкзак.
Он помолчал, но взял себя в руки и уже более спокойным голосом продолжил:
– Я пришел поговорить. Дома тебя не было, ни Намджун, ни Джин не знали, куда ты ушел. И я решил, что ты тут. Еле добрался.
Наверное, ему было страшно. Но Юнги пытался думать не об этом, а о том, что произойдет, если он немедленно не отправит Хосока домой или не сбежит.
– Тебе не приходило в голову, что я не хочу говорить? – Юнги попятился, прикидывая, куда может отступить. Выходил только один вариант – дверь на той стороне путей.
– Приходило, но я надеялся тебя уговорить. Хотя бы выслушай меня, – Хосок пошел за ним, и Юнги срочно ретировался, спрыгнув вниз.
– Нечего уговаривать. Поговорили уже. Ты под меня подстраиваешься, я такого не хочу. Разговор закончен. Чего тянуть? Или ты не наигрался?
Подготовка у них все-таки была разная, поэтому Хосок быстрее, чем Юнги ожидал, последовал за ним, да еще и вцепился в него мертвой хваткой.
– Я не хотел этого говорить, – сказал он, игнорируя попытки Юнги вырваться. – Это не то, что я думаю. Просто выслушай меня.
– Не хочу я слушать, не хочу! – невозможность сбежать так сильно накатила на Юнги, что все стопоры сорвало. – Что я от тебя услышу? Вранье очередное? Вежливые округлые ответы? Нахрена я тебе? Снял свое видео? Повеселился после вечеринки? Так что тебе еще от меня надо?
– Да отъебись ты от меня со своими ярлыками! – вот теперь все точно шло не так, как надо. Теперь они просто орали друг на друга так, что звук отражался от каменных сводов потолка. – Со мной говори! Я отдельный человек, а не часть твоей танцорофобии!
– Отдельный человек? Тебя в палату мер и весов нужно. Все эти ваши баттлы, экзамены, дальнейшая карьера – она расписана одинаково для всех. Кто-то станет более знаменитым, кто-то нет, но нихрена это от вас не зависит. Это просто ебучая дорожка, которую до вас протоптали еще сотни таких же.
Юнги поймал себя на паническом «да что же я такое говорю?», но уже не мог остановиться, несмотря на выражение лица Хосока. Теперь тот не просто злился или расстраивался – ему было по-настоящему больно.
– Значит, я в твоем представлении один из тысячи клонов? – потерянно спросил Хосок, но руки так и не убрал. – Неужели ты не видишь…
Он замолчал, там внутри перебарывая что-то, ломая, опять, наверное, «подстраиваясь».
– Отпусти меня, – потребовал Юнги, снова пытаясь вырваться.
– Отпустить тебя? – кажется, Хосок проиграл свое сражение. – Да какого хрена! Я чуть не получил инфаркт в этих туннелях, я едва не оглох и не заработал мигрень в твоем чертовом клубе, так что будь добр, постой две минуты спокойно, пока я говорю! А потом можешь валить со своим ебучим самомнением ко всем…
Его прервал оглушительный гудок. Юнги слышал такой в детстве, когда поезд подходил к платформе, и машинист видел, что кто-то вышел за линию. За спиной Хосока медленно разгорались огни, а перед ними несся поток теплого воздуха.
Это, кажется, все время была не открытая вентиляция. Просто поезд ждал своего часа.
– На платформу, быстро, – Юнги схватил Хосока за руку и потащил к краю. – Ставь ногу и вылезай.
– Там же ток, ты же говорил, это контактный рельс, – засопротивлялся Хосок, смотря округлившимимся глазами в туннель – Нельзя…
– Какой ток! Тут туннель с двух сторон десятки лет завален! Вылезай быстро! Сейчас! – Юнги и сам не ожидал, что может так надрывно орать. У него даже горло заныло.
Хосок, наконец, пришел в себя и все-таки выбрался на перрон. Юнги выкатился следом, ощутив, как его ступня почти коснулась стены проходящего вагона. Он инстинктивно поджал ноги, а потом закрыл собой Хосока, не зная, чего ожидать.
Поезд не притормаживал, но Юнги обернулся, понимая, что пожалеет об этом. В вагонах стояли люди…. Или нечто напоминающее людей своими очертаниями. Словно их тени, застрявшие под землей навечно.
С грохотом прошел последний вагон, и Юнги увидел у самой последней двери тень девочки. К ее правой руке была привязана тень от воздушного шарика. Порыв воздуха ударил по лицу, заставляя отвернуться, но перед тем, как зажмуриться, он успел поймать взмах рукой. Для него. Она его видела.
Открыв глаза, он столкнулся с паническим взглядом Хосока – кажется, не он один смотрел на поезд. Грохот вроде бы стих, вот только ощущение присутствия не пропало, так что Юнги вскочил, потревожив все еще бунтующее плечо и спину, а потом вздернул на ноги Хосока.
– Бегом, – велел он, толкая его в сторону двери к лестнице. – Наверх, они еще тут.
– С ума сойти, – тихо выдохнул Хосок, первым бросаясь в указанном направлении. Никогда еще до этого Юнги так быстро не лез по перекладинам наверх. Правда, Хосок скоро уперся в люк и с ужасом спросил:
– Тут разве не открыто? – похоже, совсем забыв, как они выбирались уже три раза.
– Справа от тебя рычаг, – Юнги ощущал, как что-то идет за ними. И если они не поторопятся, то следующие идиоты, любители заброшенного метро, увидят среди теней уже их.
– Не поддается.
– Сильнее, Хосок, навались на него. Он старый. И, пожалуйста, быстрее!
Со скрежетом люк отошел в сторону, и Юнги почти пролетел оставшиеся ступеньки. Хосок схватил его за руку, помогая выбраться, дождался, пока Юнги толкнет пяткой люк и спросил:
– Они же не пройдут?
– Нужно выбираться, – пришлось снова брать себя и Хосока в руки и бежать к забору, отделяющему Узел от нормального города. Ему казалось, что краем глаза он видит стоящие вокруг них тени. – Быстрее, быстрее, быстрее.
Они вылетели к остановке, задыхаясь и едва держась на ногах. Юнги, наконец, обернулся и не увидел никого. Узел по-прежнему оставался пустым и безжизненным. Ощущение присутствия стало меньше, но не пропало совсем, словно выжидало.
Повернувшись к Хосоку, Юнги стиснул его двумя руками и судорожно выдохнул. Кажется, они оба сегодня натворили достаточно глупостей.
***
Стоило закрыть глаза, как под веками выступала из темноты девочка-тень с шариком в руке. Именно поэтому Юнги старался пореже моргать и занять себя чем-нибудь, кроме воспоминаний.
Если бы сейчас его спросили, страшно ли ему, то он не смог бы ответить. Он сказал бы, что не может дотянуться ни до одной из своих эмоций. Их словно упаковало в контейнер из плотного, непрозрачного оргстекла: посмотреть на них получалось, а ощутить не очень.
Он вытряхнул Хосока из лямок рюкзака, чтобы добраться до его свернутой в плотный рулон куртки. Раньше он недолюбливал такой фасон, но, кажется, у него имелись свои плюсы. Например, он хорошо согревал и вмещал не только Хосока, но и его рюкзак, который тот рефлекторно надел обратно, пока Юнги возился с его одеждой.
– Сколько времени? – спросил Юнги, чувствуя, что темнота и холод слишком уж густые и всепроникающие для раннего утра.
Хосок молча протянул ему руку с надетыми на запястье часами. Они показывали три часа ночи, как считали многие «проклятое время». Ну, отлично.
– Ты что, еще и ночью поперся в метро? – рявкнул Юнги, но Хосок только растерянно моргнул и так умоляюще посмотрел на него, словно Юнги мог заставить все произошедшее исчезнуть. Его ощутимо трясло.
Сажать его в таком состоянии на автобус явно не стоило. Да и ближайший автобус пришел бы только через пару часов, и они бы успели примерзнуть к пластиковой скамейке.
– Идем ко мне. Тут недалеко, – Юнги обхватил его за плечи, чувствуя, как зуд немедленной полезной деятельности становится нездоровым. – Через дорогу и туда во дворы.
– У тебя все недалеко, – едва слышно прошелестел Хосок. Его губы тряслись – Юнги надеялся, что от холода.
– Я ленивый и не люблю путешествовать, – попытался пошутить Юнги, из последних сил фокусируясь на шагах и на том, как бы ни попасть под колеса полуночным водителям.
Хосок тихо вздохнул в ответ.
В такое время местные компании уже закончили веселиться и убрались спать. На детской площадке тихо поскрипывали от ветра пустые качели, и Юнги с Хосоком, не сговариваясь, ускорили шаг.
В подъезд они почти что вбежали, но Юнги успел заметить, как шокированно Хосок оглядел исписанные стены и заваленные окурками площадки. Да, на его чистый и красивый дом это совсем не походило.
К счастью, хотя бы Намджун не ждал его у двери. Юнги не удивился бы, увидев его тут. Если уж Хосок отправился за ним в метро, Намджун вполне мог стеречь около квартиры. Это на секунду заставило крохотную теплую искорку вспыхнуть у него в груди, но она тут же погасла и сгинула в проклятом контейнере.
– Вот и дом, – зачем-то сказал Юнги, как в плохом сценарии. Они ввалились внутрь, и Хосок опять огляделся. Вроде бы первый шок от дешевизны окружающего жилья прошел, так что он уже не ужасался, но Юнги все равно захотелось закрыть ему глаза и попросить не смотреть.
– Идем на кухню, – он снова вынул его из куртки, все-таки отнял рюкзак и повел за собой. Дрожь только усиливалась под его руками, так что, усадив Хосока на покосившийся табурет, Юнги щелкнул кнопку на чайнике и вытащил коробку с разномастными чайными пакетиками. Выглядело так, будто он по соседям побирался, но это просто было дурацкой привычкой – попыткой создать коробочку с сюрпризами на каждый день. Внутри не было чая, который Юнги бы не нравился.
Он кинул пакетик – судя по цвету, тот был черный с малиной – в чашку и залил только что закипевшей водой. Затем отправил туда же три ложки меда вместо рафинада, потому что сахар Юнги никогда не любил.
– Вот, выпей. Станет получше.
У него накопилось достаточно опыта борьбы со страхом и холодом, и ничто так ни помогало, как большая кружка очень сладкого чая. Хосок заторможено кивнул. Его глаза были по-прежнему широко открыты, но словно наблюдали за чем-то внутри.
Когда он, наконец, взял чашку, Юнги почувствовал, что контейнер стал удивительно тяжелым, силы улетучились, и поэтому привычно сел на пол и уперся лбом в стол. Глаза болели то ли от усталости, то ли с похмелья.
Хосок пил чай короткими, частыми глотками, нисколько не боясь обжечься. Даже чашку держать одной рукой он умудрялся красиво – наверное, сказывалась какая-то привычка, умение ставить кисть. Только побелевшие от напряжения пальцы смазывали картину.
Контейнер внутри пошел трещинами, и Юнги закрыл глаза, готовясь к взрыву. Что он делал? Зачем он вообще все это начал? Почему он не прогнал Хосока сразу?
А теперь ему оставалось только разгребать осколки собственного неслучившегося будущего. После сказанного в метро обратного пути не было: он все раскрошил и вдобавок смел в помойное ведро.
Это вообще того стоило? Может, они смогли бы как-то притереться? Может, просто Хосок ни разу больше не пришел бы к нему на баттл, зато Юнги смог бы видеть его репетиции, его самого. Пока тот не улетел бы с этой чертовой, жалкой планетки, оставив за спиной все ничтожные вещи.
Юнги открыл глаза, мазнул рассеянным взглядом по испачкавшимся джинсам Хосока, по бессильно лежащей на коленях руке. Молчание ввинчивалось в уши, а внутри вдруг проснулся голос давно не подававшей признаки жизни совести.
Она хотела знать – смешал ли он только что хорошего человека с дерьмом из-за того, что боялся его потерять? Нет, не потерять, а быть им брошенным. И не напоминало ли это слегка ебучий эгоизм?
Тогда – по ее мнению – он заслуживал всего, что с ним случилось. Только Хосока не заслуживал, но и тот ушел бы, когда пришел в себя. Верно? Ведь за каждый поступок было бы правильно получить награду, а? Такая его устраивала? Гора неслучившихся осколков – улыбки, прикосновения, разговоры. Которых нет, нет, нет… И больше никогда не будет.
Юнги издал тихий горловой звук, пытаясь заткнуть обвиняющие крики в голове, бессильно ткнулся лицом в ладонь Хосока, а потом почувствовал, как дрожь словно перетекает в него. Его словно резали, хотя нет, он сам словно вырывал из себя куски с мясом без малейшей жалости.
– Прости меня, прости, – зашептал он, точно мог все исправить, сам понимая, что этого было недостаточно. – Прости.
Хосок охнул, торопливо поставил кружку на стол и испуганно сполз на пол к нему, одновременно стараясь оставить ему руку и свободной прижать к себе.
– Ты что, Юнги? Ты что? Все в порядке.
На этом «в порядке» у Юнги окончательно сломалось что-то внутри. Его колотило и скручивало, и никаких сил не было даже на то, чтобы зарыдать. Хосок бережно гладил его по спине и плечам – его руки опять успели согреться – растирал мышцы, утешал. Только он и мог встать между происходящим внутри кошмаром и спрятать Юнги за своим теплом. Спрятать от самого себя.
– Не в порядке, не в порядке, – смог выдавить Юнги, когда горло перестал схватывать спазм.
– Так, давай понемножку, – велел Хосок, баюкая его в руках. – Давай успокоимся. Я не злюсь, Юнги. И нет, все в порядке.
Его толстовка и объятия были такими мягкими, что Юнги хотелось никогда не покидать их. Он только елозил лбом ему по плечу и старался взять себя в руки. Все ощущалось ужасно несправедливым. Это он натворил дел, а разгребал их почему-то Хосок. Юнги заслуживал зайти в тот поезд и навсегда уехать к какой-то другой станции.
– Теперь ты меня послушаешь, а? – наконец, спросил Хосок, сжимая его теснее и прижимаясь лбом к его лбу.
– Послушаю, – тихо согласился Юнги, украдкой касаясь ладонью его щеки. Он чувствовал себя готовым выслушать все, что угодно, только бы Хосок, придя в себя после теней, не ушел совсем. Но понимал, насколько тщетны такие надежды. Внутренний голос все шипел ему, как же он облажался, и вот пришло его время получить сполна. В конце концов, Хосок тоже умел убивать словами, судя по его музыке.
– Ладно, – Хосок облизал губы, подбирая слова, а потом очень медленно начал. – Вчера. Вчера я совершил две огромные ошибки.
Юнги кивнул, соглашаясь не дослушав. Если бы только он не привел Хосока на баттл, если бы тот отказался… Если бы Юнги сам не создал ситуацию, в которой тому пришлось бы уйти. Сам бы не прогнал его… Если бы Юнги не повел себя, как мудак…
– Первая – я не попытался понять, – Хосок звучал очень уверенно и спокойно, и Юнги сначала не понял смысл произнесенного. – Ты ничего не понимал в танцах, но ты старался. Ты изучал меня и происходящее, несмотря на то, что это никогда тебя не интересовало. А я не смог. Я испугался.
Юнги поднял взгляд на него, не зная, как реагировать. Хосок не должен был говорить ничего подобного – наверное, он просто не понимал, что произошло. Просто все еще считал его кем-то другим.
– Это не самое приятное место на свете – я не люблю большие толпы пьяных людей. И ругань тоже не очень. Я не вгляделся в тебя, а просто испугался. Твоя темная сторона, знаешь ли, впечатляет.
Он тепло улыбнулся, а потом продолжил:
– И восхищает. Теперь мне понятно, почему люди-тени тебя не тронули. Ты с ними почти одной крови.
Хосок убрал волосы у него со лба, нежно провел по скуле, все еще улыбаясь, а потом внезапно шикнул, когда увидел, что Юнги собирался что-то сказать.
– Моя очередь, помнишь? Так вот вторая ошибка – я психанул на улице. Должен был остаться, а вместо этого ушел. Я ужасно вспыльчив иногда.
Юнги не смог бы так спокойно говорить, даже читая с бумаги. Но когда он опустил глаза, то увидел, как на шее Хосока мелко бьется жилка. Похоже, он долго готовился, и спокойствие давалось ему нелегко.
– Опять подстраиваешься под меня? – спросил он, все-таки воспользовавшись паузой. Хосок медленно кивнул и заметил:
– Ты и минуты помолчать не можешь, да? Я пытаюсь не сделать тебе хуже. Пока ты для меня огромное минное поле. Но так бывает. Каждый из нас такое поле – у некоторых мины лежат глубже и реже, а так вероятность подорваться примерно одинакова. Люди так делают для других людей – учитывают их особенности. И, например, не обращают внимания на то, что сказано в сердцах.
Он зарылся пальцами в волосы Юнги на затылке, притянул совсем близко и прошептал в самые губы:
– Так делают люди, когда они влюблены.
Его ладонь нежно поглаживала Юнги по затылку, а голос звучал так мягко, что хотелось поверить в сказанное. Хотя нечто внутри продолжало повторять, насколько же он не заслуживал такого отношения.
– Теперь можешь сказать, – Хосок выдохнул и снова прижался лбом к его лбу. – Давай, иначе это никогда не кончится. Скажи то, что хотел.
– Я сделал это специально, – сквозь снова накативший спазм прохрипел Юнги. – Я привел тебя туда специально. Я знал, что будет. Я знал, что потом сказать. А потом в метро…
Слова закончились слишком быстро, а Юнги не успел и половины объяснить, потому что его снова заколотило, и он чуть не прикусил себе язык.
– Не могу, – наконец, признался он. Ему показалось, что сейчас Хосок встанет со всем своим теплом и спокойствием и просто уйдет. Он ведь и так много времени на него потратил, а он и извиниться нормально не мог.
– Ладно. У тебя тут есть кровать? И пледы? На полу ужасно холодно, я не спал уже сутки, да и у тебя глаза красные. Давай отдохнем.
– Есть кровать, конечно. А холодно, потому что я никогда не включаю отопление. Экономлю, наверное. Или привык, – Юнги с трудом, но все-таки встал на ноги, а потом помог и Хосоку подняться. – Там спальня.
На затекших ногах Юнги прохромал до кровати, прихватив со стоящего у стены стула запасной плед. Обрывки эмоций завалило осколками контейнера, и с ним осталась одна усталость. Хосок так привычно разделся до майки и трусов и скользнул под одеяло, словно делал так уже много лет, и забрал плед.
Юнги тоже скинул одежду на пол, пока голова не успела задуматься и затормозить его. Ему до конца не верилось, что он все еще не спит на ступенях в метро и не видит этот прекрасный сон. Сон, в котором Хосок прощает его, в котором он лежит в его кровати и не ужасается старыми обоями на стенах.
Хосок втянул его под одеяло и, обвив руками и ногами, вздохнул:
– Так намного теплее.
– Да, – не стал спорить Юнги, вдыхая запах его кожи. Ему пришло в голову, что сам он вряд ли пахнет розами, и он дернулся, чтобы хотя бы на пару минут забежать в ванную комнату, но Хосок удержал его и нахмурился:
– Что-то не так? – он спросил так серьезно, что Юнги пришлось признаться:
– От меня воняет, как от протухшей пивной бочки.
– Нашел проблему, – Хосок фыркнул и с лукавой улыбкой прижался к его губам. – Это не страшно. Видишь, я не умер? Все теперь в порядке?
Он согрелся и уже не дрожал – наконец, поверив в реальность происходящего, Юнги закрыл глаза и разрешил себе задремать. Всего на секундочку. Пока она у него была.
***
– Внимание! На станцию прибыл последний поезд, – сказал механический, бесполый голос из динамика.
Поезд все замедлялся и замедлялся, пока не остановился ровно напротив перрона. Юнги стоял за безопасной линией, а когда двери разъехались прямо перед ним – перешагнул ее и зашел в вагон. Двери закрылись.
«Что же я делаю?» – панически мелькнуло в голове.
Вздрогнув, Юнги открыл глаза и услышал только свое учащенное, испуганное дыхание. Его словно окунуло с размаху в ледяную воду, а в глаза щедро насыпали в этот раз даже не песка, а битого стекла. Рядом спал Хосок, закинув на него руку и ногу – в общем, полностью пресекая побег. Его тихое дыхание, как и пару дней назад, убаюкивало и прогоняло все страхи
Но мочевой пузырь требовал немедленно выбраться из уютного тепла кровати, так что Юнги очень, очень осторожно, по сантиметру, начал сдвигаться к краю, пока, наконец, не вернул себе свободу.
Его накрыло приступом нервного смеха от абсурдности происходящего – пришлось закрыть себе рот ладонью и выскочить в коридор. Из собственной кровати ему еще сбегать не приходилось, тем более, с таким усилиями. Потирая все еще ноющее плечо, он сначала включил отопление, на котором всегда экономил, на пару минут заскочил в туалет, потом все-таки два раза почистил зубы и залил в рот три колпачка ополаскивателя.
Он уже хотел вернуться в постель, но обязанности хозяина дома взяли верх. Хосок уже готовил ему завтрак утром, теперь была его очередь. Правда, возможностей оказалось не так много. В холодильнике из продуктов остался только кусок копченой курицы, три яйца и вчерашний рис. Так или иначе все-таки выходил странный, сытный завтрак, но Юнги решил подождать, пока Хосок проснется. Может, ему захотелось бы чего-нибудь другого? У них всегда оставался вариант заказать пиццу или коробочки с лапшой.
На столе стояла ополовиненная чашка со вчерашним чаем. На автомате присев, Юнги сделал глоток и попытался набраться сил для того, чтобы закончить вчерашний разговор. Хосок многого не знал и, пусть он ушел бы после всех этих откровений, Юнги больше не имел права прятаться.
Все его отношения рано или поздно превращались в кошмар – теперь он понимал почему. Вранье, агрессия и попытка отшвырнуть людей раньше, чем они влезут в голову и сердце, еще никого до добра не доводили. Ему захотелось, наконец, получить за это сполна.
Малиновый чай с медом помог по капле найти внутри оставшуюся смелость, но едва он попытался вернуться в спальню, как в дверь коротко позвонили. Юнги вздохнул и приоткрыл дверь перед возмущенным Намджуном – кто еще бы стал звонить ему так рано? Цепочка создала ему иллюзию защиты от самых оскорбленных в лучших чувствах друзей.
– Ты с ума сошел? – прошипел Намджун. Раньше Юнги его в такой ярости не видел даже после разгромного проигрыша в баттле, где их походя назвали любовниками. Хотя нет – назвали по-другому, а подразумевали именно это.
– Прости. Мне нужно было время подумать. Все хорошо, я уже дома, видишь? В безопасности.
Судя по покрасневшему лицу, Намджун вполне мог бы вручную исправить его «хорошо», на «не очень».
– Ты представляешь, насколько меня испугал, а? Хосок тебя ищет, а тебя нет в квартире, куда я тебя сам привел час назад! И где твои останки искать, а?
– Я проебался, Намджун, я понимаю, но сейчас мне… – начал объяснять Юнги, и тут же обернулся, увидев его изменившееся лицо.
– Доброе утро. Привет, Намджун, – встрепанный со сна Хосок из дверного проема спальни помахал им рукой. – Я его нашел!
– Убью тебя позже, – страшным шепотом сказал Намджун, улыбаясь Хосоку. – Понял?
– А что непонятного? – Юнги фыркнул. – Я тебе позвоню, ладно? Выберем время для декапитации, подберем оружие…
Намджун закатил глаза и вернулся к себе в квартиру. Юнги действительно чувствовал себя ужасно виноватым перед ним. Он тоже рехнулся бы, если бы Намджун вот так исчез. Возможно, этому способствовали хорошее воображение и любовь читать криминальные новости, но жуткие варианты развития событий приходили ему в голову первыми.
– Я думал, что ты опять сбежал, – взволнованно сказал Хосок, ловя его в объятия в коридоре. – Ты собирался сбежать?
– Я собрался приготовить завтрак, – признался Юнги. – Слушай, я хотел сказать… Хотел сказать то, что вчера не смог… Я… Я…
Слова опять застряли в горле, и Хосок, поймав его панический взгляд, осторожно взял за руку и повел обратно в постель.
– Покажу тебе свой детский трюк, – он опять втянул Юнги в кокон из одеяла и пледа и крепко обхватил руками. – Я был очень непослушным ребенком. Или просто подвижным, кто как сейчас это называет.
– И извинялся за шалости лежа? – спросил Юнги, пока не находя в себе сил продолжить.
– Закрой глаза, – велел Хосок. – И обними меня покрепче.
Как будто сейчас Юнги об этом нужно было просить. Он прижал к себе Хосока, такого теплого, такого сонного и не отталкивающего его, несмотря ни на что.
– Теперь говори, – напомнил Хосок, устраиваясь подбородком у него на плече. – Глаза можешь не открывать, если сложно.
– Ладно, – Юнги вздохнул, не пытаясь упорядочить скачущие в голове мысли. – Я сразу знал, что ничего не выйдет. Знал, что могу навредить тебе, а ты сделаешь мне больно. Все потому, что мы разные, что рано или поздно ты улетишь, а я останусь. И мне хотелось надеяться, что мой внутренний оракул дал сбой, но, понимаешь, он никогда не сбоит. Ни разу он не сбоил.
Дыхание Хосока грело ему шею, и пока тот не проявлял никакого беспокойства, не пытался перебить его или двинуть посильнее. Хотя Юнги себе бы от души вломил.
– Я и хотел, и не хотел брать тебя на баттл, потому что знал, чем все закончится. Думаешь, я не понимаю, что это дно? Что это не может быть единственным вариантом, но у меня он именно такой?
Где-то на грани слышимости, как бит, тикали часы на стене.
– И я хотел, чтобы ты ушел, намеренно все это говорил, потому что боялся. Если бы ты сделал мне слишком больно, я ударил бы тебя в ответ. Слова они много могут, а я умею ими пользоваться.
Ну, вот он и наступил – момент истины.
– В метро я сорвался. Я все-таки сделал тебе больно, но знаешь, что хуже всего – я сделал это намеренно. Я взял все, что ты говорил мне до этого, и превратил в яд. Ты думаешь обо мне слишком хорошо, а на самом деле вот он я. Идиот, который понимал, что ничего хорошего не будет, поэтому предпочел сломать все своими руками. Но ты не должен был попасть под удар, и я так ненавижу себя сейчас…
Воздух закончился, и Юнги хотел бы прижать Хосока еще сильнее к себе, но медлил и ждал реакции.
– Можешь открыть глаза? – спросил Хосок, а потом, когда Юнги послушался, светло улыбнулся и поприветствовал его: – С возвращением. Дашь мне сказать?
– Говори.
Хосок сам подвинулся к нему теснее и серьезно сказал:
– Ты прав – наверное, в метро мне было больно. Этот страх… Не оказаться таким же, как все, одним из тысячи клонов, а осознать, что никто не будет в меня вглядываться. Клон и клон, чего тут думать.
– Прости… – бессильно повторил Юнги, понимая, что ничего уже не исправить.
– Но я другой, Юнги. Я не ты, – Хосок выглядел слишком спокойным после всего сказанного. – Для меня слова не имеют никакого значения. Ты злился – специально ли ты использовал информацию или интуитивно – мне все равно. Я всегда смотрю на действия. А все это время ты защищал меня и оберегал. Ты вытолкнул меня с путей, хотя сам чуть не попал под поезд. А потом прикрыл своим телом. И как после этого меня должны волновать какие-то там слова? Ты вроде как задиссил меня, да?
– Не смейся… Так ты меня прощаешь? После всего, что я сказал? – переспросил Юнги, сам не зная зачем. Его мир накренился, потому что опасность слов была незыблемым столпом. Он всю жизнь обращал внимания на чужие, второпях брошенные фразы, а выходило, что так считали вовсе не все? Или Хосока сюда с другой планеты закинули?
– О, прощаю, – Хосок медленно и неторопливо поцеловал его. – И не потому что я такой великодушный, а потому что ты – замечательный, слышишь? Раз для тебя так важны слова.
– Звучит несправедливо по отношению к тебе, – Юнги потянулся за следующим поцелуем. – Но я же…
– Все, что я прошу, – Хосок улыбнулся и умудрился чмокнуть его в нос. – Не решай без меня. Ты уже отправил меня в другую часть галактики, а я еще даже университет не закончил.
Юнги не сдержал короткого, нервного смешка. Как у Хосока все просто выходило, а?
– И чем же мне теперь от тебя защищаться? Раз словами не выходит? – уточнил Юнги. Его, кажется, в лучших традициях Намджуна вывернуло наизнанку перед Хосоком и так просто запахнуться не вышло бы. Если он что и ненавидел, так это когда кто-то знал его, как облупленного. Больше не вышло бы делать вид, что он мрачный и опасный.
– А зачем от меня защищаться? – развеселившись, спросил Хосок. – Ну, можешь, табуретом, например, попробовать, только без тяжких телесных. Серьезно, разве нужно что-то скрывать от меня? Ты нравишься мне таким, какой ты есть. И, кстати, я задолжал тебе со вчера. Хотел сказать, что ты потрясающе выглядел на баттле.
– Я старался, – Юнги поцеловал его в шею, чуть ниже уха, там, где билась предательская жилка.
– Твои перчатки меня заводят, – дрогнувшим голосом признался Хосок, пока Юнги изучал чувствительное место за ухом. – Признайся, ты баттлил для меня?
– Я баттлил как смертник, но да – для тебя, – выдохнул Юнги. Его ладонь скользнула под майку Хосока.
– На своем баттле я тоже делал это для тебя. Обычно я стараюсь так сильно не добивать тех, кто младше.
– Смотрелось потрясающе, – Юнги уже хотел опрокинуть его на спину и продолжить изучение слабых мест, как вдруг плечо заныло, напоминая о себе. – Ох, проклятая старость…
– Смеешься, что ли? – Хосок быстро уложил его на спину и оседлал бедра. – Спать на бетонных ступенях не стоило, вот и все. Нашелся старик…
– Как скажешь, – легко согласился Юнги, притягивая его за лямки к себе. – Не хочу останавливаться.
– Доверяешь мне? – Хосок облизал губы и дождался кивка. – Вот и отлично. Старайся рукой не двигать, я потом мазью намажу – у меня в рюкзаке есть согревающая.
– Договорились, – Юнги получил еще один быстрый, поощрительный поцелуй, а потом Хосок избавился от своего белья, следом ловко стянув с него слипы.
– Там все, в ящике. Только осторожнее, ручка… ох, – постаравшись махнуть неповрежденной рукой, Юнги обозначил Хосоку направление. Тот схватился за круглую ручку и почти сумел добраться до запасов на черный день, но та проявила свое обычное коварство и отвалилась.
– Ничего себе полоса препятствий. Но я все равно доберусь, – Хосок с легкостью просунул кисть в достаточно широкую щель и добыл тюбик и ленту презервативов. – Ого, серьезный запас.
– На случай апокалипсиса, – Юнги попытался приподняться, но Хосок наклонился, почти ложась на него, и снова вернул на место.
– Можешь закрыть глаза – так будет интереснее, – Хосок коснулся губами мочки его уха, прочертил нежными, едва ощутимыми поцелуями линию до угла рта. Юнги закрыл глаза, разрешив себе наслаждаться этой зашкаливающей нежностью, от которой в груди перехватывало.
У него всегда возникали трудности с ориентированием в пространстве, так что он мгновенно потерялся в ощущениях. Он всерьез ощутил нечто, напоминающее невесомость.
И вся эта невесомость была заполнена Хосоком, который прикасался, поглаживал – то кончиками пальцев, то ладонью – целовал, рисовал на коже раскаленным языком узоры, сбивая дыхание и вырывая стоны. Его руки очертили шрам на боку, точно желая забрать и ту старую боль, и все плохое, связанное с ним.
Потом ладонь Хосока обхватила его член, прошлась вверх-вниз, дразня. Услышав, как Юнги сдавленно зарычал, Хосок мягко засмеялся – ладонь исчезла, а потом вернулась, надевая презерватив и легкими, почти художественными мазками нанося смазку.
– Ты же не собираешься… – начал Юнги, волнуясь за него – такие позы вызывали у него легкое беспокойство, но Хосок уже направил его член в себя, осторожно насадился, покачиваясь и упираясь ему в грудь одной рукой. – Хоби? Ты в порядке?
– Все в порядке, – хрипло ответил тот. – Все офигенно. Называй меня так всегда. Мне нравится, как имя звучит твоим голосом.
Он начал двигаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. И в этом движении, в темноте под веками Юнги едва не забыл обо всем. Возбуждение нарастало плавно, растекалось по телу, искрилось где-то в солнечном сплетении.
Температура в комнате стала вдруг зашкаливать – может, и не требовалось им никакого дополнительного отопления. Юнги открыл глаза, чувствуя, как в низу живота словно сжимается тугая пружина – от вида Хосока, закусившего губу, с влажными волосами, падающими на лицо, от вида собственных ладоней на его бедрах.
– Ты такой красивый, – вдруг сказал Хосок, улыбаясь так же хищно, как и во время танца. И Юнги как по команде кончил, глядя, как тот в два движения доводит и себя до края. С коротким вздохом Хосок растянулся на нем, тяжело дыша и прижимаясь щекой к плечу.
– Ну, теперь можно поговорить про завтрак. И мазь достать.
Юнги еще раз притянул его к себе и поцеловал. Он выпустил на волю монстра, но нашелся человек, который его не испугался. И теперь он никуда не отпустил бы его. Во всяком случае, не поговорив нормально.
Ведь человек, для которого движение значило больше, чем слова, кажется, только что научил его разговаривать.
Эпилог
«Я жду тебя», – мигнул телефон сообщением от Хосока. Юнги сунул его в карман куртки и сделал пару вдохов-выдохов. Если бы кто-нибудь сказал ему, что он добровольно снова спустится под землю, Юнги расхохотался бы ему в лицо.
Тогда почему же он стоял сейчас наверху лестницы с синим шариком на нитке и собирался сделать первый шаг вниз? На станции царила прежняя непроницаемая тишина – не дул теплый воздух и уж, конечно, не грохотал подъезжающий состав.
Медленно спустившись, Юнги огляделся – он провел тут много часов, но ни разу не видел ничего похожего на тени. Во всяком случае, на перроне. Почему-то у него внутри царило спокойствие и иррациональная уверенность в том, что никто не причинит ему вреда.
Его кроссовки тихо шелестели по бетону. Он опять, как и всегда, шел вдоль линии безопасности. У туалета он остановился, с трудом удержавшись от того, чтобы толкнуть облупившуюся дверь.
Так уж получилось, что он не все сказал тогда Хосоку. Нет, была и тень за спиной, отразившаяся в грязном, треснувшем наискосок зеркале, и собственный ужас, заставивший выскочить на перрон и нестись в противоположную сторону, а потом стоять, согнувшись, едва не выблевывая желудок себе на носки кроссовок.
А еще – осколок второго зеркала в руке и неоформленное еще желание. Желание что-то изменить и откуда-то вырваться, так и затухшее после увиденного. Удивляло, что Намджун, каким-то образом уловив его настроение, сразу начал наполнять Узел людьми. Может, не зря Юнги считал его небожителем?
– Привет, – начал он, вздрогнув от того, как жутко отражается его голос от стен. Раньше такого не случалось. – Ох… Я знаю, что вы здесь. Предполагаю, кто вы. И думаю, что мы с вами вроде как друзья? Раз вы не причинили мне вреда. Даже берегли, наверное.
Юнги вернулся к лестнице, сел на ступени и вынул из сумки книгу Джина.
– Один мой друг подарил мне книгу о вас, – Юнги вытянул ноги и положил книгу рядом с собой. – Автор обещает во второй части рассказать больше. Я потом и ее принесу.
Обвязав книгу ниткой от шарика, он прочистил горло, чтобы сказать то, ради чего и пришел.
– Это очень тяжело, когда ты никто. Тяжело, когда никто не знает, где ты есть. Когда от тебя осталась только тень. И я хочу рассказать о вас. Мой друг поможет записать трек, а потом сделаем видео. У меня, оказывается, есть фанат, обещал смонтировать…
Он рассмеялся – прозвучало достаточно зловеще.
– Так что вернусь сюда скоро. И принесу текст, ладно? Вас услышат. Я не Намджун, но я очень постараюсь.
Кто бы ни пытался стереть этих людей из истории планеты, ему почти это удалось. Юнги, конечно, не считал себя мастером поиска, но одно время его охватила одержимость этой темой, и ничего не нашлось. Куда из библиотеки делась вся информация? И почему потом вдруг кто-то не отсюда получил доступ?
– Я не детектив. Вряд ли смогу найти и наказать виноватых, но иногда музыка живет своей жизнью. Верю, что она сделает свое дело. И вы сможете пойти дальше, хорошо?
Намджун предложил такую многоуровневую анонимность для него, что Юнги всерьез забеспокоился, не влезет ли кто-нибудь ему в окно, чтобы придушить. Так что согласился на все меры безопасности авансом.
– Ладно. Спасибо, что выслушали.
Юнги поднялся на ноги и пошел к двери, ведущей к железной лестнице. Ему пришло в голову – холодная, трезвая мысль – что у него всегда есть возможность прийти сюда и дождаться поезда.
У привязанного к книге шарика появилась своя, не зависимая от тусклого освещения тень. Значит, подарок пришелся по душе.
Перекладины в этот раз дались ему легко, а рычаг – особенно тяжело. Возможно, они все-таки испортили его в последний раз.
– С возвращением, – поприветствовал его Намджун, помогая вылезти. – Могу я?
Юнги сделал широкий жест, и Намджун с детским удовольствием толкнул люк ногой, чтобы он закрылся.
– Ну, что, убивать меня пришел? – поддразнил его Юнги. – В безлюдном месте за вагонами? Месть подают холодной?
– Нет. Я буду наблюдать, как ты мучаешься, и злобно хохотать, – Намджун обхватил его за плечи и повел к привычному месту сбора. – Ты же меня знаешь. Я разве что в гневе могу оторвать голову. Но зато потом пришью.
– Пришьешь, пришьешь, – Юнги боднул его головой в плечо. Ему отчего-то стало ужасно приятно от того, что Намджун ждал его и волновался, а Хосок весь путь по туннелю сопровождал его по видеосвязи и отключился только у самой лестницы.
Раньше он считал себя одиночкой, а тут как-то внезапно оброс социальными связями.
– Джин сегодня сделал тако с дорадой и какими-то фруктами. Приманил на них твоих мрачных друзей.
– Это не друзья, это мои боевые товарищи, – заметил Юнги. Под веками мелькнули картинки старого Узла, опасного и бесконечно одинокого. Узла, о котором он не говорил Намджуну. Ну, до того, как тот примчался к нему в больницу с посеревшим лицом, со странным набором фруктов и почему-то с пачкой сыра.
– Надеюсь, в будущем они будут просто товарищами, – Намджун погрустнел, явно тоже вспомнил эпизод с бутылкой.
Они вышли на освещенное пространство – Джин собирал тако из контейнеров, Хосок высматривал их и, когда увидел, засиял своей потрясающей улыбкой и помахал рукой. Юнги помахал в ответ, ощутив короткую вспышку дежа вю.
– Вы правда летите на спутник? – спросил Намджун, остановившись на границе света и тени.
– Да. Попробую перебороть свой страх. Говорят, это полезно.
– Не слишком ли много изменений? – когда Намджун волновался, то его голос становился особенно мягким. – Мы можем взять билеты тоже. Говорят, там отличный пляж.
– Это цепная реакция, – Юнги покачал головой. – Я много боялся… А, оказывается, не того.
– Думаешь, там внизу действительно призраки? Не газ, не какое-то излучение…
– Тот парень, друг Джина, писал про поезда. Люди погибли, а их словно стерли отовсюду. И они так и остались там, думаю. Мне кажется, что когда мы творим какие-то похоронные ритуалы, то мы заканчиваем земную жизнь для ушедших. Закрываем дверь. А для них дверь не была закрыта.
– Зачем бы кому-то стирать их?
– Откуда я знаю? – Юнги вздохнул. – Но кто бы он ни был, он обладал огромной властью над этой планетой. Говорят, что в прошлом власти тоталитарных государств могли скрыть и не такие катастрофы.
– В прошлом не было таких цифровых технологий, – заметил Намджун.
– Поэтому все так или иначе открылось, – фыркнул Юнги. – А сейчас гораздо больше возможностей задурить голову огромным потоком хаотичной информации. И потом… Одновременно с аварией произошло сразу несколько событий – взрывы бытового газа, аварии, вспышка давно побежденной инфекции…
– Чем больше думаю, тем сильнее хочется придумать еще пару уровней защиты, – признался Намджун, тяжело вздыхая. – Хорошо хоть один мой знакомый – очень талантливый парень – в этом хорошо сечет.
– Да, давай, – согласился Юнги.
– Но ты же ходил в метро как на работу. Диссы там репетировал, – напомнил вдруг Намджун. – Почему же ни разу не видел поезд?
– Думаю, они отреагировали на нас с Хосоком. Может, меня было мало.
Или отчаяния было мало, – Юнги сам обдумывал это. А с появлением Хосока его стало как раз достаточно. – Ладно, давай потом про пугающее, – он похлопал Намджуна по плечу и собирался пойти к нетерпеливо болтающему ногами Хосоку. – Еще успеем наговориться. Приедет твой специалист, и обсудим все по пунктам.
– Деньги-то не хочешь свои забрать? – Намджун лукаво посмотрел на него.
– Всем все простил, – фыркнув, Юнги пожал плечами. – Такой вот я человек.
Махнув рукой, Намджун пошел выбирать себе наблюдательный пункт, с которого он видел и увлеченного своим делом Джина, и их с Хосоком. Никак не мог отказаться от своих привычек.
– Все в порядке? – первым делом спросил Хосок, вглядываясь в его лицо.
– Да, я все сделал, – Юнги сел рядом с ним, позволяя взять себя за руку и переплести пальцы. – Думаешь, что будет дальше, Хоби?
Его жизнь так набрала скорость, что он не мог даже встревожиться – все его страхи просто неслись мимо. Но, может, так было и к лучшему.
– Никто не знает, – Хосок повернулся к нему. – Но я знаю, что будет сейчас. Сейчас я тебя поцелую.
Постепенно Юнги привыкал целовать его при других людях. Раз уж для Хосока имели значения поступки. Разве не так делали люди, когда они влюблены? Или нет, не так. Так точно делали люди, которые любили. И наслаждались этим.
Конец
